И.Сибирцев.
    Сокровища Кряжа Подлунного

 И. Сибирцев, (Иван Иванович Худоногов)
 ФАНТАСТИКО-ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ
 КРАСНОЯРСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО, КРАСНОЯРСК - 1960
 OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)

 О ПОВЕСТИ И. СИБИРЦЕВА
 "СОКРОВИЩА КРЯЖА ПОДЛУННОГО"
 Человеческая природа тем замечательна,  что она никогда не бывает
довольна своим "сегодня".
 Человек всегда желает большего,  он стремится сделать сегодня то,
что не сумел сделать вчера,  завтра сделать то,  что не  смог  сделать
сегодня.  И  если  желания  его  слишком велики,  если он еще не может
перейти  от  желания  к  непосредственному   его   осуществлению,   он
фантазирует, он мечтает.
 Мудрая народная      фантазия       создала       ковры-самолеты,
сапоги-скороходы,  сверкающих жар-птиц.  Катящееся по блюдечку яблочко
показывало поля и реки, города и горы, сады и деревни.
 Так через  жажду  большего,  через  сказки  и песни,  развивалась
замечательная черта человека - его фантазия.
 Мы упиваемся  изумительной  фантазией поэтов и композиторов.  Она
затрагивает наши лучшие чувства,  заставляет лучше видеть прекрасное в
жизни. В созданных ими образах и звуках нам ближе становится природа в
ее многообразных проявлениях и человеческая душа в ее многогранности.
 Но фантазия нужна не только,  да, пожалуй, и не столько, поэтам и
композиторам.  "Напрасно думают,  - писал Владимир Ильич о фантазии, -
что она нужна только поэту. Это глупый предрассудок! Даже в математике
она нужна,  даже открытие дифференциального и интегрального исчислений
невозможно  было  бы  без фантазии.  Фантазия есть качество величайшей
ценности".
 И физику  фантазия  нужна,  как никому другому.  Какую нужно было
иметь дерзновенную фантазию,  чтобы предположить, что яблоко падает на
Землю  по  той  же  самой  причине,  по которой Земля вращается вокруг
Солнца.  Какую надо  было  иметь  фантазию,  чтобы  предположить,  что
электроны,  вылетающие  из  ядра,  тем не менее,  не существуют в нем.
Какую надо иметь  величайшую  фантазию,  чтобы  построить  современную
физику микромира.
 На крыльях  фантазии  и  разума  поднялся  человек  над   Землей;
фантазия и разум создали телевидение, и на экране мы можем видеть поля
и реки, города и горы, сады и деревни. Развивать у молодежи творческую
фантазию  -  качество  величайшей ценности - необходимая и благородная
задача.
 "Сокровища Кряжа   Подлунного"   И.  Сибирцева  -  фантастическая
повесть,  в основу которой положена одна из основных задач современной
физики  -  осуществление  медленно  протекающей  термоядерной реакции.
Решение этой задачи практически  безгранично  расширит  энергетические
возможности  человечества,  еще  более  укрепит  его власть над силами
природы.
 Автор описывает созданные капризами природы, уникальные хранилища
энергетического сырья нового типа,  которые сравнительно  просто  дают
возможность использовать термоядерную реакцию в мирных целях.
 Наряду с  этими  фантастическими  запасами  ядерного  горючего  и
строительством  термоядерной электростанции,  в повести присутствуют и
другие элементы научно-фантастического характера:  стогнин - материал,
непроницаемый  для  любого  вида излучений,  солнцелит - выдерживающий
температуру в миллион градусов,  атомные  автомобили,  необычайные  по
своим свойствам пластические массы.
 Следует отметить,  что,  как правило,  во всех  вопросах  научной
фантастики   И.  Сибирцева  всегда  содержится  некоторая  несомненная
физико-техническая   достоверность,   что   выгодно    отличает    это
произведение от целого ряда других научно-фантастических книг.
 Но главное в повести И.  Сибирцева -  это  люди,  наши  советские
люди,  творящие  и созидающие коммунистический мир.  Академик Булавин,
профессор Стогов,  его  сын  Игорь,  работники  Управления  по  охране
общественного  порядка  Ларин,  Лобов  и Новиков,  строители,  ученые,
скромный водитель грузового атомохода Вася  Рыжиков  трудятся  во  имя
блага  миллионов людей,  во имя еще большего расцвета нашей жизни,  во
имя  мира  на  земле.  И  именно  поэтому  рушатся  попытки  некоторых
агрессивных  заправил  капиталистического  мира взорвать первую в мире
советскую термоядерную электростанцию,  вызвать катастрофу, обрекающую
миллионы   людей   на   гибель,   помешать   советским   людям  зажечь
искусственное   Земное   Солнце.   Именно   поэтому   оказываются   "в
безвоздушном    пространстве"   проникшие   на   нашу   землю   агенты
капиталистических монополий.
 Действие повести  развертывается  в  Сибири  в  70-х годах нашего
века.  Советская Сибирь с ее  широкими  просторами,  с  неисчерпаемыми
богатствами  недр  и  величавой  красотой природы уже в наши дни стала
огромной   строительной   площадкой.   Здесь   возводятся   крупнейшие
предприятия,  гидро-  и тепловые электростанции,  прокладываются новые
стальные магистрали, возникают новые города, создаются новые научные и
культурные  центры.  И  с  каждым  днем  все ощутимее,  все явственнее
становятся величественные перспективы Сибири завтра, в ближайшие годы,
в  последующие  десятилетия.  Поэтому  вполне  закономерно  в  повести
создание именно в Сибири нового комплексного научно-исследовательского
института  ядерных  проблем,  решение именно в Сибири осуществить пуск
термоядерного реактора, зажечь Земное Солнце.
 Думается, что   читатель,   в  особенности  молодой  читатель,  с
удовольствием прочтет эту фантастическую повесть. И, как знать, не она
ли заложит в нем первые ростки здоровой творческой фантазии, вдохновит
на дерзновенные поиски нового,  на великие научные открытия, достойные
нашего времени.
 Л. В. КИРЕНСКИИ
 доктор физико-математических наук, профессор.


 Глава первая
 ВАМ ЭТО ПО ПЛЕЧУ

 Ровный басовитый   гул  двигателей  стал  тише.  Ракетоплан  чуть
заметно  качнуло,  дрогнули,  замигали  молочно-белые  глаза  ламп   у
откидных столиков. Стогов догадался: начинается снижение.
 Еще час назад был Парижский аэропорт, понятная, но все-таки чужая
речь,  радужные  сполохи  световых  реклам,  легкие стройные женщины в
разноцветных  плащах-накидках  и  какой-то  особенный  запах  -  смесь
бензинной гари, жареного миндаля и конечно же, каштанов, которые цвели
в ту весну особенно буйно и трепетно.
 Но все это Стогов вспомнил,  осознал,  увидел лишь сейчас,  когда
Париж уже остался далеко позади.  А тогда, час назад, он не замечал ни
разноголосой  сутолоки  международного аэропорта,  ни зарева рекламных
огней,  ни пряного парижского воздуха.  Там,  в  аэропорту,  рядом  со
Стоговым  стояла  высокая,  не  по  годам  стройная,  девически тонкая
женщина с худощавым лицом в ореоле пышных золотистых волос.
 Нечастыми были  встречи этих двух людей.  Но когда встречи все же
случались,  не было для Стогова и  его  спутницы  ничего  вокруг,  был
только их дорогой,  тщательно оберегаемый от всех мир,  который годами
несли они в своих сердцах...
 Да, всего  лишь час назад Стогов стоял на парижской земле и рядом
с ним была его далекая подруга,  а вот теперь в иллюминаторе розовеют,
пенятся  светом плотные облака.  Еще минута - и под крылом ракетоплана
открывается  золотая  россыпь  бесчисленных  огней...  Огни   повсюду,
кажется,  что золотые искорки заполнили всю землю,  сверху видно,  как
огни то вытягиваются в строгие цепочки,  обрамляя черные ущелья  улиц,
то сплетаются в причудливые ожерелья вокруг просторных площадей...
 - Москва!  Граждане пассажиры, готовьтесь к выходу, - прозвучал в
дверях голос стюардессы.
 Еще несколько минут нетерпеливого  ожидания,  и  Стогов  прямо  с
нижней  ступеньки трапа попал в крепкие объятия сына Игоря.  Как любил
профессор этого подвижного,  коренастого юношу,  не  без  удовольствия
узнавая в нем себя,  такого, каким был, увы, тридцать лет назад. Все в
сыне было фамильное,  стоговское:  и невысокая мускулистая  фигура,  и
массивная гордо вскинутая голова,  и пышные темно-каштановые волосы, и
сухощавое,  чуть удлиненное книзу лицо,  точно согретое  и  освещенное
серыми глазами,  которые смотрели то строго и взыскательно, то ласково
и детски удивленно. Не было у сына только серебристой россыпи седины в
волосах  и  тронутой  сединой  остренькой  темно-каштановой бородки да
глубоких борозд на выпуклом бугристом,  скульптурно вылепленном лбу. И
как  хотелось  старшему Стогову,  чтобы как можно дольше сохранилось у
сына это отличие.
 Михаил Павлович  уселся  рядом с Игорем на заднее сиденье машины,
включил автоматическое управление,  автомобиль теперь  не  нуждался  в
контроле и помощи человека. Мягко шуршали по асфальту колеса, в машине
воцарилась напряженная тишина и, наконец, Михаил Павлович не выдержал,
нарушил ее:
 - Как в лаборатории, Игорь?
 Стоговы внимательно   поглядели  друг  другу  в  глаза,  наконец,
младший негромко проговорил:
 - Пока, отец, плохо. Никаких следов.
 Михаил Павлович ничего не  ответил,  несколько  минут  он  сидел,
отвернувшись  к окну.  Розовели легкие облачка,  неподвижно висевшие в
густо-синем рассветном небе.  Первые солнечные  лучи  погасили  ночные
светильники,   и   сейчас   громады   домов   расцветали  причудливыми
рассветными красками.  Москва еще не проснулась,  но  погожее  майское
утро уже заливало ее своими красками, звуками, запахами.
 Стогов любил эти ранние утренние часы.  Не раз  после  бессонной,
проведенной в напряженных раздумьях ночи садился он в машину и ехал по
безлюдным еще улицам,  любуясь анфиладами легких пластмассовых домов в
новых  районах,  и  вечно  дорогими,  не дряхлеющими реликвиями старой
Москвы.  В этом городе не было неожиданных контрастов эпох  и  стилей.
Все в нем было едино,  все радовало неповторимой московской гармонией.
Любил он эти рассветные,  еще безлюдные улицы,  шелест щеток уборочных
машин,  журчание  воды  на  влажных  мостовых  -  часы  пробуждения  и
утреннего туалета великого города.  Точно отходили куда то,  вместе  с
клочьями  мглы  таяли ночные заботы и тревоги,  и новые смелые решения
вызревали, в мозгу...
 Но сегодня  ранняя  прогулка  не  принесла  обычного  успокоения.
Стогов взглянул на Игоря. Настроение отца передалось сыну, и теперь он
сидел  хмурый,  насупившийся.  Чтобы  отвлечься  от неприятных мыслей,
Стогов включил телевизор.
 Еще до  того,  как  на экране,  укрепленном под ветровым стеклом,
появилось изображение, в машине прозвучал низкий женский голос:
 - Повторяем вечерний выпуск "Новостей дня".
 ...Настигая друг друга,  кипят на экране стремительные  бурунчики
волн   великой   сибирской   реки.   Клокочет,  пенится  вода,  сжатая
каменистыми стенами скал,  нанизанная на острые зубья порога, а диктор
бесстрастно поясняет:
 - Таким был Енисей три  года  назад,  когда  сюда,  к  Осиновским
порогам, пришли первые гидростроители...
 И снова те же места,  но как  изменились  они.  Навис  над  рекой
ребристый  металлический скелет эстакады,  покачиваются в лапах кранов
массивные  железобетонные  плиты,  точно  из  волн,  со  дна   речного
поднимается  сероватая  стена плотины.  И новые кадры:  радостные лица
тысяч людей,  плотный седоголовый человек разрезает  алую  ленточку  у
входа  в  машинный  зал...  Первый  оборот гигантского,  напоминающего
металлическую башню ротора, и торжествующий голос диктора:
 - Сегодня  пущена  на полную мощность самая северная в Енисейском
каскаде Осиновская гидроэлектростанция.  На очереди покорение  Нижнего
Заполярного Енисея.
 И вдруг Стогов  вздрогнул.  На  экране  появился  такой  знакомый
конференц-зал    Сорбоннского   университета.   Сосредоточенные   лица
слушателей,  а  на  трибуне  перед  многотысячной   разноплеменной   и
разноликой  аудиторией  не  кто  иной,  как  он сам - профессор Михаил
Павлович Стогов.
 - Несколько часов назад,  - сообщил диктор, - в Париже закончился
международный конгресс физиков. В центре внимания участников конгресса
был   доклад   советского   профессора   Стогова   об  открытии  новых
элементарных частиц и об опытах  по  их  использованию  для  борьбы  с
радиоактивными излучениями. Руководимые профессором Стоговым советские
ученые,  работающие в этой все еще  малоисследованной  области  науки,
добились крупных успехов...
 Стогов, не выдержав, резко выключил телевизор, сердито проворчал:
 - Рано еще, батенька, говорить об успехах...
 В эти минуты он был чрезмерно строг и даже несправедлив  к  себе.
Десятки  лет  жизни  посвятил Стогов исследованию неисчерпаемых глубин
атома.  Шаг  за  шагом  двигались  советские  ученые  по  таинственным
лабиринтам микромира. С боем, с трудом давался каждый шаг. Приходилось
вести упорную борьбу сразу  на  нескольких  направлениях:  нужно  было
продлить  измеряемую ничтожно малыми долями секунды жизнь элементарных
частиц, найти способы сохранения их сверхвысоких энергий.
 В нашем  земном мире нет положительно заряженных электронов,  нет
протонов,  имеющих отрицательный заряд.  Лишь  в  потоках  космических
лучей  устремляются  к земле эти посланцы немеркнущих солнц Галактики.
Устремляются и не достигают земли. Но в камерах гигантских ускорителей
удалось возродить эти удивительные частицы, за свои необычные свойства
получившие название античастиц.  Сразу же открылось  самое  ценное  их
свойство.  При  встрече с обычными частицами они поглощали их,  как бы
растворяли в себе,  происходил процесс взаимною исчезновения частиц  -
превращение их в другие формы вечно бессмертной материи.  Этот процесс
ученые назвали аннигиляцией. Аннигиляция сопровождается высвобождением
большого  количества  энергии.  Стогов и его соратники выдвинули перед
собой цель поставить  на  службу  людям  этот  неисчерпаемый  источник
энергии,  на  этой основе создать над землей так называемое "холодное"
Солнце в отличие от термоядерного с его звездными температурами.
 Вынашивал Стогов  и  мысль поставить античастицы на службу защиты
человечества   от   смертоносных   радиоактивных   излучений.    Пусть
аннигиляция  станет  броней  между  человеком и все еще коварной силой
атома.
 Шли годы открывались все новые тайны атома, но далеко еще было до
осуществления поставленной Стоговым цели.
 За несколько  дней до отъезда Стогова в Париж явственно заявила о
своем существовании  еще  одна  элементарная  частица.  Стогов  хорошо
помнил тот день, когда в окружении товарищей, с нескрываемым волнением
рассматривал еще влажную фотопленку,  на которой увеличенные  в  сотни
миллионов раз были запечатлены следы движения этой,  еще не получившей
названия   частицы.   Лишь   мгновения   продолжалась   жизнь    этого
светоподобного  мотылька  микромира.  В  гигантских,  лишенных воздуха
камерах ускорителя,  перед которым давно  уже  померкла  гордая  слава
дубненского  исполина  конца пятидесятых годов,  пытливые люди придали
этой  частице  энергию,  измеряемую   многими   десятками   миллиардов
электрон-вольт,  выбили  этот  кирпичик  из  цепкого  лабиринта здания
атомного ядра и  заставили  оголенную,  одинокую,  лишенную  привычных
соседей частицу со скоростью света устремиться вперед.
 Лишь секунды жил в вакууме  камер  этот  еще  неведомый  посланец
микрокосмоса,   но   люди   уловили,   зафиксировали   его  светящийся
кометоподобный след. Люди торжествовали победу, свершив еще один шаг в
необъятное, упорно хранящее свои тайны здание атома.
 И вдруг эта светлая радость оказалась  преждевременной.  Короткий
ответ Игоря свидетельствовал,  что новорожденная,  пока еще безымянная
частица больше не появлялась.
 Стогов почти   зримо   представил,   как  на  центральном  пульте
вспыхивали сигналы,  донося наблюдателям о космических  напряжениях  в
камерах  ускорителя,  но напрасно сверхзоркие глаза приборов неустанно
следили  за  всем  происходящим.  Желанного  светового   пунктира   на
фотопленке   больше   не   появлялось.   Неведомая  частица  бесследно
исчезла...
 Несмотря на  все большие достижения,  принесшие Михаилу Павловичу
мировую известность,  сам  Стогов  никогда  не  считал  себя  баловнем
научной  судьбы.  Много  лет провел он возле ускорителя,  ища разгадку
капризов обитателей микромира,  он был свидетелем и участником  многих
смелых  рывков  человека  в недра атома.  И потому-то Стогов как никто
другой,  знал,  что за каждой удачей,  за каждым даже частным  успехом
стояли месяцы, а порой и годы споров, исканий, надежд и разочарований.
Значит, нужно было пройти через все это и сейчас.
 Многолетний опыт   исследователя   сейчас   подсказывал   Михаилу
Павловичу,  что нужно на время прекратить  эксперименты,  "забыть"  об
упрямой  частице,  спокойно проанализировать добытые данные,  поискать
обходные пути и с новыми силами,  с новых позиций  двинуться  в  новую
атаку.
 Но обычное хладнокровие и терпение на  этот  раз  точно  изменили
Стогову. Поэтому, едва переступив, порог своей подмосковной дачи, даже
не приняв против обыкновения душ,  он сразу  же  потребовал  от  Игоря
подробного  отчета.  Стенографически  точно  рассказывал  Игорь о ходе
опытов,  и Стогов не мог не убедиться  в  том,  что  сотрудники  свято
исполнили  все  указания  профессора.  Но  Михаилу  Павловичу никак не
удавалось отделаться от мысли, что находись он в эти-дни в лаборатории
- все было бы иначе.
 Михаил Павлович размашисто ходил по кабинету,  резче обозначились
морщины на лбу,  потемнели,  задумчиво прищурились глаза.  Наконец, он
остановился у стола,  достал из  ящика  толстый  том  с  тиснением  на
коричневой  обложке  Доктор  Ирэн  Ромадье "Основы теории элементарных
частиц", быстро раскрыл книгу, задержался взглядом на титульном листе,
где в левом верхнем углу размашистым не женским почерком было написано
"Коллеге другу,  любимому Ирэн".  Много раз в трудную минуту эти слова
согревали,  успокаивали...  Так  и теперь,  дальше уже читал спокойно,
вдумчиво. И эта книга, написанная на чужом языке самым близким Стогову
человеком,  опять вселяла уверенность:  нет,  он не ошибся, безымянная
частица действительно существует,  и  он,  Стогов,  должен  найти  ее,
практически  подтвердить  смелые теоретические догадки своего далекого
друга.
 Через плотно   зашторенные  окна  в  комнату  пробивались  щедрые
утренние лучи,  из  сада  доносился  радостный  птичий  гомон,  свежий
ветерок   нес   влажный   аромат  распускавшихся  цветов.  Но  Стогов,
сосредоточенно вышагивавший по просторному кабинету,  не замечал  этой
великой симфонии света, звуков, запахов цветов и трав - симфонии утра,
гимна вечного обновления природы.
 Размышляя о   дальнейших  путях  экспериментов,  Михаил  Павлович
потерял всякое представление о времени и поэтому был  крайне  удивлен,
когда вдруг скрипнула дверь и с порога прозвучал негромкий голос:
 - Ты поедешь в институт, отец? Или сегодня отдохнешь с дороги?
 Стогов резко  остановился  в  нескольких  шагах  от  Игоря и,  не
отвечая, быстро заговорил:
 - Мы обязательно должны поймать эту беглянку, Игорь. Мне кажется,
что в данном случае мы столкнулись с необычной и неизвестной еще науке
формой  аннигиляции.  При первых экспериментах нам просто повезло,  мы
натолкнулись на нестойкую атомную структуру и сумели выбить частицу из
ее  неведомого  нам пока окружения Чтобы делать это постоянно,  нужны,
видимо, значительно более высокие энергии. Мы их получим. Но я думаю о
другом: если мы столкнулись с такой чрезвычайно стойкой структурой, то
нельзя ли использовать ее для поглощения всех  видов  излучения  Может
быть,   здесь,   на   стыке   физики   элементарных   частиц  и  химии
ультраполимеров найдется то чудесное вещество, которое...
 - Которое   избавит   людей  от  меча  радиоактивности,  все  еще
занесенного над нами, - быстро подхватил Игорь.
 - Вот именно,  Игорек, - впервые за всю эту ночь улыбнулся Стогов
и добавил уже совсем весело:
 - А  сейчас  ты езжай в институт,  проверь все заново по принятой
нами  методике,  я  понаблюдаю  отсюда,  подумаю,  к  вечеру  буду   в
лаборатории, а завтра - решим об остальном.
 Стогов опустил руку на плечо сына, так, пол