ежища  все,  что
могло  разбиться.  Мы,  женщины,  непосредственного  участия  в  этом   не
принимали. Карен была занята тем,  что  держала  Дока  Ливингстона,  а  я,
вооружившись медвежьим ружьем Дьюка, несла караул.
     Отмерив от  убежища  метров  тридцать,  Хью  уложил  Дьюка  и  Джо  с
карабинами на землю, а сам встал между ними и спросил:
     - Можно начинать отсчет?
     - Можно, Хью...
     - Давай, отец...
     - Сделайте  глубокий  вдох.  Немного  выдохните,  задержите  дыхание.
Начинайте целиться. Пять... четыре... три... два... один... ОГОНЬ!!!
     Раздался грохот, как будто великан сильно хлопнул какой-то гигантской
дверью и средняя часть обоих столбов просто  исчезла.  Убежище  качнулось,
как обычный шкаф, затем опустилось, встало горизонтально и замерло.
     Мы с Карен захлопали в ладоши. Док  Ливингстон  помчался  обследовать
место происшествия. Хью взглянул на нас и улыбнулся.
     В этот момент убежище вздрогнуло и стало  сползать  по  склону  вниз,
медленно вращаясь вокруг протуберанца туннеля. Оно скользило все быстрее и
быстрее, и я уже думала, что это его путешествие  закончится  в  ручье.  В
этот момент оно было похоже на большие сани, катящиеся с горы.
     Но немного ниже склон выравнивался и вскоре убежище замерло.  Туннель
был теперь забит землей  и  водопровод  с  канализацией,  кажется  здорово
отдалились от нас.
     Хью взял лопату, спустился к убежищу и начал копать. Я тоже  побежала
вниз; по щекам у меня ручьями текли слезы. Джо опередил меня.  Хью  поднял
голову и сказал:
     - Джо, очисть туннель. Я хочу знать;  все  ли  в  порядке  внутри,  а
девушкам наверное, пора заняться ужином.
     - Босс... - Джо поперхнулся. - Босс! Какая беда!!!
     Тогда Хью, тоном, каким разговаривают с детьми, сказал:
     - Чем ты огорчен, Джо? Это только сэкономит наш труд.
     Я решила, что он шутит. Джо непонимающе спросил:
     - Что?
     -  Конечно,  уверил  его  Хью.  -  Смотри,  насколько   ниже   теперь
расположена крыша. Каждый метр, на который  убежище  опустилось,  экономит
нам по крайней мере по крайней мере метров тридцать акведука. А  выровнять
его снова здесь уже гораздо  проще  -  здесь  земля  глинистая  и  валунов
меньше. Если мы все дружно возьмемся за дело, то максимум через неделю все
будет в порядке. А после этого можем заняться проведением воды в дом  и  в
сад. И то все закончим раньше на две недели.
     Он оказался прав. Через неделю мы выровняли убежище, и на этот раз он
установил столбы так,  что  взрывать  их  не  понадобилось.  А  что  самое
главное, бронированная дверь стала теперь открываться совершенно  свободно
и теперь у нас в изобилии имеются свежий воздух и солнечный свет... Раньше
в убежище было довольно душно, а свечи давали очень тусклый свет. В тот же
день Хью и Джо начали рыть  канаву.  В  предвкушении  торжественного  дня,
Карен набросала на стенах бывшего хранилища очертания умывальника,  ванной
и унитаза в натуральную величину.
     Честно говоря, нам вполне хватает  удобств.  После  того,  как  Карен
набила два наматрасника сухой травой, спать на полу стало не менее удобно,
чем на койке. Сидим мы на стульях за столом и каждый вечер играем в бридж.
Удивительно, насколько лучше стало жить в убежище, когда  пол  вновь  стал
горизонтальным и не нужно больше пробираться через узкий туннель, а  можно
просто по-людски войти в открытую дверь.
     Поскольку наши печь и  жаровня  не  перенесли  выпавших  на  их  долю
испытаний, нам пока приходится готовить еду  на  костре.  Но  мы  с  Карен
больше не жалуемся на это, так как Хью обещал, что после  того  как  будет
подведена вода, он займется гончарным делом и изготовит не только ванну  и
раковину, но и плиту, с  трубой,  выходящей  в  вентиляционное  отверстие.
Какая роскошь!
     Мои посевы растут не по дням, а  по  часам.  Интересно,  как  бы  нам
размолотить зерно. Смертельно хочется отведать  горячего  свежеиспеченного
хлеба.


     25-е декабря. С РОЖДЕСТВОМ!!!
     По крайней мере, мы так считаем. Хью говорит, что в худшем случае, мы
ошибаемся всего на день.
     Вскоре после того, как мы попали сюда, Хью выбрал  небольшое  деревце
около которого с северной стороны лежал большой плоский камень, и  обтесал
его так, что в полдень оно отбрасывало на камень  ровную  тень.  Мне,  как
"Хранителю Огня", вменили в обязанность сидеть  у  этого  самого  камня  в
районе предполагаемого полудня и отмечать конец тени, когда она становится
наиболее короткой, ставя дату.
     Тень постепенно становилась все длиннее, а дни короче. С неделю назад
изменения вообще стали почти незаметны, и я сообщила об этом Хью. Мы стали
наблюдать вместе и три дня назад наступил  переломный  момент...  так  что
этот день мы и сочли  22-декабря,  и  празднуем  теперь  рождество  вместо
Четвертого июля. Но зато мы подняли флаг, как и планировал Хью, на вершине
самого высокого из растущих поблизости деревьев. С этого дерева мы срубили
все сучья так, что получился флагшток. Я, как  Хранитель  Огня,  ежедневно
поднимаю и опускаю его, но первый раз был случай особый. Мы  стали  тянуть
жребий и честь первый раз  поднять  флаг  выпала  Джо.  Мы  выстроились  в
шеренгу и запели "Звездно-полосатый флаг" в то время как он  поднимал  его
наверх. Петь было почти невозможно, так как все  мы  чуть  не  плакали  от
избытка чувств.
     Затем мы принесли присягу. Может быть, со  стороны  таких  затерянных
оборванцев, как мы, это и сентиментальная чепуха, но  я  думаю  иначе.  Мы
по-прежнему единая нация, верим в Господа, единая и неделимая,  обладающая
свободой и справедливостью для всех.
     Хью отслужил праздничную службу и зачитал  вслух  главу  о  рождестве
Христа из Евангелия от Луки. Потом мы молились  и  пели  псалмы.  У  Грэйс
оказался сильный уверенный голос. У Джо - звонкий тенор, а Карен, я, Хью и
Дьюк соответственно имеют сопрано,  контральто,  баритон  и  бас.  На  мой
взгляд все вместе мы  звучали  неплохо.  Во  всяком  случае,  мы  остались
довольны, даже несмотря на то, что во время пения "Белого рождества" Грэйс
начала всхлипывать и едва не заразила остальных.
     Хью проводит службы каждое воскресенье. Присутствуют на них все, даже
Дьюк, хотя он и убежденный атеист. Хью читает  псалом  или  одну  из  глав
священного писания, потом мы поем гимны. Затем Хью или сам читает молитву,
или  просит  кого-нибудь  сделать  это.   Служба   заканчивается   чтением
"Благослови этот дом...".  Кажется,  мы  возвращаемся  к  временам,  когда
старейшина одновременно являлся и священником.
     Но Хью никогда не использует "Деяния апостола" и его  молитвы  всегда
настолько нейтральны, что  он  даже  никогда  не  заканчивает  их  обычным
"Именем господа, аминь".
     В один из тех редких случаев, когда  нам  с  ним  удалось  поговорить
наедине - на прошлой неделе мы с ним наблюдали за фазами Луны - я спросила
его, как он относится к вере? (Для меня очень важно, как относится к  вере
мой мужчина, хотя он и  не  принадлежит  мне  и  никогда  принадлежать  не
будет).
     - Можешь считать меня экзистенциалистом.
     - Так ты не христианин?
     - Я этого не говорил. Я не могу выразить этого отрицанием, потому что
это утверждение. Не буду определять это, это только совсем собьет  тебя  с
толку. Ведь тебя интересует; почему я провожу службы, не будучи  в  то  же
время набожным?
     - В общем... да.
     - Потому что это моя обязанность. Богослужения должны  быть  доступны
тем, кто в них нуждается. Если в мире нет добра и нет  бога,  эти  ритуалы
безвредны. Если же бог есть, они подобающи - и по-прежнему безвредны. Ведь
мы не какие-нибудь темные пахари, приносящие  кровавые  жертвы  и  тешащие
свое тщеславие, вознося молитвы небу, именем религии. По крайней  мере,  я
так считаю, Барбара.
     Вот и все, что мне удалось вытянуть из него.  В  прошлой  моей  жизни
религия всегда была для меня чем-то красивым, теплым  и  удобным,  чему  я
отдавалась по  воскресеньям.  Не  могу  сказать,  что  я  была  ревностной
служительницей веры. Но безбожное служение Хью  богу  стало  вдруг  чем-то
важным.
     Воскресенья важны для нас и во многом другом. Хью  не  разрешает  нам
работать по воскресеньям. Мы только ухаживаем за собой, моемся,  предаемся
своим любимым занятиям, играем или забавляемся  как-нибудь  еще.  Шахматы,
бридж, лепка, пение хором и все такое прочее... или просто болтовня.  Игры
очень важны: они не позволяют  нам  постепенно  превращаться  в  животных,
единственная цель которых - выжить во что бы  то  ни  стало,  а  дают  нам
возможность оставаться людьми, наслаждающимися жизнью и знающими ей  цену.
Поэтому мы никогда не пропускаем наш ежевечерний роббер. Он как бы  служит
символом того, что наша жизнь  не  заключается  только  в  рытье  канав  и
разделке туш.
     Мы следим и за собой. Я, например, довольно сносно научилась  стричь.
Дьюк отрастил было бороду, но затем, увидев, что Хью каждое утро тщательно
бреется, последовал его примеру. Не знаю уж, что они будут  делать,  когда
кончатся лезвия. Я заметила, что Дьюк уже подправляет лезвие на  точильном
камне.
     Рождество еще  не  прошло  и  сейчас  мы  как  раз  играем  в  бридж.
Праздничный обед был просто роскошен: Грэйс и Карен убили  на  него  целых
два дня. Мы  отведали:  речную  форель  с  растительным  гарниром,  свежие
отварные креветки,  жареное  мясо  в  соусе  из  грибов,  копченые  языки,
медвежий бульон, крекеры (довольно удачные), редис,  салат-латук,  зеленые
огурцы и лук, салат из свеклы а ля  Грэйс  и,  что  самое  главное:  целую
кастрюльку домашней тянучки, так как сгущенное  молоко,  шоколад  и  сахар
невосстановимы. Обед завершился растворимым кофе с сигаретами  -  на  долю
каждому пришлось по две чашки и по две сигареты.
     Все получили подарки... Все, что у меня сохранилось кроме одежды, это
сумочка. На мне были нейлоновые чулки, но вскоре я их  сняла  и,  поэтому,
они сохранились почти новыми. Я подарила их Карен. У меня  была  помада  -
она досталась Грэйс. Из кожи я сплела ремень, его получил Джо.  В  сумочке
был вышитый  носовой  платок.  Я  выстирала  его,  выгладила,  прижимая  к
гладкому бетону, и он достался Дьюку.
     И только сегодня утром я придумала, что подарить  Хью.  Много  лет  я
таскала в сумочке маленький блокнотик. На обложке  золотом  оттиснуто  мое
имя и цело еще более половины листков. Хью он может пригодиться - но самое
главное - это мое имя на обложке.
     Ну, мне пора бежать. Сейчас мы с Грэйс должны попытаться  оставить  с
носом Хью и Джо; карты сданы.
     Никогда в жизни у меня не бывало такого счастливого рождества.



                                    7

     Карен и Барбара мылись сами, мыли посуду и стирали  белье.  Над  ними
бдительно нес вахту Джо. Вокруг места, где они обычно  купались,  кусты  и
деревья были вырублены так, чтобы хищник, если он появится, не  ускользнул
от внимания Джо. Он непрерывно оглядывал окрестности, чтобы не  пропустить
приближение какой-либо опасности. Он  не  мог  позволить  себе  отвлечься,
наблюдая пикантное зрелище, которое должен был охранять.
     - Барби, эта простыня  не  выдержит  еще  одной  стирки.  Она  совсем
обветшала, - сказала Карен.
     - Ничего, ветошь нам тоже пригодится.
     - Да, но что же мы будем использовать вместо  простыней?  А  все  это
мыло, - Карен зачерпнула ладонью массу из миски, стоявшей на берегу. Масса
была серой, мягкой, неприятной на ощупь и больше всего напоминала  овсяную
кашу. - Эта дрянь прямо-таки проедает белье насквозь.
     - Простыня - это еще полбеды, а вот что будет, когда не останется  ни
одного полотенца.
     - Да, притом последнее из них, непременно окажется  мамочкиным,  -  с
иронией добавила Карен, - наш хранитель обязательно выдумает  причину  для
этого.
     - Вот это ты зря, Карен. Не забывай, что Дьюк  проделал  колоссальную
работу.
     - Я знаю, знаю. Дьюк не виноват, что  так  получается.  Это  все  его
приятель Эдди.
     - Какой еще Эдди?
     - Эдипов комплекс, дорогуша.
     Барбара  отвернулась  и  стала  полоскать  пару  заношенных   голубых
джинсов.
     - Ты согласна со мной? - спросила  Карен.  -  У  каждого  могут  быть
недостатки.
     - Только не у меня. Даже у папочки есть дефект. Его все еще беспокоит
шея.
     Барбара выпрямилась.
     - Разве она еще не прошла. Может быть ему помог бы массаж?
     Карен хихикнула.
     - Ты знаешь, сестричка, в чем твоя слабость? Ты ни за что не заметишь
шутки, если она касается тебя. Просто у отца  несгибаемая  шея  упрямца  и
этого ничем не вылечишь. Его слабость в том, что у него нет слабостей.  Не
надо хмуриться. Я люблю папочку. Я просто восхищаюсь им. Но я рада, что не
похожа на него. Я сейчас отнесу белье к кустам  шиповника  и  развешу  его
там. Проклятье, почему отец не запасся вешалками для одежды. Эти шипы  еще
хуже, чем мыло.
     - Без вешалок мы можем обойтись. Хью и так запасся невероятно большим
количеством  необходимого.  Буквально  всем,  начиная   с   будильника   с
восьмидневным заводом...
     - Который, к слову сказать, сразу же разбился.
     - ...и кончая инструментами, семенами и книгами и еще бог знает  чем.
Карен, сначала оденься.
     Карен остановилась. Одна ее нога уже стояла на берегу.
     -   Чепуха.   Старина   Каменное   Лицо   не   будет    подглядывать.
Издевательство, самое настоящее издевательство - вот что  это  такое.  Мне
кажется, что я сама когда-нибудь наброшусь на него.
     - Чем ты недовольна? Просто Джо в экстремальной ситуации показал себя
настоящим джентльменом. Так что не надо выходить из себя. Подожди,  сейчас
я закончу полоскать свое белье и мы отнесем сушить сразу все.
     - Хорошо,  хорошо.  Но  я  все  время  спрашиваю  себя:  есть  в  нем
что-нибудь человеческое или нет?
     - Конечно есть. Готова поклясться в этом. Он настоящий мужчина.
     - Хмм... Барби, уж не хочешь ли ты  сказать,  что  наш  святой  Иосиф
подкатывался к тебе?
     - Господи, ну конечно же нет! Но он  краснеет  каждый  раз,  когда  я
прохожу мимо него.
     - Откуда ты знаешь?
     - Он немного розовеет. Карен, Джо очень хороший человек. Жаль, что ты
не слышала, как он объяснял мне насчет Дока.
     - Что объяснял?
     - Ну, понимаешь, Док начинает признавать меня, и вчера сидел  у  меня
на руках и я кое-что заметила и сказала Джо: "Джо,  Док  что-то  очень  уж
сильно растолстел. Или он всегда был такой?". Вот тут-то Джо и  покраснел.
Но ответил мне с очаровательной серьезностью: "Барбара, Док  Ливингстон  в
сущности не такой уж кот,  каким  он  себя  считает,  старина  Док  скорее
относится к кошкам. Это вовсе не ожирение.  Э-э-э...  видишь  ли,  у  Дока
скоро родятся детки." Он буквально выдавил  это  из  себя.  Наверное,  ему
показалось, что меня этим можно смутить. Смутить ему меня не  удалось,  но
удивлена я была чрезвычайно.
     - То есть, ты хочешь сказать, Барбара,  что  ТЫ  НЕ  ЗНАЛА,  что  Док
Ливингстон - кошка?
     - Откуда бы мне знать? Все называют его "он", да и имя  у  него...  у
нее... мужское.
     - Но ведь доктор может быть и женщиной. Ты что же, не можешь отличить
кота от кошки?
     - Просто я никогда над этим не  задумывалась.  У  Дока  такая  густая
шерсть!
     - Ммм. Да, у персидских кошек действительно  сразу  трудно  разобрать
кто есть кто. Но коты всегда отличаются весьма величественным  поведением,
да и прочие признаки у них довольно внушительны.
     - Даже если бы я и обратила на это внимание, я  просто  подумала  бы,
что он кастрирован.
     Карен, казалось, была потрясена.
     - Смотри, чтобы отец этого не услышал! Он никогда в жизни не позволил
бы кастрировать  кота.  Папа  считает,  что  коты  являются  равноправными
гражданами. Но ты все-таки удивила меня. Котята, надо же!
     - Так мне сказал Джо.
     - А я и не заметила, - Карен выглядела озадаченной. -  Впрочем,  если
подумать, так я действительно уже давно  не  брала  его  на  руки.  Только
несколько раз гладила его, да удерживала от опрометчивых поступков.  А  то
он буквально не давал ничего сделать. Стоило  открыть  какой-нибудь  ящик,
как он уже оказывался там. Теперь я понимаю - это  он  выбирал  место  для
котят. Мне следовало бы быть повнимательнее.
     - Карен, а почему ты продолжаешь говорить "он", "его"?
     - Почему? Но ведь Джо тебе все объяснил. Док СЧИТАЕТ себя котом  -  а
почему я собственно должна разубеждать его? Он всегда так считал, и он был
самым своеобразным из всех наших котят.  Хмм...  Кстати,  Барбара,  как-то
раз,  когда   Док   достиг   зрелости,   мы   устроили   ему   встречу   с
котом-джентльменом самого что ни на есть аристократического происхождения.
Но он чем-то не понравился Доку и Док изрядно  потрепал  его.  Поэтому  мы
потеряли всякую надежду и с тех пор никогда больше не пытались сводить его
с кем бы то ни было. Ммм - Летописец ты наш, скажи-ка, сколько дней мы уже
здесь?
     - Ровно шестьдесят два дня. Я уже справлялась: нормальный  для  кошек
срок - от шестидесяти до семидесяти дней.
     - Следовательно, теперь это может случиться в  любой  момент.  Готова
побиться об заклад, что сегодня ночью мы не сомкнем глаз. Кошки никогда не
рожают в нормальное время суток. - Тут Карен резко сменила тему разговора.
- Барби, чего тебе больше всего не хватает? Сигарет?
     - Я уже и думать о них забыла. Скорее всего, яиц. Яиц к завтраку.
     - Отец подумал об этом. Оплодотворенные яйца и инкубатор.  Но  он  не
построил его, да и все равно, яйца разбились бы. Да, мне их  тоже  пожалуй
не хватает. Но лучше всего, если бы коровы несли яйца, а отец бы придумал,
как запасти их, чтобы они были в целости  и  сохранности.  Представляешь?!
Мороженное! Холодное молоко!
     - Масло, - добавила Барбара. - Мелко нарезанные  бананы  со  взбитыми
сливками. Горячий шоколад.
     - Перестань! Барби, я кажется, сейчас скончаюсь  от  голода  прямо  у
тебя на глазах.
     - Про тебя не скажешь, что ты похудела, - поддела ее  Барбара,  -  ты
вроде даже немного пополнела.
     - Возможно, - Карен замолчала и принялась мыть посуду.  Наконец,  она
тихо произнесла: - Барби, то что собирается сделать  Док  и  вполовину  не
удивит всех наших, как тот сюрприз, который преподнесу им я.
     - Что за сюрприз, милая?
     - Я беременна.
     - Ч_Т_О_?
     - То, что слышала. Беременна. Жду ребенка, если тебе так понятнее!
     - А ты уверена, дорогая?
     - КОНЕЧНО ЖЕ УВЕРЕНА! Я сдала анализы, и очкарик,  который  занимался
мной, получив результат, только вылупил глаза. Прошло уже четыре месяца, -
Карен бросилась в объятия подруги, - и я очень боюсь!
     Барбара принялась утешать ее.
     - Ну, ну, дорогая. Все будет хорошо.
     - Черта с два! - воскликнула Карен. - Мать  устроит  тут  такое...  и
больниц здесь  нет...  и  врачей.  Господи,  и  почему  Дьюк  не  пошел  в
медицинский? Барби, я, наверное, умру. Я знаю.
     - Карен, не болтай чепуху. Детей, родившихся без  помощи  докторов  и
больниц гораздо больше, чем детей, привозимых на кормление в тележке. Тебя
не так страшит возможность смерти, как объяснение с родителями.
     - Да, и это тоже, - Карен вытерла глаза и шмыгнула носом. - Барби, ты
только не обижайся... но я именно поэтому пригласила тебя к  себе  на  тот
уикэнд.
     - Вот как?
     - Я подумала,  что  мать  не  станет  устраивать  большого  шума  при
постороннем человеке. Большинство девиц в нашем заведении или мещанки  или
потаскушки, да к тому же еще и абсолютные дуры. А ты ни то и ни другое,  и
я знала, что ты заступишься за меня.
     - Ну, спасибо!
     - Это мне-то спасибо! Да ведь я просто собиралась использовать тебя.
     - Мне никто никогда еще  не  желал  лучшего  комплимента,  -  Барбара
вытерла Карен слезы и потрепала ее по  щеке.  Так  ты,  значит,  пока  еще
ничего не сказала родителям?
     - Ну... я собиралась. А потом началась эта война...  а  потом  матери
стало плохо... а отец все время обременен заботам