м последствиям.
   К несчастью, в Кувейте не поняли всей серьезности положения. Хоть они
и были шокированы резкостью выражений Ирака, они все же расценили диктат
Саддама как основу компромиссов, а не как ультиматум. Внутри кувейтского
руководства преобладала точка зрения, что если они уступят столь наглому
вымогательству, это только приведет к нарастающему  шантажу  в  будущем.
Они подозревали, что кое-какие уступки сделать придется, но намеревались
свести их к минимуму. Они понимали, что нельзя не принимать во  внимание
опасности военных действий, но считали их крайне маловероятными,  решив,
что в худшем случае все сведется к захвату небольшой спорной территории,
например, месторождений Румайлы или островов Бубиян и Варба,  которые  в
прошлом Ирак настойчиво требовал сдать ему в  аренду.  Не  прошло  и  24
часов после речи Саддама, как  Кувейт  отправил  Генеральному  секретарю
Лиги  Арабских  Стран  меморандум,  написанный  в  сильных   выражениях,
опровергая обвинения Ирака и выражая крайнее негодование его поведением.
Братская страна, которая  всегда  находилась  в  первых  рядах  арабской
национальной борьбы, не заслуживает  такого  обращения,  доказывалось  в
послании,  иракские  "выражения  не  соответствуют   духу   существующих
братских отношений между Кувейтом и Ираком и противоречат самым глубоким
основам, на которых мы все хотим строить наши отношения. Сыновья Кувейта
и в хорошие времена,  и  в  плохие  остаются  людьми  принципиальными  и
честными.  Но  они  ни  в  коем   случае   не   поддадутся   угрозам   и
вымогательству".
   Этот демонстративный ответ был  последним  гвоздем  в  гроб  Кувейта.
Хусейн  воспринял  его  не  только  как   доказательство   его   давнего
представления о Кувейте как о паразитическом  государстве,  процветающем
за счет тяжких жертв Ирака, он расценил его также как личное оскорбление
со стороны ничтожного соседа. По мнению Хусейна, Кувейт  не  оказал  ему
(то есть Ираку) должного уважения и не воспринял его слова  всерьез.  Он
разыгрывал свою хитроумную карту,  считая,  что,  благодаря  оттяжкам  и
промедлениям, ему снова удастся  избежать  своей  ответственности  перед
Ираком. Но так  будет  недолго.  Раз  уж  добрососедские  увещевания  не
заставили Кувейт  признать  свои  братские  обязательства,  у  Ирака  не
остается другого выхода, кроме как силой взять то, что  ему  принадлежит
по праву.
   Помимо ощущения крайней необходимости и  нетерпения,  Хусейн,  должно
быть, и без того испытывал непреодолимое искушение решить дело силой. Он
находился в серьезном затруднении. Ссыпав сказочные богатства Кувейта  в
опустевшую казну Ирака, Хусейн надеялся скостить иракский внешний долг и
запустить  честолюбивые  программы  восстановления,  которые  он  обещал
своему народу после войны с  Ираком.  Учитывая  исторические  притязания
Ирака на Кувейт, его оккупация могла  бы  поднять  национальный  престиж
Хусейна, выставив его как освободителя узурпированных  иракских  земель.
Более того, захват Кувейта увеличил бы доступ Ирака к Заливу  и  дал  бы
ему решающий голос на  мировом  нефтяном  рынке.  Короче  говоря,  одним
ударом позиция Хусейна была бы закреплена навсегда.
   Настроившись на боевой лад, Саддам  решительно  двинулся  вперед.  21
июля, на фоне мощной антикувейтской пропаганды,  приблизительно  30  000
иракских солдат начали движение в направлении  общей  границы.  Хотя,  в
общем, это было воспринято как бряцание  оружием,  египетский  президент
Хосни Мубарак кинулся в Багдад,  где  Хусейн  его  заверил,  что  он  не
вступит в Кувейт, прежде чем будут исчерпаны  все  дипломатические  пути
урегулирования. Но к тому времени вряд ли иракский диктатор был настроен
на переговоры. Его показная готовность продолжать диалог с Кувейтом была
просто  дымовой  завесой,  чтобы  хоть  как-то   узаконить   в   мировом
общественном  мнения  приближающиеся  военные  действия.  Самым   важным
слушателем в той рассчитанной паузе были Соединенные Штаты.
   Убежденный, что бесповоротная  утрата  Москвой  статуса  супердержавы
оставило Соединенные Штаты единственным государством, способным нарушить
его планы или путем прямой интервенции, или натравив  своих  израильских
(или арабских) "лакеев" на Ирак, Хусейн стремился к получению молчаливой
американской поддержки или хотя бы  нейтралитета  для  своей  кувейтской
авантюры.  У  него  было  достаточно  причин,  чтобы  предвидеть   такое
отношение. Несмотря  на  острую  критику  Ирака  после  "дела  Базофта",
администрация Буша все  время  выказывала  острую  заинтересованность  в
развитии двусторонних  отношений.  Когда  группа  из  пяти  американских
сенаторов во главе с  Робертом  Доулом  приехала  в  Багдад  в  середине
апреля, по всей видимости, для того, чтобы осудить жажду  Хусейна  иметь
химическое и ядерное оружие, они  в  частной  беседе  уверили  иракского
руководителя, что у него проблемы не с американским народом, но скорее с
"высокомерной и избалованной" прессой. В конце того же  месяца  помощник
государственного секретаря  по  вопросам  Ближнего  Востока  Джон  Келли
попытался заблокировать инициативу Конгресса по введению санкций  против
Ирака, сообщив комиссии по иностранным делам Палаты представителей,  что
такой  шаг  будет  противоречить  национальным  интересам  США   и   что
администрация не "рассчитывала  на  введение  экономических  и  торговых
санкций в этот момент". Через два месяца он сообщил той же комиссии, что
хотя Ирак не отказался от разработок нетрадиционного оружия и  продолжал
нарушать  права  человека,  он,  тем  не  менее,  предпринял  "несколько
скромных шагов в нужном направлении".
   Американские двусмысленные  речи  продолжались  на  протяжении  июля.
Ответив на концентрацию иракских сил вдоль кувейтской границы  отправкой
шести боевых кораблей в  Залив  и  выразив  осуждение  иракской  тактике
нажима,  Государственный  департамент,  тем  не   менее,   не   преминул
подчеркнуть, что Соединенные  Штаты  не  связаны  договором  о  взаимной
обороне ни с одним государством Залива.  Продолжалась  умиротворительная
политика  по  отношению  к  Хусейну:  за  несколько  дней  до  вторжения
администрация все еще возражала против решения Сената установить санкции
против  Ирака.  Получив  столь  обнадеживающие  сигналы,  Хусейн   решил
обеспечить свой "американский фланг".
   25 июля он пригласил американского посла в  Багдаде,  госпожу  Эйприл
Гласпи, для беседы, ставшей одной из самых решающих вех на пути Ирака  к
Кувейту.  Согласно   иракской   стенограмме   встречи   (Государственный
департамент не обнародовал своей собственной версии, но  и  не  опроверг
иракского  сообщения)  Хусейн  представил  госпоже  Гласпи   пространное
объяснение экономического положения Ирака и  его  обиды  на  государства
Залива. Он обвинил Соединенные Штаты в  поддержке  "экономической  войны
Кувейта против Ирака, в то время как они должны быть благодарны  Багдаду
за  сдерживание  фундаменталистского  Ирана".  Он  по-прежнему   угрожал
Соединенным Штатам террористическими актами,  если  они  продолжат  свою
враждебную политику по отношению к Ираку.
   - Если вы используете давление,  мы  употребим  давление  и  силу,  -
сказал он, - мы не можем приблизиться к Соединенным Штатам, но отдельные
арабы смогут добраться до вас.
   Не обратив особого внимания  на  воинственные  речи  Хусейна,  Гласпи
всячески уверяла его в добрых намерениях Вашингтона.  Она  сказала,  что
его страхи об американской враждебности совершенно необоснованны:
   -  Президент  Буш  умный  человек,  и  он  не  собирается   объявлять
экономическую войну Ираку.
   Наоборот, администрация  не  только  блокировала  постоянные  попытки
Конгресса установить экономические санкции против  Ирака,  но  полностью
понимала, как отчаянно Хусейну нужны фонды и как естественно его желание
поднять цены на нефть, чтобы укрепить иракскую экономику; на самом деле,
многие американцы из  нефтяных  штатов  в  США  хотели  бы,  чтобы  цены
поднялись еще выше. Когда Хусейн объявил  о  своей  решимости  добиться,
чтобы Кувейт не нарушал свою нефтяную  квоту,  Гласпи  полностью  с  ним
согласилась, сказав ему: "После 25 лет службы в  этом  регионе,  я  тоже
считаю, что ваши цели должны найти сильную поддержку  со  стороны  ваших
братьев-арабов". Это вопрос, продолжала она, который арабы должны решить
между  собой,  а  в  Соединенных  Штатах   "нет   определенного   мнения
относительно внутриарабских  разногласий,  таких  как  ваше  пограничное
разногласие с  Кувейтом  ...  и  государственный  секретарь  Бейкер  дал
указание  нашему  официальному  представителю  сообщить  вам  эту  точку
зрения".
   Когда Гласпи наконец-то решилась спросить Хусейна "в духе  дружбы,  а
не конфронтации", каковы его намерения относительно Кувейта, он  заверил
ее, что решительно предпочитает мирное решение конфликта военному:
   - Мы  не  собираемся  ничего  предпринимать,  пока  не  встретимся  с
кувейтцами. Когда мы  встретимся  и  убедимся,  что  есть  надежда,  все
решится само собой.
   Однако, подчеркнул он, так как "экономическая война"  Кувейта  лишает
"иракских детей молока, без которого они погибнут", нельзя ожидать,  что
Ирак будет бездействовать слишком долго:
   - Если мы не сможем найти решения, будет только естественно, что Ирак
не захочет погибать, и это не идет наперекор высшей мудрости.
   Протестовала ли хоть как-то посол Гласпи против применения силы,  как
предполагает источник,  знакомый  с  ее  телеграммой  в  Государственный
департамент, не имеет существенного значения.  Ее  подобострастие  перед
иракским вождем и смиренные словеса, к которым она прибегла, были поняты
Саддамом как американский "зеленый свет" для его акции против Кувейта. В
конце концов, разве он не сказал послу, что "Ирак не захочет  погибать",
и разве не выразила Гласпи сочувствия Ираку, терпящему  бедствие,  разве
не толковала об американском нейтралитете? И если у Хусейна  после  этой
встречи  все  еще  оставались  сомнения   относительно   невмешательства
Соединенных Штатов, вероятно, они были развеяны  через  три  дня  личным
посланием от президента Буша, в котором, помимо фразы  "применение  силы
недопустимо", была выражена и глубокая  заинтересованность  в  улучшении
отношений с Багдадом.
   Явно  уверенный  в  американском  нейтралитете,  Хусейн   перешел   к
последней стадии своего плана.  31  июля  он  снабдил  Мубарака  и  Буша
обещанным политическим диалогом,  послав  заместителя  председателя  СРК
Из-зата Ибрагима аль-Дури для переговоров с  представителями  Кувейта  в
саудовский город Джедда. Хотя исход встречи, по  всей  вероятности,  был
для Хусейна  неважен,  так  как  он  уже  решил  вторгнуться  в  Кувейт,
кувейтцы,   несомненно,   сыграли   ему   на   руку,   проявив   прежнюю
неуступчивость относительно  финансовых  требований  Ирака.  1  августа,
после взаимных резких обвинений, переговоры прервались.  Через  двадцать
четыре часа  Кувейт  перестал  быть  суверенным  государством.  Он  стал
жертвой маниакального властолюбия Саддама Хусейна.

Глава одиннадцатая
19-я провинция

   2 августа 1990 года стало для иракцев не совсем обычным днем. Те, кто
с раннего утра включил радио, услышали голос диктора, захлебывающийся от
восторга:
   - О, великий народ Ирака, жемчужина арабской короны и символ  мощи  и
гордости  всех  арабов!  Аллах  помог   верным   и   свободным   одолеть
предательский режим в Кувейте, вовлеченный в сионистские  и  иностранные
заговоры. Верные сыны нашего дорогого Кувейта обратились к руководству с
просьбой  о  поддержке  и   помощи,   чтобы   предотвратить   какую-либо
возможность захвата власти теми, кто желает иностранного вмешательства в
дела Кувейта и гибели его революции. Они обратились к  нам  за  помощью,
чтобы восстановить справедливость и избавить сынов Кувейта от опасности.
Совет Революционного Командования решил удовлетворить просьбу свободного
временного правительства Кувейта и сотрудничать с ним  на  этой  основе,
предоставив гражданам Кувейта самим решать свою судьбу.
   -  Мы  уйдем,  как  только  обстановка  стабилизируется  и  временное
правительство Кувейта попросит нас об этом, - уверял диктор  слушателей.
- Это может потребовать нескольких дней или нескольких недель.
   В Эль-Кувейте наследный принц Саад был разбужен  в  половине  второго
ночи звонком министра обороны. Тот сообщил, что войска Ирака только  что
перешли границу. Принц  сразу  же  связался  с  другими  многочисленными
членами правящей семьи. Все были в шоке. Между тем сотни тяжелых  танков
Т-62 и Т-72 советского производства рвались к столице Кувейта.
   В 4 утра стало ясно,  что  нет  никакой  возможности  остановить  это
нашествие. Когда поступила  информация,  что  передовые  части  иракской
армии находятся в нескольких километрах от столицы, эмир Кувейта  Джабер
аль-Ахмед  аль-Джабер  ас-Сабах  решил  покинуть  дворец.   Он   и   его
родственники прибыли в американское  посольство  и  пересели  в  военный
вертолет, который взял курс на Саудовскую Аравию.
   Саддам был в эйфории. Он выполнил свое  обещание  преподать  династии
ас-Сабах  незабываемый  урок.  Кувейт  был  у   него   в   руках.   Было
провозглашено "временное революционное  правительство".  В  этот  момент
требовалось  преобразовать  Кувейт  в  частицу  иракской  воли,  но   не
обязательно путем официальной аннексии и сохранения постоянного военного
контингента. Стратегические потребности Ирака могли  быть  удовлетворены
аннексией островов Бубиян и Варба вместе с некоторыми территориями вдоль
совместной границы,  включая  южные  месторождения  Румайлы.  Финансовое
подчинение Кувейта желаниям Саддама было бы гарантировано  установлением
подвластного Ираку марионеточного режима. Его положение внутри страны  и
в регионе неизмеримо усилилось бы и укрепилось.
   Однако эйфория Саддама была  недолгой.  Неспровоцированная  оккупация
ничего  не   подозревающего   соседа   вызвала   беспрецедентную   волну
международного  негодования.  Через  несколько  часов  после   вторжения
президент Джордж Буш наложил на Ирак экономическое  эмбарго  и  приказал
авианосцу "Индепенденс" двинуться  из  Индийского  океана  в  Персидский
залив. Все кувейтские и иракские активы и собственность  в  американских
банках и компаниях во  всем  мире  были  заморожены,  движение  людей  и
товаров в Ирак и  из  Ирака  было  полностью  остановлено.  Демонстрируя
исключительное единство, Соединенные Штаты и  Советский  Союз  выпустили
совместный документ, осуждающий агрессию. Столь же неотразимое  согласие
продемонстрировал Совет Безопасности  ООН,  где  14  из  15  членов,  за
исключением Йемена,  объединились,  чтобы  принять  резолюцию  №  660  с
осуждением оккупации Кувейта и призывом к немедленному и безоговорочному
выводу иракских войск.
   События развивались невиданными темпами. На фоне  сообщений  западных
информационных средств о движении иракских войск  к  саудовской  границе
Европейское сообщество и Япония вслед за Соединенными  Штатами  наложили
экономические санкции на Ирак, а Советский Союз  и  Китай  приостановили
все  поставки  оружия.  6  августа  экономическая  петля  вокруг   Ирака
затянулась еще туже, когда Совет Безопасности предпринял еще одну меру -
резолюцию №  661,  накладывающую  экономические  санкции  и  эмбарго  на
поставки оружия в Ирак. На  следующий  день  Турция  отключила  иракский
нефтепровод, проходящий по ее территории.
   Саддам оказался в ловушке. Для него вторжение в Кувейт не было личным
капризом  или  элементарной  алчностью.  Это  была  мера,  обусловленная
крайней необходимостью, отчаянной  ставкой  для  пополнения  необходимых
финансовых ресурсов, от наличия которых  зависело  политическое  будущее
Хусейна. Это было существенно для его выживания, и, таким образом, с его
точки зрения, это действие было оправданным. Более того,  он  предпринял
все  необходимые  меры  предосторожности,  чтобы  свести  к  наименьшему
минимуму риск от того шага: он снова и снова предупреждал Кувейт,  чтобы
тот прекратил свой "экономический заговор против Ирака". Он  даже  хотел
получить и, как ему казалось, получил,  "зеленый  свет"  от  Соединенных
Штатов.
   И теперь совершенно неожиданно  его  план  сорвался.  Он  думал,  что
подготовил  простую,  всем  понятную  операцию,  а  оказался  в  ужасном
положении. Это уже не  было  конфликтом  между  Ираком  и  Кувейтом,  но
смертельной враждой между  Ираком  и  почти  всем  мировым  сообществом.
Саддам думал, что обеспечивает свою устойчивость в обозримом будущем,  и
вдруг понял, что наступила самая опасная стадия в его карьере. Начиная с
этого момента, вся его энергия  будет  направлена  на  одну-единственную
цель: выползти невредимым из этой последней трясины, в  которую  он  сам
себя погрузил.
   Даже беглый взгляд на политическое прошлое Саддама обнаруживает,  что
его инстинктивная склонность при столкновении с серьезным сопротивлением
- скорее примирение, чем конфронтация, скорее уменьшение  напряженности,
чем нагнетание ее. Не была исключением и его первоначальная  реакция  на
наращивание международного давления после вторжения в Кувейт. Хоть он  и
угрожал превратить Залив "в кладбище для тех, кто  собирается  совершить
агрессию", он очень старался подчеркнуть временный характер  интервенции
Ирака, повторяя обещания вывести иракские войска, "как только  положение
успокоится, и тиски зла над арабским Кувейтом расслабятся".
   Более того, не прошло  и  36  часов  после  вторжения,  как  иракская
общественность  узнала,  благодаря  сообщению  СРК,  что  их  доблестные
вооруженные силы исполнили  "свой  честный  национальный  и  панарабский
долг" по защите Кувейта и их вывод из эмирата должен начаться 5 августа,
"если не возникнет угрозы безопасности Кувейта и Ирака".  Это  поспешное
заявление было продиктовано глубоким беспокойством, что ярко  показывало
резкое отрицание того, что решение вывести войска последовало в ответ на
"пустое  высокомерие,  проявляемое   здесь   и   там   заинтересованными
сторонами,  чьи  мнения  нам  совершенно  безразличны";   из   иракского
предупреждения было также видно, что "любой напавший на Кувейт или  Ирак
будет встречен с решительностью  и  рука  его  будет  отрублена  от  его
плеча". 5 августа Ирак объявил, что вывод войск начался.
   Особый упор в примирительной кампании Саддама  делался  на  отрицании
какой бы то ни было возможности акта агрессии со  стороны  Ирака  против
Саудовской Аравии.
   - Некоторые информационные агентства поместили вымышленные  сообщения
о том,  что  они  называют  приближением  иракских  войск  к  саудовской
границе, - говорилось в  официальном  сообщении.  -  Ирак  категорически
отрицает эти сфабрикованные сообщения.  Верх  тенденциозности  смешивать
Саудовскую Аравию, братскую страну, с которой у нас нормальные сердечные
отношения, и Кувейт.
   Это сообщение было  быстро  доведено  до  глав  арабских  государств,
особенно Египта и Саудовской  Аравии,  высокопоставленными  официальными
лицами. Что еще важнее, оно было прямо передано президенту Бушу в устном
сообщении от Саддама Хусейна, переданном во время встречи с американским
поверенным в делах в Багдаде Джозефом Уилсоном 6 августа.
   Во время этой встречи Хусейн  был  гораздо  любезнее,  чем  во  время
своего воинственного разговора с госпожой Гласпи двумя неделями раньше.
   -  Ирак  твердо  решил  уважать   законные   международные   интересы
Соединенных Штатов на Ближнем Востоке, - сказал он мистеру Уилсону, -  и
заинтересован в установлении нормальных отношений с Соединенными Штатами
на основе взаимного уважения. Охарактеризовав сообщения  о  расположении
войск вдоль саудовской границы как  вымысел,  направленный  на  создание
"предлога, чтобы вмешаться к дела региона и  оправдать  агрессию  против
Ирака", он уверял своего собеседника, что у  Ирака  совершенно  не  было
никаких недобрых н