- И вот нам говорят: дети, познакомьтесь со  своими  соседями.  И  дети
видят картину, так не похожую на ту, к которой они привыкли...  Они  видят
общество, в котором не существует понятия "я" и "ты". Общество, в  котором
эти понятия слились. Одна гигантская семья, члены которой  не  могут  жить
друг без друга. Мы не можем принять эту идею. Они не  могут  быть  моделью
для нас. Они вселят в наши сердца, и без того полные смятения и  сомнений,
отвращение к самим себе, ибо рядом с ними мы  действительно  выглядим  как
мясники рядом с серафимами. Но мясники должны жить отдельно от  серафимов.
В разных измерениях. Это даже не вопрос, кто лучше, мясники или  серафимы.
Просто они несовместимы. И, наконец, политическая сторона.
   - Что значит "политическая сторона"?
   - Как по-вашему, какой модели ближе наши  соседи  -  нашей  модели  или
модели социалистического общества?.. То-то же, мистер Милич. Я вижу  ответ
на вашем лице. Им, им выгоднее сны Лины Каррадос и их Чернова. Не  нам,  а
им. А мы снова, как безмозглые овцы, играем в их игру, не понимая, что  мы
в цугцванге, что любым ходом мы лишь ухудшаем свою позицию. Я это видел  с
самого начала, еще до того, как  Хамберт,  этот  старый  глупый  идеалист,
пригласил сюда русских. И дело не  только  в  содержании  снов.  Я  вообще
против контактов. Космических и политических. Мы  стали  слишком  уязвимы.
Наши фигуры, пользуясь снова шахматным языком, стоят  слишком  плохо.  Нам
нужно сначала навести порядок в нашем собственном лагере, перегруппировать
силы, а потом уже думать об участии в матчах.
   - Я понимаю вашу мысль, -  сказал  лейтенант  Милич.  -  Нечто  похожее
говорил мне мистер Лернер.
   - Лернер? Этот... болтун? У меня не может быть с ним общих взглядов.  -
На мясистом лице Бьюгла появилось брезгливое выражение.
   - Скажите, мистер Бьюгл, а кому, по-вашему, была  выгодна  смерть  Лины
Каррадос?
   - Всему нашему обществу.
   - А в масштабах Лейквью?
   - Другими словами, вы хотите спросить меня, кто убил ее?
   - Если хотите.
   - Не знаю. Я, во всяком случае, этого не сделал. Хотя, наверное, должен
был.
   Эммери Бьюгл глубоко вздохнул, то ли  жалея,  что  не  выполнил  своего
долга, то ли давая понять, что больше сказать ему нечего.
   - Благодарю вас, мистер Бьюгл.  Вы  прочли  мне  сегодня  замечательную
лекцию.
   - Пожалуйста. К сожалению, не так уж много людей имеет мужество в  наши
дни даже выслушивать нас, не говоря уж о том, чтобы разделять наши мысли.
   Лейтенант коротко кивнул и вышел из коттеджа физиолога.  Пора  ехать  в
Буэнас-Вистас. Принять душ, поесть и вытянуться на кровати.  Потрясти  как
следует головой, чтобы вытряхнуть из нее весь этот бред, который набился в
нее за день. Вынуть фильтр, очистить его, прополоскать и вставить обратно.
   Опять шел мелкий холодный дождь.  На  голых  ветвях  деревьев  сверкали
бриллианты. Опавшие листья уже перестали источать пьянящий запах увядания.
Они уже сдались. Они уже не были листьями.
   "Как хорошо бы тоже сдаться,  -  подумал  лейтенант.  -  Снять  с  себя
круглосуточный груз. Я уже заговорил, как синт. Я их понимаю.  Когда  тебе
говорят: мы снимем с тебя бремя мыслей и решений, для многих  это  кажется
соблазнительным".
   Паники у него еще не было, но и спокойствия тоже. Они  не  продвинулись
ни на один шаг.  Бомбу  мог  подложить  практически  любой  из  обитателей
Лейквью. Абрахам Лернер, может быть, и прав, когда говорит, что  у  любого
найдется мотив, надо только покопать.
   А  разве  не  мог  убить  Лину  Каррадос  этот  жирный   лысый   боров?
Красноречивый боров, ничего не скажешь.
   Лейтенант почувствовал, как неприязнь  к  Бьюглу  все  крепнет  в  нем.
"Стоп, - сказал он себе, - это опасно. Это роскошь, которую  я  пока  себе
позволить не могу.  Симпатии  и  антипатии  -  это  очки,  сквозь  которые
смотришь на мир. А полицейскому нужны очки, которые не искажали бы то, что
он видит".
   - Ну, что нового? - спросил он  у  Поттера,  который  уже  ждал  его  в
гостинице.
   - Искал магазин, где бы  на  прошлой  неделе  продали  кому-нибудь  две
железные линейки.
   - Ну и что, нашли?
   - Нет...
   - Это не путь.
   - Зато я нашел продавца, который продал одному человеку четыре линейки.
И полдюжины резинок.
   - Четыре линейки? - Лейтенант встряхнул головой,  прогоняя  сонливость.
Загустевшие было мысли снова стали текучими и заскользили,  цепляясь  друг
за друга. Неужели первая ниточка? Давно пора, а то дело начинает  врастать
в землю - не выдернешь потом. - Когда, кому, где?
   - В Стипклифе. По времени подходит вполне: шестого декабря.
   - Неужели продавец запомнил день?
   - Да, шестого декабря. Купил человек лет тридцати - тридцати  пяти.  Не
синт.
   - Почему?
   - Что почему?
   - Почему вы подчеркиваете, что не синт?
   - А... Да потому, что Дик Колела -  это  сторож  здесь,  в  Лейквью,  -
сказал мне, что к мистеру Колби приезжал коллега. Синт с  желтой  нашивкой
из Стипклифа. А в Стипклифе штаб-квартира Всеобщей синтетической церкви...
   - Понятно... Четыре линейки. Гм...  А  как  вы  думаете,  Джим,  почему
четыре?
   - Две для взрывного устройства и две про запас.
   - Что значит "про запас"? Если испортит линейку в процессе изготовления
бомбы?
   - Ну?
   - Не получается, мой друг.
   - Почему?
   - Подумайте: ну как можно  испортить  металлическую  линейку?  Неудачно
припаять проводок? Отколупнул каплю припоя - и  начинай  снова.  Хоть  сто
раз. Нет, дело не в запасных частях.
   - А в чем же?
   - А если четыре линейки были рассчитаны не на одну, а на две бомбы?
   - На две?
   - А что вас так удивляет? Это ведь все-таки не две термоядерные  бомбы,
а маленькие пластиковые самоделки. Неопытный человек, имея фунт взрывчатки
и нужные детали, может изготовить такую бомбу за час или два. Ну,  за  три
часа.
   - Дело не  во  времени.  Зачем?  Чтобы  повторить  взрыв,  если  первый
окажется неудачным?
   - О, вы начинаете иронизировать. Прекрасный знак. Вы уже думаете, у вас
есть идеи, и мои вам кажутся нелепыми. Вот почему  начальство  никогда  не
любит людей, которые склонны иронизировать. Нет, Джим, дело не в повторном
взрыве. Убийца  действительно  хотел  изготовить  две  бомбы,  но  не  для
повторного покушения... - Лейтенант почувствовал, как наконец в голове его
начали возникать комбинации. Версии и гипотезы вздувались пузырями и в  то
же мгновение лопались под тяжестью собственной абсурдности. Но мозг  начал
работать. - Нет, дорогой Джим, дело  не  в  повторном  покушении.  -  Одна
гипотеза оказалась покрепче. Она не лопнула сразу.  Лейтенант  надавил  на
нее логикой. Гипотеза прогнулась, но испытание выдержала. Он вытащил ее на
свет. Но и свет не смог совладать с ней. Чем больше он  крутил  ее  так  и
эдак, тем крепче  становилась  догадка.  Ей  уже  было  тесно  в  черепной
коробке, и она сама по себе выскочила из него: -  А  что,  если  с  самого
начала убийца намеревался взорвать не одну машину, а две?
   - Две?
   - Да, две. Лины Каррадос и...
   - Хамберта?
   - Ну при чем здесь Хамберт? Я начинаю думать, что икс убил Лину  именно
для того, чтобы поставить крест на всем проекте.  Не  Лина  была  объектом
покушения - кому, в конце концов, мешала эта девчонка? - а сам проект. Вся
эта затея с космическими контактами. А  приняв  такую  версию,  мы  должны
сделать и второй шаг. Кто, кроме Лины Каррадос, принимал сигналы? Русский.
Чернов. Когда убийцы покупали  детали,  было  уже  известно,  что  приедут
русские.
   - Допустим. Но почему же он не попытался взорвать машину русских?
   Нет, подумал Милич, гипотеза затвердела до такой степени, что ею  можно
даже жонглировать. И, как всегда, удачная  догадка  доставляла  ему  чисто
эстетическое удовольствие. Она была красива, и ему было приятно  играть  с
ней. Конечно, скорей всего, догадка окажется неправильной. Во время любого
расследования не раз и не два  приходится  выбрасывать  такие  симпатичные
версии. Что делать - версии и существуют  для  того,  чтобы,  сделав  свою
работу, умереть. Но пока что версия была жива.
   - Да потому, Джим, что Чернов перестал видеть  сны.  Мне  рассказал  об
этом Хамберт. Все они страшно огорчены и удручены. Им не только не удалось
поставить совместные опыты, но и Чернов потерял связь с теми, кто  посылал
сигналы. И перестал представлять угрозу для убийцы.
   - Выходит, кто-то убил Лину  Каррадос  только  потому,  что  через  нее
осуществлялся контакт? Гм, что-то с трудом верится...
   - Господи, Джим, разве мало ухлопали людей за последний миллион лет  за
менее серьезные идеи,  чем  контакт  с  внеземной  цивилизацией?  Забивали
камнями,  распинали  на  крестах,  сжигали,  вздергивали,   расстреливали,
загоняли в газвагены. Идея, брат Джим, - опасная штука. Это  не  ревность.
Любовь проходит, объект ее стареет, страсти угасают, а не  убитые  вовремя
идеи имеют тенденцию набирать силу. Нет,  брат  Джим,  если  кому-то  идея
контактов - я имею в виду и космические  и  земные  контакты  с  Советским
Союзом, - если кому-то такие контакты кажутся опасными, он пойдет на  все,
чтобы помешать им.
   - Да, конечно... - Поттер пожал плечами,  -  говорите  вы  красиво,  но
как-то...
   - Что "как-то"?
   - Не знаю... Чересчур... Ну, как  бы  сказать...  Выдуманно.  -  Поттер
обрадовался найденному слову и  уцепился  за  него,  как  малыш  за  подол
матери: - Выдуманно. Не настоящее это как-то...
   - Ага, не настоящее. А если бы старуха  Хамберт  подсыпала  Лине  из-за
ревности щепотку цианистого калия в  гороховый  суп,  тогда  это  было  бы
настоящее? Да, конечно, тогда бы это было  настоящее.  Или  если  бы  Лина
узнала, что Абрахам Лернер ограбил банк в Буэнас-Вистас. Увы,  брат  Джим,
мы с вами невысокого полета птицы. Копаясь в  нашем  дерьме,  мы  начинаем
думать, что это дерьмо - весь мир.
   - А убийство из-за идеи - это  что,  благородство?  -  Поттер  обиженно
нахохлился. Он был обижен за всех тех, с кем всю жизнь имел дело.
   - Нет, конечно. Но не в этом дело.  Я  хочу  сказать,  что  идеи  могут
вызывать такую же ненависть, как и какие-то более простые вещи. А здесь, в
Лейквью, как раз собрались люди, которые умеют ненавидеть идеи.
   - В каком смысле?
   - В самом буквальном. Они - ученые. Они должны знать цену идеям. А  как
только знаешь чему-то цену, ничего не стоит начать это  ненавидеть.  Взять
хотя бы Бьюгла. Как только начинает говорить  о  прогрессе,  возбуждается,
как шаман.  Поглаживает  свою  лысину,  чтобы  удержаться,  а  сам  внутри
клокочет. Кажется, замолчи он - и услышишь бульканье. Да и Абрахам  Лернер
не слишком жалует идею космических контактов. Он, пожалуй, относится к ней
поспокойнее, чем Бьюгл, но я тоже вполне могу представить его с паяльником
в руках.
   - Может быть, - вздохнул Поттер, - и все-таки...
   - Что, не убедил я вас? - улыбнулся лейтенант.
   - Если честно - нет.
   - Ну что ж, я еще и себя как следует не  убедил.  Но  тем  не  менее  я
думаю, стоит посмотреть.
   - Что посмотреть?
   - Посмотреть в их коттеджах - а вдруг  мы  найдем  парочку  хорошеньких
металлических линеечек?
   - Вы ж сами говорили, что если что и осталось от  изготовленной  бомбы,
так на дне озера.
   -  Это  верно,  говорил.  Но  вы  тут,  в  Буэнас-Вистас,  забываете  о
диалектике...
   - О чем?
   - О ди-а-лек-ти-ке. Взгляды меняются. Теперь появилась на  свет  версия
со второй бомбой и сразу начала пищать и требовать внимания...
   - Вы меня простите, Генри,  но  как-то  чудно  вы  говорите,  никак  не
привыкну.
   - И ничего удивительного. Я сам к себе никак не привыкну. Появилась,  я
говорю, версия со второй бомбой.
   - Ну, и  почему  убийца  не  мог  выкинуть  в  озеро  или  куда  угодно
оставшиеся линейки, провод, паяльник?
   - Мог, разумеется. А мог и  не  выкинуть.  Подождать:  а  вдруг  Чернов
все-таки займет место мисс Каррадос?
   -  Лейтенант,  я,  конечно,   прикомандирован   к   вам   для   помощи.
Расследование ведете вы. Но если хотите знать мое мнение...
   - Не хочу, братец Джим. Я люблю конструктивные мнения...
   - Какие?
   - Кон-струк-тив-ные.
   Поттер   вздохнул.   Вздох   был   такой   выразительный,   что   Милич
зааплодировал.
   - Браво, мой друг! Мастерский вздох. Артистический. Ни слова, а сколько
чувств и мыслей!
   На красном лице сержанта появился кирпичный отблеск.
   - Если вы хотите издеваться...
   - Да будет вам, Джим, что за провинциальная обидчивость! Да,  я  иногда
могу  сказать  что-нибудь  не  очень  вежливое,  мягонькое,  уютное,  могу
посмеяться, но я не хочу вас обидеть, бог тому свидетель.
   - Простите, - пробормотал сержант. - Нужно заготовить ордера на обыск?
   - Черт те знает. А может быть, коттеджи в Лейквью нельзя считать  домом
каждого и достаточно согласия администрации в лице Хамберта?
   - А если собрать их всех и попросить  у  них  разрешения  на  обыск?  -
спросил Поттер.
   - А что, это идея. Вряд ли кто-нибудь осмелится  отказаться.  Ведь  тем
самым он сразу навлечет на себя подозрение.
   - А что, улики лучше подозрений?
   - Не забывайте,  что  он  точно  не  знает,  чего  мы  ищем.  Это  раз.
Во-вторых, линейки и все остальное  может  быть  запрятано.  А  в-третьих,
видно будет. - В голосе лейтенанта оставалось все меньше  уверенности,  но
он упрямо повторил: - Там видно будет.



7

   Профессор Хамберт медленно поднял голову, посмотрел на Милича и так  же
медленно кивнул. "Старая черепаха, тянущаяся за пучком травы",  -  подумал
Милич.
   - Я попросил собрать вас здесь, чтобы  обратиться  к  вам  с  маленькой
просьбой, - сказал он и обвел всех собравшихся взглядом.  -  Я  хотел  бы,
чтобы вы оставались  здесь,  в  главном  здании,  пока  мы  осмотрим  ваши
коттеджи. Разумеется, каждый из вас может протестовать,  поскольку  у  нас
нет ордеров на обыск. Я рассчитывал на ваше сотрудничество.
   - Я не возражаю, - буркнул Эммери Бьюгл и погладил ладонью лысину.
   - Давно пора. Я бы на вашем месте, лейтенант, начал прямо с  обыска,  -
сказал Абрахам Лернер.
   - Благодарю вас, мистер  Лернер,  за  весьма  ценный  совет,  -  сказал
лейтенант, и единственная женщина в комнате - по всей видимости, это  была
Валерия Басс - засмеялась.
   Профессор Лернер спокойно вытащил из пачки сигарету, закурил,  и  Милич
подумал, что люди ироничного склада ума  часто  не  способны  воспринимать
чужую иронию.
   - Пожалуйста, - сухо кивнул Чарльз Медина. -  Надеюсь,  я  смогу  потом
разобраться в своих бумагах.
   Никто не возражал.
   - Прекрасно. Я попрошу вас пока оставаться здесь.
   Они вышли на улицу. Дождь усилился. Порывистый ветер нес его  полосами.
Лейтенант поежился. Поттер молчал, но молчание было явно неодобрительным.
   - Начнем с этого коттеджа. Здесь, если не ошибаюсь,  живет  эта  тихая,
кроткая жердь Лезе.
   Они вошли в коттедж. Когда проводишь обыск, подумал  Милич,  или  нужно
быть уверенным, что обязательно найдешь то, что  ищешь,  или  он  начинает
казаться довольно нелепым занятием.
   Обыск у профессора Лезе казался нелепым занятием,  потому  что  они  не
верили, что найдут что-нибудь. И не нашли.
   Не нашли ничего и во втором коттедже, в котором жил Чарльз Медина. И  в
коттедже Валерии Басс.
   - А это чей? - спросил Поттер, когда они подошли к четвертому домику.
   - Здесь поселили русских. У них смотреть не будем. Пойдем к следующему.
Сейчас я взгляну по плану, чей он. - Он достал из кармана листок бумаги, и
ветер сразу попытался выдернуть его. - Абрахам Лернер.
   Они пошли к домику. Дождь все усиливался  и  усиливался,  барабанил  по
крышам, звонко булькал в водосточных трубах. Пахло холодной влагой, мокрой
тканью плаща. Серое небо почти не  источало  света,  и  невольно  хотелось
протянуть руку и зажечь электричество.
   - Пойдемте, - сказал Поттер, входя в коттедж.
   Но Милич стоял под дождем и думал, что именно  остановило  его.  Что-то
было не так.
   - Промокнете. Черт знает, что за погода! Хоть бы морозик все  подсушил,
- сказал Поттер и распахнул дверь в дом.
   Но Милич продолжал стоять под дождем.
   Он стоял терпеливо и ждал. Он привык доверять своим инстинктам. И своим
чувствам. Нужно было только набраться терпения и  постоять,  не  двигаясь,
под дождем. Он вдруг засмеялся. Все было очень просто. По  обеим  сторонам
коттеджа были водосточные трубы.  Аккуратные  зеленые  водосточные  трубы.
Одна сердито плевалась водой, из другой еле сочилась струйка.
   - Сейчас, братец Джим.
   Он подошел к трубе. В нем даже  не  было  охотничьего  азарта.  Он  был
уверен, что в трубе что-то есть. Он нагнулся. Черт возьми, придется  стать
на колени. Пахло мокрым металлом, сыростью. Он засунул руку в  трубу.  Нет
как будто ничего. Глубже. Его пальцы  коснулись  чего-то.  Он  снял  плащ.
Теперь было удобнее, и он без особого труда подцепил какой-то сверток. Два
или три раза пальцы  соскальзывали,  но  наконец  ему  удалось  ухватиться
покрепче, и он вытащил пластиковый сверток. Стоявшая в трубе вода злорадно
выплеснулась ему на ботинки.
   Поттер, стоя на крыльце, следил за  ним  завороженным  взглядом.  Милич
поежился. Один ботинок был совершенно  мокрый.  Мокрыми  были  колени.  Он
достал из кармана носовой платок и вытер лицо. Платок тоже был мокрый.
   - Так что там в пакете? - спросил он.
   Сержант осторожно снял резинку, сжимавшую горловину пакета, заглянул.
   - Две линейки, паяльник, провод, металлическая коробка...  -  В  голосе
сержанта звучало изумление ребенка, которому только что показали фокус.
   - Значит, Лернер, - сказал Милич.
   - Вы мне как с самого начала рассказали о нем, я сразу и  подумал,  что
это подходящая кандидатура.
   В домике было тепло и тихо. Миличу вдруг опять все показалось абсурдным
и нереальным: и его мокрые на коленях брюки, и красное  лицо  сержанта,  и
пластиковый пакет на столе. Рядом с пакетом стоял телефон. Он  позвонил  в
главное здание и попросил, чтобы мистер Лернер пришел в свой коттедж.
   Он пришел через несколько минут и  остановился  в  дверях.  Взгляд  его
скользнул по Миличу и остановился на пакете.
   - Что это? - спросил он.
   - По всей видимости, детали, из которых можно легко сделать пластиковую
бомбу.
   - Где вы их нашли?
   - А вы не знаете? - спросил Поттер. - Может быть, положили и забыли?
   - Очень остроумно, - сказал Лернер, не поворачиваясь к сержанту.
   - Мы нашли этот пакет в водосточной трубе вашего домика, мистер Лернер,
- мягко сказал лейтенант Милич  и  посмотрел  на  маленького  человечка  с
всклоченной шевелюрой.
   - Очень остроумно, - снова сказал Лернер и зябко потер  ладони  друг  о
дружку, словно смывал с них что-то.
   -  Что  именно?  -  Миличу  почему-то  на  мгновение  даже  стало  жаль
человечка, стоявшего перед ним. Наверное, у него  нет  жены,  подумал  он.
Всегда измят, обсыпан перхотью, пеплом, неухожен.
   - Остроумно то, что пакет подсунули именно мне.  Человеку,  который  не
скрывал своих взглядов на  идею  Контакта.  Я  бы  на  их  месте  разделил
содержимое пакета на две части. Одну - мне, другую  -  Эммери  Бьюглу.  Он
ведь тоже в оппозиции.
   - Значит, вы никогда не видели этого пакета раньше?
   Профессор закурил, глубоко затянулся и  выпустил  дым  из  ноздрей.  Он
посмотрел на лейтенанта и покачал головой:
   - Ай-яй-яй, дорогой лейтенант, я был о вас  более  высокого  мнения.  -
Сержант сердито кашлянул, но профессор не посмотрел на него. Он  посмотрел
на лейтенанта и вздохнул:  -  Еще  одна  разбитая  иллюзия...  Значит,  вы
считаете меня таким кретином, что я выбрал для тайника место в водосточной
трубе, да еще у себя в доме.
   - Отчего же, место не столь уж неудачное.  Если  бы  не  такой  сильный
дождь... Да и то я совершенно случайно  обратил  внимание,  что  из  одной
трубы вода почти не течет.
   - Допустим. Но почему бы мне не засунуть этот пакет в ту же водосточную
трубу соседнего коттеджа? Коттеджа Бьюгла, скажем, или  даже  Иана  Колби,
чтобы всех