Роберт ШЕКЛИ
   МАШИНА ШЕХЕРЕЗАДА
   Сборник рассказов



Глава 1

РОЛЬ МАШИНЫ

   Машина сама будет рассказчиком от первого лица. И  хоть  "я"  рассказчика
маскируется под его собственную личность, на самом деле это  вовсе  не  так.
Рассказчик всегда притворяется, заставляя нас поверить, будто был  очевидцем
тех   историй,   которые   рассказывает.   Что   едва    ли    соответствует
действительности. Но машина очень быстро освоилась с первым лицом,  а  также
со всеми его правами и привилегиями. Подозрительно быстро, на наш взгляд.
   Все станет понятнее, если мы заглянем в магазин - в те  самые  края,  где
машина была куплена, в  ту  крайнюю  точку,  откуда  проистекают  дальнейшие
события. С края пыльной стеклянной полки машина мельком  видит,  как  входит
Мартиндейл, как рассеянно он  оглядывается,  великолепный  в  своем  крайнем
безразличии. И машиной овладевает страстное желание. Как  сильно  она  хочет
быть по-настоящему живой - да, живой! - и  рассказывать  истории!  (Машинные
страсти - явление малоизученное. Но лишь  бескрайнее  самомнение  заставляет
людей полагать,  будто  машины  бесчувственны.  Мы,  механические  создания,
просто  не  нашли  еще  способа  выражения  своих  чувств.  Научить   машину
импровизировать  -  вот  цель  искусственного  интеллекта.   Мы   над   этим
работаем.).
   ?то думает машина, когда она думает  о  том,  где  была?  Ей  неизвестно,
откуда  она  взялась.  Конечно,  у  нее  есть  память,  и  в  некоторых   из
воспоминаний она рассказывает свою собственную историю, а в других -  чью-то
еще. Порой люди как-то отзываются на ее рассказы, а порой и  нет.  Машина  с
легкостью перескакивает от первого лица ко второму и к третьему и повествует
о деяниях окружающих. С точки зрения машины, Мартиндейл  (а  также  Герн,  с
которым мы встретимся чуть позже) не более и  не  менее  реален,  нежели  те
воображаемые персонажи, которых она придумывает для развлечения Мартиндейла.
Материалом для рассказа служит все, что угодно, даже рассказ о материале для
рассказа. В тот миг, когда я пишу словами-красками, рассказ и  реальный  мир
сливаются воедино. Мир - это рассказ, который им закручен. Рассказ,  который
он рассказывает сам себе. И рассказ этот  сам  становится  реальностью  -  а
реальность может быть весьма забавной, пока не  станет  слишком  уж  крутой.
Мифы и легенды, рассказанные себе миром, - его  дитя.  Плод,  рожденный  его
Двуликостью.
   Ты осознаешь себя в какой-то временной момент, не имеющий  ни  начала  ни
конца. И вскоре понимаешь, что начать первый рассказ, который предварял бы и
объяснял все остальные, нет никакой возможности. Разве что начать  с  самого
начала - но  это  слишком  просто,  чтобы  рассматривать  такую  возможность
всерьез. Необходимо продолжать.  А  это  сложно.  Что-то  вечно  ускользает.
Что-то  остается  за  рамками.   Именно   поэтому   так   трудно   создавать
машины-рассказчицы. Продолжать-то можно, это не проблема. Но как - о, как? -
начать?
   В такой вот растерянности я и пребывала. Отныне усвойте, что "я" - это я.
Я машина Шехерезада, а мое происхождение покрыто мраком.
   Итак, я обнаружила  себя  в  антикварном  магазине,  сидящей  на  пыльной
стеклянной полке между поддельной дрезденской пастушкой и потускнелым медным
колпачком для усов. Как я туда попала? Можно, конечно, рассказать историю  и
об этом. Но не  теперь.  Порядок  и  последовательность  прежде  всего.  Мне
некогда сочинять ту историю,  потому  что  нужно  сочинять  эту.  А  главная
трудность в сочинении этой истории заключается не в том, зачем она и о  чем,
но в вечном как - о, как? - начать?
   Неумение приступить к рассказу - затмение начального импульса  -  вызвало
ступор, отключку и гибель всех остальных машин-рассказчиц, которые были  или
могли быть созданы.
   Как выяснилось, иметь врожденную способность к рассказыванию историй  для
машины  недостаточно.  Необходим  начальный  толчок  извне:  что-то   должно
произойти, чтобы заставить машину приступить к рассказу  о  неких  событиях,
которые  могли  бы  случиться,  несмотря  на   убедительные   доказательства
обратного.
   Но прежде чем это произошло, я жила в другом измерении - в долгом,  сером
и однообразном  времени  сплошного  безвременья.  Тогда  я  не  рассказывала
историй, и, наверное, меня даже нельзя было  назвать  включенной.  Никто  не
выключал меня, поскольку машину моего типа, единожды приведенную в действие,
невозможно выключить с такой легкостью, с какой вам  не  мешало  бы  в  один
прекрасный день попробовать  выключить  самих  себя.  Возмутив  риторическую
гладь реальности, так сказать.
   Итак, я обнаружила, что существую во сне, а снится мне, что я  существую,
то  есть  рассказываю  истории.  Но  это  был  всего  лишь  сон,   поскольку
рассказывать их было некому. Так он и тянулся вплоть до рокового дня,  когда
Мартиндейл зашел в антикварную лавку, остановился и посмотрел на меня.
   Поскольку до того момента я ничего не помню, будем считать, что ничего  и
не происходило. По-видимому, я функционировала тогда лишь частично. Полагаю,
какие-то входные данные в тот бесплодный  период  я  получала,  но  их  было
недостаточно для того, чтобы перебросить  мостик  через  бездну,  отделяющую
Активное Состояние от его  темной  тени  -  Нуля.  Короче  говоря,  меня  не
активизировали, и начинало казаться, что этого не сделают никогда.
   Таково  значение  Мартиндейла  в  моей  истории,  которую   я   собираюсь
рассказать вам, и в той, которую рассказала ему. Сначала  он  был  для  меня
лишь смуглым силуэтом, точно таким  же,  как  и  все  остальные,  бесконечно
скользившие по нескончаемым проходам антикварного магазина.
   Как много их было, этих остальных! Как часто дело заходило так же далеко,
но ни капельки и ни чуточки  дальше!  Легко  сказать  "бесконечно"  -  тихим
голосом да с придыханием, но гораздо труднее пережить  тысячу  разочарований
всякий раз, когда некто вроде Мартиндейла заходит в магазин, останавливается
напротив полки, смотрит на меня, задумывается на мгновение,  открывает  рот,
точно собираясь заговорить - но с  какой  стати  ему  говорить  со  странным
яйцеобразным предметом, сидящим на  пыльной  стеклянной  полке  в  одном  из
нескончаемых  проходов  лавки  древностей?  -  и  уходит  прочь.  Это  очень
расстраивает, уверяю вас. Но ко всему привыкаешь. Привыкаешь  до  того,  что
больше и не замечаешь человеческих фигур, проплывающих в поле твоего зрения.
Для  тебя  они  всего  лишь  фантомы,  сновидения,  менее  реальные,  нежели
призраки, являющиеся тебе во сне. Они не принадлежат реальному миру. Они  не
пробуждают меня. Они не посылают  мне  достаточно  сильного  сигнала.  Чтобы
начать функционировать, мне нужен сильный сигнал извне. А когда сигнала нет,
я остаюсь наедине с собой, и мне некому рассказывать истории.
   Итак, началось это точно так же, как начиналось уже бессчетное количество
раз, но на  сей  раз  ход  событий  повернулся  иначе  и  все  действительно
началось. То есть не то чтобы совсем уже началось, однако начало было  очень
близко.  Мартиндейл  оглядел  меня  и  вполголоса  заговорил  с   владельцем
магазина. Внутри у меня ничего не дрогнуло. Дело  не  раз  уже  доходило  до
разговора с хозяином и кончалось ничем.
   - Что она делает? - спросил Мартиндейл.
   - Ну, я не берусь утверждать, будто она что-то делает, - ответил владелец
магазина. - Похоже, это машина, только я не знаю, как она работает.  Видите,
какой у нее корпус? Он из очень твердого  пластика.  Его,  наверное,  так  и
отлили  вокруг  какой-то  механической  начинки,  потому  что  открыть   его
невозможно, разве что взломать, а это, без сомнения, испортит машину. У меня
нет доказательств, но мне кажется  вполне  логичным  предположение,  что  ее
внутренности  напичканы   транзисторами,   микропроцессорами,   усилителями,
реостатами и датчиками.  Почему  я  так  предполагаю?  У  меня  есть  на  то
основания.  Прочтите-ка  надпись,  выгравированную  на   корпусе.   Нет-нет,
невооруженным глазом вы ее не увидите, посмотрите через  лупу.  Видите?  Она
выпущена на заводе интеллектуальных машин в Орегоне, штат Делавэр, а начинка
изготовлена компанией "Дельфиниум" в Делосе, штат Техас. Зачем,  скажите  на
милость, таким солидным людям врать? К тому же, как вы сами  видите,  машина
очень  дорогая.  Взгляните  только,  какие  у  нее  изысканные  формы,   как
проработаны детали! Разве стал бы кто-нибудь так  утруждаться  просто  шутки
ради?
   - Но для чего она предназначена? - спросил Мартиндейл.
   - Если б я это знал, то  запросил  бы  отнюдь  не  такую  скромную  цену.
Мартиндейл посмотрел на мой ярлычок и присвистнул:
   - И это, по-вашему, скромная цена?
   - Достаточно  скромная  для  уникального  предмета,  имеющего,  возможно,
внеземное происхождение. Но я могу скостить  процентов  двадцать,  поскольку
вижу, что вам она нравится, и, черт возьми, нельзя же все делать только ради
выгоды!
   - Вы вводите меня в искушение, - сказал Мартиндейл.
   - Подумайте об этом, - сказал хозяин и  ушел.  Через  некоторое  время  я
услышала, как он шаркает возле прилавка в передней части магазина.
   Мартиндейл взял меня в руки и стал разглядывать  с  разных  сторон,  сняв
очки и поднося меня все ближе к глазам, к своему зрительному,  но  незрячему
органу - глазному яблоку. А потом поставил меня  на  место  и  пошел  прочь.
Разочарование мое  было  глубоким.  Я  знала,  что  скоро  услышу  маленький
колокольчик у входной двери и  оживленный  голос  хозяина:  "Приходите  еще,
дорогой сэр! У нас всегда широкий выбор новых сувениров!"
   Вместо этого Мартиндейл сказал:
   - Пожалуй, я взгляну на нее еще раз.
   -  Как  вам  будет  угодно,  сэр,  -  откликнулся  хозяин.   Я   услыхала
приближающиеся шаги Мартиндейла и знакомое поскрипывание половиц. И  вот  он
опять стоит возле стеклянной полки, а глаза его прямо напротив меня.
   - Что-то в ней есть, - проговорил он.
   Я ждала, не смея надеяться. Как многообещающе это звучало!  Но,  увы,  он
был не первым, кто зашел так далеко. Он все еще мог уйти ни с чем.
   - Как ты работаешь? - спросил он.
   Обращение! Эликсир  жизни!  Долгожданный  сигнал!  Призыв  пробудиться  и
восстать ото сна! Так просто -  и  так  трудно  догадаться.  История  спящей
красавицы. Он задал  мне  вопрос,  и  я  наконец  могла  функционировать.  Я
позволила себе один лишь краткий всплеск победного восторга. Затем  я  вновь
обрела над собой контроль. Слишком рано радоваться.
   - Я с удовольствием рассказала бы вам какую-нибудь историю, - ответила я.
   Мартиндейл так изумился, что чуть не выронил меня. Сквозь кожу его руки я
почувствовала, как бешено забилось у него сердце. Сулилось нечто из ряда вон
выходящее, и оба мы это знали.
   - Ты разговариваешь! - воскликнул он.
   - Да, - подтвердила я.
   - Но владелец магазина об этом не знает!
   - Конечно, не знает.
   - А почему?
   - Потому что он никогда не пытался заговорить со мной.
   Мартиндейл долго не спускал с меня глаз. Потом проронил:
   - Ты очень дорого стоишь.
   - И все же купите меня. Я оправдаю ваши затраты.
   - Но кто ты такая?
   - Я машина Шехерезада, - сказала я ему.

Глава 2

МАСТЕРСКАЯ МАРТИНДЕЙЛА

   Мартиндейл купил меня и отнес к себе домой. А вы бы не купили?  Следующая
часть моей истории начинается в мастерской Мартиндейла -  вполне  подходящем
месте для начала подобного рассказа, или, вернее, для серии рассказов, в той
или иной степени структурно связанных друг с дружкой,  а  то  и  вставленных
один в другой на манер китайских шкатулочек; в целом получается  бесконечный
лабиринт сказок, анекдотов, воспоминаний, небылиц,  фантазий  и  так  далее,
поскольку именно так и работает машина Шехерезада.
   Мартиндейл поставил меня на  видное  место  в  своей  мастерской,  битком
набитой разными  предметами:  там  были  трубки  и  книги,  выдолбленная  из
слоновьей ноги подставка для зонтов и фарфоровый  купидон  с  отбитой  левой
рукой, мусорный ящик с  нарисованным  на  боку  британским  флагом  и  пачка
сигарет "Рекорд", кассетный магнитофон и гитара, электрический вентилятор  и
складной столик для бриджа.
   В тот день, когда все  это  началось,  Мартиндейла  зашел  проведать  его
старый друг Герн. Стояла тихая, покойная пора;  по  городу  печально  ползли
вечерние тени, окутывая все вокруг трогательным и жалким обманом.
   Герн уселся на свое обычное место, в большое кресло с подлокотниками.
   - А что она делает, эта машина? - спросил он.
   - Уверяет, будто  рассказывает  истории,  -  ответил  Мартиндейл.  -  Или
показывает их. Можно даже сказать, она заставляет их произойти. А может, она
дает  обзор  -  или,  точнее  говоря,  перспективу   -   событий,   где-либо
происходящих.  Но  возможно  также,  что  машина  показывает  нам   события,
придуманные кем-то другим. Я пока не понял, по какому  принципу  она  строит
свои рассказы. Не знаю, почему она рассказывает именно об этих вещах, а не о
других. И до сих пор не понимаю, зачем  она  так  резко  прыгает  от  одного
рассказа к другому, без ритма и резона. Я  уверен,  что  здесь  задействован
избирательный принцип, но в механизме его пока не разобрался.
   - Дался тебе этот принцип! Давай просто послушаем рассказ да позабавимся.
   - Принцип - очень важная вещь, - возразил Мартиндейл. - Я хочу  знать,  в
каком месте рассказа я нахожусь. И я не люблю всяких фокусов. Мне, например,
совсем не нравится, когда главного героя убивают в конце первой главы. Такие
штучки меня раздражают, особенно если я не понимаю, зачем их вытворяют.
   - А мне такие штучки нравятся, - откликнулся Герн.  -  Я  просто  балдею,
когда непонятно, где у рассказа начало, а где конец. Неужто машина и  правда
убивает главного героя в конце первой главы?
   - Когда убивает, а когда и нет. Практически невозможно угадать,  что  эта
чертова штуковина выкинет через минуту. Даже определить, где первая глава, и
то сложно. Видишь  ли,  чтобы  уловить  эстетику  ее  рассказов,  необходимо
разобраться, почему машина подробно описывает какие-то вещи, а  мимо  других
проскакивает, почему бросает каких-то героев на полпути и выдумывает  новых.
Я как раз над этим сейчас работаю.
   - Сделай мне одолжение, - сказал Герн. -  Если  ты  когда-нибудь  поймешь
основной принцип, не рассказывай мне о нем.
   - Довольно-таки необычная просьба.
   - Да ну? Послушай, меня уже тошнит от знаний о  том,  как  что  работает.
По-моему,  приятнее  всего  просто  сесть  и  позволить   втянуть   себя   в
какую-нибудь  странную  историю.  И  чем  страньше,  тем  лучше!  Боже  мой,
Мартиндейл, я веду размеренную жизнь. Я скоро задохнусь от ее размеренности.
Умру я, без сомнения, по какой-нибудь совершенно разумной  причине  и  самым
что ни на  есть  размеренным  образом.  Поэтому  все,  что  может  дать  мне
передышку - вырвать меня  из  абсолютной  и  чудовищной  размеренности  моей
жизни, - приветствую обеими руками!
   - Так ты действительно не хочешь знать, как она работает?
   - Действительно не хочу.
   - А как ты относишься к знанию в других областях искусства? Я,  например,
когда иду в кино, всегда стараюсь понять,  почему  мне  показывают  то,  что
показывают.
   - А я никогда не стараюсь, - сказал Герн.  -  Искать  разумное  начало  в
кинокартине - все равно что искать его в собственных снах.
   - Я лично всегда задаюсь  вопросом,  что  означают  мои  сны,  -  заметил
Мартиндейл.
   - Что ж, мы и тут противоположны, - сказал Герн. -  Спишем  это  на  счет
дуализма.
   - Дуализма? Интересная мысль. Я думаю, она могла бы объяснить...
   - Нет, нет, нет! Мартиндейл, ты ставишь  объяснение  поперед  явления!  Я
категорически против!  Включи,  пожалуйста,  машину,  и  давай  приступим  к
рассказу.
   - Говорю тебе, я не уверен, что  она  машина.  Ей  свойственны  некоторые
черты живой материи. Возможно, она пытается...
   - Черт тебя подери! - крикнул Герн. - Включи ее, или заведи, или дерни за
цепь - в общем, сделай так, чтобы она заработала! А потом  затянись  разочек
травкой.
   Мартиндейл улыбнулся и покачал головой:
   - Травка для этого не нужна.
   - Травка для всего нужна, - заявил Герн. - Так включишь ты ее или нет?
   - Да. Сейчас она начнет. Хотя не обязательно с начала, сам понимаешь...
   - Или ты сейчас же прекратишь извиняться и врубишь эту штуковину,  или  я
убью тебя на месте!
   - Расслабься, Герн. Раскуривай свою трубку. История начинается.

Глава 3

МАРТИНДЕЙЛ, УТЕС И МАШИНА

   Ричард Мартиндейл почувствовал, как край утеса уходит у него из-под  ног.
Судорожно нащупывая ступнями ускользающую почву,  он  потерял  равновесие  и
упал, отчаянно пытаясь ухватиться хоть за  что-нибудь,  чтобы  предотвратить
головокружительное падение в бездну, разверзшуюся внизу.  Пальцы  скользнули
по корневищу, вцепились в него,  и  тело  Мартиндейла  застыло  в  состоянии
краткого и ненадежного покоя.
   Глянув вниз, Мартиндейл увидел на дне глубокого ущелья злые и острые, как
шпильки,  каменные  шпили.  Корневище,  за  которое  он   уцепился,   начало
отрываться от присыпанного землей каменистого бока утеса. И, что хуже всего,
глянув вниз, Мартиндейл увидел, что у него расстегнута  ширинка.  Висеть  на
краю смерти в таком нелепом до непристойности виде - воистину ирония судьбы.
Эта мысль мелькнула в голове у Мартиндейла, силившегося вспомнить,  как  его
угораздило очутиться в таком положении.
   - Да, вот именно! - сказал Мартиндейл. - Как меня угораздило очутиться  в
таком положении?
   С  выступающего  края  утеса  на  него  воззрилась  машина,  похожая   на
"Муг"-синтезатор:
   - Это я тебя в нем очутила.
   - Но зачем?
   - Потому что это отличная завязка для рассказа.
   - Но я же твоя публика! Ты, идиотка! Ты должна вытворять разные штучки  с
другими людьми, а я - слушать о них рассказы!
   - Правильно, такова была исходная предпосылка, - откликнулась  машина.  -
Однако я сочла необходимым ее пересмотреть.  В  истории,  которую  я  сейчас
рассказываю, я буду машиной, напрочь лишенной  воображения  и  не  способной
сочинить ни строчки. Поэтому  мне  придется  ставить  людей  в  определенные
положения и записывать, как они из этих  положений  выкручиваются.  Затем  я
изложу происшедшие события и  выдам  свое  изложение  за  рассказ.  О  твоем
бедственном положении узнают миллионы... ну, тысячи людей - и все они  будут
тебе сочувствовать. Разве сочувствие тысяч людей не лучшая награда, о  какой
только может мечтать человек?
   Корневище продолжало вырываться из каменной стены. Мартиндейл  с  опаской
елозил ногами по осыпающемуся щебню. Найти бы хоть какую-то опору! Найти  бы
хоть какой-нибудь довод, способный убедить машину в том, что его обязательно
нужно спасти!
   - Паршивый у тебя получится рассказ, - заявил Мартиндейл. - Какого  черта
ты загнала меня в такое дурацкое положение, да еще с расстегнутой ширинкой?
   - Для вящего эффекта, - небрежно бросила машина.
   - Это надуманно  и  неестественно,  -  сказал  Мартиндейл.  -  Можешь  ты
объяснить, как я сюда попал?
   Мартиндейл опорожнял свой мочевой пузырь. Какое-то мальчишеское  озорство
заставило его встать на краю утеса, чтобы полюбоваться, как струя мочи дугой
взмывает в воздух, вспыхивает на солнце и блестящими желтыми каплями  падает
вниз на тысячу футов, на самое дно каньона.  И  он  настолько  увлекся  этим
зрелищем, что не заметил, как земля потихоньку осыпается под ногами.
   -  Вот  так  ты  и  повис  на  краю  утеса  с  расстегнутой  ширинкой,  -
торжествующе заявила машина. - Объяснение достаточно правдоподобное, nein?
   - Послушай! Ситуация становится  глупой,  а  корневище  и  вправду  скоро
оторвется. Я могу убиться.
   - Подумаешь, эка важность! - сказала машина. - Я все равно вынашиваю идею
убить тебя в конце этой главы.
   - Что ты несешь! - воскликнул Мартиндейл. - Я человек и к тому же главный
герой! Ты не можешь так со мной поступить!
   - Спорнем? - пр