а  комиссию  должен  был
прийти Павел Дмитриевич.
   Я не стал мыть посуду и помчался в институт, где нам было выделено  две
комнатки.
   - Павел Дмитриевич, - сказал я, когда он влетел в дверь  ровно  в  пять
ноль-ноль, - произошло еще одно событие.
   Все повернулись ко мне,  а  председатель  комиссии  вкусно  облизнулся,
словно предвкушая что-то интересное.
   - Что же, Юрий Михайлович?
   - Сегодня я узнал, что на Земле есть еще один человек, который,  как  и
я, принимает сигналы с Янтарной планеты.
   - Где он? - Павел Дмитриевич сделал видимое усилие, чтобы  не  взлететь
со стула вверх.
   - Не знаю.
   - Откуда же вам известно о его существовании?
   - Я получил сигнал. Я просто понял, узнал, что такой человек есть. Если
вас интересует, я могу даже точно назвать вам время. Так... Это  произошло
на перемене между первым и вторым уроком.  Значит,  было  это  примерно  в
девять двадцать.
   - Какого рода сигнал? - спросил Арам Суренович и почему-то взглянул  на
Нину, сидевшую у окна.
   - Не могу сказать вам точно. Такое ощущение... будто включили приемник,
а на станцию не настроили. Тишина, которая таит в себе звук, так, что  ли.
Гулкая тишина. И какая-то копошащаяся мыслишка. Неясная. И  сразу  знание.
Уверенность.
   - Четкая? - застенчиво спросил биофизик Сенечка.
   - Что четкая? Уверенность? Абсолютно. Как таблица умножения.
   - А что, кто, где? - спросил Павел Дмитриевич.
   - Ничего не знаю. Знаю только, что такой человек существует. Знаю,  что
это человек. Знаю, что он знает обо мне. И все.
   - Ах, как было бы хорошо найти его! - вздохнул председатель комиссии. -
Представляете, что бы это значило? Если и этот человек получает информацию
в форме сновидений и если эта информация совпадает с информацией,  которую
получает Юрий Михайлович, это значит, что отпадают  последние  сомнения  в
существовании такой информации.
   - Мы бы посмотрели тогда, как запищали бы скептики вроде  Ногинцева,  -
мечтательно сказал Борис Константинович.
   - Ногинцев пищать не может, - сказал Павел Дмитриевич. - У него бас.
   - Пускай пищит басом, - предложил Арам Суренович и победно посмотрел на
Нину.
   - Мы  смогли  бы  опубликовать  свои  работы,  -  стыдливо  пробормотал
биофизик Сенечка и, чтобы  не  видеть  собственного  смущения,  снял  свои
земские очки в металлической оправе.
   Почему я мысленно называл его очки земскими, объяснить не могу. Земская
управа, земский врач, врач Чехов. Не знаю.
   - Пока об этом не может быть и  речи,  -  отрубил  Павел  Дмитриевич  и
поставил точку, стукнув палкой об пол. Точка получилась мягкая, наконечник
на палке был резиновый. - Не может быть и речи! Это было одним из  условий
при организации комиссии, и я с ним полностью согласен. Вы  представляете,
какой шум начался бы? Нашего Юру разорвали бы на кусочки. А  он  нам  пока
нужен целиком... Послушайте, а вот эти два сигнала -  сигнал  о  том,  что
есть человек, знающий о Янтарной планете, и что этот человек знает о вашем
существовании, - вы их получили одновременно?
   - Нет. Сначала я узнал о его существовании, а потом, уже около  четырех
часов, когда я собирался выйти из дому, я получил второй сигнал.
   - Характер тот же, что и утром?
   - Вы имеете в виду субъективные ощущения? Да.
   - Будем надеяться, что Юра сможет  уточнить  информацию.  Это  было  бы
просто замечательно...
   - Ногинцев... - начал было Борис Константинович.
   Но Петелин оборвал его:
   - Что-то я не пойму, друзья мои, чем мы здесь  заняты.  Выяснением,  не
осуществился ли первый контакт с  внеземной  цивилизацией,  или  утиранием
носа уважаемому Валерию Николаевичу Ногинцеву?
   - Одно не исключает другого, Павел Дмитриевич, - сказал Арам Суренович.
   - Вы правы, дорогой мой, - улыбнулся председатель комиссии.  -  Если  в
малом  великое  найти  нелегко,  в  великом  малое,  как  правило,   можно
обнаружить без особого труда. Так, Борис Константинович?  Карфаген  должен
быть разрушен. Ногинцеву должен быть утерт нос?
   -  Должен,  -   с   яростной   уверенностью   мстителя   кивнул   Борис
Константинович.
   - Ого, темперамент, однако, у вас! Не хотел бы я быть на  месте  вашего
директора института и иметь такого сотрудника, как вы... Друзья  мои,  мне
кажется, что сегодня Юрия Михайловича нужно отпустить с миром. Может быть,
в спокойной обстановке  он  быстрее  получит  какую-нибудь  дополнительную
информацию о своем коллеге... Ах, как было бы хорошо найти его! Вы  только
подумайте, что бы это дало нам! Прямо дух захватывает, а у меня, у старого
хрыча, дух  захватить  нелегко,  поверьте  мне...  Юрий  Михайлович,  если
что-нибудь прояснится, звоните мне тут же, в любое время суток.



15

   Почти две недели я ничего нового рассказать Павлу Дмитриевичу не мог. В
один прекрасный вечер в начале декабря Вася Жигалин зазвал нас поиграть  в
преферанс. Должен был прийти и Илья Плошкин.
   На столе уже лежал расчерченный листок с магическими цифрами в  центре:
пулька до пятидесяти, по одной копейке. Галю услали смотреть по телевизору
встречу по водному поло, а мы уселись за круглый стол.
   - Мужики, - вдруг сказала жена Васи, - а ведь Юрочка обдерет  нас,  как
липку.
   - Это почему ж? - спросил Илья.
   - Да потому, что он читает наши мысли.
   - Спасибо, мать, - растроганно сказал Вася, - а  у  меня  и  из  головы
выскочило.
   - Точно, - кивнул Илья. - Разденет. Он такой. Олигофрены - они хитрые.
   - Как хотите, - сказал я. - Я совсем забыл.  Вы  ж  знаете,  я  начинаю
читать мысли, только когда сосредоточусь.
   - Ну конечно. А я вот прошлый раз сосредоточилась, и мне впаяли  четыре
взятки на мизере.
   - Ты, мать, лучше не сосредотачивайся, - ласково сказал Вася, -  это  к
добру не приводит.
   Валентина густо кашлянула, повела могучими плечами, и Вася сразу сжался
и затих.
   - Ладно, - сказал я, - не хотите - не  надо.  Буду  нести  свой  тяжкий
крест. Играйте, выигрывайте,  проигрывайте  свои  имения,  погружайтесь  в
пучину разврата, а мы с Галей поехали домой.
   - Нет, вы с Галей не поедете домой. Галя будет смотреть, как топят друг
друга "Спартак" и "Динамо", а ты спокойненько, не спеша приготовишь ужин.
   - А полы натереть не нужно? - деловито спросил я. - Или отциклевать?  Я
из тимуровской команды...
   И в этот момент я услышал уже знакомую  мне  гулкую,  набухшую  еще  не
родившимися звуками тишину. Я замер и закрыл глаза.
   - Юрка, - услышал я голос Ильи, - тебе плохо?
   Скрипнул отодвигаемый стул. Я махнул рукой:
   - Не обращайте на меня внимания. Все в порядке. Просто устал.
   - Честно? - басом спросила Валентина.
   - Честно, Валюша, не беспокойся.
   Я снова закрыл глаза. Тишина все нарастала и нарастала. Она  гудела  во
мне, заполняла меня всего, но никак не могла вылиться в слово, в образ,  в
мысль, в знание.
   - Пика, - сказал Илья.
   - Пас, - вздохнула Валентина.
   - Трефы, - сказал Вася.
   - Трефы мои.
   - Тогда бубны. Не торгуйся, Илья. Это не в твоей широкой натуре.
   - Уговорил. Бери.
   - Бубны. Элементарные, - неуверенно сказал Вася.
   - Кто играет шесть бубен, тот бывает убиен, - назидательно сказал Илья.
   - Джамбул, - сказал Вася. - Певец векового карточного фольклора.
   - Певец говорит "вист", - ехидно сказал Илья.
   - Тоже, - сказала Валентина.
   А тишина во мне все зрела и зрела и никак не  могла  разродиться.  И  я
сидел тихо, терпеливо, как наседка. Я и был наседкой.
   - Похоже, сударь, что вы без одной, - сухо сказал Илья.
   - Боже, сколько в этом человеке злорадства, низкой корысти и стремления
унизить ближнего! - плачущим голосом сказал Вася.
   - Ах, Вася, если бы ты так писал, как говоришь, тебе бы цены не было, -
задумчиво сказал Илья. - Сколько блеска, огня, любви к себе - и все  из-за
одной недобранной взятки. Какой же  шедевр  ты  создашь,  если  сядешь  на
семерной без трех?
   - Не пугай его на ночь глядя, - пророкотала Валентина, - а то он станет
заикой. Я пас. Тебе что-нибудь дать. Юрка?
   - Спасибо, я тоже пас. Все нормально.
   И вдруг в голове у меня зажглась фраза.
   Коротенькая английская фраза: "Спасибо, мисс Каррадос". И гулкая тишина
в моей голове исчезла, погасла, словно приемник выключили.
   Мисс Каррадос. Что  такое  мисс  Каррадос?  Кто  такая  мисс  Каррадос?
Связана ли она как-то  с  моим  двойником,  к  которому,  как  и  ко  мне,
протянулась с Янтарной планеты тонкая ниточка сновидений?
   Тишина и ощущение ожидания были теми же, что и тогда в школе,  когда  я
сидел между шкафом и скелетом. Но на  этот  раз  я  прочел  фразу.  Именно
прочел. А может быть, все это мне только почудилось?
   Ночью впервые за долгое время я видел вполне  земной  сон.  Мне  снился
какой-то заграничный город. Я хотел  догадаться,  что  это  за  город,  но
почему-то не мог никого спросить.
   Я шел по небольшой улочке и слышал английскую речь, но  понять,  о  чем
говорят, не мог. И не потому, что не понимал слова и фразы, а потому,  что
они сливались. И я  все  старался  расслышать,  что  же  все-таки  говорят
прохожие, и не мог. Я напрягался, вытягивал  шею  -  и  не  мог  разобрать
ничего.
   Улочка, по которой я шел, была застроена одно- и двухэтажными домиками.
На одном из более  крупных  зданий  была  вывеска.  Я  знал,  что  мне  ее
обязательно нужно рассмотреть, но почему-то не мог  подойти  поближе.  Как
будто на вывеске,  небольшой  медной  табличке,  было  слово  "банк".  Да,
"четыре буквы: "Банк". Очень похоже на "банк". А вот какой банк... Я  даже
мог пересчитать буквы. Их было семь, и первая... первая была очень  похожа
на букву "к" в слове "банк".
   И больше я ничего не мог понять. Я проснулся с ощущением, что не  сумел
сделать то, что должен был.  Я  лежал  в  темноте,  и  незнакомая  улочка,
которую я только что видел, снова проплывала у меня  перед  глазами.  Нет,
это был не простой сон. Яркость картины, насыщенность деталями были такими
же, как и янтарные сны. Но это была Земля. Люди говорили  по-английски,  я
был в этом абсолютно уверен. Эх, если бы я мог прочитать название банка!..
   Павел Дмитриевич пришел в неописуемое волнение, когда  я  позвонил  ему
утром. Голос его дрожал от возбуждения.
   - Приезжайте к десяти, - сказал он.
   - Павел Дмитриевич, - взмолился я, - меня выгонят из  школы!  Меня  уже
вызывала директриса.
   - Я возьму вас в свой институт. Старшим лаборантом.
   - Спасибо, Павел Дмитриевич. Меня  уже  звали  лаборантом,  сторожем  и
завхозом. Но я хочу преподавать английский  язык.  Или  в  крайнем  случае
циклевать полы.
   - Вы будете циклевать полы в моем  институте.  Вам  их  хватит  на  всю
жизнь. А вообще-то... Знаете что, так, пожалуй, даже  будет  лучше.  Банк.
Кто все знает за  заграничные  банки,  как  когда-то  говорили  в  Одессе?
Финансисты. Это мысль. Четыре часа.
   Я пришел без десяти четыре, а без двух минут четыре в комнату  ворвался
Павел Дмитриевич,  погоняя  перед  собой  вальяжного  молодого  мужчину  с
элегантным плоским чемоданчиком в  руках.  На  пухлом,  гладком  лице  его
застыло изумление.
   - Это товарищ Рыженков, - сказал Павел Дмитриевич. - Я выкрал его прямо
с работы.
   Выкраденный Рыженков виновато улыбнулся.  Должно  быть,  он  не  привык
иметь дело с людьми типа Павла Дмитриевича.
   - Товарищ Рыженков постарается помочь нам  в  определении  национальной
принадлежности банка, который видел Юрий Михайлович.
   Товарищ Рыженков вытащил сигареты и вопросительно  посмотрел  на  Павла
Дмитриевича.
   - Никаких сигарет, дорогой... как вас прикажете величать, а то "товарищ
Рыженков" слишком официально.
   - Никита Алексеевич.
   - Так вот, дорогой Никита Алексеевич, спрячьте  ваши  сигареты.  Курить
будете, когда определите банк.  И  чем  быстрее  определите,  тем  быстрее
закурите. Такой стимул вас устроит? Наполеон, как известно, запрещал своим
помощникам ходить в уборную, пока  они  не  управятся.  Я  не  Наполеон  и
заменил туалет табаком.
   Специалист по банкам несмело улыбнулся. Он никак не мог понять, куда он
попал и что от него хотят. Он спрятал сигареты  в  карман  и  сплел  перед
собой пальцы рук, изображая готовность и внимание. Руки у него были  такие
же чистые и пухлые, что и лицо. И обручальное граненое  кольцо  тоже  было
новенькое и блестящее.
   - Ну-с, начнем, друзья  мои.  Никита  Алексеевич,  вы  эксперт.  Берите
бразды правления в свои руки. Задавайте вопросы.  Юрий  Михайлович  опишет
вам все, что смог увидеть.
   Эксперт слегка развел руками. Жест извинения.
   - Ну что ж, начнем, как говорится, с самого начала. Юрий Михайлович,  о
какой стране идет речь?
   - Это-то мы как раз и пытаемся выяснить, - сказал Павел Дмитриевич.
   -  Простите...  гм...  -  На  лице  специалиста  по  банкам   появилось
удивленное выражение. - Я понял, что...  Юрий  Михайлович  видел  какой-то
банк...
   - Совершенно верно, - сказал Павел Дмитриевич,  сердито  пристукнул  по
полу палкой и нетерпеливо задергался на своем стуле - вот-вот взлетит. - Я
вам об этом уже говорил.
   - Я понимаю, я понимаю, - торопливо кивнул Никита  Алексеевич,  и  было
видно,  что  он  привык  бывать  на  совещаниях,  где  лучше  всего   было
соглашаться со всем.
   - Прежде всего, речь идет о стране, в которой говорят  по-английски,  -
сказал я. (Никита Алексеевич что-то записал в такой же аккуратной и пухлой
книжечке, как весь он.) - Я видел медную табличку.  Слово  "банк"  я  смог
рассмотреть, а вот само название...
   - Вы входили в банк?
   -  Юрий  Михайлович...  гм...  не  совсем  был  там,  -  сказал   Павел
Дмитриевич. - Я думаю, не в этом дело, и мы не будем этим заниматься.
   - Я понимаю, понимаю, - закивал эксперт. Удивительное дело: как  только
он  окончательно  потерял  всякое  представление,   что   происходит,   он
успокоился,  и  на  розовом  его  личике  появилось   деловое,   будничное
выражение. - Само слово  "банк"  было  написано  по-английски?  Вы  знаете
английский?
   - Да. Безусловно по-английски. "Би-эй-эн-кей".
   - А сколько слов до или после слова "банк"?
   - Одно слово.
   - Одно? Без артикля в самом начале?
   - Без.  Я  насчитал  в  нем  семь  букв.  Так,  по  крайней  мере,  мне
показалось.
   - Понимаю, понимаю. Английский язык. Семь букв... -  Никита  Алексеевич
закрыл глаза, губы его что-то беззвучно шептали.
   - Я не уверен на сто процентов, - сказал я, - но  мне  показалось,  что
первая буква первого слова похожа на последнюю букву слова "банк". То есть
английское "кей". Теперь, когда мы заговорили об этом, мне даже кажется, я
понимаю, почему обратил внимание именно на букву "кей".
   - Почему же? - спросил эксперт.
   - У нее в обоих случаях была очень высокая вертикальная палочка.
   - Понимаю,  понимаю,  -  кивнул  эксперт,  полез  в  карман  и  вытащил
сигареты.
   -  Мы  же  договорились,  молодой  человек!  -  сердито  сказал   Павел
Дмитриевич.
   - Да, да, конечно, - поспешно согласился Никита Алексеевич, но сигареты
не убрал и даже вытащил из пачки сигарету, выбив ее элегантным щелчком.  -
Киферс. Банк Киферс. Средний провинциальный банк  в  Шервуде.  Капитал  на
первое января прошлого года составлял двести двенадцать  миллионов.  Сорок
два отделения. Президент Джеймс Перси Аллейн.
   - Шервуд? - переспросил Павел Дмитриевич.
   - Шервуд, - кивнул Никита Алексеевич. - Вы разрешите?
   - Что?
   - Курить?
   - А, конечно... А вы в этом уверены?
   На   пухлом   лице   эксперта   промелькнула   едва   заметная   улыбка
превосходства.
   - Вполне.
   - В слове "Киферс" шесть букв, а не семь...  Хотя,  может  быть,  после
"кей" идут две буквы, "дабл и"?
   - Совершенно верно.
   Павел Дмитриевич  взлетел  со  своего  места,  пожал  руку  эксперту  и
выпроводил его из комнаты.
   - А знаете, Юрий Михайлович, я даже рад, что ваша мисс Каррадос живет в
Шервуде. Там есть коллега, с которым у меня недурные отношения.  Я  был  у
него дважды. В прошлом году он приезжал в  Москву.  Старик  чудаковат,  но
честен и услужлив. Гм... Конечно, просьба моя должна будет показаться  ему
безумной. Узнать, не проводят ли  в  Шервуде  эксперименты  с  некой  мисс
Каррадос по установлению контактов с внеземной цивилизацией. Гм!..  Но,  с
другой стороны, если действительно такие эксперименты проводят,  без  него
не обойтись. Он такой...
   - А если мисс Каррадос  действительно  существует,  но  никаких  опытов
никто с ней не проводит? - спросил я испуганно. Я поймал себя на том,  что
уже начинаю волноваться за судьбу мисс Каррадос.
   - Тогда старик Хамберт ответит мне, что я рехнулся.
   - А сколько лет вашему Хамберту?
   - Он всем говорит, что семьдесят четыре, но, по-моему,  ему  сильно  за
восемьдесят.  Сильно.  Сумасшедший  старик,  но  дело  с  ним  иметь  одно
удовольствие.


   Через три недели, когда я начал уже потихоньку забывать о мисс Каррадос
и банке Киферс, во время урока дверь класса  приоткрылась,  и  в  щель  на
расстоянии метра от пола просунулась совсем детская мордочка.
   - Простите, - пропищала мордочка, - вы Юрий Михайлович?
   - Я, прелестное дитя. А ты кто?
   - Я Штыканов Сережа. Вера Константиновна велела вам срочно прийти к ней
в кабинет.
   Мордочка исчезла, а я посмотрел на ребят:
   - Ребята, чтоб без шума. Идет?
   - Идет, Юрий Михайлович! - довольно загалдели ребята. -  Только  вы  не
торопитесь...
   - Здравствуйте, Вера Константиновна, - сказал я, входя к ней в кабинет.
   - Добрый день, - сурово сказала она. - Садитесь и пишите.
   - Уже?
   - Что - уже?
   - Заявление об уходе?
   -  Не  понимаю  ваших  шуток,  Юрий  Михайлович.  Садитесь  и  напишите
заявление о том, что просите отпуск на  месяц  без  сохранения  заработной
платы.
   - Я?
   - Вы.
   - А зачем?
   - А вы ничего не знаете?
   - Нет.
   - Действительно не знаете?
   - Нет.
   - Мне позвонил академик Петелин и сказал,  чтобы  вам  срочно  оформили
отпуск на месяц за свой счет и дали характеристику для выезда за границу.
   - Мне?
   - Вам. Я решила, что все  это  глупые  шутки.  Чтобы  академик  Петелин
звонил к нам в школу... Я извинилась на всякий случай и  сказала,  что  на
основании только телефонного звонка не могу, и  так  далее.  Этот  человек
начал кричать и бросил трубку. Через пятнадцать минут позвонили из районе.
Сама Клавдия Васильевна. И повторила  просьбу  насчет  вашего  отпуска.  А
потом из райкома. Насчет характеристики. Чтоб сегодня же привезли  им.  Я,
конечно, сказала, что не возражаю... Но в середине учебного года...
   - Клянусь, Вера Константиновна, это  не  моя  инициатива.  Я,  конечно,
догадываюсь, о чем идет речь, но я и думать не мог...
   Вера Константиновна посмотрела на меня неодобрительно, но с уважением.
   - А что все это значит? - спросила она.
   - Да так... Гм... Ну как вам сказать... Понимаете, просто  подвернулась
туристская поездка...
   - И поэтому звонят из райкома, чтобы мы сегодня  же  привезли  им  вашу
характеристику? Юрий Михайлович, может быть, кое-кто в школе считает  меня
человеком несовременным, - Вера Константиновна обиженно поджала губы, - но
я не настолько глупа, чтобы ничего не понимать. Что же делать, поезжайте и
постарайтесь не уронить честь нашей школы.
   - Постараюсь! - сказал я пылко. - Честное слово!
   Повинуясь какому-то импульсу, я взял руку Веры Константиновны  в  свою,
нагнулся и поцеловал.
   Она посмотрела на меня безумным взглядом. Она было открыла  рот,  чтобы
что-то сказать, но тут же снова закрыла его.
   Веселый сумасшедший вихрь подхватил меня. Я ничего не боялся. Все  было
возможно.
   - Вера Константиновна, - пропел  я,  -  я  люблю  вас,  потому  что  вы
замечательная женщина.
   Когда я, пританцовывая, выпархивал  из  ее  кабинета,  я  заметил,  что
директриса изо всех сил трет себе ладонью лоб.



16

   Я позвонил Павлу Дмитриевичу, и, когда он ответил, трубка ударила  меня
током - так он был заряжен.
   - Немедленно! - кричал он. - Все документы мне!
   - Какие документы?