- Слишком дорого.
     -  Зато  со  временем  окупится.   За   несколько   бычков   хорошего
оборудования не купишь. Экономить тут нечего. Верно, Пайпс?
     Инженер радостно закивал.
     - Именно это я всегда и говорил, кузен Хью! Вы абсолютно правы.
     Мемток все еще хмурился.
     - Ну... ладно, подготовь расчеты. И перед  тем,  как  представить  их
мне, покажи кузену Хью.
     - Есть, сэр!
     Мемток приблизился и похлопал одно из мальчишеских тел.
     - Вот это на мой взгляд настоящее мясцо. А, Хью?
     - Замечательное, - согласился Хью, который все еще  не  смог  придать
своему лицу нормальное выражение. - Возможно, ваш  племянник?  Или  просто
один из сыновей?
     Наступило  ледяное  молчание.  Никто  не  шевелился,  только  Мемток,
казалось, стал  выше  ростом.  Он  чуть  приподнял  свой  хлыст,  даже  не
приподнял, скорее, а просто сжал его из всех сил.
     Затем  он  выдавил  из  себя  что-то  вроде  кривой  улыбки  и  издал
неприятный смешок.
     - Кузен Хью, ты когда-нибудь рассмешишь меня до смерти. Ну у  тебя  и
шутки! Эта особенно хороша. Гну, напомни мне, чтобы я не забыл  рассказать
ее вечером остальным.
     Шеф-повар  пообещал  обязательно  напомнить   и   хихикнул,   инженер
разразился хохотом. Мемток еще раз усмехнулся, довольно прохладно.
     - Боюсь, что не вправе претендовать на столь высокую честь, Хью.  Все
эти тушки - выкормыши с ранчо, поэтому  среди  них  нет  ни  одного  моего
кузена. Кончено, я знаю, что в некоторых имениях принято... но Их  Милость
считает, что подавать к столу домашних слуг вульгарно,  даже  если  смерть
наступила в результате несчастного случая... Кроме того, слуги, не  будучи
уверены в своем будущем, становятся беспокойными.
     - Логично.
     - Да, и кроме того гораздо более приятно закусывать теми, от кого все
равно нет никакого толка. Ну ладно, хватит об этом, мы теряем время.  Хью,
обратно пойдем вместе.
     Когда они удалились от остальных, Мемток спросил:
     - Так что ты там говорил?
     - Прошу прощения?
     - Будет, будет, ты сегодня что-то очень рассеян.  Ты  говорил  что-то
насчет того, когда Их Милость вернется.
     - Ах, да! Мемток, не  могли  бы  вы,  в  качестве  огромного  личного
одолжения мне, сообщить о  возвращении  Их  Милости  в  имение  сразу  же?
Независимо от того, официально он вернется или нет. Не просить за  меня  о
чем-нибудь, а всего лишь сообщить. - Черт возьми, когда время безвозвратно
утекает, как кровь из перебитой артерии, единственное, что  он  еще  может
сделать, это приползти на брюхе к Джо с унизительными извинениями, и таким
образом добиться того, чтобы Джо вместе с ним вмешался в ход событий.
     - Нет, - ответил Мемток. - Нет, не думаю, что смогу.
     -  Прошу  прощения?  Возможно,   ничтожный   слуга   невольно   нанес
оскорбление?
     - Ты имеешь в виду ту остроту?  О  небо,  конечно  нет!  Может  быть,
кое-кому она и  показалась  бы  вульгарной,  и  можно  держать  пари,  что
кое-кому из слуг стало от нее дурно. Но я, Хью, если чем  и  горжусь,  так
это тем, что у меня есть чувство юмора - и в тот день, когда  я  не  смогу
оценить шутку только потому, что она относится ко  мне,  я  тут  же  подам
прошение об отставке. Нет, просто теперь настала моя очередь подшутить над
тобой. Я сказал: "Не думаю, что смогу".  В  этой  фразе  заключен  двойной
смысл - двусмысленная, я бы даже сказал, шутка, ты понимаешь? Я не  думаю,
что смогу сказать тебе, когда вернется Их Милость, потому, что он известил
меня, что вообще больше сюда не вернется. Так что увидеть его  ты  сможешь
только во дворце... а там уж я обещаю, что сообщу тебе, когда он будет  на
месте. - И Главный Управляющий слегка ткнул его под ребра. - Жаль, что  ты
не видишь выражения своего  лица.  Моя  шутка  ведь  была  далеко  не  так
остроумна,  как  твоя.  Но,  тем  не  менее,  челюсть  у  тебя  прямо-таки
отвалилась. Вот умора!
     Хью извинился, ушел к себе,  лишний  раз  помылся,  очень  тщательно,
гораздо тщательнее, чем обычно, а затем просто сидел и размышлял до самого
обеда. Перед обедом он слегка подбодрил себя небольшой порцией  Счастья  -
недостаточной, чтобы дать ему опьянеть, но вполне достаточной, чтобы  дать
ему возможность благополучно перенести обед теперь, когда он знал,  почему
"свинина" так часто подается  к  столу  Избранных.  Правда,  у  него  были
основания предполагать, что свинина, идущая  в  пищу  слугам  -  настоящая
свинина. Но, несмотря на это, он больше не намерен был есть грудину. Равно
как и ветчину, свиные отбивные,  колбасы.  Так  чего  доброго,  он  вообще
станет вегетарианцем - по крайней мере до тех пор, пока они не окажутся  в
горах на свободе, где пища была всем.
     Но, доза Счастья вполне позволила ему даже улыбнуться,  когда  Мемток
отведал жаркого, предназначавшегося наверх, и спросить:
     - Ну как? Жирно?
     - Даже хуже обычного. Попробуй.
     - Нет, спасибо. Я и так представляю. Я бы, наверное, и  сам  смог  бы
готовить гораздо лучше - хотя, наверняка, держал бы  себя  очень  круто  и
взыскательно. Впрочем, может быть кузен Гну и смягчил бы меня со временем.
     Мемток так расхохотался, что даже подавился.
     - Ой, Хью, не  смей  меня  больше  так  смешить  за  едой!  А  то  ты
когда-нибудь убьешь меня.
     -  Ваш  покорный  слуга  нижайше  надеется,  что  этого  никогда   не
произойдет. - Хью поковырял кусок мяса в тарелке, отодвинул его в  сторону
и съел несколько орехов.
     Вечером он засиделся в кабинете допоздна. Киска уже спала, а  он  все
еще составлял письмо. Ситуация требовала немедленного  извещения  Барбары,
причем в глубокой тайне, а это было возможно только  через  Киску.  Задача
заключалась в том, чтобы написать Барбаре так, чтобы прочесть письмо могла
только она сама, да еще так, чтобы она без предупреждения поняла: это код,
и  поняла  зашифрованное  сообщение.  Та  причудливая  смесь,  которой  он
воспользовался прошлый раз, на этот  раз  не  годилась  -  он  должен  был
передать ей подробные инструкции, в которых она не должна была  пропустить
ни единого слова и должна  была  догадаться  о  малейших  оттенках  смысла
сказанного.
     В итоге, письмо приобрело следующий вид:
     "Милая!
     Если бы ты была со мной, то я с удовольствием  поболтал  бы  с  тобой
немного о литературе. Ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду;  например
творчество Эдгара Аллана По. Можешь, так вспомни, что я всегда считал  его
единственным  достойным  автором   таинственных   историй.   Прочитать   и
перечитать его - сущее удовольствие, уже потому, что с одного раза его  не
раскусишь. Ответь, например, попробуй, на все вопросы,  встающие  по  ходу
дела в его "Золотом жуке", "Убийство  на  улице  Морг"  или  в  "Пропавшем
письме", да и в любом другом его произведении. Таким же образом - то  есть
по нескольку раз следует перечитывать почти всего  По.  Способом,  который
один только может раскрыть читателю  окончательно  все  потаенные  оттенки
мыслей писателя, является более чем внимательное чтение каждой его фразы с
самого первого слова, а  не  вскользь.  Конец  нашего  разговора  об  этом
действительно великом человеке мог бы отложиться на неопределенное  время,
но уже поздно, поэтому приходится прервать его; в следующий раз  предлагаю
обменяться мнениями о творчестве Марка Твена.
                                                               С любовью."
     Поскольку Хью никогда раньше не обсуждал с Барбарой творчества Эдгара
Аллана По, он был совершенно  уверен,  что  она  начнет  искать  в  письме
скрытое сообщение. Вопрос был в том, сможет она его  обнаружить  или  нет.
Тайное послание должно было читаться так:
     "ЕСЛИ ТЫ МОЖЕШЬ ПРОЧИТАТЬ ЭТО ОТВЕТЬ ТАКИМ ЖЕ СПОСОБОМ КОНЕЦ"
     Сделав все, что было в  его  силах,  он  прежде  всего  избавился  от
черновиков,  а  затем   приготовился   сделать   кое-что   гораздо   более
рискованное. Теперь он готов бы был променять свое вечное блаженство и еще
что угодно в придачу на обыкновенный фонарик. Его комнаты освещались, ярко
или мягко, по  его  желанию,  светящимися  полусферами,  расположенными  в
верхних углах комнат. Хью понятия не имел, что они собой  представляют,  и
знал только одно - это ни один  из  известных  ему  родов  освещения.  Они
совершенно не нагревались, похоже не нуждались в проводке и регулировке, а
регулировались небольшими рычагами.
     Такой же светильник, размером с мяч для гольфа был вмонтирован в  его
читающее устройство. Регулировался он вращением самого шарика. Хью  решил,
что вращение этих сфер каким-то образом поляризовало их.
     Он попытался извлечь сферу из читающего устройства.
     В конце концов ему удалось извлечь ее, сломав верхнюю панель. У  него
в руках оказалась ярко светящаяся сфера и отрегулировать силу  света  было
уже невозможно. Это было почти так же плохо, как и отсутствие освещения.
     В конце концов он догадался, что ее можно  спрятать  подмышкой.  Свет
немного пробивался наружу, но уже не такой сильный.
     Он удостоверился, что Киска спит, выключил свет,  приоткрыл  дверь  в
коридор  и  выглянул.  Коридор  освещался  только  одним  светильником  на
столбике, находившемся на пересечении  проходов,  ярдах  в  пятидесяти  от
него. К сожалению, идти ему нужно было именно в  том  направлении.  Он  не
ожидал, что в это время еще работает освещение.
     Он дотронулся до своего "ножа", накрепко привязанного к левой руке  -
некоего подобия ножа, который он заострил с  помощью  камня,  подобранного
возле садовой дорожки. Чтобы удержать его крепко в руке,  необходимо  было
привязывать его. По-хорошему над ним бы надо было еще работать и работать,
а работать над ним он мог только после того, как  засыпала  Киска  или  во
время оторванных от работы  минут.  Но  все-таки  иметь  его  было  как-то
приятно, тем более что для него это было всем - и  ножом,  и  стамеской  и
отверткой, и фомкой.
     Люк, ведущий в туннели обслуживания находился в проходе, отходящем от
освещенного перекрестка вправо. В принципе годился любой люк, но этот  был
расположен на пути к комнате ветеринара. Так что, если его застигнут, то у
него всегда будет наготове оправдание, что  заболел  живот  и  он  идет  к
врачу.
     Крышка люка легко откидывалась на шарнире. Запиралась  она  защелкой,
которую всего-навсего нужно было отодвинуть, чтобы  откинуть  крышку.  Дно
туннеля, освещенное  его  сияющей  сферой,  находилось  на  глубине  около
четырех  футов.  Он  начал  спускаться  вниз   и   столкнулся   с   первой
неприятностью.
     Эти люки и туннели предназначались для людей,  которые  были  на  фут
ниже и футов на пятьдесят легче его, Хью Фарнхэма. Соответственно уже были
и их плечи, бедра, высота на четвереньках и так далее.
     Но он тоже мог одолеть этот туннель. Просто должен был.
     Он попытался представить себе, как он будет ползти по  туннелю,  имея
на руках по крайней мере одного грудного ребенка. Но и с  этим  он  должен
был справиться. И он справится обязательно.
     Он чуть было не устроил себе западню. Буквально в самый последний миг
он обнаружил, что на внутренней стороне крышки, абсолютно гладкой, не было
никакой  ручки,  и  что  при  закрывании   запор   защелкивается   снаружи
автоматически.
     Все это объясняло то, что никто не беспокоился по  поводу  возможного
внезапного  появления  жеребца  в  помещениях  прислуги.  Но  это  было  и
значительным преимуществом. Хью сразу оценил его. Если все будет  спокойно
на другом конце туннеля, то он разбудит Барбару, они вчетвером спустятся в
туннель, выползут по нему наружу в любом доступном месте  и  направятся  в
горы пешком, дойдут до них перед рассветом, найдут  какой-нибудь  ручей  и
пройдут по воде расстояние достаточное для  того,  чтобы  на  их  след  не
напали собаки. Вперед, вперед,  ВПЕР‚Д!  Почти  без  пищи,  практически  с
голыми  руками,  если  не  считать  самодельного  ножа,  без   какого-либо
снаряжения, кроме "ночной  рубашки",  и  без  всякой  надежды  на  лучшее.
Вперед! Нужно или спасти семью, или погибнуть вместе с ней.  Но  погибнуть
свободным!
     Может быть в  один  прекрасный  день  его  сыновья-близнецы,  которые
возможно в чем-то будут мудрее его и закалятся в борьбе за  существование,
возглавят восстание против царящих здесь ужасов. Но все,  на  что  он  мог
надеяться,  было  освободить  их,  вырастить  их  свободными,   живыми   и
неоскопленными до тех пор, пока они не станут большими и сильными.
     Или не умрут.
     Таковы его планы. Он не стал терять ни минуты на сетования по  поводу
пружинного запора. Просто  нужно  было  связаться  с  Барбарой,  назначить
время, потому что ей придется  отпереть  запор  на  своем  конце  туннеля.
Сегодня он должен только провести рекогносцировку.
     Лента, которой его нож был привязан к руке, как выяснилось, прекрасно
удерживала запор в  открытом  положении.  Он  попробовал  снаружи.  Теперь
крышку можно было открыть, не отодвигая защелки.
     Но его дикие инстинкты предостерегли его. Лента может не выдержать до
тех пор, пока он вернется. И тогда он окажется в ловушке.
     Следующие полчаса он в поте лица ковырял защелку  ножом  и  пальцами,
держа светильник в зубах. В конце  концов  ему  удалось  сломать  пружину.
Тогда  он  полностью  вынул  защелку.  Люк  после  этого  внешне  выглядел
абсолютно нормально, но теперь его  можно  было  открыть  изнутри  простым
толчком. Только после этого он позволил себе спуститься и закрыть люк  над
головой.
     Он начал было ползти на четвереньках, держа светильник  в  зубах,  но
почти сразу же остановился. Проклятый балахон мешал ему ползти. Он  поднял
его до талии. Но балахон упорно сползал обратно.
     Тогда он вернулся к шахте люка, снял с себя упрямое одеяние,  оставил
его здесь же, и снова пополз, но уже обнаженным,  если  не  считать  ножа,
привязанного к руке, да светильника во рту. Теперь  ползти  было  довольно
легко, но полностью встать на четвереньки ему не удалось.  Руки  в  локтях
приходилось сгибать, а при этом неудобно было ползти с задранным задом, да
еще попадались места пересечения трубопроводов, где приходилось проползать
буквально на брюхе.
     Не мог он определить и преодоленного расстояния.  Однако,  оказалось,
что через каждые тридцать или около того футов в  стенах  туннеля  имеются
стыки. Он стал считать  их,  и  попытался  в  уме  сопоставить  пройденное
расстояние со схемой.
     Вот уже позади два  люка...  поворот  налево  и  другой  туннель  под
следующим люком... проползти еще около ста  пятидесяти  футов  и  еще  под
одним люком...
     Приблизительно через час он оказался под люком, который по его мнению
был ближайшим к Барбаре.
     Если только он не заблудился в недрах  Дворца...  Если  он  правильно
помнил сложную схему... Если схема была  последней  (Может  быть  хоть  за
прошедшие  две  тысячи  лет  научились  своевременно  вносить  поправки  в
чертежи!)... Если только Киска не ошиблась в  определении  местонахождения
Барбары таким новым и необычным для нее способом... Если Барбара  все  еще
находилась там же...
     Он в неудобной позе попытался приложить ухо к крышке люка.
     Он услышал детский плач.
     Минут через десять он услышал над  головой  баюканье,  кто-то  прошел
мимо, затем вернулся и встал над крышкой.
     Хью напрягся и приготовился к отступлению. Места было так  мало,  что
самым  очевидным  казалось  ползти  задом  наперед,  что  он  и  попытался
проделать.
     Но это было настолько неудобно, что он вернулся к шахте и там,  ценой
невероятных усилий и ободранной кожи на боках, ему удалось развернуться.
     Когда ему стало казаться, что прошли уже многие часы, он  решил,  что
потерялся. Он уже начал раздумывать; от чего он умрет: от  голода  или  от
жажды?  Или,  может  быть,   какой-нибудь   ремонтник   испытает   нервное
потрясение, наткнувшись на него здесь?
     Но он продолжал ползти.
     Руки его наткнулись на балахон раньше, чем он увидел. Пятью  минутами
позже он уже был одет; через семь минут, он уже стоял в коридоре, а крышка
люка была закрыта. Он буквально заставил себя не пуститься  бегом  в  свои
комнаты.
     Киска не спала.
     Он и не подозревал об этом до тех пор, пока она не вошла вслед за ним
в ванную. В ванной она широко раскрыла глаза и с ужасом произнесла:
     - О, дорогой мой! Бедные колени! Бедные локти!
     - Я споткнулся и упал.
     Она не стала спорить, а только настояла на том, что сама вымоет его и
смажет и заклеит  ссадины.  Когда  она  собиралась  заняться  его  грязной
одеждой, он резко приказал ей отправляться в постель. Он  ничего  не  имел
против того, что она занялась бы его балахоном, но на нем лежал его нож, и
ему пришлось долго маневрировать, чтобы все время находиться между  ней  и
балахоном, прежде чем удалось прикрыть нож складками одежды.
     Киска молча отправилась спать.  Хью  спрятал  нож  на  прежнее  место
(слишком высоко расположенное для Киски), вернулся в комнату и  обнаружил,
что малютка плачет. Он стал гладить ее, утешать, сказал, что не хотел быть
с ней грубым, потом налил ей в  утешение  дополнительную  порцию  Счастья.
Потом он посидел с ней до тех пор, пока не забылась в счастливом сне.
     После всего этого он даже и не стал пытаться заснуть  без  наркотика.
Киска заснула, положив одну руку на одеяло. Ее  ручка  напомнила  Хью  ту,
которую он видел полдня назад в мясницкой.
     Он совершенно выбился из сил и напиток сразу же усыпил его. Но  покоя
не было и во сне. Ему приснилось, что  он  на  званом  обеде,  при  черном
галстуке и одет соответствующим образом. Но вот только меню ему что-то  не
нравилось. Венгерский гуляш... французское жаркое...  мясо  по-китайски...
сэндвичи с мясом... фазанья грудинка... - но  все  это  было  из  свинины.
Хозяин дома настаивал, чтобы он попробовал каждое блюдо. - Ну  же,  ну!  -
подбадривал он с ледяной улыбкой на устах - откуда вы знаете, что вам  это
не нравится? Один бычок три сбережет, вы должны полюбить такую пищу.
     Хью стонал во сне, но никак не мог проснуться.


     За завтраком Киска ничего не сказала и это его более чем  устраивало.
Двух часов кошмарного сна было совершенно недостаточно, но он  должен  был
идти в свой кабинет и делать вид,  что  работает.  В  основном  он  просто
сидел, уставясь на обрамленную схему, висящую над его рабочим столом, даже
не пытаясь смотреть на экран включенного ридера. После ленча он ускользнул
к себе и попытался вздремнуть. Но в дверь осторожно постучался  инженер  и
со многими извинениями попросил взглянуть на смету холодильной  установки.
Хью налил гостю щедрую дозу Счастья и сделал вид, что внимательно  изучает
ничего  не  говорящие  ему  цифры.  Когда  прошло  достаточное  количество
времени, он похвалил молодого человека, написал записку Мемтоку, в которой
рекомендовал смету к утверждению.
     В   письме   Барбары,   которое   он   получил   вечером,    всячески
приветствовалась  идея  организации  литературно-дискуссионного  клуба  по
переписке и содержались весьма интересные мысли о творчестве Марка  Твена.
Но Хью интересовали только первые слова предложений:
     "Я ПРАВИЛЬНО ПОНЯЛА ТЕБЯ МИЛЫЙ ВОПРОС"



                                    19

     "ДОРОГАЯ МЫ ДОЛЖНЫ БЕЖАТЬ НА ТОЙ НЕДЕЛЕ ИЛИ ДАЖЕ РАНЬШЕ БУДЬ ГОТОВА В
НОЧЬ ПОСЛЕ ПИСЬМА СОДЕРЖАЩЕГО СЛОВА СВОБОДА ПРЕЖДЕ ВСЕГО ОДИНОЧЕСТВО"
     В течение следующих трех дней письма Хью к Барбаре были длинными и  в
них обсуждалось все, что угодно, начиная с того, как Марк Твен  пользуется
коллоквиальными идиомами и кончая влиянием прогрессивных методов  обучения
на ослабление норм грамматики.  Ее  ответы  также  были  продолжительными,
равно "литературными", и в них сообщалось, что она  будет  готова  открыть
люк, подтверждалось, что она все поняла, что  у  нее  почти  не  припасено
продовольствие,  нет  ножа,  нет  обуви,  но  что  подошвы  ее  ног  стали
мозолистыми, и что един