установленных  под  разными  углами  решетчатых   металлических   мачт
высокочастотная станция. Ее чуть заостренные на концах пятисотметровые
мачты,  расцвеченные  красными  сигнальными   огоньками,   удивительно
напоминали готовые к взлету ракеты.
 Точно аллея гигантских реликтов, площадку по диагонали пересекали
две шеренги зеленых,  что еще более усиливало их сходство с деревьями,
опор беспроводных сверхвысоковольтных линий. Широко раскинув унизанные
гирляндами  изоляторов  стометровые  пластмассовые  лапы,  они  словно
устремились в объятия друг другу.
 Будто древние сторожевые башни,  площадку со всех сторон окружали
цилиндрические   и   конусообразные   здания   термоконденсаторов    и
термораспределителей.  Приземистые  в  соседстве  со  своими высотными
собратьями,  точно ульи  пасеки  какого-то  великана,  разбежались  по
площадке  разноцветные  кубы трансформаторных и токопреобразовательных
установок.
 А вокруг,  на  вершинах  гор,  что  смутно проступали во тьме над
площадкой, искрились, переливались в лучах прожекторов высокочастотные
отражательные зеркала, каждое до пятисот метров в поперечнике. Отсюда,
снизу,  больно было глядеть на их идеально  отшлифованную  серебристую
поверхность. Они напоминали то ярко освещенные иллюминаторы океанского
корабля  неведомых  титанов,   то   затерянные   в   безднах   Космоса
спирало-диски звездолетов.
 Негромко переговариваясь,  подавленные величием этих  сооружений,
восхищенные   их   легкостью  и  расцветкой,  хорошо  подчеркивавшейся
разноцветными   прожекторами,   члены    правительственной    комиссии
неторопливо  обходили  этот  созданный  людскими руками храм звездного
пламени.
 Они не  могли  увидеть  всего,  ведь  сотни  километров кабелей и
трубопроводов,  свитых в тугие  узлы  кровеносных  артерий  и  нервных
волокон  очень  своенравного  и капризного организма этого энергичного
богатыря,  крылись в толщах каменистого  грунта  под  надежной  броней
стогнина и других пластмасс. Все эти сотни километров сосудов и нервов
из разных мест стремились к сердцу станции.  Люди тоже  подошли  к  ее
сердцу.
 Каким маленьким  и  слабым  казался   человек   в   соседстве   с
устремленным   на   десятки  метров  ввысь  главным  реактором.  Точно
свернувшийся в кольца сказочный Змей-Горыныч,  привольно  лежал  он  в
центре площадки.  Как голова змея на тонкой шее,  настороженно глядела
на  людей  поднявшаяся  в  небо  башня  металлического   токоприемного
сердечника.
 Кажется, еще секунда, и расплетется пятисотметровое солнцелитовое
кольцо,  мелькнет  в воздухе серебристое чешуйчатое тело,  и чудовище,
изрыгая гром и пламя,  умчится в неведомые темные дали,  в космические
бездны, откуда похитили его дерзкие люди.
 Но, точно змеи  мифического  Лаокоона,  исполинское  тело  оплели
широченные  полосы  красноватых  шин  гофрированной  обмотки.  Они  то
сбегаются в узлы, то далеко отступают друг от друга, но держат, крепко
держат,   прижимают  к  земле  космическое  чудище.  Нет,  никогда  не
распрямит он свое свернутое человеком в покорное кольцо тело,  никогда
не  покинет  эту  землю,  которой так нужно его пышущее звездным жаром
сердце.
 Да, крохотным,   незаметным   кажется   человек   в  соседстве  с
укрощенным вселенским гостем.  Но это он,  человек,  похитил  небесный
огонь  у  жаркого  неистовства звезд,  мыслью и руками водворил его на
Землю,  и не яростный звездный огонь,  а бессмертная,  неугасимая,  не
ведающая  преград человеческая мысль зажжет вечный факел тепла и света
в еще холодном чреве реактора.  И этот неугасимый  огонь  будет  вечно
славить не милость космических далей, а гений и искусство человека.
 - Пора,  товарищи,  на Центральный пульт,  -  взглянув  на  часы,
пригласил президент Академии,  - сейчас двадцать три часа пятнадцатого
июля.  В ноль часов ноль одну минуту шестнадцатого июля станция должна
дать  промышленный  ток и тепло,  - закончил он так просто,  как будто
речь шла о пуске обычной заводской ТЭЦ.
 Вслед за  президентом  Академии  все  поднялись  на  верхний этаж
хрустального куба Центрального пульта.  Слепило глаза сияние стекла  и
пластмассы,   застыли  в  последней  неподвижности  стрелки  приборов,
тусклым матовым светом отливали телевизионные и радарные экраны.
 Тихонов, внешне спокойный и сдержанный, подошел к микрофону.
 - Внимание!  Внимание!  - разнесся  над  станцией  его  уверенный
голос.  -  Всем,  находящимся  вне Центрального диспетчерского пульта,
покинуть территорию станции и отойти в безопасную  зону!  Срок  десять
минут!
 На экранах замелькали человеческие фигуры, люди навсегда покидали
царство Земного Солнца.
 В зале,  несмотря  на  многолюдье,  царила  ничем  не  нарушаемая
тишина.  Стогов  взял  под руку Булавина и вдруг с удивлением заметил,
что локоть товарища время от времени вздрагивает.
 - Волнуетесь,  Михаил  Павлович?  -  мягко  опустив руку на плечо
Стогова, шепотом спросил президент Академии.
 - Волнуюсь,  -  также  шепотом  признался Стогов,  - знаете,  как
студент-первокурсник перед первым экзаменом вам.
 - И  я  волнуюсь,  - со вздохом кивнул президент,  - все-таки это
очень...
 Он не успел закончить фразу,  над залом,  над всей станцией вновь
разнесся голос Тихонова.
 - Внимание!  Атомная станция!  Внимание!  Атомная станция! Убрать
замедлители в реакторе!
 На экранах  возник  реактор  урановой  электростанции.  Откуда-то
сбоку к нему подплыли крюки кранов.  Еще секунда и в их лапах  тонкими
соломинками закачались боровые и графитные стержни.
 В ту же секунду дрогнули и побежали по  шкале  стрелки  счетчиков
нейтронов. Приборы сообщили людям, что мертвые урановые блоки ожили, в
недрах уранового котла началась цепная реакция.
 Прошло еще  несколько минут,  и задвигались стрелки вольтметров и
амперметров.  Это означало,  что  нагретые  теплом,  образовавшимся  в
реакторе, полупроводниковые батареи дали электрический ток.
 - Так, значит, "спички" на первый случай есть, - пошутил Булавин.
 А динамики уже вновь разносили команду начальника строительства:
 - Корпус электролиза воды! Включить установки!
 И вот  уже  ожили  манометры,  показывающие,  как идет наполнение
газовых камер дейтерием и тритием.
 Тихонов отдавал все новые команды.
 - Подключить  ускоритель  и  высокочастотную   станцию!   Открыть
плазмопроводы!
 Новые сигнальные лампочки вспыхивают на  щитах,  где  установлены
приборы. Топливо поступает в недра будущего Земного Солнца.
 И, наконец,  решающая,  такая  долгожданная  и  такая   волнующая
команда:
 - Включить обмотку главного реактора!
 Все, находившиеся  в  зале,  не  сговариваясь,  в  едином  порыве
придвинулись к приборам.  Умолкло перешептывание,  даже дыхание  стало
тише. Глаза людей застыли на сигнальных лампочках и стрелках приборов.
 И вдруг, заставив всех вздрогнуть, раздался заранее записанный на
пленку дикторский голос звукового сигнализатора:
 - Сила тока, поступающего в реактор, достигла миллиона ампер.
 Истекли еще   несколько   томительных   минут,  и  тот  же  голос
возвестил:
 - Сила тока в реакторе два миллиона ампер.
 Стогов, Булавин,   президент   Академии   тревожно   и   радостно
переглянулись. Наступил самый ответственный момент, а голос невидимого
комментатора сообщил:
 - Температура плазмы достигла ста миллионов градусов,  давление в
плазме - полтора миллиона атмосфер.
 И тотчас   же  вспыхнул  огромный  телевизионный  экран.  Целиком
заполняя его,  перед глазами людей забилось,  задышало,  задрожало под
натиском   магнитных   и   высокочастотных  ударов  почти  прозрачное,
раскаленное до  голубоватого  свечения  облако  плазмы.  Оно  пыталось
расползтись,   расшириться,  хоть  на  мгновение  прильнуть  к  стенке
реактора,  чтобы,  отдав  ей  свой  неистовый  жар,   расплавить   ее,
выплеснуться наружу. Но невидимая магнитная броня неумолимо сжималась,
и  плазме,  клокочущей  звездной  силе,  пришлось  покориться  натиску
человека.  Она  уже  не  топорщилась,  не  дыбилась больше,  а покорно
скручивалась в многометровый невесомый  жгут  и  на  невидимых  опорах
повисала точно в центре реактора.
 Вот плазменный жгут оплел  уже  все  кольца  реактора,  отныне  и
навсегда  став  его  неостывающим,  нестареющим,  безгранично щедрым к
своему создателю - человеку сердцем и,  словно обретая  вечную  жизнь,
двинулись в нескончаемый бег диски счетчиков нейтронов, присоединенных
к главному реактору.
 Булавин и  Стогов  молча  обнялись,  а диктор прокомментировал их
порыв:
 - В  реакторе  идет термоядерная реакция.  Ядра дейтерия и трития
сливаются в ядра солнечного газа - гелия.
 Вот уже  получили  толчок к жизни и электроизмерительные приборы.
Они возвещают о  рождении  электрического  тока,  вызванного  к  жизни
обузданной человеком, укрощенной им термоядерной реакцией.
 - Мощность реактора  достигла  миллиарда  киловатт,  -  возвещает
комментатор.
 И тотчас же несется команда Тихонова:
 - Подключить   термоядерную   электростанцию   к   кольцу  Единой
Энергетической Системы социалистических стран!  Включить токоотводящие
и теплоотводящие установки. Включить конденсаторы - излучатели тепла и
света! - Тихонов не выдержал строго официального тона и отдал команду,
не предусмотренную никакими инструкциями, но верную и поэтическую:
 - Зажечь Земное Солнце!
 Повинуясь словам Тихонова, погас свет в зале. На время воцарилась
темнота,  только тускло мигали разноцветными огоньками лампочки пульта
управления.
 Люди замерли в ожидании главного чуда.  В  эти  секунды  обретший
свою  исполинскую силу термоядерный реактор обязан был возместить долг
высокочастотной  станции.  Высокочастотные  поля   в   содружестве   с
электромагнитными  укротили и вдохнули жизнь в мертвую плазму.  Сейчас
потоки  энергии  бежали  в  обратном  направлении.  Десятки  миллионов
киловатт  мощности  устремились от реактора к высокочастотной станции,
чтобы, пройдя там цепь сложных превращений, начать с ее ракетоподобных
мачт новый путь к направленным зеркалам - отражателям.
 На экранах телевизоров было видно,  как дрогнули,  зашевелились и
застыли,  воззрившись  в  ночное  небо,  серебристые чаши зеркал.  Еще
мгновение,  и  взметнулись  навстречу   звездам   светящиеся   столбы.
Несколько секунд они тянулись параллельно, потом, поднимаясь все выше,
стали пересекаться друг с другом.  Уже невозможно было различить,  где
кончаются гигантские лучи, устремленные в небо. Точно светящиеся мосты
протянулись от звезд к земле, к людям, казалось, еще секунда и по этим
мостам устремятся на Землю посланцы иных миров, чтобы воздать землянам
почет за их дерзновенную смелость.
 Но вот  где-то  на  стокилометровой высоте,  в заранее намеченной
точке,  словно в фокусе,  слились эти столбы земного  пламени.  И  жар
похищенной людьми в глубинах вселенной энергии раскалил молекулы азота
и кислорода до яркого свечения и заставил излиться на  Землю  потоками
полуденного солнца.
 Люди в центральном пульте давно уже  стояли  у  прозрачной  стены
здания  и в полном молчании смотрели наружу.  Вот край неба на востоке
порозовел, потом стал багровым, еще минута и между островерхими горами
вспыхнул громадный,  закрывший полнеба диск,  заливая все вокруг ярким
светом щедрого Земного Солнца.
 Громовое "ура!" потрясло своды зала.  Люди обнимались,  кто-то из
молодежи предложил качать Стогова.  Он отбивался, но его несколько раз
дружно  подбросили  вверх,  потом  со  смехом  подбрасывали  к потолку
Булавина, Тихонова, лучших строителей.
 - Что естественное солнце,  - задумчиво произнес Булавин, - всего
два киловатта энергии на квадратный метр.  А наше Земное Солнце  может
сосредоточить  на  любом  участке  поверхности Земли любую энергию.  В
зависимости от потребности и цели.  Именно теперь и быть земле-матушке
воистину цветущим садом.
 Когда общий восторг  несколько  улегся,  кто-то  предложил  выйти
наружу,  чтобы полюбоваться новым светилом, но Тихонов встал у двери и
предупреждающе поднял руку:
 - Вход  на  территорию  станции автоматически закрыт.  Там сейчас
температура  в  несколько  тысяч  градусов,  так   что   прогулки   не
рекомендуются.  Отсюда  мы  выйдем  через  специальный  подземный ход,
особый лифт доставит нас прямо в безопасную зону. Единственными людьми
на  станции будут лишь несколько инженеров-наблюдателей.  Все процессы
регулируются только автоматически и только на расстоянии.
 Воспользовавшись паузой, секретарь обкома подошел к телевизофону,
набрал номер:
 - Крутогорск?  Горком?  Соколов, привет! Позвони на заводы, пусть
собирают людей на митинг,  к нам,  брат,  Солнце пришло, наше, Земное.
Что,  уже видите?  Люди на площади собрались? Сейчас едем. Да, в такую
ночь нельзя спать!
 - Товарищи,   -  обернулся  Брянцев  к  находившимся  в  зале,  -
немедленно все в Крутогорск,  я думал собрать митинг,  а там  стихийно
началось народное гуляние. Едем!
 Действительно, в ту ночь весь Крутогорск еще с вечера от мала  до
велика высыпал на улицы.  Люди уже знали о готовящемся великом событии
и хотели увидеть его своими глазами.
 Наступила ночь,  но  не  пустели  необычно  оживленные  площади и
проспекты.  Многотысячные  толпы  стояли,  приглушенно   разговаривая,
устремив взоры на восток.
 - Мама,  а мама,  - теребила руку матери крохотная  светловолосая
девочка, - мама, а что будет? Я спать хочу.
 - Нельзя спать, - настаивала мать, - сейчас солнышко взойдет.
 - Это ночью-то? Солнышко? - удивилась девочка.
 - Взойдет,  дочка, - подтвердил высокий старик, стоявший рядом. -
Взойдет ночью и уже никогда не закатится.
 И это случилось. Примерно в половине первого ночи с 15 на 16 июля
с  восточной  стороны горизонта в совершенно не положенный для восхода
солнца час в небе над  Крутогорском  появилась  слабая  бледно-розовая
полоса.
 Постепенно полоса  превратилась  в  багрово-яркое   зарево,   еще
несколько минут и,  навсегда рассеивая ночную мглу, заливая все вокруг
ослепительным полуденным светом,  во всей красе засияло  между  горами
Земное Солнце.
 Казалось, горы дрогнут и расколются от восторженного "ура!" сотен
тысяч людей.  Но вот, заглушая возгласы приветствий, поплыл над горами
стройный  хор  заводских  гудков.  То  трудовой   рабочий   Крутогорск
салютовал   заре   великой  эры  безграничного  господства  свободного
человека над силами и тайнами природы.
 Грянули невесть откуда появившиеся оркестры,  и пары закружились,
поплыли в ласковых волнах танцев.
 Брянцев и  его  спутники  с  трудом  пробирались  к трибуне среди
бесчисленных танцующих.  Стогов скорее почувствовал,  чем увидел,  что
Игоря уже нет рядом с ним. Оглянувшись, профессор едва успел заметить,
что его сын,  бережно ведя в вальсе светловолосую сероглазую  девушку,
чуть смущенно улыбался через плечо отцу.  "Так вот она,  значит, какая
эта  Валентина  Георгиевна",  -  думал  Стогов,  поднимаясь  вслед  за
Брянцевым на трибуну.
 Здесь он оказался рядом с Андреем Савельевичем Лариным.
 - Поздравляю вас, Михаил Павлович! - встряхнул его руку Ларин.
 - Спасибо,  Андрей  Савельевич,  вам  спасибо  особое,  -  просто
отозвался Стогов.
 - Вы думаете,  я вас только с пуском станции поздравляю? - лукаво
прищурился Ларин.
 - А с чем же еще?
 - Ну,  если не знаете,  то скажу по секрету.  Я сейчас только что
читал полученные обкомом партии документы:  вам, Виктору Васильевичу и
еще  некоторым  товарищам  присвоено  звание  Героев Социалистического
Труда,  группе ученых во главе с Булавиным и вами досрочно  присуждены
Ленинские премии.
 - Что же,  значит вместе и вашу награду отпразднуем!  - засмеялся
Стогов.
 - Вы это о чем?  Ах, о награждении нас. Но ведь для нас это так -
одно  из  обычных  дел.  Кстати,  заканчиваем  следствие.  Все четверо
иностранцы и вообще люди без Родины - космополиты.  Но тише, Александр
Александрович говорить собирается.
 Из конца в конец площади разносился уверенный голос Брянцева:
 - Дорогие  друзья!  Трудами  и  мыслью  наших ученых,  инженеров,
рабочих,  трудами и мыслью нашей  ленинской  партии  Советская  страна
стала ныне родиной незаходящего,  неугасимого, вечно горящего и яркого
Земного Солнца, зажженного советскими людьми для людей всего мира...