лядел на фламинго, и мне тут  же  пришло  в  голову  вполне
вероятное объяснение: это декоративный птичник, которые часто  устраивают  у
входа в общественные здания, а причина того,  что  я  оказался  внутри  его,
заключается в том, что я выбрал неправильную дверь -  служебную,  которая  и
занесла меня в самую середину птичьего двора. Итак, я совершил ошибку, но не
очень серьезную, размышлял я, а следовательно, несколько шагов выведут  меня
из контакта с птицами (разумеется, с мокрыми ногами)  и  вернут  на  дорогу,
ведущую в глубь приемной зоны.
   Выйдя на верную  тропу,  я  первым  делом  оглянулся  по  сторонам,  дабы
убедиться, что никто не оказался свидетелем моего faux pax  <Грубая  ошибка,
ляп (фр.).>, и не потому, что боялся  наказания,  а  просто  никому  неохота
оказаться в дурацком положении, только что попав в незнакомое место.
   И тут загремела музыка - волынки  и  барабаны,  а  в  коридоре  появилась
группа людей в разноцветных ярких костюмах - красных, зеленых и черных. Один
дудел на волынке, другой выбивал дробь на малом барабане, а остальные,  судя
по их изящным движениям, водили нечто вроде хоровода, но при этом все  время
делали шажки в сторону, что неизбежно приближало их ко  мне.  Танцоров  было
четверо - две женщины и двое мужчин. Мужчины били в бубны, а женщины щелкали
кастаньетами.
   Я отступил,  чтобы  дать  им  дорогу,  но  стена  за  моей  спиной  вдруг
рассосалась, и оказался на обширном открытом пространстве под  чистым  небом
(или хорошей подделкой под него). Почва под ногами имела красноватый оттенок
и  была  утоптанной,  сухой  и   твердой.   Несколько   деревьев   с   почти
горизонтальными ветвями и пыльной серо-зеленой листвой стояли неподалеку,  а
вдали я мог видеть иззубренный абрис черно-синих гор. У  меня  едва  хватило
времени,  чтоб  поразиться  быстроте  появления   и   точности   изображения
симуляционной картины, как появилась большая  группа  людей,  вошедших  сюда
откуда-то оттуда, где они были раньше.  Это  были  чернокожие,  некоторые  в
плащах из шкуры леопарда, тогда как другие - в  блестящих  черных  костюмах,
напоминавших вам о прошлом веке. Танцоры уже начали  свое  представление,  а
пришельцы наблюдали за ними с удивлением,  но,  я  бы  сказал,  без  особого
интереса. Откуда-то издалека  до  меня  доносились  глухие  гулкие  удары  -
вероятно, в барабаны, - и нежные звуки похожих на флейту инструментов.
   И в  этот  момент  прямо  рядом  со  мной  возник  Лу.  Он  появился  так
неожиданно, что я даже не заметил, откуда он подошел.  Лу  носил  спортивную
рубашку с ярким кричащим  узором,  бежевые  прекрасно  отглаженные  слэки  и
украшенные орнаментом мокасины на маленьких ногах, которыми, как  я  помнил,
он жутко гордился.
   - Ладно, пошли, - сказал он. - Ты  что,  собираешься  торчать  тут  целый
день, глазея на эту  свадебную  вечеринку?  Мне  кажется,  тебя  на  нее  не
приглашали, разве что у тебя есть связи, о  которых  я  не  подозревал.  Для
твоего сведения: это король Салупса - пост наследственный, но номинальный  и
не  имеющий  реального  значения,  а  толстяк,  что  стоит  рядом  с  ним  и
разговаривает весьма грубо, - его премьер-министр .. или как его там, на  их
родном языке. Кас Дезайр, кажется. Я ведь когда-то понахватался  геульского,
когда командовал торговой факторией на Оримбе.  Я  рассказывал  тебе  о  тех
временах? Не важно, к нам все равно уже идут молодые воины. Думаю, для  тебя
самое времечко послать им вежливую улыбку, скрестив руки над  головой,  чтоб
выразить дружелюбие и поскорее убраться отсюда ко всем чертям.
   - А как насчет тебя? - спросил я.
   - Полагаю, против меня они возражать не станут, - ответил Лу. - Вообще-то
меня тут нет; то, что ты видишь, - интерпроекция.  Со  мной  делать  нечего,
разве что  они  вызовут  контролера  по  соблюдению  права  на  уединение  и
пожалуются, что среди них затесался любопытствующий нахал.
   Теперь, когда он упомянул об этом, я заметил  слабый  отсвет,  окружавший
фигуру Лу. Сначала я подумал, что это просто  солнечные  блики,  но  тут  же
сообразил, что он общается со мной посредством интерпро.
   Двое  парней,  отделившихся  от  группы,  праздновавшей   бракосочетание,
отличались отменным ростом и телосложением. Оба хмурились, а в руках держали
изукрашенные  резьбой  дубинки  с  такими  утолщениями  на  конце,   которые
свидетельствовали, что удар ими по голове будет весьма болезнен.
   - Как мне отсюда выбраться? - спросил я у Лу.
   - Следуй за мной, -  ответил  Лу.  -  Мы  вдвое  сократим  путь,  обогнув
фламинго с тыла.
   Я поспешно повернулся и пошел за ним,  а  он  скользил  над  тропой  мимо
фламинго, все еще совершавших свой брачный танец или какой-то другой  обряд.
Потом снова через мелкую лужу, а уж после лужи мы сделали крутой  поворот  в
сторону.
   Смотреть было не на что. Дело  в  том,  что  такие  сценические  площадки
занимают немалую площадь, а поэтому мне пришлось довольно долго  шлепать  по
мелководью, пока Лу или,  вернее,  его  интерпроекция,  плавал  возле  меня,
весьма похожий на себя  во  плоти,  за  исключением  того,  что  ног  он  не
промочил. Очень скоро мы достигли конца  площадки  и  внезапно  оказались  в
полной тьме. Такие разрывы между различными сценическими площадками делаются
умышленно, дабы экономить энергию. Только светящаяся желтая  полоска  у  вас
под ногами ведет вас к следующей станции.
   Лу болтал о наших общих друзьях  -  о  ЛОРЕ  и  ДАГОНЕ,  которые  недавно
заключили  годичный  контракт  на  сожительство,  и   о   МОРИСИИ,   недавно
поступившей на работу в Запредельное Агентство. У нее вышла какая-то заминка
со сбором нужных документов.
   Я надеялся, что у Лоры все будет хорошо; ее я не видел уже несколько  лет
с того самого летнего сезона на ГРИН-АЙЛЕНДЕ - задолго до того,  как  триппы
захватили его и превратили в  пансион  для  последователей  Новой  Гностики.
Ужасная жалость, ведь такие местечки, как Грин-Айленд, попадаются не  каждый
день и даже не каждый год - места, где природа, так сказать, хватает вас  за
шиворот  и  не  отпускает,  где  существует   волшебное   равновесие   между
интродуцированной  флорой  и  различными  физическими  константами  острова.
Создание подобных уголков редко окупается  и  обычно  происходит  совершенно
случайно.
   С Лу я тоже познакомился на Грин-Айленде, где он изучал  психоживопись  и
каждый вечер напивался, делая это весьма изящно  и  не  вызывая  ни  у  кого
отвращения. Да, тем летом мы недурно развлекались!  Но  это  было  тогда,  а
сейчас - это сейчас. Сейчас мне приходилось иметь дело с Фокисом, и я не мог
не думать о том, как у меня там пойдут дела.
   Принять решение и отправиться на Фокис -  дело  само  по  себе  нелегкое.
Причины моего появления здесь, которые  казались  мне  столь  существенными,
когда я  покидал  Землю,  начинали  мне  казаться  теперь  по  меньшей  мере
легковесными, а в действительности - совсем необоснованными. Правда, у  меня
была машинка-чепушинка ГЛИННИСА, по всей видимости,  обладавшая  собственным
разумом.
   Мне приходилось считаться вот с чем: я сделал ошибку и вошел  сюда  через
не ту дверь. Если б я выбрал правильную (а я не знаю, какая из  них  какая),
то сейчас не тащился бы в темноте по сети коридоров,  соединяющих  отдельные
сценические площадки, следуя за тонкой желтой светящейся полоской,  уходящей
в бесконечность этой непроницаемой тьмы. К тому  же  за  моей  спиной  висел
тяжеленный рюкзак, и я до сих пор не имел возможности хоть немного  изменить
положение, которое он занял. Я  размышлял  об  этих  обстоятельствах,  когда
вдруг раздался  звон  хрустальных  колокольчиков  -  автоматический  сигнал,
вызванный моим приближением, предупреждавший, что меня ждет  какой-то  новый
разворот судьбы. Фокисяне  здорово  поднаторели  в  таких  делах  и  заранее
предупреждают о  готовящемся  изменении  ситуации,  однако  умалчивают,  что
именно вас ожидает.
   - Как ты думаешь, что это будет? - спросил я Лу.
   Ответа не было. Я огляделся, сделав разворот в 360 градусов. От Лу  -  ни
слова. Перерывы в работе интерпроекционного луча весьма часты, так что я  не
волновался, хотя данный перерыв произошел в очень неудобное для меня  время.
Продвигаясь вперед,  я  заметил,  что  желтая  полоска  начинает  выписывать
загогулины и что ее пересекают красные и зеленые черточки. Это было то,  что
фокианцы несколько претенциозно именуют зоной взаимонепонимания.
   Что ж, чего-то в этом роде я и ожидал, а потому  продолжал  идти  вперед,
демонстрируя (по крайней мере внешне) уверенность в себе. И шел до тех  пор,
пока не появился свет и я не оказался на новой площадке.
   Она ровным счетом ничего в моей памяти не  пробудила.  Как  оказалось,  я
попал в маленькую темноватую комнату,  каменные  стены  которой  были  грубо
оштукатурены, а потолок нависал над самой головой. У одной  из  стен  стояла
простая  деревянная  кровать.  Еще  там  имели  место  стол   и   стул.   За
перегородкой, высотой по пояс,  я  увидел  мужика  в  красно-синем  мундире,
похожем на солдатскую форму, который держал в руках что-то вроде  старинного
мушкета. Волосы у него были черные, собранные в небольшой  "конский  хвост".
Мужик курил глиняную трубку, которую он отложил в сторону, как только увидел
меня.
   - Доброе утро, гражданин, - сказал он. - Рад, что вы наконец  проснулись.
Завтрак вон там - на тарелке под салфеткой,  что  на  маленьком  столике.  А
рядом с ней Библия для ваших утренних  молитвенных  упражнений.  Следователь
скоро придет, чтоб продолжить допрос. Я обязан сообщить вам  об  этом,  дабы
дать вам основные ориентиры и чтоб  вы  не  жаловались,  будто  что-то  было
пропущено, когда  придет  время  суда.  Дальнейшие  рассуждения  мне  строго
запрещены. Поэтому, если вам все ясно, я вернусь к своей газете.
   - Минуту! - воскликнул я. - Ничего мне не ясно! Где я нахожусь?  Что  это
за место? Оно похоже на тюремную камеру, не так ли? А если так, то в  чем  я
обвиняюсь?
   - Гражданин, - сказал он. -  Все  это  отнюдь  не  относится  к  области,
которую я могу с вами обсуждать. Приберегите свои вопросы для следователя.
   - Но скажите мне хотя бы, почему я тут оказался? Часовой встал.  Это  был
рослый крепкий мужик с грубым и недоброжелательным лицом.
   - Свой долг я исполнил, - рыкнул он. - Ты не имеешь  права  требовать  от
меня большего. И если ты не заткнешь свою пасть,  тебе  заткну  ее  сам  вот
этим. - И он взмахнул своим мушкетом как дубиной. - Мне сказано, что я  имею
полное право врезать тебе, чтобы предотвратить  дальнейшие,  не  разрешенные
законом вопросы.
   Его манеры резко изменились. Теперь они говорили, что угроза носит вполне
реальный характер. Отвечать я не стал - вид у  солдата  был  такой,  что  он
способен пустить свое оружие в ход хоть сейчас.  Конечно,  все  происходящее
было результатом какого-то чудовищного недоразумения. Но то, что я заработаю
черепную травму, если буду пытаться  прояснить  ситуацию,  доказательств  не
требовало. Я отвернулся от стража, сел за  стол  и  взял  Библию.  Некоторое
время солдат наблюдал за мной, потом тоже сел и принялся  за  газету.  Через
минуту он закурил трубку и, по-видимому, успокоился.
   Ну а я от спокойствия  был  куда  как  далек,  но  что  я  мог  поделать?
Враждебность этого типа очевидна, а заводился он так быстро, что я почел  за
лучшее его не провоцировать. Перелистал несколько страниц Библии.  Она  была
написана на языке, которого  я  не  знал.  Даже  форма  букв  оказалась  мне
неизвестной, так что я лишился слабого  утешения  бормотать  вслух  хотя  бы
отдельные фразы. Я отложил книгу и снял с плеч рюкзак,  опасливо  поглядывая
на стража. А он и глаз не поднял  от  своей  газеты.  Видимо,  мои  действия
наконец-то оказались неподзапретными.
   Развязав рюкзак, я стал искать какое-нибудь чтиво. Надо было хоть  как-то
укрепить нервную систему, расшатанную этой дурацкой ситуацией.
   И куда к черту подевался Лу? Наверняка у него  было  достаточно  времени,
чтоб добиться возобновления трансляции своего изображения! Но Лу не было, и,
оглядев камеру, я не заметил там даже признака средств связи, если, конечно,
не допустить, что они спрятаны где-то в покрытой плесенью фреске  на  стене.
Фреска изображала мужчин и женщин в старомодных костюмах, расположившихся на
пикнике на фоне идиллического пейзажа. Я бы с радостью к ним присоединился.
   Снова, осторожно поглядывая на стража, я встал, чтоб разглядеть  живопись
поближе. Она притягивала меня так, будто в нее был встроен какой-то  магнит.
Тщательно вглядывался в детали фрески. Нарисованные на ней  кусты  почему-то
казались искусственными. Это что - с умыслом? Пока я рассматривал  живопись,
вдруг послышался звук шагов, исходивший из коридора, куда выходила камера.
   Лес вряд ли мог служить надежным убежищем. Как только я неизвестно  каким
образом оказался в нем, я увидел, что это довольно зловещее местечко, полное
поганок и  еще  каких-то  ядовитых  бесформенных  растений.  От  благородной
компании,  изображенной  на  картине,  и  следа  не  осталось.  И  куда  они
подевались? Может, я слишком долго болтался в тюремной  камере?  Видно,  так
оно и было. Но зато на спине у меня снова висел рюкзак, хоть я и не  помнил,
когда успел его натянуть.
   В этом лесу, полном огромных деревьев и кустарников, казалось,  не  имело
значения, в какую сторону идти. Совершенно инстинктивно я двинулся туда, где
было посветлее, хотя даже это обстоятельство  улавливалось  лишь  с  большим
трудом. Серые сумерки леса заволокли всю округу вуалью тайны.
   Я пошел дальше, продираясь сквозь кусты  и  низкие  цепкие  травы.  Место
казалось мне полным дурных предзнаменований.  Как  это  меня  сюда  занесло?
Думать об этом не хватило терпения, особенно учитывая  ощущение,  что  нечто
подкрадывается ко мне сзади. Никакого представления, что это такое,  у  меня
не было. Шум производится преимущественно мной самим, да  время  от  времени
тихие  вздохи  ветра  просачивались  откуда-то  и  колебали  верхние   ветви
деревьев.
   Я вспомнил, что уже давно не ел, и решил сделать привал, чтоб пошарить  в
рюкзаке. Я не предполагал, что  запасся  чем-то  съедобным,  но  как  знать,
бывает и так, что в мешок суют что-то -  недоеденный  сандвич,  корку  сыра,
коробку крекеров, а сейчас все это было бы куда как кстати!
   Я поставил рюкзак на пригорок и присел возле на корточки. Темнело.  Скоро
наступит вечер.
   У меня не было представления о том, где я нахожусь или куда иду. Я  знал,
разумеется, в общем и целом, что это один из фокусов, которые  вытворяют  на
Фокисе - одна из их знаменитых иллюзий; ведь это такое место,  где  ни  одна
вещь не похожа на то, чем она представляется. Но такое  знание  в  настоящий
момент мне мало чем могло помочь, поскольку, вообще-то говоря, оно подходило
для любой ситуации, а отличить истину от  иллюзии  чрезвычайно  трудно  даже
задним умом, когда  в  этом  уже  нет  жизненной  необходимости.  Я  обругал
мысленно Лу за то,  что  он  бросил  меня,  потому  что  сейчас  именно  так
расценивал его исчезновение. Поломка вряд ли могла так долго  препятствовать
его появлению здесь.
   В рюкзаке  я  нашел  пакетик  орехов,  преподнесенный  мне  бесплатно  на
эскалаторе и который я тогда не съел. Я принялся жевать  орехи,  но  тут  же
сообразил, что скоро мне обязательно понадобится вода -  такими  сухими  они
были. Вода - обыкновенное чудо, о котором вспоминаешь только тогда, когда ее
нет. Мой случай. Я встал и огляделся со смутной надеждой найти  какую-нибудь
западинку, где, как мне говорили, может скапливаться дождевая  вода.  Устало
уложил рюкзак и просунул руки в его лямки. И в этом момент услышал голос, но
не мог разобрать, что он мне говорит.
   - Кто это? - окликнул я.
   - Проводник, - ответил голос.
   Я стал  вертеться,  пытаясь  определить  направление,  откуда  шел  звук.
Казалось, говорящий совсем рядом,  но  я  не  видел  ничего,  кроме  густого
серо-зеленого леса и сгущающихся к ночи теней.
   - Выйди и покажись мне, - позвал я.
   Какое-то время ответа не было. Затем я услышал легкий треск в  кустарнике
справа от меня и быстро повернулся. Там стояло  животное,  которое,  склонив
голову, пыталось получше рассмотреть меня. Я подумал, что это  какой-то  вид
оленей - мышино-серого цвета,  с  настороженными  ушами,  шевелившимися  при
порывах крепчавшего ветра, будто стараясь расслышать, что он им говорит.
   - Вы избрали неудачную дорогу, - сказал олень.
   - Я? Да я тут ничего не выбирал!
   - Я тут не для того, чтобы спорить с вами, - отрезал олень. - Но мой опыт
утверждает, что каждый, кто здесь появляется,  делает  это  по  собственному
выбору.
   - Ну, в общем смысле это так, пожалуй, - отозвался я, - но я  предполагаю
также, что ты не совсем животное.
   - Может, и нет, - ответил олень. - Но разве это так важно?
   - Настоящее животное не говорит, во всяком случае обычно.
   - Нет. Но и люди не входят в картины, во всяком  случае  обычно,  как  вы
утверждаете. Разве вы не замечали, что обычные правила имеют значение,  лишь
когда вы спокойно рассуждаете, после того как событие уже произошло и  когда
у вас появилась возможность комфортабельной генерализации; когда же  событие
еще только предстоит, то оно в  первую  очередь  неуловимо  исключительно  и
специфично.
   - В том, что ты говоришь, что-то есть, - сказал я. -  Но  я  тут  не  для
того, чтобы вести с тобой нелепые  философские  дискуссии.  Ты  меня  можешь
вывести отсюда?
   - Возможно, - ответил олень. - А куда вы хотите попасть?
   - Я намеревался попасть на Центральный Фокиса, - ответил я.  -  Меня  там
ждут друзья.
   - Значит, вас ожидают?
   - Ну... не совсем так. У меня  не  было  времени  известить  их  о  своих
планах, поскольку моя отправка из пункта ноль была весьма  поспешной.  Связь
между точкой в  Солнечной  системе  и  этим  миром  затруднена,  и  я  решил
сэкономить время и прибыть сюда лично. И тогда легче  послать  себя  самого,
чем уведомляющий документ.
   - Это справедливо, - заметил олень. - Но тогда  вам  придется  переносить
неудобства, связанные с тем, что вы являетесь как бы  уведомлением  о  своем
грядущем прибытии.
   - Что еще за неудобства?
   - Об уведомлении частенько  забывают.  Но  я  вижу,  у  вас  нет  желания
обсуждать подобные вопросы. Следуйте за мной, и мы посмотрим, что можно  для
вас сделать.
   Олень  зацокал  копытцами  к  подлеску;  я  последовал  за  ним.  Сумерки
сгущались быстро. Стволы деревьев стали трудноразличимы.  В  глотке  у  меня
совсем пересохло, и спустя несколько минут я сказал:
   - Нет ли тут поблизости чего-нибудь, что можно было бы выпить?
   - О,  конечно,  тут  есть  что  пить,  хоть  я  и  не  думаю,  что  лично
порекомендовал бы это.
   - Но мне нужна вода!
   - Ну в этом случае вам, конечно, надо попить. Идите сюда.
   Мы сошли на чуть заметную тропку и  стали  спускаться  вниз  по  довольно
пологому склону. Во мраке посверкивали светляки, их блеск был прекрасен. Лес
притих. Через  некоторое  время  мы  вышли  к  крохотному  темному  прудику,
лежавшему в лощинке у подножия огромных деревьев. Я подошел  к  урезу  воды,
наклонился и зачерпнул воды в сложенные чашечкой ладони.  Выпив,  я  ощутил,
что хочу пить еще сильнее, а потом еще сильнее. Олень,  пока  я  пил,  стоял
неподвижно, и мне показалось, что во взгляде его есть нечто осуждающее.
   - Может, я делаю что-то  неправильное?  -  спросил  я.  -  Но  ведь  вода
свободна для всех?
   - О, разумеется, она свободна, - отозвался олень. - Вот в том-то и  беда!
Она остается свободной и внутри, такой же свободной, как была снаружи.
   Слова оленя не имели никакого смысла. И тем не менее я вдруг ощутил  воду
в своем желудке и тут же наклонился, чтоб выпить еще. Сжал пальцы лодочкой и
поднял воду к лицу. Мне показалось, что держу в ладони прозрачный шар.  Воду
пришлось не пить, а есть. Я тут же  прекратил  пить  и