было  не  менее  важно  с  точки  зрения  Саддама,  в
Вашингтоне  раздавались  предложения,  что  следует  ускорить   наземное
наступление. Одновременно открылась новая  дипломатическая  перспектива,
когда Москва  ответила  на  неожиданную  эскалацию,  отправив  в  Багдад
специального посланника, Евгения Примакова, чтобы  обсудить  возможности
прекращения огня.
   Тут Саддам решил, что  настал  момент  довести  дело  до  конца,  или
спровоцировав наземную войну,  или,  еще  лучше,  найдя  дипломатическое
решение. Воспользовавшись визитом Примакова  и  чрезвычайным  заседанием
Совета Безопасности по обсуждению войны в Заливе,  Совет  Революционного
Командования  15  февраля  объявил  о  "готовности   Ирака   рассмотреть
резолюцию Совета Безопасности  №  660  от  1990  года  с  целью  достичь
достойного и приемлемого решения, включая вывод войск".
   Заявление Ирака поразило весь мир. В первый раз с 5 августа 1990 года
иракские  президент  упомянул  о  своей  готовности  уйти  из   Кувейта,
девятнадцатой провинции Ирака в последние  полгода.  Казалось,  в  конце
туннеля забрезжили лучики света. Народ в Багдаде радовался.
   - Давно пора уйти из Кувейта, - с нехарактерной откровенностью сказал
молодой  багдадец   иностранным   телекорреспондентам,   -   эта   война
невыносима. Багдад больше не город. Он превратился в пустыню.
   И вскоре первоначальная эйфория сменилась мучительным разочарованием:
выяснилось, что готовность Саддама уйти из Кувейта сопровождалась  цепью
условий, которые сводили на нет букву и дух резолюции № 660. Уход  Ирака
не только ставился в  зависимость  от  ухода  Израиля  "из  Палестины  и
арабских территорий, которые он оккупирует на Голанах и в южном Ливане",
и от  отмены  всех  резолюций  ООН,  направленных  против  Ирака,  но  и
обусловливался международными гарантиями относительно "исторических прав
Ирака на суше и на море", что включало, в  общем,  признание  притязаний
Ирака на Кувейт и, возможно, продолжение частичной или полной  оккупации
эмирата.  Кроме  того,  Саддам  составил  список   требований,   включая
аннулирование иностранного  долга  Ирака  в  80  миллиардов  долларов  и
восстановление Ирака за счет союзников.
   Неудивительно, что эти требования были отвергнуты Джорджем Бушем  как
"жестокое надувательство", и он призвал "армию и народ Ирака взять  дело
в свои руки и свергнуть диктатора", Ирак ответил новой угрозой применить
химическое оружие.
   -  Если   не   прекратятся   бомбардировки   Ирака,   -   предупредил
представитель Ирака в ООН Абдель Амир  аль-Анбари,  -  у  нас  не  будет
другого выхода, кроме как обратиться к оружию массового поражения.
   Это заявление, так  же  как  и  иракская  "мирная  инициатива",  было
истолковано Пентагоном как дальнейшее указание на то, что  Саддам  дошел
до крайности. Налеты усилились, подготовка к наземной войне  ускорилась,
и хотя администрация отрицала заявление французов, что дата решительного
наступления уже установлена, президент Буш обещал  кувейтцам,  что  этот
кошмар закончится "очень, очень быстро".
   Американская оценка отчаяния Саддама  вскоре  была  подтверждена.  18
февраля 1991 года Тарик Азиз  приехал  в  Москву,  где  ему  представили
советский  план  прекращения  огня.  Через  три  дня,  под   пристальным
вниманием международного сообщества, Азиз  привез  в  советскую  столицу
ответ Саддама. Тогда мир узнал,  что  иракский  лидер  принял  советское
предложение, согласившись на полный и безоговорочный уход из  Кувейта  в
соответствии с резолюцией ООН № 660.
   Хотя советское предложение расходилось с военными  целями  союзников,
ибо в нем ставилось условие отменить все другие резолюции против Ирака и
прекратить санкции до завершения  ухода  из  Кувейта,  оно,  безусловно,
содержало  значительные  уступки  Ирака.  В  соответствии  с   советским
предложением, Саддам фактически согласился с потерей Кувейта и  перестал
корчить из себя защитника палестинского дела. Попытка связать его личное
выживание с более широкими арабскими устремлениями, начатая его  "мирной
инициативой" 12  августа  1990  года,  резко  пресеклась.  Верный  своей
природе, в  этот  трудный  момент  он  предпочел  сконцентрироваться  на
условиях,  представляющих  наибольшую  угрозу   для   его   собственного
политического будущего: суды за военные преступления, репарации  Кувейту
и  прекращение  экономических  санкций.  То,  что  Саддам  уже  думал  о
послевоенной ситуации, было проиллюстрировано и в его воинственной речи,
произнесенной за несколько часов до принятия советского предложения. Еще
раз описав конфликт как битву между благородным воинством Ислама и злыми
полчищами неверных, Саддам пообещал  продолжать  борьбу  "независимо  от
политических усилий, которые мы прилагаем, и формулировки, которую Тарик
Азиз отвез в Москву". Представив свои уступки  Москве  как  единственную
кульминацию своего шестимесячного вызова западному миру, Саддам  пытался
подготовить своих подданных, представив неизбежный уход из  Кувейта  как
акт национального величия.
   Уступки  Саддама  несколько  запоздали.  Установив  уже  дату,  когда
иракские войска будут выбиты из Кувейта (хотя и сохраняя  этот  факт  на
тот момент в  тайне),  и  поняв  всю  степень  обеспокоенности  Саддама,
президент Буш не потерпел бы тактики проволочек,  которые  пошли  бы  на
пользу иракскому диктатору.
   - Коалиция дает Саддаму Хусейну время до полудня в субботу (8  вечера
по иракскому времени, 23 февраля), чтобы он  сделал  то,  что  должен  -
начал немедленный и безоговорочный уход из Кувейта, - сказал  он.  -  Он
должен заявить публично и официально, что принимает эти условия.
   Несмотря на свое безвыходное положение, Саддам не мог позволить  себе
столь явно подчиниться американскому ультиматуму. С  его  точки  зрения,
такая капитуляция была бы равнозначна подписанию собственного  смертного
приговора.  С  виду  оставаясь  непреклонным,  он  попытался   возродить
советскую мирную инициативу, которая предлагала ему единственную надежду
представить иракский уход как морально ответственный  акт,  великодушное
согласие на просьбу дружественной великой державы. Тарик Азиз  предложил
Советам  дальнейшие  уступки.  Это  зондирование   почвы   насчет   мира
сопутствовало признакам того, что Ирак готовится  к  наземной  войне  и,
возможно, к уходу из  Кувейта:  ускоренная  практика  "выжженной  земли"
(иракские войска подожгли в  Кувейте  почти  половину  из  940  нефтяных
месторождений), массовые казни кувейтцев.
   То, что Саддам примирился с  неизбежностью  наземной  кампании,  было
вскоре  подчеркнуто  его  публичным  отрицанием  ультиматума.   Наземное
сражение было его стратегической целью с самого начала войны, и хотя оно
во многом  потеряло  свою  привлекательность  из-за  урона,  нанесенного
иракским войскам воздушными налетами, Саддам считал этот вариант все  же
более благоприятным для своего престижа, чем безоговорочная капитуляция.
   Президент Буш ответил на иракский отказ через несколько  часов.  В  4
часа утра (по иракскому времени) в воскресенье, 24 февраля, он  объявил,
что верховный главнокомандующий силами  коалиции  в  Саудовской  Аравии,
генерал Норман Шварцкопф, получил указания  "использовать  все  наличные
силы, включая наземные войска, чтобы выбить иракскую армию из  Кувейта".
Через двенадцать часов, в своем первом официальном  заявлении  с  начала
наземного наступления генерал  Шварцкопф  сообщил  десяткам  иностранных
журналистов, что наступление "идет потрясающе успешно", что союзные силы
уже "достигли всех своих целей, поставленных  на  первый  день",  и  что
"потери были на удивление небольшими".
   Несмотря на признаки головокружительного успеха союзников, Саддам еще
раз призвал своих солдат предпочесть смерть унижению. Вспомнив  ислам  и
цитируя   Коран,   Саддам   оставался,   желая   по-прежнему   выглядеть
воинственным и непоколебимым. Он продолжал провозглашать славную  победу
Ирака в "матери всех битв".
   События  развивались  столь  стремительно,  что  отчет  Шварцкопфа  о
кампании скоро устарел. Менее чем  через  сорок  восемь  часов  сражения
хребет иракской армии был сломлен. С виду мощная линия защиты в Кувейте,
так называемая "линия  Саддама",  рушилась  по  мере  того,  как  войска
союзников пробивались через  иракские  укрепления.  Иракцы  сдавались  в
массовом порядке: к концу первого дня боя было  взято  в  плен  примерно
14 000 человек, к концу второго дня это число превышало 20 000 и росло с
каждым часом. В то же время войска союзников быстро продвигались в глубь
Ирака с определенной целью - дойти до  шоссе  Багдад  -  Басра  и  таким
образом окружить элитные подразделения Хусейна, Республиканскую гвардию,
дислоцированную на территории Ирака  как  раз  к  северу  от  кувейтской
границы. Было подбито более 370  иранских  танков,  и,  как  докладывала
американская разведка, не  менее  семи  иракских  дивизий  (до  100  000
человек) объявили, что они больше не в силах сражаться.
   Из своего бункера в Багдаде Саддам с возрастающим страхом  следил  за
развитием событий на фронте. Рухнули не только его надежды "разбить нос"
коалиции, но и "матерь всех битв"  превращалась  в  военную  катастрофу.
Наступление  союзников  следовало  немедленно  сдержать,  иначе  оно  бы
закончилось не только унизительным уходом Ирака из Кувейта, но и  крахом
самого Саддама.
   Иракский лидер сделал  спешную  попытку  дезавуировать  свою  ужасную
угрозу. Как  и  во  многих  случаях  в  прошлом,  когда  на  карту  было
поставлено само его существование,  долгосрочные  публичные  обещания  и
заявления  выворачивались  наизнанку.   Около   полуночи   25   февраля,
приблизительно  через  сорок  часов   после   начала   наземной   войны,
государственное  радио  объявило  иракскому  народу,  что  "были  отданы
приказы нашим вооруженным  силам  организованно  отступать  на  позиции,
которые они занимали до 1 августа 1990 года. Это следует расценивать как
практическое следование резолюции № 660. Наши вооруженные силы,  которые
доказали,  что  они  умеют   воевать   и   удерживать   позиции,   будут
противостоять любой  попытке  нанести  им  ущерб  при  выполнении  этого
приказа".
   Попытка  Саддама  спасти  свое  положение  была  с  ходу   отвергнута
Соединенными   Штатами.   Хотя   сообщалось,   что    иракские    войска
разворачиваются на север, будто бы начиная отход, и хотя Михаил Горбачев
лично позвонил президенту Бушу и  сообщил  ему,  что  Саддам  больше  не
требует отмены всех  резолюций  ООН  в  качестве  непременного  условия,
американцы отказались проглотить иракскую наживку.
   - Мы не считаем, что что-то изменилось, - сказал представитель Белого
дома Марлин Фицуотер, - война продолжается. Белый дом потребовал,  чтобы
президент  Саддам  Хусейн  "лично   и   публично"   взял   обязательство
незамедлительно оставить Кувейт и что Ирак  полностью  подчиняется  всем
двенадцати резолюциям Совета Безопасности ООН.
   Это  требование  не  могло  быть  более  неприемлемым  для   Саддама.
Публичное унижение было худшим из возможных исходов, не менее тревожным,
чем громадные потери  его  армии.  В  обществе,  где  дела  очень  часто
заменяются словами и где  потеря  лица  -  худшее  бесчестье,  публичное
признание  ошибки,  столь  ужасной  как  вторжение   в   Кувейт,   могло
представлять только смертельную  угрозу  для  власти  Хусейна.  Раздутый
образ непогрешимого "президента-борца", на  котором  он  основывал  свое
правление  больше  десяти  лет,  заменился  бы   образом   запутавшегося
политикана, ошибочные решения которого не принесли  его  народу  ничего,
кроме страданий  и  унижения.  Тщательно  возведенный  барьер  всеобщего
страха и  поклонения,  который  в  прошлом  защищал  его  от  критики  и
ответственности, был бы непоправимо разрушен.
   Оказавшись  между  молотом  и  наковальней,  между  самоубийственными
последствиями продолжения войны  и  неприятной  необходимостью  признать
поражение, Саддам пытался избежать и  того  и  другого,  согласившись  с
американским требованием лично признать отход, но при этом  сохранить  в
неприкосновенности свой  величественный  образ.  В  личном  обращении  к
иракскому народу, переданном по багдадскому радио рано утром 26 февраля,
он объявил, что "наши  непобедимые  вооруженные  силы  будут  продолжать
отход из Кувейта и закончат его сегодня".
   Планомерный отход большой армии в короткий период времени, да  еще  и
проводимый  в  разгаре   военных   действий,   практически   невозможен.
Фактически  приказ  Саддама  давал  разрешение  его   войскам   удирать,
спасаться бегством. И все же, чтобы избежать  клейма  поражения,  Саддам
красноречиво описывал этот поспешный отход как победу Ирака, достигнутую
в борьбе против всеобщего противостояния:
   - Аплодируйте своим победам, дорогие сограждане! Вы выстояли перед 30
странами и тем злом, которое они сюда принесли! Вы выстояли против всего
мира, великие иракцы! Вы победили! Слава победителям! Победа сладка.
   Он не отказался от притязаний Ирака на  Кувейт,  но  скорее  напомнил
своим  подданным,  что  "ворота  Константинополя  не   открылись   перед
мусульманами при их первой попытке". Каким бы  ни  было  будущее  Ирака,
заявлял он, "иракцы не забудут, что 8  августа  1990  года  Кувейт  стал
частью Ирака - по закону, по конституции и фактически. Они помнят  и  не
забудут, что это положение сохранялось от  8  августа  1990  года  и  до
вчерашнего дня, когда начался отход".
   Президент  Буш  резко  отреагировать  на  эту   уклончивую   позицию.
Удовлетворительным будет только  признание  Хусейном  своего  поражения,
подчеркнутое  его  безоговорочным  принятием  всех  относящихся  к  делу
резолюций Совета Безопасности. В  телевизионном  сообщении  из  розового
сада Белого дома Буш доказывал, что Саддам заинтересован не в мире, а  в
перегруппировке сил, чтобы  снова  сражаться  для  "сохранения  остатков
своей власти и контроля на Ближнем Востоке всеми возможными  средствами.
Но  этого  тоже  у  Саддама  Хусейна  не  получится...  Коалиция   будет
продолжать преследовать войска с не меньшим упорством. Мы не нападем  на
безоружных отступающих солдат. Но не будем забывать, сколь опасными  эти
войска могут оказаться в дальнейшем".
   За  этим  заявлением  последовали  активные  боевые  действия.  Когда
иракские  войска  в   Кувейте   выполняли   приказ   своего   верховного
главнокомандующего и в массовом порядке  бежали  от  наступающих  войск,
союзники докладывали  об  уничтожении  21  из  40  иракских  дивизий  на
кувейтском фронте и о все сжимающемся окружении Республиканской  гвардии
в Ираке. Вечером  26  февраля,  в  тринадцатую  годовщину  независимости
Кувейта, над Эль-Кувейтом взвился кувейтский флаг.
   Отчаянно желая спасти то, что можно,  от  своей  разрушенной  военной
машины (через несколько  часов  после  речи  Буша  еще  восемь  иракских
дивизий потеряли  дееспособность,  а  число  иракцев  пленных  превысило
50 000), Саддам еще больше  смягчил  свою  позицию.  В  личном  послании
председателю Совета Безопасности и  Генеральному  секретарю  Организации
Объединенных Наций министр иностранных дел  Азиз  объявил  о  готовности
Ирака официально отказаться от своей аннексии Кувейта,  освободить  всех
военнопленных и заплатить  военные  репарации  в  обмен  на  немедленное
прекращение огня и конец санкций. Предложение было немедленно отвергнуто
Советом Безопасности,  который  настаивал  на  подчинении  Багдада  всем
двенадцати резолюциям ООН. Вскоре  согласие  последовало:  представитель
Ирака в ООН Абдель Амир  аль-Анбари  сообщил  Совету  Безопасности,  что
Багдад обязуется соблюдать все резолюции Совета Безопасности. "Последний
иракский солдат покинул Кувейт на рассвете, - сказал он, - и больше  нет
оснований соблюдать международные санкции против Ирака".
   При 150 000 убитых иракские вооруженные силы, за  несколько  дней  до
этого четвертые по величине в мире, доживали последние дни.  Кувейт  был
освобожден,  Республиканская  гвардия  уничтожена.  Продолжать   военные
операции  не  было  необходимости  -  они  все  больше  превращались   в
одностороннее добивание уже обезоруженного врага. 28 февраля в  5  часов
утра (по  иракскому  времени),  после  шести  недель  операции  "Буря  в
пустыне" и после ста часов наземной войны, президент  Буш  объявил,  что
через три часа войска союзников прекратят наступательные операции.
   - Кувейт освобожден, - сказал он,  -  иракская  армия  разбита.  Наши
военные цели выполнены. Это была победа всех наций, входящих в коалицию,
Соединенных Штатов, всего человечества и торжество закона.
   По его мнению, теперь только  от  Ирака  зависело,  последует  ли  за
остановкой  военных  действий  полное  прекращение  огня.  Ирак   должен
воздерживаться от нападения на коалиционные войска или от запуска  ракет
"Скад" в направлении любой другой  страны,  он  обязан  освободить  всех
военнопленных и задержанных кувейтцев и в двадцать четыре  часа  послать
военную делегацию для обсуждения всех необходимых деталей.
   Саддам встретил американское  заявление  с  большим  облегчением.  Не
теряя времени, он  сообщил  своим  подданным,  что  прекращение  военных
действий было результатом "славной победы Ирака":
   - Иракцы,  вы  победили.  Это  Ирак  одержал  победу.  Ираку  удалось
разрушить ауру Соединенных Штатов, империи зла, террора и агрессии. Ирак
пробил брешь в мифе об американском превосходстве и заставил Соединенные
Штаты вываляться носом в пыли. Гвардейцы  сломали  хребет  агрессоров  и
вышвырнули их за пределы своих границ. Мы  уверены,  что  президент  Буш
никогда бы не  согласился  на  прекращение  огня,  если  б  его  военное
руководство не поставило бы его в известность о необходимости  сохранить
войска и дать деру от мощного кулака героев Республиканской гвардии.
   Несмотря на свою пышную риторику, Саддам  понимал,  что  он  совершил
серьезнейший просчет в своей политической карьере. За четыре дня  борьбы
коалиционным силам удалось достигнуть того, чего не удалось  иранцам  за
восемь лет кровавого конфликта - превратить иракскую  армию  в  ничто  и
оккупировать  значительный  кусок  иракской  территории,   спровоцировав
повсеместные яростные стычки в шиитских городах южного Ирака и поставить
страну на грань полного краха. С самого начала кувейтского кризиса летом
1990 года Саддам абсолютно  точно  знал,  что  нельзя  жертвовать  своим
политическим   будущим.    Кувейт,    палестинская    проблема,    жизни
соотечественников - все это имело значение только пока служило прочности
власти Саддама. Когда  они  перестали  этому  служить,  они  становились
ненужными. В  мире  войны  "всех  против  всех"  окончание  одной  битвы
означало всего лишь начало следующей. Когда иракский народ и весь мир  с
надеждой ждали восстановления мира, который последует за войной,  Саддам
готовился к будущим  сражениям.  Война  в  Заливе  закончилась,  но  его
непрекращающаяся борьба за личное и политическое выживание продолжалась.
   Каковы бы ни были долгосрочные последствия  войны  в  Заливе,  Саддам
Хусейн вошел в историю как один  из  тех  современных  тиранов,  которые
довели свою страну до апогея военной мощи только для того,  чтобы  затем
вовлечь   ее   в   катастрофическую   международную   авантюру.    Следы
разрушительной  деятельности  Саддама  воистину  ужасны  -  сотни  тысяч
смертей, бесчисленные материальные потери  и  экологическая  катастрофа.
Когда  он  пришел  к  власти  в  1979  году,   Ирак   был   региональной
супердержавой с валютными запасами примерно в  35  миллиардов  долларов.
Через двенадцать лет, после двух опустошительных  войн,  затеянных  этим
деспотом, Ирак был  низведен  до  крайней  бедности,  с  80  миллиардами
долларов внешнего долга и полуразрушенной экономической и стратегической
инфраструктурой.
   Истинный образ Саддама Хусейна,  который  с