там двоих незнакомцев, молча вернулся  на
кухню и спросил у Римб:
   - Кто они такие?
   - Сказали, что Байерсоны.
   - Инопланетяне? Она кивнула:
   - Да, но не такие, как я. Для меня они такие же инопланетяне, как  и  для
тебя.
   В тот день до  меня  окончательно  дошло,  что  инопланетяне  могут  быть
чужаками и друг для друга.
   - Почему они к нам заявились?
   - Они не сказали, - ответила Римб.
   Я вернулся  в  комнату.  Мистер  Байерсон,  росточком  около  метра  и  с
оранжевыми волосами, сидел в моем кресле и  читал  вечернюю  газету.  Миссис
Байерсон, такая же низенькая и  оранжевая,  вязала  нечто  оранжево-зеленое.
Едва я появился в комнате, Байерсон проворно освободил для меня кресло.
   - Вы инопланетянин? - спросил я, усаживаясь.
   - Да, - подтвердил Байерсон. - Мы с Капеллы.
   - И что вы делаете у нас дома?
   - Нам сказали, что все будет в порядке.
   - Кто сказал?
   Байерсон пожал плечами и как-то  рассеянно  на  меня  взглянул.  Мне  еще
предстояло привыкнуть к такому взгляду.
   - Но здесь наш дом, - строго произнес я.
   - Разумеется, ваш, - согласился Байерсон. - Никто и не спорит.  Но  разве
вы не можете уделить нам немножечко места? Мы ведь не такие уж и большие.
   - Но почему именно у нас? Почему не у кого-то другого?
   - Просто мы попали сюда, и нам понравилось,  -  объяснил  Байерсон.  -  И
теперь считаем это место своим домом.
   - Другое место могло оказаться для вас ничуть не худшим домом.
   - Возможно. А может быть, и нет  Мы  хотим  остаться  здесь.  Послушайте,
почему бы вам не воспринимать нас как наросшие на днище корабля ракушки  или
как пятна на обоях?  Мы  уже  успели  здесь...  как  бы  получше  сказать...
закрепиться. Капеллианцы так всегда поступают. Обещаю, под  ногами  путаться
не станем.
   Нам с Римб они не очень-то были нужны, но и убедительной причины  выгнать
их тоже вроде бы не имелось. Я что хочу сказать: в  конце  концов,  они  уже
поселились у нас в доме. К тому же Байерсон оказался  прав  -  парочка  и  в
самом деле не путалась под ногами.  В  некоторых  отношениях  они  оказались
намного  лучше  других  инопланетян,  тоже  имеющих  привычку   селиться   у
кого-нибудь дома и с которыми мы столкнулись потом.
   Более того, нам с Римб вскоре даже захотелось, чтобы Байерсоны не были уж
настолько  ненавязчивыми  и  помогли  немного  по  хозяйству.  Или  хотя  бы
приглядывали за квартирой. Особенно после того дня, когда в наше  отсутствие
в дом забрались воры.
   Насколько я  понял,  Байерсоны  даже  пальцем  не  шевельнули,  чтобы  их
остановить. Не стали они и полицию вызывать, а просто  наблюдали,  как  воры
бродили из комнаты в комнату. Бродили медленно,  потому  что  это  оказались
толстопузые воры-инопланетяне со звезды Барнарда. Они слямзили  у  Анны  все
старинное серебро, поскольку домушники с Барнарда испокон веков  традиционно
крали только серебро. Так они объяснили по ходу дела Байерсонам, а  те  лишь
отводили в сторону глазки, будто ничего особенного не происходит.
   Началось же все с того, что я познакомился с Римб в баре  "У  Франко"  на
Мак-Дуглас-стрит в Нью-Йорке. Конечно,  я  и  прежде  встречал  инопланетян,
бродивших по магазинам на Пятой авеню или наблюдавших, как горожане катаются
на коньках  в  Рокфеллер-центре,  но  в  тот  день  я  впервые  заговорил  с
инопланетянином. Я спросил, какого он пола, и услышал в ответ, что  Римб  из
секты "божественников". Я решил, что  это  весьма  оригинальное  определение
пола, а когда мы с Римб совместно пришли к выводу, что она по сути  женского
рода, то подумал,  что  было  бы  забавно  жениться  на  существе  из  секты
"божественников". Позднее я обсудил этот вопрос с отцом Хэнлином из  Большой
Красной Церкви. Он сказал мне, что с точки зрения церкви тут все в  порядке,
хотя лично ему подобная идея не очень нравится.
   Мы с  Римб  стали  одной  из  первых  смешанных  семейных  пар.  Поначалу
инопланетян было не очень-то много, но вскоре стали появляться все  новые  и
новые, и некоторые даже поселились по соседству с нами.
   Почти все они были пришлыми, а не местными,  то  есть  явились  с  других
планет, а не расплодились на Земле, как, к примеру, Зловещие Мертвецы.
   Всем   инопланетянам,   откуда   бы   они    ни    прибыли,    полагалось
зарегистрироваться в  полиции  и  в  местных  организациях  по  контролю  за
культами. Впрочем, мало кто из пришельцев утруждал себя общением с властями.
   Я писал рассказы и повести для синестериан, и мы с  Римб  вели  спокойную
жизнь. Наши гости Байерсоны тоже оказались тихонями и  помогали  платить  за
квартиру. Они покладистые существа и не тревожатся по пустякам в отличие  от
Римб, которая способна разволноваться из-за любой ерунды.
   Поначалу  поведение  Байерсонов  мне  нравилось,  но  я  переменил   свое
отношение к ним с того дня, когда воры украли их  младшего  ребенка,  малыша
Клода Байерсона.
   Мне следовало сказать, что у Байерсонов, вскоре после того, как они у нас
поселились, появился ребенок. Впрочем, возможно, они где-то его  прятали,  а
показали лишь тогда, когда мы отдали им пустующую спальню. Мы так  до  конца
это и не выяснили.
   С малышом Клодом была  связана  какая-то  история,  о  которой  Байерсоны
предпочитали не распространяться, а мы решили не настаивать. В конце концов,
нам с ними жить под одной крышей, так не все ли равно?
   Как нам поведали Байерсоны, похищение малютки Клода оказалось  простым  и
незатейливым: "Прощай, Клодик", "Прощай, папочка". Когда же мы спросили  их,
как они допустили подобное, они ответили:
   - О, все прошло прекрасно. Я хочу сказать, что мы  как  раз  на  такое  и
надеялись. Мы, Байерсоны,  именно  так  и  осваиваем  новые  места  -  когда
кто-нибудь крадет наших детей.
   Что мне оставалось? Я попросту прекратил разговор. Что  можно  сделать  с
такими пассивными существами? Неужели  их  совершенно  не  волнует,  что  из
малыша Клода могут вырастить какого-нибудь барнардского ворюгу? Сегодня одна
раса, завтра другая. В некоторых инопланетянах совсем нет расовой  гордости.
Настоящие кукушки.
   Сделать  мы  ничего  не  могли,  поэтому  все  вместе  уселись   смотреть
телевизор. Нам всем хотелось посмотреть наше любимое шоу Мононгахелы Рид.
   В тот вечер главным гостем в шоу Мононгахелы был человек, первым  съевший
мунгулу. Он признал это совершенно  открыто,  даже  несколько  вызывающе,  и
заявил:
   - Если подумать, то почему  считается  этичным  есть  только  глупые  или
введенные в заблуждение существа? Лишь слепые предрассудки не позволяют  нам
питаться существами разумными. Эта мысль пришла ко мне несколько дней назад,
когда я разговаривал с несколькими глотчами мунгулу,  лежавшими  у  меня  на
тарелке.
   - А сколько мунгулу входит в глотч? - спросила Мононгахела.
   - От пятнадцати до двадцати, хотя бывают и исключения.
   - А что они делали у вас на тарелке?
   - Мунгулу обычно на них селятся. Они тарелкоспецифичны.
   - Я еще не сталкивалась с такими существами, - призналась Мононгахела.
   - Они встречаются почти исключительно в том районе, где я живу.
   - И как они к вам попали?
   - Просто появились как-то вечером у меня на тарелке. Сперва один или  два
глотча. Они немного напоминают  устриц.  Потом  их  стало  больше,  а  когда
набирается полдюжины или больше, то с ними уже можно вести более  или  менее
осмысленный разговор.
   - Они сказали, откуда прибыли на Землю?
   - С планеты Эспадрилла. Я так и не смог понять, в какой части космоса она
находится.
   - Они объяснили, как попали сюда?
   - Сказали что-то насчет серфинга на световых волнах.
   - Что натолкнуло вас на мысль съесть мунгулу?
   -  Ну,  поначалу  вовсе  об  этом  не  думал.  Когда  существо   с   вами
разговаривает, вам ведь не приходит в голову желание съесть его? Или ее.  Не
приходит, если вы  сами  существо  цивилизованное.  Но  эти  мунгулу  начали
появляться у меня на тарелке каждый вечер и вели себя очень нахально. Всякий
раз выстраивались рядком на противоположном от  меня  краешке  тарелки  -  а
тарелки у меня из прекрасного фаянса, должен вам сказать. Иногда они  просто
болтали друг с другом и вели себя так, словно меня вовсе  рядом  нет,  потом
кто-нибудь из них притворялся, будто только что меня заметил: а, вот, мол, и
мужик с Земли здесь, - и мы начинали разговаривать вместе. Так  продолжалось
несколько вечеров, и мне стало казаться,  что  в  их  поведении  есть  нечто
провокационное. Создавалось впечатление, что они хотят мне что-то сказать.
   - Думаете, они хотели, чтобы вы их съели?
   - Ну, они этого не говорили, по крайней мере прямо. Но до меня  понемногу
начало доходить. Я что хочу сказать: если им не хотелось,  чтобы  их  съели,
что они в таком случае делали на тарелке?
   - И что произошло потом?
   - Короче говоря, однажды мне эти  дурацкие  игры  надоели,  и  я  наколол
одного на вилку и проглотил.
   - А что сделали остальные?
   - Притворились, будто ничего не заметили, и  продолжали  болтать.  Только
разговор у них пошел более тупой, потому что одним стало меньше.  Понимаете,
чем их больше собирается вместе, тем умнее они становятся.
   - Давайте вернемся к проглоченному мунгулу. Он протестовал, попав к вам в
рот?
   - Нет, он словно ожидал этого. Мне показалось, что для мунгулу нет ничего
жестокого и несправедливого в том, что его глотают.
   - И какие они на вкус?
   -  Немного  напоминают  панированных  устриц  в  остром  соусе,  но  есть
некоторые тонкие отличия. Инопланетяне, сами понимаете.
   Когда шоу закончилось, я заметил стоящую в углу нашей комнаты колыбельку.
В ней лежало прелестное маленькое существо, чем-то похожее на меня. Сперва я
подумал, что это каким-то образом вернувшийся Клод Байерсон, но Римб тут  же
все объяснила:
   - Это малютка Челчек. Он наш.
   - Ах вот как? Что-то я не припоминаю, чтобы ты ждала ребенка.
   - Я  отложила  роды  до  подходящего  момента,  -  пояснила  она.  -  Мы,
божественники, умеем это делать.
   - Как ты его назвала? - спросил я.
   - Его зовут Челчек.
   - Это что, типичное имя на вашей планете?
   - Вовсе нет. Я назвала его в честь твоего вида.
   - А откуда же такое имя?
   - Разве ты не догадался? Челчек означает "человечек".
   - Вообще-то мы на Земле делаем все не так, - сказал я, но она  так  и  не
сумела понять, что я имел  в  виду.  Да  и  я  не  понял  ее  объяснения,  в
результате какого процесса Челчек появился  на  свет.  Откладывать  роды  не
свойственно жителям Земли.  Насколько  я  уразумел,  Римб  решила  подождать
подходящего для родов дня. Но до сути мы так и не сумели добраться. Бывает.
   Челчек лежал в колыбельке, агукал и вообще вел  себя  так,  как,  на  мой
взгляд, полагается нормальному человеческому младенцу. Я очень гордился.  Мы
с Римб  оказались  одной  из  первых  смешанных  пар,  у  которых  появилось
потомство. Позднее я узнал, что ничего особенного в этом  факте  нет,  и  на
всей Земле рождались такие дети. Но какое-то время это было для нас важно.
   Соседи стали приходить поглядеть на младенца.  Первыми,  выйдя  из  своей
новой комнатки, которую они прилепили снаружи к  стене  дома  после  линьки,
заглянули Байерсоны. Они осмотрели Челчека с ног до головы и сказали:
   - Выглядит неплохо.
   Они предложили нянчить малыша, но нам не захотелось оставлять  Челчека  с
ними наедине, потому что  мы  все  еще  не  сумели  достоверно  узнать,  чем
Байерсоны питаются. Загвоздка в  том,  что  на  сбор  точной  информации  об
инопланетянах уходит очень много времени, хотя федеральное  правительство  и
решило сделать общедоступными сведения обо всех  существах,  прибывающих  на
Землю.
   Присутствие среди  нас  инопланетян  стало  причиной  следующего  шага  в
развитии людей и возродило интерес  к  композитной  жизни.  На  наш  с  Римб
взгляд, было бы интересно  стать  композитным  существом  вроде  медузы  или
"португальского кораблика". Но полной уверенности у нас не было,  и  поэтому
мы не знали, радоваться или нет, когда получили по почте уведомление о  том,
что мы выбраны кандидатами на  создание  композитного  существа.  В  те  дни
включение в композит было еще чем-то необычным.
   Мы с Римб долго спорили  и  в  конце  концов  решили  сходить  на  первую
встречу, потому что она была бесплатной.
   Встреча проходила в нашей местной  Унитарианской  церкви,  где  собрались
сотни две людей и инопланетян, проявлявших немалый  естественный  интерес  к
тому, чего от нас ожидали. Все мы оказались новичками и  попросту  не  могли
поверить, что сумеем без всякой тренировки образовать  композит  из  двухсот
личностей.
   Наконец вышел некто в красном блейзере с  блокнотом  и  сказал,  что  для
начала нам следует попробовать образовать композиты из  пяти  единиц  и  как
только мы создадим их пару дюжин и поймем, как это делается, то  перейдем  к
следующему уровню композитного существования. Только тогда  мы  поняли,  что
путь к многокомпозитным существам может быть многоступенчатым, а  на  каждой
ступени образуется самостоятельное существо.
   В церкви имелся большой просторный подвал, где мы с нашими  химерическими
партнерами стали учиться соединяться.
   Поначалу нам мешали вполне естественные смущение и путаница. У многих  не
было никакого опыта стыковки с другими существами.  Например,  мы  раньше  и
слыхом не слыхивали об энглене (это такой  орган  у  псевдонтоиков,  который
плотно входит человеку в левое ухо).
   Но все же  с  помощью  эксперта  (парень  в  красном  блейзере),  который
вызвался нам помочь, мы вскоре образовали наш первый композит. И хотя не все
получилось гладко, потому что кое-какие  органы  не  входят  в  определенные
отверстия человеческого тела, мы с  трепетом  ощутили,  как  превратились  в
новое существо с собственной индивидуальностью и самосознанием.
   Вершиной  нашего  общения  с  композитами  стал  ежегодный   пикник.   Мы
отправились к Хэнфордским развалинам, где некогда находилась старая  атомная
электростанция. Там все поросло сорняками, причем некоторые  имели  воистину
странную форму  или  цвет.  Причиной  тому,  как  нам  сказали,  было  нечто
странное, попавшее в  почву  еще  в  древности.  Неподалеку  журчал  грязный
ручеек, на его берегу мы и разбили лагерь. Нас собралось около двухсот, и мы
решили сперва перекусить, а потом уже объединяться.
   Дамы-помощницы  начали   раздавать   еду,   поставив   рядом   ящик   для
пожертвований,  куда  каждый  бросал   столько,   сколько   мог.   Я   кинул
синестерианскую банкноту, которой мне недавно заплатили за  повесть.  Многие
принялись ее разглядывать, охая и ахая, потому что синестерианские деньги  и
в самом деле красивые, хотя настолько  толстые,  что  их  нельзя  сложить  и
положить в бумажник, поэтому от них всегда топорщатся карманы.
   Какой-то тип из  Большого  Красного  композита  склонился  над  ящиком  и
уставился на синестерианскую банкноту, потом  вытащил  ее  на  свет  и  стал
любоваться бегущими по ней переливами форм и цветов.
   - Какая прелесть, - сказал он. -  У  вас  никогда  не  возникало  желания
вставить ее в рамочку и повесить на стенку?
   - Как раз об этом я сейчас и подумал.
   Тип решил заиметь банкноту и спросил, сколько я за  нее  хочу.  Я  назвал
цену, в три раза превышающую ее обменную стоимость  в  американской  валюте.
Услышав цену, он пришел в восторг, осторожно  взял  банкноту  за  краешек  и
понюхал.
   -  Как  приятно  пахнет!  -  воскликнул  он.  Теперь  и  я   понял,   что
синестерианские  деньги  и  в  самом  деле  прекрасно  пахнут.   Тип   вновь
принюхался.
   - Никогда их не ели? - спросил он. Я покачал головой. Такого намерения  у
меня никогда не возникало. Тип откусил кусочек.
   - Просто деликатес!
   Я даже  завидовал,  глядя,  как  он  наслаждается.  Мне  тоже  захотелось
попробовать, но теперь это была его банкнота, ведь я  ее  продал.  А  взамен
получил старые американские бумажки.
   Я порылся  в  карманах,  но  синестерианские  деньги  уже  кончились.  Не
осталось даже одной штучки,  чтобы  повесить  на  стенку,  а  уж  тем  более
попробовать на вкус.
   И это в первый раз напомнило мне о том, как изменилась жизнь с  тех  пор,
как пришли инопланетяне.
   А потом я заметил, как Римб сидит в сторонке,  скучает  в  одиночестве  и
выглядит так привлекательно, что я решил к ней присоединиться.