тихое мычание свежескошенного  сена.
Подернутая дымкой летняя тишина нависала над миром, как плотная вуаль,  лишь
иногда приоткрывая уголок и пропуская жалобный крик козлодоя.
   На Джорджа нахлынуло непередаваемое чувство целостности, и он ощутил себя
куском  огромного   мироздания.   Но   вслед   за   этим   пришло   ощущение
раздробленности, а затем и рассыпчатости, когда он  тщательно  прожевал  тот
ломтик пирога, который ему  вручила  тетушка  Тез.  Крошки  фонем  пищали  и
хихикали у него во рту, что казалось не совсем верным,  но  и  не  таким  уж
неправильным. Цветочный чай  с  фруктовым  пирогом  сменился  одним  из  тех
чудесных вечеров, которые время  от  времени  опускались  на  эту  и  другие
древние страны во время магнитных бурь. Тут и там за окном мелькали  большие
пернатые птицы.
   - Это грязнокрылые  лебеди,  -  ответила  тетушка  Тез  в  ответ  на  его
вопрошающий взгляд, полуприподнятые брови  и  руку,  повисшую  в  воздухе  в
вопросительном жесте. - Люди  считают  их  предвестниками  бед  и  правильно
делают, можешь мне поверить. Но тебе незачем тревожиться, мой  мальчик.  Они
тебя здесь не найдут.
   Джордж почувствовал себя очень маленьким. Однако его тревога,  источавшая
запах чизбургера, вполне соответствовала размерам взрослого человека.  Между
тем он давно уже планировал выпустить одного из своих голубков, и вот теперь
это время настало.
   Внезапно на проем открытой двери упала тень, а следом за ней и  небольшой
угловатый мужчина, одетый во все ржаво-коричневое  и  серое.  К  его  голове
прижималась помятая шляпа; через плечо свисал истрепанный дорожный мешок.
   - О-о! - воскликнул он. - Могу ли я спросить, мне тоже это надо слушать?
   - Мне-то ведь надо, - ответила тетя  Тез.  Повернувшись  к  Джорджу,  она
представила ввалившегося мужчину:
   - Это Пьер Дунчик, наш  французский  наемник.  Он  выполняет  у  нас  всю
грязную работу. Разве ты не помнишь его, Джордж?
   Джордж его не помнил, но он не хотел, чтобы об этом кто-то узнал.
   - Привет, Пьер, - сказал он.
   Французский наемник снял шляпу. Его засаленные серые волосы  беспорядочно
рассыпались по плечам, но затем, оценив расстояние до пола, быстро  прилипли
к воротничку костюма.
   - А-а, кого я вижу!  -  произнес  Пьер.  -  Молодой  хозяин  вернулся  из
Грохочущего мира, верно?
   - Да, я был в отъезде, - ответил Джордж. -  Мне  пришлось  поскитаться  в
далеких местах. И я многое повидал - не помню точно, раз  или  два.  Но  нет
ничего лучше возвращения домой.
   - Да, это, наверное, здорово, - сказал Пьер. - Я ведь  помню,  как  часто
ваш дядя говорил мне одно и то же:
   "Эй, Пук!" Это он так называет меня в кругу семьи. "Ну что,  Пук,  ты  не
знаешь, сколько майских жуков уже улетело  с  той  поры,  как  с  нашей  шеи
свалился Джордж?" А я ему: "Пару полных горстей, продувная бестия". Очень уж
нравится вашему дядюшке, когда я называю его таким образом.
   - Да, он действительно это любит,  -  подтвердила  тетушка  Тез.  -  Даже
странно, что  ты,  полукровка,  находишь  для  нас  такие  точные  и  полные
определения.
   - Так ведь это все не с куста падает, хозяюшка, - ответил Пьер. -  А  вы,
Джордж, надолго к нам или как?
   Джордж об этом еще не думал, поскольку всего лишь несколько минут назад у
него и в мыслях не было заходить...
   Его размышления часто велись автоматически, то есть  независимо  от  воли
Джорджа. Но он не желал становиться объектом каких-то  опытов  над  простыми
людьми. Неужели им не хватало для этого других беспомощных созданий? "Мы  не
гордимся нынешним положением дел, но так надо". Да, наверное, так  надо,  но
будет ли этому конец?
   И еще Джорджа  интересовала  цель,  ради  которой  его  подвергали  таким
мучениям. Он всегда размышлял об этом в те странные мгновения,  когда  пламя
внутри угасало, когда звуки вызывали  лишь  раздражение  и  когда  никто  не
появлялся, даже если включался свет.
   В такие минуты тело изгибалось в поисках опоры и прочих  удобств.  Тоска,
сжатая до критической массы, требовала  выхода.  Наступал  кризис,  и  фразы
теряли  свой  очевидный  смысл.  Они  выплескивались  наружу   в   свободном
контексте, словно порванные клочья незавершенных сюжетов. Вот какую ясную  и
очевидную картину он видел теперь перед собой.
   Потом появились экс-монарх Франции, комичный  официант  Эдди,  Мартина  с
разбитым от горя сердцем  и  все  остальные.  Они  с  трудом  выбирались  из
чернового наброска, пытаясь создать какую-нибудь  сцену.  Это  было  ужасное
зрелище для чуткого  и  отзывчивого  сердца  мужчины.  Вдали  уже  виднелись
хорошие и плохие дни, но сама картина  все  больше  превращалась  во  что-то
ужасное и смятое...
   Джордж резко выпрямился и осмотрелся по сторонам.
   Его едва не уговорили взять то, что они раздавали как месть и  награду  в
горных  святилищах  -  в  местах,  куда  метафоры  удалялись  для  весеннего
очищения; в местах за радугой, которые не желали раскрывать  себя  людям.  И
эти места не могли быть известными, потому что о них знал каждый. Вот  какие
там были места.
   Джордж понимал, что это только начало, и здесь намечалось нечто  большее,
чем встреча идей. Что-то уже пробивалось вовне. "Эй, ты, не  заслоняй  меня,
мать твою!" И оно порождало ужасное беспокойство.
   Формы вещей  скользили  на  коньках,  перескакивая  от  одного  образа  к
другому. "Джордж, ты нас слышишь?"
   - Да, я вас слышу, -  ответил  Джордж.  -  И  мне  очень  жаль,  что  все
закончилось так плохо. Я же им говорил, чтобы они  никогда  не  будили  меня
таким образом.
   А вас, наверное, интересует, что будет впереди. Это то, что мы все сейчас
увидим.
   Сцена по-прежнему пыталась пробиться из наброска. Но потом она  выдохлась
окончательно  и  откинула  копыта.  Мертворожденный  сюжет,  незрелый   плод
воображения. Утрите слезы, господа. "Джордж, ты все еще там?"
   Джордж захихикал. Он так здорово спрятался в куче простыней под кроватью,
что они никак не могли его найти. Это было то самое место. И  он  знал,  что
здесь ему ничего не грозит.
   - Я, конечно, извиняюсь, но, может быть, поиграем вдвоем?
   Джордж поднял голову. Он не ожидал услышать здесь другой голос.  Они  ему
об этом ничего не говорили.
   - Кто вы? - спросил Джордж.
   - Зовите меня Коломбиной, - ответила она. - Я из балетной  массовки  и  в
настоящее время ожидаю роль. А вы, случайно, не актер?
   - Я главный герой, - не без гордости  ответил  Джордж.  Ему  не  хотелось
использовать этот аргумент так рано - ну  да  и  черт  с  ним.  Если  имеешь
какой-то запас, лучше всего его когда-нибудь истратить.
   Место, в котором они находились, обладало признаками чего-то  необычного.
Однако, несмотря на определенное своенравие, оно  еще  не  стало  очевидным.
Никто из них не знал, какие последуют  указания  и  что  произойдет  дальше.
Последнее вообще держалось в полном секрете.
   Джордж решил немного рискнуть на  этой  стадии  дел  и  внести  со  своей
стороны небольшое предложение. Как следует взвесив  целесообразность  такого
поступка, он сказал себе: "Да, черт возьми! А почему бы и нет?"
   Однако мысль уже путалась в лабиринтах гамбургера высокой степени защиты.
Они искали способ вломиться в его схему. Они даже  использовали  длинноносые
щипцы,  которыми  тыкали  его,  сопя  и  фыркая  от  презрения.  Конструкция
выгибалась и изворачивалась. Прозрачный  желтый  сок  вытекал  из  множества
порезов,  нанесенных  газонокосилкой.  Но  они  не  давали  нам   пути   для
дальнейшего самоунижения, и поэтому мы из последних  сил  боролись  за  свою
свободу.
   Тем вечером тетя Тез приготовила на ужин  песочное  печенье,  булочки  из
гальки и отбивные из отбитых кусков скалы. Пьер устроился в  конце  стола  -
специально для того, чтобы подбрасывать Пятну то один  кусочек,  то  другой.
Пятно, появившееся под его стулом, все дальше  вытягивало  изогнутый  желтый
язычок.
   - Знаешь, Джордж, - сказала тетушка  Тез,  -  я  хочу,  чтобы  ты  завтра
встретился с другом нашей семьи.
   - А кто он? - спросил Джордж.
   - Он доктор исторических наук, и мы называем его Инопланетным Историком.
   - Хорошо, - сказал Джордж с едва заметным оттенком живости, хотя  он  еще
не понял, как ему отнестись к намеченной встрече. -  Так  кто  же  он,  этот
Инопланетный Историк?
   - Ладно, Джордж, я не буду скрывать от тебя  правды,  -  произнесла  тетя
Тез. - Мне не хотелось лишать тебя удовольствия, которое ты можешь  получить
от встречи с ним.
   - А вы уверены, что я получу удовольствие? - спросил Джордж. - Пусть  вас
не удивляет мой вопрос. Мне просто хочется знать, что вы подразумеваете  под
этим термином.
   Вот теперь все, как надо. Это, между прочим, моя реплика, а  то,  что  вы
прочитаете дальше, будет относиться уже к мыслям Джорджа и  его  настроению,
которое менялось с каждым днем. Ему почему-то не хотелось думать о встрече с
Инопланетным Историком, но он не мог не думать об этом. Мысли о предстоявшей
встрече терзали его целый день  и  сбивали  концентрацию  внимания,  которая
требовалась для выполнения  домашней  работы  -  например,  для  выкапывания
Анютиных глазок. Анюту обычно откапывал Пьер, и это была кропотливая работа,
во время которой приходилось  долбить  землю  ломом,  копать  ее  лопатой  и
разрыхлять мотыгой. Длинная рукоятка мотыги из ценной  породы  полированного
дуба  имела  два  нароста,  за  которые  ее   обычно   и   держали.   Иногда
использовались  мотыги  с  тремя  наростами,  но  за  отсутствием  трехруких
людей...
   А потом день прошел. Кур загнали во двор; петух важно взлетел на  крыльцо
и поставил там свою именную печать, после чего  их  пастух  устало  поплелся
домой. На землю легла тишина,  облака  закрыли  солнце,  и  слабый  ветерок,
поднявшись, вновь опустился вниз. В тот день Джордж часто  отмечал  подобные
нестыковки.
   Однако в последующих сценах и эпизодах мы увидим  Джорджа  за  работой  в
поле; в заботах о странно  раскрашенной  и  рогатой  скотине;  в  беседах  с
большой албанской свиньей. Он трудился до седьмого пота, который ему удалось
смыть, нырнув в небольшой ручей, протекавший перед белым домом,  построенным
прямо посреди сельскохозяйственных угодий.
   На  закате  все  отправились  к  куче  камней,  которые  благодаря  своей
любопытной форме считались религиозной святыней этих мест. Тени скручивались
и сплетались среди древних развалин. Могучие дубы зевали черными дуплами,  и
между ними блуждали жуткие зеленые и розовые огоньки.
   И тогда наступила ночь, и пришло время последний раз напиться, перед  тем
как принять неизбежный укол. А потом в постель, и живо!
   Прилетели сны, помахивая крыльями  противоречий.  Но  мы  пока  не  будем
исследовать их, поскольку они займут свое достойное место в следующем  цикле
лекций. Поэтому, переходя непосредственно к рассвету, мы  пропустим  остаток
ночи - тем более что в ней не было  ничего  интересного.  Хотя  знаете  что?
Давайте пропустим и рассвет. Все равно  Джордж  думал  только  об  одном:  о
встрече с пришельцем.
   На следующее утро, яркое и раннее, но не такое уж и раннее, чтобы там  не
хватило места для нескольких чашек кофе, в дом пришел Инопланетный Историк.
   До нас дошло несколько описаний Инопланетных Историков. К  сожалению,  ни
одно из них не является точным, потому что пришельцы  имели  текучую  форму.
Например, Историки меняли свои взгляды и остальные части тел почти с той  же
регулярностью, с какой мы трансформируем наше настроение.  А  надо  сказать,
что Инопланетный Историк тоже имел гамму чувств, и его форма часто  отражала
их состояние.
   Тем утром он находился в слегка неуверенном настроении, и это  отразилось
на его формах соматотипа. Он долго не мог решить, в каком образе явить  себя
миру.  Выбрать  что-нибудь  античное,  аскетическое,  с  вытянутым  носом  и
поджатыми губами? Или, наоборот, что-то яркощекое, улыбчивое и  общительное?
А что, если попробовать какую-нибудь новинку? Допустим, взять две  головы  с
разными на вид физиономиями. Или лучше вообще без физиономий.  Пустые  лица!
Это всегда воспринималось как хорошая шутка и хороший тон.
   Пока  Инопланетный  Историк  примерялся  к  различным  формам,  тетя  Тез
представила гостя.
   - Любезный друг, я хочу представить вам Джорджа, моего племянника и очень
хорошего мальчика, хотя мне и самой в это часто не верится.
   - Очень рад познакомиться, - ответил Джордж.
   - Деге Ерат, - произнес Инопланетный Историк.
   - Не понял?
   -  Это  традиционное  торжественное  восклицание,  которое   используется
склеротиками планеты Аделдис.
   - А-а, - ответил Джордж. - Я этого не знал.
   - У вас не было причин знать об этом.
   - Да, думаю, не было.
   - Вы тут поговорите друг с другом, а я займусь  делами,  -  сказала  тетя
Тез.
   Она вернулась в дом. Подходило время ставить ловушки на ячменные  оладьи,
которые грызли мебель и превращали все в муку.
   - Вот такие дела, - произнес Джордж, когда они остались  одни  на  заднем
дворе за маленьким переносным столом для пикников -  почти  у  самых  кустов
черной смородины, но относительно далеко от сливового дерева.
   - Да, можно сказать и так, - ответил Инопланетный Историк.
   В конце концов он решил превратить  себя  в  очень  высокого  двучленного
мужчину, с розовыми глазами и зеленоватым цветом кожи.
   - Вы, как я понимаю, с Земли? - спросил он. - Как вы догадались?
   -  По  выражению  недоумения.  У  вас,  землян,  это  получается   просто
превосходно.
   - Да, мы в этом часто практикуемся, -  сказал  Джордж.  -  А  могу  ли  я
спросить у вас, что здесь делает Инопланетный Историк?
   - Историю, - ответил  пришелец.  -  Жестокую  владычицу  наших  судеб.  В
принципе  мы  знаем,  каким   образом   должны   складываться   события.   И
универсальная история всего бытия написана давным-давно. К сожалению,  жизнь
не желает копировать ее в скромной и соответствующей манере. Вот почему  мы.
Инопланетные Историки, вынуждены вмешиваться в ход  эволюции  и  расставлять
все по своим местам.
   - Неужели? - спросил Джордж.
   - Да, - ответил Инопланетный Историк.
   - Но почему вы тогда сидите здесь?
   - Из-за вас, Джордж. Только из-за вас.
   - Из-за меня? Неужели со мной что-то не так?
   - Хорошо, что вы сами  догадываетесь  об  этом,  -  ответил  Инопланетный
Историк. - Джордж, вы все время находитесь в  самом  себе  и,  вероятно,  не
понимаете, какое впечатление производите  на  окружающих.  Скажите,  вам  не
кажется, что вы все время блуждаете вокруг да около?  Вам  не  кажется,  что
большую часть времени вы вообще ничего не делаете?
   - А разве это плохо?
   - Это было бы неплохо для незначительного и второстепенного персонажа. Но
вы здесь главное действующее лицо!
   - Я главное лицо? - с испугом спросил Джордж. - Вы в этом уверены?
   - Конечно, уверен, - ответил Инопланетный Историк. - И все это  время  вы
палец о палец не ударили.
   - Что же нам теперь делать? Я полагаю, у вас есть какие-то соображения по
этому поводу?
   - Кое-какие  идеи  у  меня  действительно  есть,  -  сказал  Инопланетный
Историк. - Но перед тем как  приступить  к  решительным  действиям,  нам  не
мешало бы промочить горло.



   Роберт ШЕКЛИ
   СЕМЬ МОЛОЧНЫХ РЕК С КИСЕЛЬНЫМИ БЕРЕГАМИ




   Oам были две двери, и сначала я решил идти в правую - так, без всяких  на
то причин, просто потому, что надо же войти  в  какую-нибудь,  а  обе  двери
казались мне совершенно одинаковыми, и ни одна не сулила чего-то особенного.
Но когда я подошел поближе и мой угол зрения  изменился,  я  заметил  третью
дверь, ранее скрытую за изгибом стены, в которую они все были  вделаны.  Эта
дверь находилась справа от выбранной мной вначале и теперь превратившейся  в
центральную.
   Эта третья дверь появилась столь неожиданно, что вызвала у меня некоторое
беспокойство.  Я  ведь  и  без  того  чувствовал  себя  выбитым  из   колеи.
Путешествие после отбытия с КОЛУМБА было долгим и утомительным, а тут еще та
печальная история с  МОРТОМ.  Указатели,  попадавшиеся  мне  в  пути,  имели
какой-то двусмысленный характер. Никогда  ведь  не  уяснишь  себе  истинного
значения того или иного знака, пока уже не будет поздно  что-либо  изменить.
Мой рюкзак был тяжел,  набит  всем  необходимым  для  путешествия,  а  также
дюжиной или даже  больше  вещей,  в  которых,  возможно,  нужды  никогда  не
возникнет, но которые вряд ли найдешь, если такая нужда появится.
   Когда отправляешься в путешествие, то фактически засовываешь в рюкзак всю
свою жизнь, только в  миниатюре,  а  вовсе  непросто  то,  в  чем  наверняка
нуждаешься, ибо никто с уверенностью не может сказать, что  именно  является
жизненно необходимым. Поэтому берешь то, что может понадобиться, или то, что
ты  надеешься  использовать,   или   то,   без   чего   боишься   оказаться.
Неудивительно, что лямки врезались мне в плечи под той тяжестью, что  висела
у меня на спине.
   И умненькая маленькая машинка-чепушинка ГЛИННИСА, которую  я  захватил  в
последнюю минуту, вылезла из своей мягкой обертки и теперь вгрызалась в меня
как раз где-то в  районе  бедра.  Однако  останавливаться  и  перепаковывать
рюкзак мне сейчас не хотелось, поскольку вход в  Фокис  лежал  прямо  передо
мной за одной из этих трех дверей. Подойдя к ним, я пригляделся,  но  отнюдь
не пришел в восторг  от  того,  что  увидел.  Между  ними  не  было  никаких
различий. Возможно, даже не имело значения, в которую из них я толкнусь. Или
все-таки имело? Я  вспомнил  совет  СЕСИЛИ:  бойся  очевидного!  Тогда-то  я
глубокомысленно кивнул, но теперь,  хорошенько  подумав,  понял,  что  будет
весьма и весьма затруднительно определить,  в  чем  именно  заключается  эта
самая очевидность, а еще труднее - уяснить, как избежать грозящей опасности.
Мое решение храбро шагнуть в центральную дверь стало слабеть,  и  я  обругал
присущую уму склонность к сомнениям, которая заставляла меня снова  и  снова
возвращаться к проблеме выбора. Что-то в этом роде уже происходило  со  мной
во время краткого знакомства с МОРТОМ, и я поклялся, что  оно  послужит  мне
уроком. Но как подобное намерение должно  отразиться  на  ситуации  с  тремя
дверями?
   Думаю, я мог бы еще долго торчать перед ними с режущим плечи  рюкзаком  и
машинкой-чепушинкой  ГЛИННИСА,  впившейся  в  мой  бок,  да  еще  с  громким
бурчанием в желудке.  Самая  примитивная  часть  моего  мозга  безоговорочно
знала, что желудок не получит ни крошки  еды,  пока  я  буду  колебаться  на
пороге входа в Фокис. Поэтому я рванулся к центральной двери, но в последний
момент вдруг изменил направление рывка и, без всякой на то причины, вошел  в
левую дверь.
   Первое, что я увидел, пройдя в нее, были  фламинго.  Целых  три  штуки  -
белые и розовые шары из перьев,  с  длинными  кожистыми  сгибающимися  назад
ногами внизу и такими же длинными  змеевидными  шеями  наверху,  снабженными
маленькими плоскими головами и  изогнутыми  черными  клювами.  Два  фламинго
занимались чем-то, что показалось мне состязанием в остроумии, но что  могло
быть и просто брачным танцем; оба громко орали и ширяли друг друга головами,
совсем как дуэлянты -  шпагами.  Третья  птица  -  крупная  и  окрашенная  в
оранжевые тона, не обращала никакого внимания на происходящее. Она  опустила
голову к самой поверхности мелкой лужи, в которой стояли фламинго, и  делала
ею какие-то движения, вызывая  появление  на  воде  множества  пузырьков.  Я
подумал, что она вспугивает со дна мелкую водяную живность,  но  чтоб  птица
что-то глотала - не видел.
   Тысячи мыслей бились в моей  голове,  одна  причудливее  другой,  и  я  с
радостью ретировался бы через ту же дверь,  окажись  она  на  месте.  А  ее,
разумеется, там не было. В Фокис ведут односторонние двери, и вам  предстоит
пройти весьма сложную и утомительную процедуру,  прежде  чем  вы  обнаружите
выход.
   Я, конечно, был весьма  далек  от  желания  уйти,  поскольку  только  что
прибыл. Снова пог