ники всех трех ароматов легко определялись. Горел пластиковый корпус хирургического мейнфрейма, развороченного прямым попаданием; озоном пахло после стерилизующих ламп - одна еще работала, и козырек инфора заботливо темнел, стоило мне ненароком обернуть к ней лицо; а жареным попахивал в первую очередь хозяин всего этого безобразия.
     Картина складывалась не то, чтобы обыденная, но вполне ясная. Распростертый на полу полуобугленный человечек в хирургических плавках - я обратил внимание, что волосы на его теле не росли вовсе, а для врачей это обычное дело - являлся, сколько я мог судить, центровиком-нелегалом, работавшим в обход групп, давно и прочно подмявших этот бизнес. Я заглянул в прозрачную кювету, где плавали комочки клонированной глии и серебряно-ворсистый нейрочип - так и есть, нестандартная модель, совсем непохожая на тех паучков, которые я конфисковал у покойного Танкреда. Мне показалось даже, что я различаю на поверхности интелтронного ядра университетскую метку - скорей всего, этот чип начинал свою карьеру в качестве датчика-имплантата. А сидевший в операционном ложементе юнец был, надо полагать, незадачливым клиентом, польстившимся на дешевизну операции. Пожалеть о своем решении он вряд ли успел - черепная крышка была уже снята, и заряд горячей плазмы выжег большую часть мозговой ткани; обнажилась паутинная путаница нервов, тончайшие странички мозжечка обгорели и расползлись.
     При таком раскладе понятны становились и мотивы преступления - дома, прикрывающие центровиков, крайне болезненно относятся к своим привилегиям, - и жестокость, и наглость - групари не боятся полиции, понимая, что мы не станем всерьез конфликтовать с ними. Интересно, правда какому именно дому мы обязаны еще двумя окончательными трупами, но выбор, в сущности, фордовский - или Карел, или Синий Дракон, но драконы всегда оставляют метку. Здесь метки не было. Значит, Карел.
     Я попытался прочитать документы обоих неудачников, но чип хирурга был, судя по неаккуратному шраму на пальце, недавно удален, а интелтроника юнца выгорела от бластерного огня. Оглядевшись, я нашел два стерильных пакетика и взял образцы тканей (до жути бескровный способ описать пару нетронутых огнем пальцев) на генетический анализ - больше для проформы, чем по необходимости.
     Отчет в своем излюбленном лапидарном стиле я сбросил шефу через ближайший выход в глос, к счастью, не пострадавший. На выходе из импровизированной операционной я столкнулся с двумя ремонтниками.
     - Уже закончили? - окликнул меня один.
     - Ага. - Я кивнул. - Кто вызвал?
     - Сьюд, как обычно, - пожал плечами ремонтник. - Это все барахло вам не нужно?
     Я подумал немного, и, вытащив из кюветы чип, кивнул снова.
     - Забирайте, - разрешил я.
     Все равно ничего ценного там не было. А так ремонтники или местные нарки растащат и тела, и вещи.
     Я еще не успел выбраться из Глюколовни, как мне вновь позвонил Вилли.
     - Шеф рвет и мечет, - предупредил он.
     - Передай, что я уже иду, - бросил я. - Пусть остынет.
     От Ахимсы до купола Рейнгард можно было довольно быстро дойти пешком, но я воспользовался транспортером. Не столько ради шефа с его истериками, сколько потому, что мне ужасно хотелось узнать, что творится сейчас в Отстойнике, а больше того - что сталось за время моего отсутствия с уикканцем-оборотнем.
     В "обезьяннике" было людно. Кто-то кого-то допрашивал, к скенеру стояла двойная очередь - пент в паре с преступником. В воздухе висели гам, ругань и миазмы. Кто-то шумно жаловался на судьбу. Я протолкался к дверям шефова кабинета (звукоизолированным) и вошел без стука.
     Я еще не знал, что выговор спасет мне жизнь, прослужив серьезным предупреждением, и тихонько материл шефа, так некстати вызвавшего пред светлы начальствены очи офицера полиции Макферсона.
     В кабинете стоял неприятный холодок. Шеф наш, Борис Педерсен, родился еще на Земле (понятия, признаться, не имею, как он сюда попал, а порыться в его прошлом все духу не хватало), и предпочитал, по его голословным утверждениям, климат родных мест. Плюс восемнадцать по Цельсию мало напоминали лапландскую зиму, но нам, привычным к постоянной температуре коридоров, этого вполне хватало, чтобы ежиться, вздрагивать, икать от холода, терять нить разговора - в общем, беседа с шефом вполне могла сойти за процедуру допроса третьей степени.
     - Миша, - шеф был по обыкновению предупредителен и мягок, - что за светотень творится в нашем отделении?
     Я промолчал.
     - Я еще могу понять, когда некоторые из моих людей, видимо, ведомые неким животным инстинктом, вляпываются в неприятности случайно, - Шефовы щеки тихо розовели, предвещая кровавую зарю. - Но, помилуй меня Бог, я не в силах осознать, какая сила заставляет тебя лезть на рожон по доброй воле.
     - А что случилось? - не выдержал я, хотя и знал, что в таких случаях разумнее позволить шефу выпустить пар. Живая иллюстрация к его словам... В первые годы службы я тайно надеялся, что при очередном ругательном спазме шефа хватит, наконец, удар, но куда там!
     - Офицер колониальной службы Роберт Меррилл, - выцедил шеф, - недоволен твоим неподчинением его приказу. О чем и заявил - мне и президент-управителю. Община Лаланда подала на тебя - именно на тебя, а не на Эрика! - жалобу за задержание их жреца Эрнеста Сиграма. Да, я знаю, что ты прав, но почему ты все время высовываешься?!
     Я с трудом вспомнил, где находится упомянутый Лаланд - некрупный кратер, лежащий на пологом спуске с окраин гористого Моря Облаков (звучит нелепо, но селенография вообще не слишком логичная наука) к равнинам вокруг Коперника и колоссальной впадине Моря Дождей. Только сумасшедшие уикканцы способны забраться в этакую глушь. (Ну, тут я перегнул. В дальних куполах живет немало народу - и алиенисты, и вудуисты, и прочие-разные. Кое-кто залез аж в горы Даламбера, а то и вовсе на оборот, подальше от посторонних глаз. Добраться туда можно только баллистой, через западный лимб - лавовые поля Океана Бурь не слишком надежны сейсмически, желоба транспортера сквозь них не проложишь. А землетрясения - это подсознательный кошмар любого лунаря).
     - Так получается, - равнодушно протянул я.
     - И нечего передо мной... - Тут шеф разразился длинной тирадой на шведском, из которой я не только не понял, но даже и не запомнил ни слова. Из контекста становилось ясно, что могучий русский язык позволяет уложить пять минут шведской болтовни в два слова - "валять ваньку".
     Дальнейшие унижения описывать, пожалуй, не стоит. Скажу только, что вышел я от шефа злой, как слэннер, и красный, как сам шеф. Ничего умного он мне, само собой, не сообщил, а просто злобу хотел сорвать - видно, крепко его приложил колониальщик. Я протолкался в "аквариум" (сиречь комнату дежурных) и перевел дух.
     - Привет, Миха! - Леша Межавилк огрел меня по спине.
     Я с трудом преодолел желание ответить ему тем же, но по шее. Что-то меня отталкивало в его широкой душе. В полиции русских было только двое, то есть мы с Межавилком - нас на Луне вообще немного, наверное, мы недостаточно сумасшедшие, - и на этом основании Леша полагал, что имеет право со мной фамильярничать. По временам я начинал жалеть, что моя мамаша прибилась к породившей вашего покорного слугу группе генобмена, оставив мне замечательное имя, из-за которой приходилось терпеть Лешину бесцеремонную и невинную подлость.
     - Привет. - Я демонстративно подключился к лосу, показывая, что не желаю с ним болтать.
     - Слушай, тебе такая блондинка звонила! - жизнерадостно сообщил Межавилк, руками показывая, какая именно блондинка. Я лихорадочно пытался перебрать в памяти всех знакомых блондинок (не так и много с тех пор, как мода на них в очередной раз схлынула). Кто же мог мне звонить в рабочее время?
     - Оставила адрес, - добавил Леша. - Познакомь, а?
     Я чуть не ответил: "Да, как только вспомню, кто это". Адрес не говорил мне абсолютно ничего, но я позвонил - на всякий случай.
     Оказалось, что звонила мне та самая Алиса Релер.
     - Добрый день, офицер! - жизнерадостно приветствовала меня она.
     Для меня это был, несмотря на восьмой час утра по среднелунному времени, скорее поздний вечер, к тому же не слишком добрый, но я не стал спорить.
     - Вы, кажется, обещали позаниматься со мной? - заметила миз Релер полувопросительно, когда я не ответил.
     - А...
     Я уже и забыть успел о невовремя сделанном предложении. Пришлось пообещать, что встречусь с ней сегодня в зале, в девять часов вечера. Заниматься мне совершенно не хотелось, но слово - не воробей, дал - беги... э-э, то есть крепись. Тем более, что в определенном смысле она мне помогла - за время нашей беседы Леша потерял ко мне интерес и отошел.
     Я подключился к лосу и вызвал Вилли. То, что в то же самое время он проводил с десяток допросов и трепался с полутора десятками пентов, лосенка не беспокоило. Во многих отношениях сьюды совершеннее людей - точно слепцы, развившие неимоверно тонкий слух или сверхьестественное осязание.
     - Что опять? - бросил он недружелюбно. Странно, но сьюд-подделки эмоций меня не раздражают, как бесят, например, неуклюжие попытки слэннеров изобразить дружелюбие или приязнь. Наверное, я просто более снисходителен к псевдоразумам, изначально лишенным эмоций, чем к выгоревшим наркам.
     - Да вот, пришел, - ответил я не менее неубедительной враждебностью. - Решил поискать тихое местечко, чтобы почитать плоды твоих исканий.
     Вилли отложил свою мамочку и почесался как следует, копытом - виртуальная шерсть так и полетела.
     - Не советую, - отрезал он.
     Я чуть не сел. С каких пор псевдоинтеллекты, эти уподобленные личностям агломераты программного кода, дают людям советы?
     - Официальное предупреждение, - пояснил Вилли. - Интерес к деятельности Колониальной службы может считаться вмешательством. Последствия... ну, ты понял.
     Я понял. За вмешательство в дела Службы расходуют с такой же легкостью, как я давеча перебил горло Танкреду. Правда, как можно приложить "парадокс наблюдателя" к политике, я представлял себе с трудом, но разбираться с колониальными файлами там, где эти файлы могут стать достоянием общественности, мне разом расхотелось (и слава всем лунным богам!). Так что я двинулся домой с намерением отдохнуть и расслабиться.
     Полчаса медитации с расслабляющими мушками - и мысли мои пришли в порядок. Оставалось привести в порядок тело. Забравшись в кабину, я раздумывал минуту, включать ли ультразвук, но решил обойтись ионным душем.
     Инфор зазвонил, как водится, в самый неподходящий момент - за последние двое суток у меня была масса случаев привыкнуть, так что я даже удивился не очень. Просто выскочил из душевой, судорожно напялил агрегат на голову и включил прием. Перед глазами у меня замаячил призрак групаря, судя по меткам - из дома Л'авери.
     - У меня для вас неприятные новости, офицер Макферсон, - проговорил он медленно и подчеркнуто внятно. - Хакер Яго Лаура, местонахождением которого вы интересовались не столь давно, найден окончательно мертвым в собственной квартире.
     В той дыре, где обитал в последнее время, перевел я для себя.
     - Охрана нашего дома ведет расследование, - продолжил групарь. - Но меня попросили предложить вам сотрудничество. Возможно, вы поможете нам найти убийцу - или доказать, что имел место банальный суицид. Никому не позволено безнаказанно убивать наших работников.
     - Я согласен, - ответил я немедленно. - Сбрасывайте адрес, сейчас буду.
     Групарь кивнул и отключился. Из полураскрытой двери душевой тянуло ионным холодком, и, хотя в лунных коридорах температура постоянна, меня пробрала дрожь.
     Значит, Яго Лаура мертв. Мертв окончательно, без надежды на восстановление. На следующий день после того, как пустил на рынок слух, что Доминиону угрожает некая опасность. Как хотите, а я в такие совпадения не верю, хоть режьте меня бритвой Оккама.
     Наспех обтершись салфеткой и отключив ионатор (слишком хорошо помню, что случилось, когда я вылетел из дома, оставив приборчик включенным - потом пришлось все обои заново выращивать), я отправился по адресу, полученному от Л'авери.
     Местечко покойный хакер подобрал себе еще то. Глюколовня была бы для подобного типа самым подходящим обиталищем, но он нашел себе берлогу еще лучше - отводку от переходника между дальними куполами Глюков и энергостанцией, на границе с Луна-Голдвин-Майер. Каналы вентиляции работали тут из рук вон плохо - то есть не просто плохо, а почти совсем не работали; в углах скапливалась пыль, висела в воздухе, сушила горло. Впрочем, хакеры презрением к мирским удобствам напоминают отшельников. Что до подобных низких материй тем, кто обитает в горних сферах?
     Встретил меня совсем еще молодой парень... Да. Молодец Миша. Самому-то, чай, за сотню стукнуло, да? Но групарь был совсем сопливый, даже для меня - какое там двадцать, я не удивился бы, узнав, что ему пятнадцать! Однако ходил он профессионально - легко, быстро, тихо и мягко. Одного этого хватило, чтобы вызвать мое уважение.
     - Бьено, - поздоровался он небрежно. - Вы - офицер Макферсон?
     - Бьено. А с кем имею? - поинтересовался я, запоздало сообразив, что групарь так и не представился.
     - Лейтенант Хиль Перес де Лара.
     Неплохо. Чины в группах свои, и лейтенант среди них - один из высших. Интересно, за что такая честь?
     - Мне доложили, что вы искали Яго Лауру.
     - Да. Более того, это не пустой каприз.
     Лейтенант усмехнулся, обнажив стальные зубы - зрелище блистательное в прямом смысле.
     - Что ж, поделимся данными, - произнес он, ведя меня к распоротым дверям хакерской хибары. - Вы расскажете, что знаете, а я - что тут случилось.
     - А, может, наоборот? - закинул я удочку. - Знаете, как-то убийство, мне кажется, поважнее...
     - Не надо разыгрывать передо мной святую невинность. - На мгновение мне померещилось, что лейтенанту не двадцать лет, а все пятьдесят. - Я не знаю подробностей, но у меня создалось впечатление, что смерть нашего работника - всего лишь эпизод в расследуемом вами крупном деле. Буду откровенен. Нас интересует, что привело его к смерти. Если полиция намеревается затронуть интересы Дома, мы будем действовать соответственно. - У меня мурашки побежали по коже при мысли о том, что может сделать со мной этот милый мальчик, если, не дай Бог, или Кришна, или кто там еще наверху сидит, ему взбредет в голову, что я ущемил ненароком "интересы" его "дома". Кстати же на заметку: слишком он правильно разговаривает для групаря. - Если мы сможем извлечь из ситуации пользу, мы вам поможем. Если ни то, и ни другое, мы ограничимся сотрудничеством в раскрытии этого убийства.
     - Проблема в том, что я сам не знаю, замешаны вы в этом деле, или нет, - признался я. - Дом Л'авери, сколько я помню, центровыми не занимается... по религиозным соображениям?
     - Именно, - сурово ответил юноша. Я не стал уточнять. Вера - это личное дело каждого.
     - Значит, скорее всего, вы тут не при чем, - заключил я. Интересно, а центровые-то - при чем? Или отбрасываем бритву Оккама и начинаем отращивать бороду из гипотез? - Видите ли, если говорить вкратце, сегодня утром от одного стервятника...
     - Битхантера, - педантично поправил лейтенант.
     Замечательно. Меня будет учить русскому языку полуграмотный групарь.
     - ...Я получил пакет данных о карантинных куполах. Среди прочего мусора я наткнулся на сообщение покойного Лауры о том, что Земле грозит катастрофа. Степень достоверности у этой байки оказалась неожиданно большая. Я решил проверить. Остальное вы знаете.
     - Очень может быть, что мы зря вас вызвали. Не уверен, что между этим бредом и смертью Лауры есть связь. - Лейтенант подумал и добавил:
     - Но не уверен, и что ее нет.
     Чем-то этот парень напоминал мне Маркоса - наверное, склонностью к нездоровому словоблудию.
     - А я сейчас вообще ни в чем не уверен, - ощерился я.
     - Ну, один неоспоримый факт все же есть, - поправил меня лейтенант. - Яго Лаура мертв окончательной смертью. И притом очень неприятной. Кто-то встретился с ним по ту сторону и пробил бедняге мозги звуковым лучом. Сделал ему из мозгов кисель.
     Я зримо представил себе описанную картину, и мне сделалось дурно. Итак, хакер убит на той стороне - в полете, в вирте, в ирреальности, в том киберпространстве, которое для многих обитателей Луны по большей части вытесняет реальное. Значит, кто-то его выследил там; настиг и опробовал на нем резонант-пакет.
     - Хотите осмотреть место? - предложил групарь. Я не хотел, но согласиться пришлось; взялся за гуж - не говори, что не дюж...
     Комнатушка напомнила мне кинематографический склеп - как размером и формой, так и общим настроением. На полу валялись какие-то мелкие интелтронные блоки, в углу - матрас, на матрасе - брошенный инжектор, во флаконе плещется прозрачная жидкость. На стене - здоровое навесное окно; я глянул в него и содрогнулся. А посреди комнаты громоздилось сооружение из гнутых металлических планок и кусков мягкого пластика. Похоже, Лаура решил сварганить себе полетное ложе, как у серьезных компарей, но остановился, не доведя дело до логического конца. Под ложем лежали в относительном подобии порядка хакерские инструменты: четыре компа, сенс-трансформер, тридрайв - а на ложе... на ложе покоился труп Яго Лауры, по-прежнему облаченный в полетный костюм, непристойно обтягивающий бренное тело гермафродита.
     - Врач был, конечно? - задал я риторический вопрос.
     - Да, - лейтенант кивнул. - Тело мы оставили до вашего прибытия. Все предметы лежат там, где мы их нашли.
     Я по-хозяйски осмотрел комнату... ничего. Лейтенант прав, убийство совершено с той стороны. И это никак уж не банальный суицид. Только мазохист может избрать для собственной смерти столь мучительный способ. А судя по картинкам в окне и кое-каким мелочам, найденным мною при беглом осмотре, Яго Лаура был(а?) кем угодно, но не мазохистом.
     С той стороны зеркального стекла... Когда-то криминалисты напрочь отрицали возможность подобного убийства. Жизнь, как это ей свойственно, напомнила криминалистам, что на свете нет ничего невозможного.
     Вполне реально установить на входе в систему ловушку, которая выдаст звуковой удар при попытке уйти в полет с данного терминала. И риска поймать не ту птичку почти нет - кто другой может пользоваться инфором полусумасшедшего (иных не бывает) хакера?
     Интересно... А не стоит ли мне принять кое-какие меры предосторожности? Сам я на месте убийцы поставил бы одноразовую ловушку, но по ее остаткам - а следы не могут не сохраниться, такова физическая природа интелтронных сетей - вполне возможно проследить создателя смертоносного приспособления. Значит, звуковой капкан может оказаться и постоянным. Так что пользоваться терминалом самого Лауры опасно. А моим инфором - безопасно? Или поостеречься?
     Мне почему-то казалось, что связь между бредовыми заявлениями Лауры и его страшной смертью совершенно прямая. А, раз так, то и всем, кто успел прислушаться к словам комп-пирата, грозит опасность. Мне, любимому, в том числе.
     - Нет ли у вас личного терминала? - обратился я к лейтенанту. Тот, к моему удивлению, не стал спрашивать, почему я не хочу пользоваться собственным инфором, а просто подал контакт-шлем.
     Я решительно натянул устройство, похожее на средневековую сетку для волос, усыпанную самоцветами непрямых контактов, и - с богом, помолясь - скользнул в междуосье.
     Хорошая техника у наших групарей. Снимать терминал с мертвеца казалось мне кощунством, а полет в обычном инфоре - это и не полет вовсе, а нечто, напоминающее движение в кабинке транспортера. Контакты считывали импульсы в чувствительных и моторных зонах мозга прямо через кость и скальп, и передавали информацию туда же. Разбогатею - обязательно себе заведу такой же.
     Вокруг топорщились немыслимыми изгибами вакуумных станций уродливые конструкции, собранные из многоцветных кубиков; загляни в любой, и ты увидишь бесконечность фрактала, завораживающую, манящую в непредставимую глубину. Меня несло туда