уть. Часы на стене капсулы отсчитывали секунды полета. От Города до Лаланда меньше тысячи километров - восемь минут на нуль-орбите, плюс еще немного на разгон и торможение.
     - Знаете, - предложил я с некоторой неловкостью, - давайте лучше о политике поспорим.
     - На Земле обычно говорят - о погоде, - заметила Элис.
     - У нас нет погоды, - извинился я. - Хотя, в сущности, разница невелика...
     Каждый человек в глубине души убежден, что, окажись он на месте недоделков из правительства, то уж точно решил бы все проблемы. Мы с Элис исключения не составляли.
     Мы обсудили действия КОХКа в арбор-очагах Центральной Америки, сошлись на том, что санкордоны себя не оправдывают. Пару минут обсуждение топталось на месте, как подслеповатый слон, а потом Элис задала довольно неожиданный вопрос:
     - Скажите, а как вы попали в полицию?
     - Случайно, - ответил я абсолютно искренне. - Это не слишком престижное занятие на Луне. Понимаете, карьеру у нас можно сделать либо в церкви, либо в кино. В верующие я не гожусь, а менять лица каждый месяц не хочу.
     - Вы зря так говорите, - серьезно произнесла девушка.
     - Что именно?
     - Что не годитесь в верующие. Вам как раз нужно во что-то верить, только вы пока не знаете, во что. Это, кажется, чисто лунарская черта. Или эмигрантская.
     - Вы психолог? - поинтересовался я.
     - Любитель. Я вообще очень интересуюсь локальными культурами Доминиона. Отклонениями от стандарта, я имею в виду.
     - А разве есть такой? Я что-то не заметил.
     - Вы живете в заповеднике, офицер. Культура Доминиона унифицирована. Есть еще остатки надкультур - американской, китайской, российской - особенно в доменах, но Служба стирает и их.
     - А вам не нравится? По мне, чем меньше поводов для несогласия, тем спокойнее, - возразил я.
     Самая большая моя проблема в любой дискуссии заключается в том, что, не утруждаясь приобретением собственных убеждений, я просто начинаю опровергать противника - вне зависимости от того, что он там отстаивает. А как раз сейчас этого делать не следовало, чтобы не разрушить неоправданное доверие миз Релер. Чем дольше мы с ней общались, тем любопытней мне становилось - что заставило ее остаться на Луне, и как связана с этим кончина дядюшки Ноя.
     - Ой ли? Для несогласия повод всегда найдется. А унификация культуры приводит к ее распаду. Понимаете, - Глаза ее загорелись; похоже было, что Элис села на любимого конька (еще одно совершенно бессмысленное выражение древних эпох), - наша так называемая цивилизация уже четвертый век роет себе могилу.
     - Так долго?
     - Уже вырыла. Вы не были на Земле, вы не знаете...
     - Почему не был? Был однажды. Три месяца там проторчал.
     - Три месяца... А всю жизнь проведи там - взвыли бы. Мы старательно избавлялись от пережитков темного прошлого... боролись с голодом, болезнями, перенаселением и, конечно, со всяческой рознью, предрассудками, тоталитаризмом, а в особенности - нетерпимостью. И доборолись до того, что установили по всей Земле стандарт мировоззрения. Те, кто ему не соответствует, или эмигрируют сами, или отправляются в ссылку по приговору суда.
     Замечательный у нее стиль, надо будет перенять.
     - Мы уничтожили все ритуалы социализации, - продолжила Элис. Слово "ритуалы" ассоциировалось у меня в основном с обрядами уикканцев, а следующее попросту оставалось китайской грамотой. Сообщив об этом миз Релер, я был вознагражден кратким разъяснением. Имелось в виду, что люди перестали общаться - за ненадобностью. На Луне этого не замечаешь - Город невелик, постоянно наталкиваешься на знакомых, а Землю это явление поразило давно и прочно.
     - А потому, - продолжала Элис с фанатическим огоньком в глазах (тем самым, который я приучился замечать в глазах евангелистов, а, заметив - сворачивать в другой коридор), - культура умирает. Цивилизация тоже умирает. Восемь миллиардов человек заняты только тем, что выпихивают в домены каждого, кто хоть немного выбивается из общего ряда. А потом специалисты Службы удивляются, отчего так много стихийных бунтов.
     - Знаете что, - я отчего-то возмутился, - так ведь огульно что хочешь охаять можно! Я конечно, не большой любитель голубцов, вот только подавчера... - Тут я осекся, запоздало сообразив, что сообщать миз Релер о моих натянутых отношениях с Мерриллом не стоит.
     - Почему огульно, - спокойно возразила Элис, будто не обратив внимания на мою заминку. - Вот скажите мне, Майкл...
     - Миша, - поправил я. - Это полное имя у меня такое - Миша.
     - Извините, - Она по прежнему мило улыбалась при каждом извинении, но теперь это производило на меня совсем иное впечатление: вроде резиновой оплетки на стальном стержне. - Вот скажите, Миша: отчего в последние полтора столетия прекратили присуждать Нобелевские премии по литературе?
     - Правильно сделали, что перестали, - высказал я свое неквалифицированное мнение. - Кого сейчас помнят из лауреатов двадцать первого века? Или двадцатого? А кто прикладную социодинамику предсказал? Азимов! И работы его, между прочим, входят в обязательный курс по этому предмету. Я уже не говорю об алиенистах. Ихнее священное писание тоже премий не удостаивалось. Премии, если хотите знать мое мнение, дают тем, кто вписался в свое время. А чтобы тебя запомнили, свое время надо обогнать.
     - Возможно, вы и правы, - В глазах ее мелькали искры, - но я не об этом. За последние двести лет практически не появлялось новых идей, новых течений в искусстве, в науке. Мы пережевываем наработанное предыдущими поколениями, и не создаем своего.
     - Не пережевываем, а перевариваем, - поправил я. - Предки столько всего натворили - нам еще сотню лет питаться.
     - Нет, Миша, - Элис покачала головой. - Это все словоблудие, а не ответ.
     - Ответ может дать социодинамический анализ, - буркнул я, обиженный столь низкой оценкой своих логических построений.
     - Я его провела, - ответила Элис гордо.
     Я не обманул ее ожиданий - выпучил глаза.
     - И?
     - И, по моим оценкам, культура Доминиона находится в состоянии нестабильного равновесия. Колонизация поглощает все ресурсы, но стремление развиваться - оно-то не исчезает, не сублимируется, как могло бы быть, иди экспансия спонтанно, а накапливается. Достаточно чуть толкнуть - и...
     - И?
     - Много сект на Луне? - ответила Элис вопросом на вопрос.
     - Много! - брякнул я. - Сотни четыре мелких, а главных с десяток.
     - Вот и ответ. Унифицированная культура на нынешнем этапе просто нежизнеспособна. Начнется дивергенция. Мы вступим в эпоху Расщепленного человечества.
     - И когда же наступит это светлое время? - попытался я поиронизировать.
     - Через неделю, - усмехнулась Элис, и я усмехнулся с ней. Я еще не знал, что она права.

Глава 7. Шабаш

     Купола Лаланда оказались на удивление маленькими даже для транзитной станции. Всего-то их было три - я имею в виду общих, не уикканских - чистеньких, одинаковых до тошноты.
     - Это уже курорт? - поинтересовалась Элис, озираясь.
     - Нет, - отозвался я, волоча ее за руку в направлении рядов раздатчиков. - Это, в сущности, транзитная станция. Здесь мы переночуем.
     - Зачем? - удивилась девушка. - Час еще не такой поздний...
     - В капсулу нас не пустят, - ответил я. - Держите.
     - Что это? - Элис с некоторым подозрением глянула на серебряную трубку инъектора.
     - Против лучевых повреждений, - объяснил я терпеливо. - Ну подумайте сами - мы же на Луне. Атмосферы нет. В куполах нас защищает слой камня... но капсула летит над поверхностью, а обвешивать ее свинцовыми экранами не совсем практично. Поэтому местное отделение КОХКа не рекомендует длительные перелеты, а всем пассажирам полагается принимать антирад. - Я, сморщившись, вдавил рабочий конец трубки в "мертвое пятно" на бедре. Зашипело; под кожей вздулся волдырь. - Хотя вообще-то я просто не хочу приезжать в Арету вечером.
     - Почему? - как я и ожидал, осведомилась Элис.
     - Потому что остановиться я собирался у друга, - объяснил я. - К тому времени, когда я закончу свои дела здесь и мы сможем отправиться дальше, будет уже ополночь. Если нас встретят, то на разговоры и угощение меньше двух часов не уйдет. А я уже хочу спать.
     - Интересно... - Приподняв край юбки, девушка последовала моему примеру. - И что же нам теперь делать?
     - Я же сказал - спать, - повторил я.
     - А если я не хочу?
     - Мушку будете? - дернуло меня предложить.
     - На меня не действует, - отрезала девушка, непонятно почему - сердито.
     - Тогда не знаю. - Я пожал плечами. - Завтра с утра... надо будет напомнить здешнему сьюду, чтобы разбудил... отправимся дальше.
     Элис остро глянула на меня.
     - Вы без инфора, - проговорила она, будто только что заметила это. - А я уже начала подумывать, что лунари их просто не снимают.
     - Обычно так и есть, - признал я. - Но со мной... особый случай.
     Слава всем богам, сколько их есть на Луне, что она не стала расспрашивать дальше. Еще неизвестно, чего бы я наговорил.
     Гостевых комнат тут, судя по всему, тоже не хватало - во всяком случае, мне не удалось уговорить местного сьюда выделить нам с Элис отдельные комнаты.
     - Не волнуйтесь, - утешил я ее, - я сейчас уйду... может быть, надолго... и беспокоить вас не стану.
     - Хотите меня бросить? - Похоже было, что девушка не столько обиделась, чего я ожидал, сколько удивилась. Привыкла к легким победам?
     - Полицейское дело, - отрезал я.
     На этом спор как-то сам собой утих. Элис я оставил в комнате развлекаться, как сможет, а сам, перепроверив распиханный по карманам шорт скудный арсенал, решительно направился к уикканским куполам.
     У входа во внутренний рег - арки синего обсидиана, удачно скрывавшей пазы гермощита - путь мне вежливо, но решительно преградил молодой человек в мешковидном балахоне и с инфором на челе.
     - Сожалею, но сегодня вы не сможете посетить нас, - сообщил он тоном, в котором не слышалось и намека на сожаление.
     - Могу я узнать, почему? - осведомился я в свою очередь тоном, который подразумевал, что данному молодому человеку лучше незамедлительно объясниться, дабы я не обрушил на него громы небесные.
     - Сегодня Майклмэс, праздник осени, - объяснил юноша. - Один из дней всеобщего шабаша. Эта церемония очень важна, и недостойно прерывать ее ради праздного любопытства... неверующих.
     - Мое любопытство отнюдь не праздно, - парировал я. - Я офицер полиции Миша Макферсон.
     Руководство к действию номер один: требуя чего-то, веди себя так, словно ты имеешь на это полное право. Я был совершенно убежден в том, что, даже приложи община Лаланда руку к недавним преступлениям, этот привратник, не допущенный к участию в шабаше по причине юного возраста (или неких проступков), слыхом не слыхивал моей фамилии. Соответственно и наглость мою он будет воспринимать как должное, хотя вообще-то полномочия полицейских в частных регах изрядно сужались.
     - Но, как вы, наверное, осведомлены, офицер, купола Верных являются совместным владением, и для обыска нужны серьезные основания.
     - А я не собираюсь никого обыскивать, - ответил я. - Мне необходимо встретиться с главой общины. Не хотел бы нарушать ради этого вашу церемонию...
     - Тогда, возможно, вы могли бы подождать до завтрашнего утра в гостевых комнатах купола? - Привратник с трудом сдерживал нетерпение. Не рвись меня сплавить, парень, не получится.
     - К сожалению, я сильно подозреваю, что мар Аббасон имеет вескую причину со мной не встречаться. - Я посмотрел привратнику прямо в золотые, с изумрудными искрами глаза. - А потому предпочел бы подождать завершения шабаша на месте.
     - И тем не менее я не могу позволить посторонним присутствовать при воплощении Старого. - Вот в чем дело! Парень еще молод и не растерял юношеской бескомпромиссной веры. Он пытается защитить свои убеждения от злобных нападок поганых иноверцев. Только права задерживать офицера полиции при исполнении это ему не дает, извини, малыш.
     - А я, со своей стороны, должен настаивать на том, чтобы лично пронаблюдать за действиями мастера Аббасона, - гнул я свое с неприличным упорством.
     - Но я не могу допустить вас в место радости...
     - Вот что, - я начал закипать, - или вы меня сейчас пустите, или я вам устрою такой шабаш...
     Юноша глянул на меня злыми желтыми глазами, беззвучно проконсультировался с кем-то - я терпеливо ждал, - потом неохотно произнес:
     - Хорошо, можете заходить. Но заклинаю вас - не нарушайте правил, установленных для посетителей. Это не пустая угроза, а серьезное предупреждение. Дух Рогатого силен в этом месте. Когда он овладевает празднующими, они... иноверец сказал бы, впадают в безумство, в экстаз. Они уподобляются темным Его ипостасям. Не провоцируйте их.
     Я кивнул. Майклмэс, 29 сентября - Михайлов день, в общем-то, мой день. Но... помоги мне Господь.
     Мальчишка почти вежливо поинтересовался, где мой инфор, предложив сбросить на него памятку для гостей рега. Я попросил сделать мне распечатку, чем, кажется, удивил юного ведьмака до безъязычия, и добросовестно проштудировал три листа мелким шрифтом. На это ушло меньше времени, чем на то, чтобы их получить, но я не собирался рисковать головой.
     Следуя указаниям молодого уикканца, я прошел широким тоннелем, чьи стены украшали не обычные для Луны окна, а венки и гирлянды золотых листьев, колосьев и глянцево-красных яблок. Заблудиться было трудно - немногочисленные прохожие, встречавшиеся мне на пути, торопились все в одном направлении. У многих были звериные глаза - желтые, зеленые, серые, с пронзительно-узкими щелями зрачков; некоторые, не дожидаясь начала шабаша, начали процесс трансформации, застыв в получеловеческом обличье. Праздник еще не вошел в полную силу, иначе мне угрожала бы реальная опасность быть задраным.
     "Место радости" оказалось довольно большим залом - до купола он, конечно, не дотягивал, но казался едва ли не больше из-за царивших в нем сумерек. Горели факелы - ровным, бездымным пламенем, отбрасывая множество дрожащих, причудливых теней. Огромный костер посреди пещеры (другого слова не подберу для этой подлунной полости) не столько освещал, сколько перебивал холод, исходящий от черных с сине-лиловым отблеском реголитовых сводов. Взгляд не наталкивался на стены, а с разгону пробивал их и тонул в непроглядной тьме, тщетно ловя плывущие тени... хотя, конечно, это лишь отблески языков огня танцевали на глянцеватом камне.
     Толпа собралась изрядная. На осенний праздник сошлись все ковены общины - тринадцать крат по тринадцать, иначе говоря, сто шестьдесят девять полноправных ведьмаков (и ведьм), не считая неоперившейся молодежи. В зале висел густой запах огня, пота, возбуждения и колдовских благовоний. Тихо бормотал барабан. Мой притерпевшийся к темноте взгляд различил на полу белую черту, шедшую параллельно стене метрах в трех от нее, а внутри очерченного ею круга - еще какие-то знаки. Заходить за черту я не стал.
     Я не заметил, откуда вышли Господин и Госпожа, но в момент их появления толпа, гудевшая ожиданием, смолкла. За обнаженными Владыками чопорно и важно, как старый марабу, шествовал Черный Человек, закутанный от макушки до пят в темную материю, несущий на вытянутых руках поднос с ритуальным пирогом.
     - Эйо эвои, - негромко сказала Госпожа, и голос ее - густой, мягкий, сильный - заполнил пещеру лихорадочным теплом. Факельный свет окрашивал пышное тело червоным золотом, в один цвет с длинными распущенными волосами и венком из спелых колосьев.
     - Эйо эвои, - отозвался Господин. Он также был наг, но лицо его скрывал тяжелый черный шлем, украшенный венком из дубовых листьев.
     - Эйо эвои, - откликнулся зал на множество голосов.
     Черный достал из складок своего одеяния алую с золотом короткую свечу, с поклоном протянул Госпоже. Та взяла ее обеими руками, словно та была по меньшей мере из свинца, сосредоточила взгляд на фитиле; потом, держа свечу в вытянутой руке, ладонью второй начала делать пассы.
     - Аррианрод! - сказал шабаш. Тихие голоса множества людей внезапно наполнили пещеру так туго, что в ней стало тяжело дышать.
     - Хабондия!
     - Андрада!
     - Арадья!
     - Рианнон!
     Фитиль затлел и - вдруг - вспыхнул. Госпожа бережно установила ее на шлеме Магистра шабаша.
     - 'Эрфа! - негромко грянул шабаш - да, именно так; столько силы и дикого, нечеловеческого ликования было в этом возгласе, что меня не удивило бы, запылай от него каменные стены.
     Господин также принял свечу от Черного - длинную, темную (в сумерках я не разобрал, какого оттенка; подозреваю, что цвета хорошей сажи). Снова воцарилась полная тишина.
     - Андраз! - сказал шабаш с тихой угрозой и гневом. Барабан шепотом зарокотал вдалеке.
     - Ху!
     - Дьявол!
     - Цернунн!
     - Барабба! - Барабба! - Барабба! - Барабба!
     Крик все не умолкал, смешиваясь с ритмом тамтама, взвинченная толпа скандировала странное слово... что-то похожее я слышал... Бараба... Барабас... да нет, смешно... Аббасон, вот! Аббасон - сын Аббы - бар-Абба... На иврите - "сын Отца". Первоначально - одно из священных имен Христа, потом странным образом перешедшее в кабалистику и ведовство. Так кто же был главным здесь - Эрнест Сиграм или скрывающийся за рогатым шлемом Дэймон Барабас... тьфу, Аббасон?
     Господин резким жестом переломил свечу и швырнул в костер.
     - 'Эрне! - взревела толпа.
     Пламя вспыхнуло бешено-ярко, высветив темные силуэты Троих. Откуда-то из глубин плотно сбившейся массы народа донеслась песня - заклинание, подхваченное сотней голосов, не диссонировавших, но сплетавшихся в единую мелодию:

     Королева всех Лун, и хозяйка всех Солнц,
     Королева Небес и владычица Звезд,
     Королева Воды, Королева Земли,
     Принеси нам дитя, что мы ждали!
     Ты даешь ему жизнь, о Великая Мать,
     Ты рождаешься снова, Владыка!
     Мы отринули свет, мы отринули тьму,
     Мы рабы твои, и ты служишь нам,
     Так зажги же свет, о Мать!
     Озари наш мир, о Мать!
     Солнца свет подари, о Мать!
     Эйо эвои, о Мать!
     Эйо эвои!

     Пламя чуть стихло, барабанный бой стал громче. Господин и Госпожа принялись сосредоточенно выполнять ритуалы освящения. Я воспользовался этим, чтобы получше оглядеться. Мало кто из непосвященных попадает на шабаши черных уикканцев, хотя и белые в этом отношении немногим снисходительнее.
     Удивительно разношерстное сборище. Молодые парни и девки вместе с... по традиции следовало бы ожидать минимум одну старую каргу, но таковых как раз и не наблюдалось; а вот мужчин и женщин средних лет я насчитал немало. И подростки, почти дети, еще не прошедшие обряда посвящения. Все - в темных накидках, обнаженных тел не видно. Этому, полагаю, свой черед.
     Господин бормотал над костром какую-то ерепень, от которой, однако, у меня мурашки по коже побежали. "...иткнас утирипс те, силиф те, сиртап энимон ни. Нэма." Нэма - амен. Он читает "Отче наш" задом наперед? Вообще-то последователям уикки положено презирать христианство, а не включать молитвы в свой ритуал, пусть и ради глумления - но это был шабаш. Запах благовоний дурманил голову; не удивлюсь, если эти ревнители древней веры добавляют в душистое масло пситропы. Глухое "Эйо эвои", разносившееся время от времени по залу, головокружением ударяло по мозгам.
     Постепенно толпа начала организовываться - участники шабаша становились в тройной круг. Костер полыхал все ярче, голоса Владык разносились все громче по залу, ставшему вдруг бесконечно огромным, потому что стены его распахнулись в ночь. К барабану присоединилась скрипка, но музыкантов я нигде не видел. Странно, но заклинания сухим песком сыпались в сито моей памяти, и так же уходили, не задерживаясь - а я ведь всегда хвастался, что мне не нужны мнемочипы!
     Внезапно голос Госпожи обрел нечеловеческую ясность, и будто повинуясь ему, тьма надвинулась со всех сторон, щупальца ее выползали из холодного реголита:

     Смертных семь грехов,
     Тяжких семь оков,
     Семь ведет тропинок в а