о море, повелитель океанов посылал могучие ветры, уносившие его  снова
в море. Но и этого ему было  мало:  он  насылал  Хитрые  Мысли,  одолевавшие
Одиссея, словно его собственные, и, как бы далеко он ни зашел на  сушу,  они
влекли его на берег  моря.  И  вот  он  снова  там,  где  ему  лучше  бы  не
находиться, - на полоске песка между водой и подножием гор. Это  и  есть  то
место, где Одиссей должен сыграть финал этой затянувшейся  игры.  Здесь,  по
желанию повелителя морей, он должен наконец обрести смерть. Посейдон  и  так
излишне медлил, подыскивая  момент,  Чтобы  прихлопнуть  этого  сопляка.  Но
теперь пришло Время покончить с ним.
   Шум прибоя на пустынном пляже. Лиловая полоса горизонта на стыке  моря  и
небес.  Последние  кадры:  Одиссей,  героического  вида  мужчина,  стоит  на
четвереньках с  поникшей  головой,  волосы  падают  на  глаза,  тело  усеяно
крупными каплями воды. Аппетитнейшая картинка для Навсикаи.
   Нежданное видение на пустынном пляже. Навсикая и ее служанки. Застыли  на
ходу. Глазеют на обнаженного мужчину.
   - Где я? - спросил Одиссей.
   - Это Феакия, - ответила Навсикая. Боже, как она хороша!
   Смертельно хороша, если я не ошибаюсь!
   Это то состояние, в котором девушки мне нравятся больше всего.
   Одиссей раздраженно помотал головой: наклевывается новый роман, этого еще
только не хватало! Да, кстати, а не повторяется ли ситуация? А не  пошла  ли
вся его жизнь по второму кругу? А не пошло  ли  все  мироздание  по  второму
кругу? И все, что было до него, тоже?
   Одиссей напряг память, но все, что он смог вспомнить,  так  это  то,  что
время пришло. Его будущие жизни пронеслись перед его  глазами  стремительным
хороводом наскипидаренных летучих мышей-альбиносов. Внезапно за  его  спиной
раздался звук. Он обернулся и закаменел. Но воля его крепла, наливаясь силой
от его внутреннего  роста.  Он  лихорадочно  решал,  кем  ему  быть  сегодня
вечером.
   Пробиваясь сквозь неразбериху и шум в голове, росло знание,  неотвратимое
и  леденящее,  что  он  попал  в  ситуацию,  которая  требует   немедленного
разрешения.
   Он не был... Да нет, он был. Говорить  -  это  было  его  призванием.  Но
никогда он еще не встречал такой крайней ситуации, столь остро требующей его
немедленной идентификации.
   - Ирвинг Спагетти - к вашим услугам! - выпалил он.  Полный  дебилизм!  Но
авось сработает.
   О, эта игра уже не казалась такой трудной. Здесь  требовалось  сыграть  в
нее не впервые, а снова. Правда, это в то время, когда он не  был  уверен  в
результатах первой игры. То же тогда случилось  на  планете,  тогда,  в  тот
самый первый раз? Он предпочитал считать, что тогда он не оплошал.  Впрочем,
в этом он тоже не был уверен. Но он же как-то  выбрался  из  той  переделки.
Более или менее. Или это было во второй раз?
   Навсикая. Все еще здесь. Все такая же смертельно прекрасная.  Вот  только
он забыл, что должен с ней сделать.
   Свадьба с Навсикаей произошла скорее, чем он  рассчитывал.  Он  надеялся,
что  ему  все  же  удастся  восполнить  некоторые  пробелы  на   последующих
свиданиях. Раньше всегда все шло по порядку: ухаживание, например. Кстати, а
они вообще ходили когда-нибудь на свидания? И если да, то что  он  ей  тогда
говорил?
   Внезапно  в  его  голове  раздался  сигнал  тревоги.  Да,  сейчас  он   в
безопасности. Здесь, в теплом уютном местечке, рядом с ней. Но это же не то,
за что он расплачивался. Он всегда выбирал неверные пути.
   Все это, естественно, произошло до того, как странник  вступил  в  город.
Потому что, если этот грешный фигляр с его дрязгами, с его дрызгами,  с  его
раздрызганными дрязгами и  дрянными  дрязгодрызгами...  простите,  я  только
пытаюсь быть реалистом и рассказывать, как все было на самом деле, но у меня
просто кровь вскипает, когда я думаю об этом страннике, и не вините  меня  в
поспешности изложения, а то я упущу поезд своей мысли, если зазеваюсь, - все
меняется, и ничего не повторяется снова, становясь самим собой, как  бы  нам
этого ни хотелось. И даже громогласные проклятия  диких  лесных  пигмеев  не
имеют обычных кошмарных последствий. Но, я погнал дальше.
   Вначале был Одиссей. Давайте внесем в это дело ясность. Хотя какая  может
быть ясность здесь, в яме,  полной  гниющих  рыбьих  голов  и  разлагающихся
трупов, с одиноким и потерянным видом плавающих в гнилом смраде? Но  мы  еще
держимся,  мы  и  наши  ребята,  мы  продолжаем,  ведь  кто-то   же   должен
рассказывать историю, иначе наше молчание возопит до самых звезд.  Извините,
я вовсе не собирался выходить из себя.



   Роберт ШЕКЛИ
   ПЕРСЕЙ


   Iерсей родился в античном мире, в Греции.  Родителями  его  были  царь  и
царица Тиринфа. Детство свое он провел  как  всеобщий  любимец  в  окружении
друзей. Дядя его, зловещий Иеремия, жил вместе с ними, а также жена его дяди
Леттис, уроженка Крита, о которой почти ничего не известно.  У  Персея  была
также сестренка Мэри-Джейн, но о ней мы упоминать  не  собирались,  так  что
можете забыть про нее.
   Персей был мальчик смышленый, хотя учился не очень  прилежно:  мысли  его
вечно витали где-то вдали, на охоте или рыбалке. И все же  учеником  он  был
сообразительным и прекрасно  владел  оружием.  В  общем,  приятный  мальчик,
хорошо  воспитанный,  только  вспыльчивый  немножко.  Порой  его   обуревали
мгновенные вспышки бешенства - но  так  же  мгновенно  он  остывал.  Поэтому
подчас он совершал опрометчивые  поступки,  а  после  впадал  в  меланхолию,
размышляя о своих больших и мелких провинностях.
   Его воспитывали как принца, однако он считал своим долгом стать не просто
принцем, но  героем.  Он  зачитывался  журналами  для  героев  и  восхищался
героическими  личностями,  особенно  Тесеем  и  Ясоном,  на  которых  мечтал
походить. Мы поговорим еще об отношениях принца  с  его  дядей,  а  также  с
другим молодым человеком, пока что безымянным,  прибывшим  в  Тиринф  вскоре
после того, как Персею стукнуло ...надцать  лет.  А  сейчас  мы  видим,  как
Персей слоняется по отцовскому двору,  сплошь  из  белого  мрамора,  который
становится очень горячим под лучами полдневного солнца.
   Персей: Как же мне все надоело! Жизнь - это вечная круговерть  привилегий
и разгула. Мне, царскому сыну, никто не смеет слова сказать поперек.  Никто,
кроме отца моего Трагедия и брата его, зловещего Иеремии. Возможно,  в  один
прекрасный день я убью Иеремию. Но пока я не уверен, характер у меня еще  не
сформировался окончательно. А чего вы ожидали? Мне всего  лишь  восемнадцать
лет.
   Мэри-Джейн (выходит из перистиля  слева):  Эй  вы,  голубки  и  маслинки,
солнце село за западный холм, а сынок ненормальной кретинки, что зовет  себя
нашим дружком... (Останавливается, увидев Персея.) Привет, Персей! Я тебя не
заметила. Я пела песенку, которую услышала вчера на агоре.
   Хор на заднем плане поет: Агора! Агора! Чего там  только  не  творится  и
чего не говорится там, на агоре! На горе! На горе я пошел туда, ноги моей не
будет больше там, на агоре!
   Персей: Ты не можешь обойтись без хора? Я пытаюсь предаться раздумью.
   Мэри-Джейн: Вообще-то я иду от пифии.
   Персей: И не жаль тебе тратить время на такую чепуху?
   Мэри-Джейн: Она велела передать тебе послание.
   - Что она сказала?
   - Она велела передать тебе, что Разочарование -  это  Упадок  Стремлений,
когда  Алчность  Мчится  на  Голой  Спине  Истории  по  пути  к  Абсолютному
Собственничеству.
   - Она так сказала?
   - Слово в слово, - подтвердила Мэри-Джейн.
   - Если ты такая умная - объясни, что это значит?
   - Боже мой, да почем я знаю? - воскликнула Мэри-Джейн. - Но она  сказала,
что это очень важно и что ты должен вспомнить  об  этом  в  какой-то  важный
момент своей жизни.
   - Какой еще важный момент?
   - Она не сказала.
   - А больше она ничего не говорила?
   - Говорила, что тебе пора  освоить  какую-нибудь  профессию  или  сделать
карьеру.
   - Терпеть не могу эту старую  перечницу-пророчицу!  Вечно  она  старается
меня опередить! - расстроился Персей. - Я как раз сам собирался  подумать  о
своей карьере.
   - Ладно, мне пора бежать, - сказала Мэри-Джейн. - Опасайся тихих омутов!
   И она исчезла.
   Персей покачал головой. Загадочная штучка эта Мэри-Джейн! Хорошо еще, что
ее нет в нашей истории, не  то  авторам  пришлось  бы  объяснять  истоки  ее
загадочности, копаться во внутреннем мире Мэри-Джейн и так далее. Персея  же
Мэри-Джейн не интересовала. Его интересовал он сам.
   Поэтому родители и называли его эгоистичной скотиной.
   Персея это задевало.
   Не слишком.
   А происходило все это во время осеннего равноденствия, когда  над  землей
нависли серозадые тучи, а лохматое белопенное море принимало  тысячи  разных
обличий,   какие   только   могут   родиться   в   юношеском    воображении.
Один-одинешенек сидел он на берегу - тот самый парень по имени  Персей  -  и
смотрел вдаль на скалы.
   Море швыряло грязную пену на берег. Морские птицы возвращались в  гнезда,
меж тем как юноша, одинокий и безутешный, бродил  по  берегу,  с  выражением
озвучивая заученный монолог. Злые вороны, хлопая крылами в буйном пароксизме
страсти, носились над каменистыми мысами, чьи очертания были  размыты  косой
штриховкой дождя, и одинокий краб-отшельник стоял  потерянно  на  просторном
пляже, размышляя о горькой судьбине камней и песка. Вот что увидел Персей  в
этот день.
   А  вечером  случилось  кое-что  другое.  Персей  пошел  на   свидание   с
незнакомкой. И во время свидания он совершил преступление... чисто случайно.
Ему удалось скрыть почти все следы, и  тем  не  менее  в  результате  принца
начали шантажировать, а шантаж довел его до бешенства. Мы уже упоминали, что
Персей  был  склонен  к  насилию.  В  ходе  последующих   попыток   избежать
собственного прошлого он встретил и постарался завоевать Андромеду,  ставшую
для него единственной женщиной в мире, которую вечно кто-нибудь привязывал к
скале. Но мы опять забегаем вперед самих себя. Давайте вернемся во дворец  к
Персею, где он приглаживает  волосы,  готовясь  к  свиданию  с  незнакомкой.
Мэри-Джейн, естественно, тоже сидела здесь, поддразнивая брата.
   - У Персея свиданка!
   - Заткнись, пацанка! - сказал Персей. Тон его не был  недружелюбным.  Или
грубым. Напротив, в голосе Персея звучало "о'кей", и Мэри-Джейн наслаждалась
отсутствием диатрибы, ибо ничего другого ей не оставалось - что же еще  тебе
делать, если ты младшая сестра, а твой обожаемый старший брат собирается  на
свидание с незнакомкой, и сердце  твое  разрывается,  но  ты,  черт  возьми,
должна  держаться  как  ни  в  чем  не  бывало;  должна  дурачиться,  должна
поддразнивать его. Вот о  чем  думала  Мэри-Джейн.  Она  была  неглупа.  Она
понимала, что на ней тяжким бременем  лежит  непригодное  имя.  Она  гадала,
почему ей не дали классическое греческое имя, как всем остальным. И  думала,
что когда-нибудь обязательно выяснит  это  -  а  также  многое  другое,  что
взрослые старались держать от нее в тайне.
   - Ну, как я выгляжу? - спросил Персей.
   - Ты выглядишь колоссально, - ответила ему сестра.  -  Ты  выглядишь  как
полубог или герой.
   - Я не чувствую себя героем, - сказал Персей.
   - Это потому, что ты пока ничего не совершил. Но Ты не волнуйся - у  тебя
еще все впереди.
   - Да как же мне не волноваться! - сказал Персей. - Мне уже  восемнадцать.
Тесей убил гирканского вепря, когда ему было всего шестнадцать.
   - Если это не утка!  -  сказала  Мэри-Джейн,  и  двусмыслица  ее  реплики
показалась  столь  восхитительной  двум  юным  и  сравнительно  неискушенным
созданиям, что оба они залились смехом - так беспечно им вместе, увы, отныне
смеяться уже не придется. Мне нелегко об этом говорить, но вы,  наверное,  и
сами догадались.  Печать  серьезности  легла  на  беззаботное  веселье  того
мгновения,  когда  Персей  рассматривал  себя  в  металлическом  зеркале   и
Мэри-Джейн  подняла  масляную  лампу  повыше,  чтобы  ему  было   видно,   а
обставленная в античном стиле комната за ними терялась во мгле  переплетений
аканта.
   Персей поправил  галстук,  удостоверился,  что  надел  тунику  на  правую
сторону, нервно кашлянул и пошел по коридору к английскому саду, где ожидала
его незнакомка. Мэри-Джейн,  проводив  его  взглядом,  вытащила  из  кармана
передничка сладкое печенье и задумчиво принялась его грызть. Когда ты  всего
лишь маленькая девочка, голод важнее любых переживаний по поводу того,  куда
отправился твой старший брат.
   Повинуясь здоровому любопытству, Персей остановился по пути в сад, увидав
посреди коридора  большой  вертикальный  сундук,  открывающийся,  как  шкаф.
Вертикальные сундуки были изобретены всего несколько лет назад и продавались
пока только в крупных городах, поэтому принц не сразу понял, что это  такое.
Собачья будка? Или бельевой шкаф? Или баскетбольная корзина? Возможностей не
перечесть. Персей с любопытством уставился на сундук.
   Как раз в это мгновение зловещий принцев дядюшка Иеремия вышел в  коридор
в своем лучшем хитоне, мурлыкая себе под нос в такой манере,  которую  иначе
как угрожающей не назовешь.  Был  он  мужчина  рослый,  с  черной  кучерявой
шевелюрой и  черной  кучерявой  бородой.  Голову  его,  как  обычно,  венчал
ассирийский шлем. Иеремия, насколько нам известно, упоминался как  первый  в
античности человек, имевший карманы. В его  хитоне  их  было  целых  два,  и
дядюшка, сунув в карманы большие пальцы,  точь-в-точь  как  простой  фермер,
торопливо шагал вперед и остановился только тогда, когда увидел Персея.
   - Персей! - сказал он, таким образом подтверждая наши подозрения  о  том,
что он узнал племянника.
   - Дядя Иеремия! - воскликнул Персей. - Что вы делаете  в  этом  коридоре,
который ведет из моих личных дворцовых покоев к английскому саду, где у меня
назначено свидание с незнакомкой?
   - Да так, разнюхиваю, - ответил Иеремия.  -  Ты  случайно  не  видал  тут
вертикального сундука?
   - А это случайно не он? - спросил Персей.
   - Да. Это вертикальный сундук.
   - Тогда я его видал, - ответил Персей.
   - Но заглядывал ли ты внутрь?
   - Нет, не заглядывал, - признался Персей.
   - Жаль, - сказал Иеремия. - Ты мог бы узнать пару занятных вещиц.
   - Я же не знал, что в вертикальных сундуках скрываются занятные вещицы, -
сказал Персей.
   - Поздно, дружок, - заявил Иеремия и с силой толкнул сундук.
   Покоившийся на шариковых колесиках сундук под воздействием энергии толчка
покатился по коридору, сначала медленно, а затем разгоняясь  все  быстрее  и
быстрее, пока не пропал в непроглядной дали.
   - Ну что ж, - сказал Персей.
   - Возможно, ты набредешь на него еще раз, - заметил Иеремия. - А  пока  -
не смею тебя больше задерживать.
   Он зашагал по коридору, свернул за угол и пропал с глаз долой.
   Персей никогда не любил Иеремию. А выходка с  вертикальным  сундуком  еще
сильнее настроила принца  против  дяди.  Мне  трудно  объяснить  современной
публике, каким серьезным оскорблением считалось в  Древней  Греции  вот  так
толкнуть сундук по коридору вдаль прямо у вас  на  глазах.  За  такое  людей
убивали, и не только.
   Теперь мы на время покинем Персея и обратимся  к  молодой  даме,  которую
называли до сих пор незнакомкой. Мы оставили ее в английском саду,  где  она
сидит на стуле со спинкой, выгнутой в форме лиры, глядит на лилии в пруду  и
гадает о том, что ждет ее впереди. Высокая, стройная девушка в длинном белом
платье и полупечали, покрывавшей ее овальную головку и  позволявшей  увидеть
лишь розовые ноготки. Вот такой была Лира. Родителей  ее  звали  Кадиллак  и
Иеро. Она окончила критскую школу прикладных  искусств,  специализируясь  на
инталиях и полутоновых соответствиях. Детство у нее было  самое  обычное,  с
родителями, тетками, дядюшками, сестрами и братьями. В общем,  у  Лиры  было
все, за исключением кольца сиротки Энни, но  она  даже  не  знала,  что  оно
desideratum <Желанно  (лат.)>.  Шучу,  конечно.  Лира  была  привлекательная
девушка. Ее прямые, гладко зачесанные назад волосы  украшали  очаровательные
весенние цветы. Носик у нее был маленький, губы тонкие. Кому-то она могла бы
показаться надутой, но только не ее подружкам, аграгонским  наядам,  которые
часто навещали Лиру в то время, когда Олимпия была гораздо  ближе  к  Криту,
чем сегодня.
   В данный момент была в Лире какая-то смутность, непроницаемое нечто,  что
придавало ей особую привлекательность и окутывало атмосферой тайны,  которую
еще более подчеркивало отсутствие макияжа. Она  пришла  сюда,  в  английский
сад, не ради себя, а чтобы помочь кое-кому другому. Этим кое-кем другим  был
ее отец, правитель далекого  Тулия.  В  народе  его  звали  Пневмопотамом  -
огнедышащим драконом волн, - таким образом выражая свое уважение.
   Отец Лиры отчаянно нуждался в  чем-то,  но  никогда  не  говорил,  в  чем
именно, боясь быть  подслушанным  и  неправильно  понятым.  Человек  он  был
высокий, с  волнистой  шевелюрой,  и  тщательно  следил  за  своим  образом.
Поэтому, когда дочь предложила ему исполнить его тайное желание, не зная,  в
чем оно заключается, он растрогался до слез.
   - Помню, когда ты была еще ребенком, - сказал он, обняв ее за плечи, -  я
все думал, что ты послана мне в утешение. Теперь я это знаю точно!
   - Отец, я прошу лишь о возможности отработать тот особый долг, которым  я
обязана Олимпийцам, ибо, насколько мне известно, я не появилась бы на  свет,
если бы Зевс не шепнул тебе на ухо:  "Не  убивай  ее,  это  ж  всего-навсего
девочка, чем она сможет тебе навредить?"
   - Верно, ты кое-чем обязана Зевсу, - заметил отец. -  Но  еще  больше  ты
обязана Афине, которая вложила эту мысль ему в голову и ненавязчиво внушила,
чтобы он передал ее мне.
   - То, что ты говоришь, очень интересно, отец, - сказала Лира.  -  Но  как
случилось, что Афина приняла  такое  участие  в  моей  судьбе  -  ведь  всем
известно, сколь мало ее интересуют человеческие младенцы женского пола?
   - Да, известно, - ответил отец. - Но что до ее побуждений, тебе  придется
подождать и понять их самой. Ибо  боги  не  бросают  ответы  нам  под  ноги,
считая, что мы слишком заняты  собственными  наслаждениями,  чтобы  обратить
внимание на неземные духовные услады.
   Лире  пришлось  этим  и  удовольствоваться.  У  нее  были  свои  причины,
побудившие  ее  согласиться  исполнить  желание  отца.  Тайные  причины,   о
существовании которых вряд ли кто-то мог догадаться. В это просто невозможно
было поверить: чтобы за столь  чистым  лбом  скрывались  коварные  помыслы?!
Чтобы столь ясные глаза могли таить в себе такие сложности? Об  этих  чертах
образа Лиры мало кто знал. А если и знали, то не придавали значения.  Трудно
сказать, что хуже, да Лира и не пыталась говорить. В этом  смысле  она  была
мудра не по годам.
   И вот теперь она сидела в английском саду. Ее немного тревожило  то,  что
английский сад был по-прежнему тут. Ну что ж, если ей надо сыграть свою роль
в саду, значит, так тому и быть. Глядя в серебряное зеркальце,  Лира  трезво
оценила  свои  преимущества.  Недурна  собой,  приличные  баллы   по   тесту
академических способностей и умение сопереживать маленьким  мохнатым  лесным
зверюшкам. Другие начинали и с меньшего.
   Именно тогда в сад вошел Персей. Несколько  масляных  ламп,  стоявших  на
мраморных постаментах, освещали сцену, в  высшей  степени  строго  античную.
Здесь  не  было  праздных  зрителей,  способных  накинуть  на   сцену   сеть
самоиронии. Здесь были только они двое - и кот.
   Кот проскользнул сюда вслед за  Лирой.  Мы  не  можем  сказать  в  данный
момент, что его побудило, но мы более чем недовольны его присутствием. Разве
не обещали мы строго  придерживаться  главной  темы?  И  вот,  пожалуйста  -
какой-то кот проникает в пейзаж и  отвлекает  все  внимание  на  себя  своей
короткой шерсткой и так далее.
   Мы снова наконец вернемся к основному вопросу. Вопросу о ясности.  Персей
вошел в английский сад, но едва о