ракский  президент  никак  не  выразил  своего  раздражения  от  такого
еретического предложения.
   - Давайте в соседней комнате обсудим это дело, - предложил он.
   Министр согласился, и  они  вдвоем  вышли.  Через  минуту  послышался
выстрел, и Хусейн один  вернулся  на  заседание,  как  будто  ничего  не
произошло. Вопрос о его отставке больше не поднимался.
   Лично ли, или нет, Хусейн застрелил министра здравоохранения, но этот
случай, несомненно, подтвердил один из главных  компонентов  культа  его
личности - обладание оружием. В иракском обществе, где  ценятся  мужские
качества, отсутствие военного образования  или  опыта  -  это  серьезный
недостаток для будущего руководителя. Чтобы преодолеть эту зияющую брешь
в своей биографии и  восполнить  свои  мужские  качества,  Хусейн  умело
поддерживал народный миф о его виртуозном владении оружием и  постоянной
готовности его использовать. Саддамовская клика без конца  рассказывала,
как он получил свой первый пистолет в десятилетнем возрасте, когда решил
уехать из деревни матери и вернуться в дом  Хейраллаха,  и  как,  будучи
молодым революционером, он сумел в течение целого дня, пока  у  него  не
кончились патроны, противостоять десяткам агентов, охотившихся  за  ним.
Бытовали и рассказы о том, как он собственноручно  застрелил  нескольких
предателей, таких как  министры-коммунисты  и  министр  здравоохранения.
Одна из самых выразительных легенд о том, как  Хусейн  владеет  оружием,
относится к заседанию Национального  собрания  богатым  событиями  летом
1982 года. Согласно легенде,  когда  Хусейн  выступал  на  собрании,  он
заметил, как один человек из  слушателей  передал  другому  записку.  Не
раздумывая, президент  выхватил  пистолет  и  застрелил  их  обоих.  Его
догадка о том, что в записке шла речь о его убийстве, оказалась верной.
   Для  тех,  кого  не  останавливала  эта  демонстрация   президентской
решимости, у Хусейна были припасены расстрельные спецкоманды. Летом 1982
года было казнено примерно 300 высокопоставленных  офицеров,  тогда  как
многие другие были  изгнаны  из  армии.  В  интервью  западногерманскому
журналу "Штерн" Хусейн признал казнь двух командиров  дивизий  и  одного
командира бригады за то, что он назвал  "пренебрежением  своим  долгом".
Военные неудачи также  были  официальным  объяснением  репрессий  против
командующих всех четырех корпусов иракской армии год спустя.  Кто-то  же
должен был заплатить за иракские военные поражения!
   Хусейн также подавил последние остатки шиитской оппозиции. Летом 1983
года он арестовал приблизительно 90 членов  известной  семьи  эль-Хаким,
родственников  Ходжата  эль-Ислам  Мухаммеда  Бакра  эль-Хакима,   главы
Верховного совета Исламской Революции Ирака (ВСИРИ),  высланной  военной
группировки, обучаемой и руководимой Ираном. Шестеро из задержанных были
казнены, а высланный руководитель получил личное сообщение  от  Саддама,
грозящее  ему  дальнейшими  казнями,  если  тот  будет  продолжать  свою
подрывную деятельность; угроза была выполнена через два года, когда были
убиты еще десять человек из семьи Хакима.
   Однако к этому  времени  шиитская  опасность  для  режима  фактически
исчезла. На самом деле поведение шиитов во  время  войны  показало,  что
подозрения Хусейна были сильно преувеличены. Шииты не только  совсем  не
приветствовали своих самозванных освободителей, но  сражались  плечом  к
плечу  со  своими   суннитскими   соотечественниками,   чтобы   отразить
персидскую угрозу. Поэтому, за  исключением  отдельных  террористических
актов дышащей на ладан "Давы" и организованного Ираном ВСИРИ, с которыми
легко было справиться, шиитское сообщество  скрепило  свой  общественный
договор с иракским государством кровью своих сыновей. И речи не  было  о
том, чтобы они сражались на стороне Ирана против своих арабских братьев.
Пойми Хусейн этот настрой шиитов, войны вообще могло  бы  не  быть.  При
том, как обстояли дела, он мог сопровождать отдельные репрессивные жесты
против шиитов регулярными проявлениями великодушия. Важным символическим
актом доброй воли была гарантия, что на выборах в Национальное  собрание
и в 1980, и в 1984 годах, приблизительно 40  процентов  избранных  будут
шиитами и что спикером законодательного  собрания  из  250  членов  тоже
будет шиит. Что касается  материальных  благ,  Хусейн  прилагал  большие
усилия, чтобы повысить жизненный  уровень  шиитов  и  реставрировать  их
святые   места.   Особенное   внимание   было   уделено   гробнице   Али
Ибн-Аби-Талиба, святого  имама  шиитов,  которая  была  обложена  особым
мрамором, привезенным из Италии.
   Хусейн также обнаружил, что  курдская  угроза  в  первые  годы  войны
оказалась менее грозной, чем  он  раньше  думал.  Племенная  и  языковая
раздробленность курдов, равно как и давняя вражда между двумя  основными
группами сопротивления, КДП  Масуда  Барзани  и  ПСК  Джалала  Талабани,
исключали  совместную  стратегию  курдов  и  давали  режиму  возможность
натравливать их друг на друга. И только после того как  Иран  предпринял
свое первое крупное наступление на Курдистан летом 1983  года,  курдская
оппозиция стала настоящей головной болью для центрального правительства.
И все же даже тогда Хусейну удавалось  успешно  разделять  две  курдские
организации. В то время как  на  КДП  обрушились  зверские  репрессии  и
приблизительно 8 000 из  клана  Барзани  находились  в  заключении,  ПСК
всячески  обхаживался   с   помощью   немалых   финансовых   подачек   и
двусмысленных политических обещаний. В конце 1983 года переговоры  между
правительством и  ПСК  закончились  мирным  соглашением.  В  соглашении,
содержание которого так и не было официально обнародовано, правительство
якобы  согласилось  провести  "свободные  и  демократические  выборы"  в
законодательный и исполнительный советы автономного района Курдистан,  а
также выделить  30  процентов  государственного  бюджета  на  возмещение
ущерба,  причиненного  войной.  В  ответ  ПСК  обязывался   сформировать
народную армию в  40000  человек  "для  защиты  Курдистана  от  внешнего
врага".
   Однако очень скоро Талабани обнаружил, что Хусейн его  обманул  и  не
имеет  ни   малейшего   желания   ни   восстанавливать   Курдистан,   ни
предоставлять  ему  автономию.  Разочарованный  и  злой,  он   прекратил
переговоры с правительством, пренебрег своими разногласиями с Барзани  и
присоединился к КДП в борьбе против режима. Таким образом, к началу 1985
года Хусейн столкнулся  с  весьма  серьезным  мятежом  в  Курдистане.  В
последней отчаянной попытке отклонить  курдское  (и  в  меньшей  степени
шиитское) восстание, иракский президент провозгласил  всеобщую  амнистию
"всем иракцам, вовлеченным в  деятельность,  враждебную  своей  стране".
Когда лишившиеся  иллюзий  курды  отнеслись  с  пренебрежением  к  этому
заявлению, на них обрушились поистине кошмарные репрессии. Постоянно, по
мере все больших военных неудач, кампания против курдов  превратилась  в
настоящий геноцид. Были казнены не только 8 000 "пленных", захваченных в
1983  году  вместе  с  сотнями  других  членов  курдской  оппозиции,  но
правительство снова начало систематически изгонять мятежное население  с
обжитых мест. К  концу  ирано-иракской  войны  летом  1988  года  больше
половины деревень и многочисленные города в Курдистане были  снесены,  а
их население депортировано. Около полумиллиона курдов были помещены  или
в легко контролируемые поселения вблизи главных  городов  в  Курдистане,
или в концентрационные лагеря в пустыне на юго-западе Ирака.
   Под руководством двоюродного  брата  Хусейна  со  стороны  отца,  Али
Хасана эль-Маджида, в  этой  карательной  кампании  против  беззащитного
гражданского населения широко использовалось химическое оружие,  включая
горчичный газ,  цианид  и  нервно-паралитический  газ  табун.  О  первых
операциях такого рода сообщалось в мае 1987 года,  когда  приблизительно
20 курдских  деревень  были  отравлены  газами.  Через  месяц  несколько
курдских деревень на захваченной  иранской  территории  получили  то  же
самое "лекарство"; 100 человек были убиты  и  2  000  пострадали.  Самая
ужасная атака  произошла  в  марте  1988  года,  когда  угроза  крупного
иранского  прорыва  в  Курдистане  заставила  Хусейна  применить  газ  в
беспрецедентном масштабе против курдского города Халабджи. Когда плотное
облако газа, разбрызгиваемого иракскими самолетами,  поднялось  в  небо,
иранцы тотчас же отправили в город телевизионные  бригады,  и  весь  мир
убедился в подлинных масштабах страшного уничтожения людей. В  тот  день
было убито пять тысяч человек  -  мужчин,  женщин,  детей  и  младенцев.
Пострадало около 10 000 человек.
   Конечно, курды были не единственными  жертвами  химического  арсенала
Ирака. Иранские войска подвергались газовым атакам еще в 1982 году.  Как
ни  странно,  Хусейн  проявлял  гораздо  большую  осмотрительность   при
использовании химического  оружия  на  поле  брани,  чем  против  своего
собственного гражданского населения.  Химическое  оружие  использовалось
только в  крайних  случаях,  когда  не  было  другого  способа  сдержать
иранское наступление.
   Та же самая осмотрительность наблюдалась  и  в  налетах  на  иранские
населенные пункты. Они, были ограничены  в  масштабах,  интенсивности  и
продолжительности,  и   им   обычно   предшествовала   предупредительная
кампания, чтобы дать возможность Ирану переменить планы или эвакуировать
население. Когда казалось, что ситуация выходит из-под контроля, как  во
время жестоких ударов против иранских и иракских городов, так называемой
Первой  войны  городов  в  феврале  1984  года,  Хусейн  быстро   достиг
соглашения с Ираном не  бомбить  без  разбора  гражданское  население  и
сравнительно строго соблюдал это соглашение. Более того, он  не  доводил
до логического конца превосходство  иракских  вооруженных  сил  и  часто
отводил войска как раз именно тогда, когда его стратегия начинала давать
положительные результаты. Наиболее яркой  иллюстрацией  этого,  казалось
бы, нелогичного поведения является, наверное, Вторая война городов (март
и апрель 1985), когда иракская кампания  была  внезапно  приостановлена,
хотя она принесла успех, вызвав широкие демонстрации в  Тегеране  против
иранского правительства. Стратегия Саддама сбивала с толку наблюдателей,
она, казалось, шла вразрез с логикой и практикой военных действий.
   И все же причиной этой сдержанности были  не  соображения  нормы  или
морали, но  весьма  прагматические  мотивы.  Хусейн  охотно  использовал
химическое оружие всякий раз, когда считал это необходимым, и у него  по
этому поводу не было никаких нравственных угрызений. Как сказал об  этом
генерал Махер Абдель Рашид, один из самых выдающихся иракских командиров
во время войны и впоследствии тесть Кусэя, младшего сына Саддама:  "Если
вы даете мне  пестицид,  чтобы  тучи  насекомых  надышались  им  и  были
уничтожены, я его пускаю в ход". Саддам, однако,  не  хотел  настраивать
против себя своих арабских союзников (в особенности Саудовскую Аравию  и
Кувейт), опасавшихся, что Иран расширит зону конфликта из-за  химических
атак Ирака. Поговаривали, что и Советский  Союз  убеждал  Ирак  избегать
рискованной эскалации войны. Сдержанность Хусейна показывала также,  что
он не хотел подвергать опасности свои воздушные силы, так как  серьезные
потери (особенно среди его  пилотов)  могли  нанести  ощутимый  удар  по
самому эффективному резерву иракских  вооруженных  сил.  Несомненно,  на
расчеты Хусейна влияла и острота  реакции  Ирана  на  бомбардировки  его
населенных пунктов. Хотя масштаб и интенсивность ответных  ударов  Ирана
не могли сравниться с налетами Ирака (после 1982 года у Ирана оставалась
только горсточка боевых самолетов), даже слабые  ответные  налеты  Ирана
выявляли неустойчивость морального духа  иракского  населения  и  мешали
Хусейну изолировать тыл от фронта.  В  общем,  осмотрительность  Хусейна
отражала его основное желание ограничить  войну,  чтобы  сохранить  свою
власть и иностранные поставки и не  нанести  непоправимый  вред  будущим
ирано-иракским отношениям.
   Все эти соображения  были  отброшены  в  1986  году.  Столкнувшись  с
катастрофическими поражениями на фронте  -  падением  Фао  в  феврале  и
города Мехрана на центральном фронте через четыре месяца - и  понижением
мировых  цен  на  нефть,  весьма  ощутимым  для   ослабленной   иракской
экономики, Хусейн еще раз взмолился о  мире.  Он  будто  забыл  о  своих
прежних притязаниях  на  лидерство  в  Заливе,  не  говоря  уж  о  своих
панарабистских идеях. Кроме туманных намеков на  будущее  ирано-иракское
сотрудничество в Заливе (о его прежних требованиях вернуть Ираку  остров
в  Заливе),  условия  Хусейна  о  заключении   мира   вращались   вокруг
безопасности для его режима, а именно - взаимных гарантий об уважении  к
избранной форме правления обеих стран. Когда Тегеран  остался  столь  же
непреклонным в своем решении его свергнуть, Хусейн, очевидно, решил, что
необходимо сделать невыносимой жизнь иранского населения. В соответствии
с этим он осуществил серию воздушных налетов  на  стратегические  центры
Ирана, главным образом - на его основной нефтяной экспортный терминал на
острове Харк и крупные города - Тегеран, Исфахан и Керманшах. 12 августа
1986 года иракские воздушные силы провели первую успешную  бомбардировку
иранского нефтяного терминала на острове Срии (в 1(50 милях к северу  от
Ормузского пролива), показав таким  образом  Тегерану,  что  Ирак  может
добраться до любого стратегического объекта.
   Ирак также преумножил нападения на гражданские  пароходы  и  особенно
танкеры, плывущие в Иран и  из  него.  Хусейн  начал  в  1984  году  так
называемую танкерную войну с целью сместить войну с безуспешных наземных
операций в новую и потенциально более  перспективную  область.  Конечно,
обе стороны нападали на торговые суда с самого начала войны: с  сентября
1980 и до февраля 1984 было зарегистрировано 23 иракских  и  5  иранских
нападений. Однако только в 1984 году произошло 37 иракских и 7  иранских
нападений.
   Танкерная война отличалась от предыдущей кампании против  судоходства
не только по масштабу, но и по стратегической мотивировке. В отличие  от
предыдущих атак Ирака на невоенные суда, когда Саддам всего лишь пытался
убедить Иран в бесполезности продолжения войны,  новая  танкерная  война
имела определенную задачу -  вовлечь  в  войну  действующих  лиц  извне,
особенно западные державы, в надежде, что они поддержат Ирак или помогут
в достижении мирного соглашения. Видимо, первоначальной идеей  было  при
помощи интенсификации атак  спровоцировать  Иран  на  крайние  действия,
например, на попытки закрыть Ормузский пролив, что вынудило бы  западных
потребителей нефти непременно вмешаться.
   Эти попытки Хусейна обострить конфликт не оправдались.  Понимая  цели
новой иракской стратегии,  Иран  не  только  избегал  всяческих  попыток
блокировать Ормузский пролив, но и старался  реагировать  сдержанно;  он
воздерживался от публичного признания нападений на  гражданские  суда  и
подчеркнул, что не заинтересован в закрытии пролива, так как: "Исламская
республика Иран первая же пострадает от такого шага".  Иранские  морские
атаки были ограничены  в  основном  судами,  торговавшими  с  Саудовской
Аравией и Кувейтом, в надежде, что эти две страны, которые больше других
экономически поддерживали Багдад, окажут на Ирак экономическое давление,
чтобы он прекратил свои боевые действия в водах Залива.
   К разочарованию Хусейна,  осторожность  Ирана  привела  к  тому,  что
западные державы практически не  вмешались.  Хотя  расширение  танкерной
войны усилило обеспокоенность США и, как сообщали, привело к  пересмотру
некоторых планов, конкретных действий не последовало. И только  в  конце
1986 года, после  активизации  иракской  кампании  против  экономических
объектов Ирана, иранская непримиримость дала трещину. Ответив на  разбой
Ирака в Заливе аналогичными действиями, Тегеран до того запугал  Кувейт,
что тот обратился к обеим супердержавам с просьбой защитить  танкеры  от
морских  нападений;  в  марте  1987  года  Соединенные  Штаты   сообщили
кувейтскому правительству, что согласны  эскортировать  через  Залив  11
танкеров с условием, что они будут идти под американским флагом, а через
месяц Кувейт зафрахтовал три танкера у СССР, и они  плавали  под  флагом
СССР. К концу 1987 года Ирану противостояла  солидная  многонациональная
армада из почти 50 военных кораблей.
   Защищенный Западом от мести Тегерана, Хусейн смог усилить свои  атаки
на  суда,  идущие  в  Иран,  и  на  иранскую   нефтяную   инфраструктуру
практически безнаказанно. Он делал это в надежде на то,  что  Иран  рано
или поздно даст Западу повод  обрушить  на  него  свою  силу.  Хотя  это
ожидание не оправдалось, так как Тегеран изо всех сил старался  показать
свой интерес в деэскалации (за исключением  мелкого  столкновения  между
американским и иранским судами, прямой конфронтации между США  и  Ираном
удавалось избегать до апреля 1988 года, когда американский военный  флот
потопил несколько иранских военных судов), иракское давление все  больше
вредило иранской экономике, тогда как  многонациональное  присутствие  в
Заливе  вызывало   у   иранского   руководства   ощущение   изоляции   и
безнадежности.
   К счастью для Хусейна, "мирный лагерь" внутри  иранского  руководства
получал  все  более  ощутимую  поддержку  у   иранской   общественности.
Бесцельность  войны  была  окончательно  осознана  иранцами  примерно  в
середине 1982 года, когда они больше не  защищали  свою  территорию,  но
вели боевые действия на земле Ирака. Экономические неурядицы,  вызванные
войной, пробудили  глубокое  раздражение  по  мере  того,  как  основных
товаров становилось все меньше, а черный рынок и  коррупция  процветали.
Растущие потери усугубляли глубокую усталость от войны.
   На упадок морального духа в Иране указывало всеобщее недовольство,  в
том числе резкое уменьшение количества добровольцев в самом конце 1984 и
антивоенные и антиправительственные демонстрации,  особенно  в  середине
1985 года. Особенно резко упал моральный дух в 1987 году, когда режим не
сумел эффективно отразить ракетные атаки  Ирака  на  населенные  пункты.
Сокращение числа добровольцев  для  фронта  приняло  угрожающие  размеры
после дорогостоящей, но неудачной  попытки  зимой  1987  года  захватить
Басру. Растущее недовольство среди бедняков, бывших основной  поддержкой
режима, особенно удручало религиозных иранских вожаков.
   Народное недовольство  отразилось  в  советах  революционного  режима
Ирана уже в середине 1982  года,  когда  свободная  коалиция  военных  и
политических деятелей начала сомневаться в логичности перенесения  войны
в Ирак из-за человеческих, материальных и политических потерь.  По  мере
того  как  падал  национальный  дух,  скептические  голоса  звучали  все
явственней.  Тем  не  менее,  понадобилось  почти  пять  лет   растущего
недовольства,  прежде  чем  власти  полностью   признали   бесполезность
конфликта.
   Однако  признание  неизбежности  пришло  после  решающего  удара   из
Багдада. Видя свет в конце туннеля впервые с  начала  войны,  в  феврале
1988 года Саддам отдал приказ о самой зверской из возможных кампаний.  В
течение  следующих  двух  месяцев  свыше  150  ракет  и   многочисленные
авианалеты истерзали  самые  крупные  иранские  города.  Ирак  почти  не
рисковал, осуществляя такую эскалацию. Иран не был способен на  наземное
наступление из-за недостатка добровольцев, не мог  он  и  распространить
войну на внутренние районы Ирака,  поскольку  стратегически  сильно  ему
уступал. Единственное, что мог сделать Тегеран - это умножить  нападение
на суда, идущие в Ирак; но это означало бы риск  прямой  конфронтации  с
Соединенными Штатами, а этого Иран не желал.
   Действительно, бомбе