границы   должно
устранить, чтобы обеспечить  пространство  для  объединенного  арабского
государства.   Израиль,   с   точки    зрения    баасистов,    созданный
колонизаторами,  чтобы  расколоть  арабскую  нацию,   подлежал   полному
уничтожению.
   Эта  панарабская  программа  иллюстрировалась   не   только   главным
баасистским лозунгом - "Единая арабская нация и ее вековая миссия", - но
и ее организационной инфраструктурой. Высший орган  партии,  принимающий
решения, Национальное управление, был межгосударственным по составу,  он
включал представителей партийных организаций различных  арабских  стран.
Эти  местные  подразделения   назывались   Региональными   управлениями,
поскольку подразумевалось, что все арабские  государства  -  это  просто
ветви единой арабской нации.
   Баасистские идеи начали проникать в  Ирак  в  конце  сороковых  годов
через иракских студентов, которые учились в  Сирии  и  Ливане,  и  через
сирийских студентов  в  Ираке.  В  1952  г.  иракское  ответвление  Баас
получило официальное признание от  Национального  управления  партии,  и
Фуад Рикаби,  инженер-шиит  из  южного  иракского  города  Насирия,  был
назначен секретарем Регионального управления в Ираке. Но если в Сирии  в
конце 40-х и в  начале  50-х  годов  Баас  превратилась  в  значительную
политическую силу, иракская  ветвь  оставалась  эфемерной  организацией,
насчитывавшей в 1955 году менее 300  членов.  Частично  это  объяснялось
отсутствием   в   сложной   баасистской   идеологии    интеллектуального
потенциала. Хотя когда-то Багдад был крупным центром учености и искусств
(особенно так было при калифе  из  династии  Аббасидов  Гарун-аль-Рашиде
(786-809 гг.)), вот уже 400 лет как одна из самых  заброшенных  областей
Оттоманской империи погрузилась в глубокий духовный вакуум.
   Но еще более важной причиной, помешавшей Баас глубоко  укорениться  в
иракском  обществе,  была  жесткая   конкуренция   со   стороны   других
политических партий и групп. Социалистические идеи Баас  вряд  ли  могли
соперничать с такими же идеями коммунистов,  которые  в  то  время  были
значительной силой на политической карте  Ирака.  На  националистическом
фронте  позиции  Баас  были  еще  менее  надежными.  Будучи   расколотым
обществом,  раздираемым   непримиримыми   этническими   и   религиозными
разногласиями, Ирак вряд ли представлял собой монолитную нацию. И все же
с самых ранних дней своей государственности современный Ирак энергично и
настойчиво ратовал за арабский  национализм.  На  самом  высоком  уровне
абстракции  это   стремление   можно   рассматривать   как   продолжение
исторической  борьбы  между  Месопотамией  и  Египтом  за  главенство  в
регионе, начиная с античных времен. Однако на более близком  уровне  оно
отражает  запутанную  смесь  огромного  личного  честолюбия   и   вечной
уязвимости, характеризующую политику Ирака в XX в. С одной стороны, идеи
панарабизма давали режиму мощное оружие для  утверждения  своей  ведущей
роли  в  регионе.  С  другой,  они   обеспечивали   политическую   элиту
объединяющей силой, которая могла бы преобразовать "невообразимые  массы
человеческих существ,  лишенные  какой  бы  то  ни  было  патриотической
мысли", в сплоченный социальный и политический организм. Если все иракцы
- арабы, а все арабские государства - всего лишь регионы  более  широкой
арабской нации, какая разница, является ли  правящая  горстка  суннитами
или  шиитами?  Следовательно,  режим  не  только  пропагандировал   свои
собственные амбициозные националистические  планы  (такие,  как  замысел
премьера  Нури  Саида  в  1940-х  гг.   "Об   объединении   Плодородного
Полумесяца" под руководством  Ирака),  но  Баасу  нужно  было  превзойти
несколько националистических групп, выступивших  раньше  и  предложивших
гораздо  более  понятную  программу.  Среди  них  наблюдалось  некоторое
разнообразие:  правая  воинствующая   партия   Истиклал   (Независимая),
центристская - Ахрар (Либеральная) и левая  -  Шаат  (Народная).  Каждая
предлагала  свое  собственное  уникальное  "варево"  из  национализма  и
социальных реформ. И каждая занимала более прочное положение в  иракской
политической системе, чем только что возникшая партия Баас.
   Трудно сказать, что побудило Хусейна вступить именно в  партию  Баас,
положение которой в  те  времена  было  довольно  шатким.  Позже  Саддам
уверял, что особенно его привлекла приверженность  Баас  идее  арабского
национализма. Но с этой  идеей  носились  и  другие,  более  влиятельные
националистические партии. Конечно, баасистский радикализм  был  удобной
отдушиной для неуемной энергии и честолюбия молодого выходца из Тикрита,
но то же самое  можно  сказать  и  об  остальных  радикальных  течениях,
которых в то время было в  Ираке  предостаточно.  Похоже,  что  основная
причина, по которой Хусейн предпочел Баас  другим,  казалось  бы,  более
многообещающим  вариантам,  оказывается  менее  романтической  и   более
прозаической, и она меньше связана с его идеологическими предпочтениями,
чем с его дядей и приемным отцом Хейраллахом Тульфахом.
   Хейраллах,  вероятно,  оказал  наибольшее  влияние  на   формирование
характера Саддама. Именно он играл для мальчика роль отца и был для него
образцом  мужчины.  И  как  образец,  и  как  наставник   он   взращивал
националистические настроения молодого Саддама. Он познакомил Саддама  с
людьми, впоследствии сыгравшими ключевую роль в его возвышении,  включая
будущего президента Ахмада Хасана аль-Бакра,  кузена  и  близкого  друга
Хейраллаха на протяжении 1940-х и 1950-х годов. Следуя по стопам  своего
дяди, Хуссейн подал заявление в престижную Багдадскую Военную  академию,
но  не  сдал  вступительных  экзаменов.  Его  неосуществленное   желание
щеголять в офицерской  форме  терзало  Саддама  почти  два  десятилетия,
когда, будучи вторым человеком  в  иракском  руководстве,  он,  человек,
никогда не служивший в иракской армии, получил звание  генерала  из  рук
своего тогдашнего начальника, президента аль-Бакра.
   В глазах Хусейна Хейраллах,  ставший  после  его  изгнания  из  армии
директором местной школы,  был  интеллектуалом,  "который  понимал,  как
важно учиться". Не  вполне  ясно,  какого  рода  ценности  удалось  дяде
внушить  своему  племяннику.  Однако  если  судить  по  общественному  и
политическому поведению Хейраллаха в последующие годы,  может  сложиться
мнение, что его дом послужил той полезной "мастерской", в которой Саддам
получил свои первые  уроки  изощренной  изворотливости  и  интриганства,
столь важные для выживания в извилистых коридорах  политической  системы
Ирака.
   После того  как  его  племянник  начал  свое  восхождение  к  власти,
Хейраллах стал мэром Багдада и использовал свое служебное положение  для
того, чтобы накопить сказочное богатство. Человек жадный  и  склонный  к
злоупотреблениям, он достиг в коррупции  такого  бессовестного  размаха,
что Саддам,  в  конце  концов,  вынужден  был  снять  его  с  должности:
незадолго до оккупации Кувейта  летом  1990  года  семнадцать  компаний,
руководимых Хейраллахом, были закрыты, а их  администраторы  арестованы.
Влияние на мировоззрение Хейраллаха стало возможным в 1981  году,  когда
Саддам, уже президент Ирака, устроил так,  что  философские  размышления
его  дяди  были  опубликованы  в  государственной  печати.  В  тоненьком
трактате под названием "Трое, кого Аллаху не следовало создавать:  перс,
еврей и муха", Хейраллах определил персов как "животных,  которых  Аллах
создал в обличье людей". Евреи, по его  мнению,  были  "смесью  грязи  и
отбросов различных народов", тогда как мухи, наименее отвратительные  из
трех, всего лишь мелюзга, думая о которой мы  не  можем  постичь,  зачем
Аллах ее сотворил. Если судить по филиппикам Саддама в адрес  Израиля  и
Ирана на протяжении всей его карьеры, идеи Хейраллаха о персах и  евреях
пали на благодатную почву.
   То, что Хусейн  -  человек  действия,  а  не  слов,  активист,  а  не
мыслитель, очевидно с первых дней его политической деятельности.  Первым
заданием Саддама, когда он был безвестным новобранцем партии Баас, стала
агитация   его   товарищей    по    средней    школе    за    проведение
антиправительственных акций. Он  проделал  это  с  большим  энтузиазмом,
завербовав  учащихся  (а  также   некоторых   местных   головорезов)   в
организованную банду, которая вселяла ужас в  сердца  многих  обитателей
багдадского пригорода Карх, избивая политических противников и  невинных
прохожих.  В  конце  1958  года  в  возрасте  21  года  Саддам  оказался
замешанным в убийстве государственного служащего в своем  родном  городе
Тикрите и брошен в тюрьму. Его освободили через шесть месяцев, очевидно,
за недостатком улик. Однако вскоре после этого первоначального  скандала
он  получил  вместе  с  другими  молодыми  и  сравнительно  неизвестными
баасистами свое самое важное на то время партийное поручение: участие  в
покушении на жизнь тогдашнего правителя  Ирака,  генерала  Абдель  Керим
Касема.
   Отношения между  Баас  и  Касемом,  возглавлявшим  группу  "Свободных
офицеров" при свержении монархии Хашимитов в кровавом перевороте 14 июля
1958 года, первоначально были весьма  доброжелательными.  Баасисты  всем
сердцем приветствовали переворот. Они  без  колебаний  вошли  в  кабинет
Касема и максимально использовали всеобщую националистическую лихорадку,
чтобы повысить популярность и укрепить свою  организацию.  Но  отношения
быстро испортились,  когда  две  партии  обнаружили,  что  находятся  на
безнадежно противоположных позициях по ключевому политическому  вопросу,
стоящему   перед   Ираком   в   то   время:    присоединяться    ли    к
сирийско-египетскому   союзу,    называемому    Объединенной    Арабской
Республикой (ОАР), созданному в феврале 1958 года. Это был  политический
союз Египта и Сирии, президентом его был Насер, а  столицей  -  Каир.  В
1958  году  к  союзу  присоединился  Йемен  -  образовалась   федерация,
называемая Объединенными Арабскими Государствами. Однако же,  союз  этот
долго не просуществовал, ибо Сирия вышла из него в 1961 году,  а  вскоре
за ней последовал и Йемен.
   В то время как иракские баасисты и их соратники в Сирии настаивали на
быстром слиянии с Египтом, считая это важным шагом на пути  к  конечному
объединению "Арабской  нации",  Касем  яростно  выступал  против  такого
объединения. Его позиция была прежде всего  прагматичной.  Он  не  хотел
превращать Ирак в еще одну часть большого государства  под  владычеством
Египта, подчинившись Насеру, которого он не любил  и  боялся.  Он  также
предвидел,  что  этот  союз  укрепит  положение   второго   человека   в
государстве, полковника Абдель Салам Арефа, стремившегося к  руководству
страной. Его опасения были абсолютно оправданы. На встрече с  Насером  в
Дамаске через неделю после июльского переворота 1958 года Ареф  пообещал
Насеру, что Ирак скоро присоединится к ОАР и что Касем будет  смещен  со
своего поста. Сведения об этом разговоре вскоре стали  известны  Касему.
Стремясь укрепить свои позиции  и  устранить  угрозу  своему  лидерству,
Касем быстро расправился с "юнионистами" (сторонниками  союза).  Ареф  и
Рашид  Али  аль-Кайлани,  ветеран  арабского   национализма   и   бывший
премьер-министр,  были  отданы  под  суд  и  приговорены  к  смерти  (их
приговоры были позже изменены на пожизненное заключение).  Одновременно,
в результате их поддержки союза, партия  Баас  быстро  потеряла  недавно
приобретенное влияние на военные и политические организации, а многие из
членов партии были брошены в переполненные  узниками  тюрьмы.  В  борьбе
против "юнионистов" Касем решил опереться на  коммунистов.  В  отчаянной
попытке сдержать нарастающее влияние левых сил в марте 1959 г.  арабские
офицеры-националисты,  не  принадлежащие  к  Баас,   подняли   неудачное
восстание в северном городе Мосул. Возмездие Касема  было  мгновенным  и
ужасным. Последовал  один  из  самых  кровавых  эпизодов  в  современной
политической  истории  Ирака.  Коммунистическим  боевикам   предоставили
свободу  действий  в  Мосуле,  чтобы  они  смогли   всласть   отомстить.
Последовали изнасилования, убийства, грабежи, групповые суды и  казни  в
присутствии ликующих толп. Жизни лишились  сотни  людей,  в  большинстве
арабские националисты.
   Ужасы бойни в Мосуле заставили Баас уйти в подполье. Теперь они  были
уверены, что для  спасения  Ирака  следует  убить  Касема.  Несмотря  на
прогрессирующее ухудшение отношений Касема с коммунистами вследствие еще
одной бойни, устроенной  теми  в  Киркуке,  решение  баасистов  осталось
неизменным.  В  начале  вечера  7  октября  1959  года  группа   молодых
активистов Баас, включая Саддама,  устроила  засаду  на  машину  Касема,
ехавшего домой, и обстреляла его с близкого  расстояния.  Раненый,  едва
избежавший смерти, потрясенный диктатор  буквально  с  больничной  койки
приказал запретить партию Баас по всему Ираку. Хотя  последующая  чистка
жестоко подорвала партийную  организацию  и  пресекла  ее  деятельность,
вызывающее поведение многих баасистов  на  открытых  судебных  процессах
обратило на них внимание всей страны и принесло все еще небольшой партии
повсеместное признание и уважение.
   Неудачная попытка  убийства  Касема  стала  важной  вехой  в  истории
иракской партии Баас и в жизни Саддама Хусейна. Неожиданно он выбился из
полной безвестности и  стал  одним  из  самых  нужных  людей  в  стране.
Рассказывали  фантастическую  историю,  приукрашивающую   его   роль   в
покушении на Касема. Саддам, юный идеалист, ждет ненавистного  диктатора
с пистолетом в руке, готовый принести себя в жертву  ради  общенародного
дела. Скрывающемуся  раненому  революционеру  отказывают  в  медицинской
помощи. Тогда он бестрепетно извлекает с помощью ножа  пулю  из  тела  и
мчится на своем скакуне через пустыню,  хитроумно  избегая  бесчисленные
военные  патрули,  преследующие  его  по  пятам.  Отважный   воин-беглец
уплывает к свободе по ледяным водам Тигра, зажав нож в  тесно  стиснутых
зубах. Покушение на Касема и последующее бегство стало важным  элементом
в легенде иракского президента - она была восславлена  в  многочисленных
публикациях,  телевизионных  программах  и  даже  в  кино.  Легенда  эта
воспевает черты типичного национального героя:  патриотизм,  бесстрашие,
железную волю.
   Правда о роли Саддама в покушении на убийство гораздо менее эффектна.
Первоначальное его задание  было  второстепенным:  обеспечить  прикрытие
своих напарников во время покушения  на  Касема.  Однако,  согласно  его
полуофициальной биографии, "когда он оказался лицом к лицу с диктатором,
он не смог сдержаться. Он забыл о полученных инструкциях и тотчас открыл
огонь". В то время как эта лестная версия пытается прославить  поведение
Саддама, подчеркивая его инициативу  и  стремление  избавить  страну  от
ненавистного диктатора, она, тем  не  менее,  дает  понять,  что  Хусейн
поставил под удар всю операцию, если не провалил  ее  полностью,  своими
преждевременными действиями. Не выполнив первоначальный план и  действуя
самостоятельно, он  привел  в  замешательство  своих  соратников  и  дал
возможность телохранителям Касема оправиться от первоначального  шока  и
действовать  более  эффективно.  В  последовавшем  смятении  один   член
"ударного взвода" был убит своими же, а сам Саддам был  ранен  одним  из
товарищей. Так или иначе,  а  этот  рассказ  об  опрометчивом  поведении
Саддама является одним из немногих документированных свидетельств о том,
что Саддам терял  самообладание,  сталкиваясь  с  серьезной  опасностью.
Несмотря  на  множество  публикаций  и  последующее  прославление  этого
эпизода, молодого Саддама, должно быть, расстраивала его  роль  в  срыве
самого важного к тому  времени  политического  мероприятия  Баас.  Да  и
необходимость бежать из родной страны на неопределенное  время  не  была
желанным шагом для молодого человека, никогда прежде не  выезжавшего  из
Ирака и не имевшего  таких  планов  на  ближайшее  будущее.  Неудавшееся
покушение не только явилось важной вехой в его политической карьере,  но
оказало отрезвляющее воздействие на Саддама,  научив  его  самоконтролю,
терпению и осторожности.
   Саддаму удалось перейти сирийскую границу, и он  был  тепло  встречен
руководством Баас, тогда еще участвующим  в  правительстве  Объединенной
Арабской Республики. Мишель Афляк, отец-основатель партии и  ее  главный
идеолог, как говорят, лично заинтересовался  молодым  политэмигрантом  и
продвинул его до высшего партийного ранга, сделав действительным  членом
партии.  Хотя  Афляк  впоследствии  вспоминал,  что  он  познакомился  с
Саддамом только после 1963 года, вряд ли можно  сомневаться,  что  между
ними быстро возникло взаимопонимание. Их дружба оказалась очень выгодной
для Саддама Хусейна. В 1964 году, во многом благодаря  хлопотам  Афляка,
он был избран в высшей орган по принятию решений  в  иракской  партии  -
Региональное управление. Позже Хусейн использовал престарелого духовного
вождя,  чтобы  укрепить  свои  собственные  идеологические   посылки   и
узаконить свой режим. Как  и  у  советского  диктатора  Иосифа  Сталина,
использовавшего имя  Ленина  как  основание  законности  своего  личного
правления, у  Саддама  был  живой  Ленин,  которого  он  мог  достать  в
подходящих случаях, чтобы узаконить свои решения  и  прежде  всего  свое
положение хранителя правильности  партийного  курса  в  противовес  иным
партийным группировкам. Даже смерть Афляка в 1989 году была использована
для достижения политических целей Саддама. Иракский лидер  распространил
среди своих подданных сведения, что он лично оплатил сооружение гробницы
для отца-основателя партии Баас.
   В феврале 1960  года,  после  приятного  трехмесячного  пребывания  в
Дамаске, Саддам поехал в Каир, все еще общепризнанный центр панарабизма,
поскольку Объединенная Арабская Республика еще существовала; ей  суждено
было  продержаться  до  сентября  1961  года,  когда  Дамаск  вышел   из
объединения.  Египетская  столица  кишела  политическими  активистами  и
изгнанниками  всех  мастей,  и  Саддам  быстро  влился  в   это   бурное
сообщество. Вместе со своим близким другом  Абдель  Каримом  аль-Шейхли,
который тоже участвовал  в  неудачном  покушении  на  жизнь  Касема,  он
вступил в местную  египетскую  организацию  партии  Баас.  Очень  быстро
Саддам стал членом  ее  Регионального  управления.  Но  прежде  всего  в
египетской столице он занимался не столько революционной  деятельностью,
сколько завершением своего формального образования. В 1961  году,  в  24
года, он, в конце концов, окончил среднюю школу в  Каире,  а  через  год
поступил в Каирский университет, чтобы изучать право.
   Вопреки ожиданиям, короткий период  обучения  едва  ли  расширил  его
эрудицию и политический кругозор. В отличие от Запада, где  университеты
были подлинными духовными центрами, университетская  жизнь  в  Египте  в
начале 60-х годов была интеллектуально убога. Провозглашая  радикальную,
даже  революционную  идеологию,  на   самом   деле   египетские   власти
безжалостно   подавляли   любое   проявление   независимой   мысли    на
университетских территориях, навязывая "удушающее однообразие" в  равной
степени преподавателям и студентам. И одни, и другие часто заключались в
тюрьму  за  свои  убеждения,  и   их   вынуждали   избегать   проявления
нестандартных  политических  взглядов.  Студенческие  демонстрации,   за
исключением  очень  редких  случаев,  запрещались.   Общеобразовательный
уровень  был  исключительно  низок,  особенно  в  гуманитарных   науках,
получить степень по которым было совсем  не  трудно.  Часто  принимались
студенты  с  низкими  оценками,  от  них  требовалось  лишь  запоминание
материала, а не  его  интерпретация,  и  степень  можно  было  получить,
зазубрив, скажем, десяток книг.
   Саддам, тем не мен