Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
о - на идеологическое соответствие, что ли? Тонкая ладонь коснулась моего лица. "Семь раз испытан я огнем, - вспомнилось мне, - и сочтен желанным..." Бессмертный Бард, как всегда, прав. Я поймал ее пальцы губами. Девушка, тихо смеясь, отдернула руку.
- Спокойной ночи, - прошептала она.
- Спокойной ночи, - ответил я сонно. Оно и к лучшему: нездорово заниматься физкультурой на полный желудок. Как только алиенисты размножаются при такой кухне? Живот давил мне на глаза, те сами собой закрывались. Я повернулся на бок и немедленно отключился.
Ближе к утру мне приснился диковатый сюрреалистический сон: я долго и мучительно прорубался сквозь толщу синего сливочного крема, а потом оказался в спальне Черного Короля, того самого, что из "Алисы в Зазеркалье". Я вполне осознавал, что сплю, и даже удивился тому, что король для меня Черный, а не Красный, как в оригинале - впрочем, "Алису" я в детстве читал по-русски. Короля мучила бессонница, он сидел на кровати с выражением неземной скорби на лице и тоскливо считал: "Один дебил... два дебила... три дебила...".
- Дорого-ой! - Голосок у Черной Королевы был такой, что стены содрогнулись. - Что ты де-елаешь?!
- Дебилов считаю, - меланхолически ответил Король. - Чтобы заснуть. Шесть дебилов...
Что было дальше, я не запомнил - наверное, дебилы сморили меня раньше, чем монарха. Вроде бы меня поили глинтвейном, и очень обижались, когда я не хотел пить.
Не знаю, с каким из сновидений это связано, но когда я проснулся, мы с Элис лежали обнявшись - возможно, оба просто замерзли ночью. Девушка еще спала, выражение ее лица было серьезным и печальным. Я тихо улыбнулся про себя, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить ее.
Глава 9. Возвращение
Поднял нас Банко - бесцеремонный и веселый, он ворвался в комнату и потребовал вставать немедленно, потому что "завтрак стынет" (выразился он более изощренно, пообещав, кажется, накормить беспробудных сонь газонной травой). Элис сонно потянулась, не сообразив спросонья, что лежит, прижавшись ко мне. Я потер ушибленный нос.
- Это продолжение тренировки? - спросил я добродушно атмосфера алиенистского рега настраивала на благостный лад. - С добрым утром.
- С добрым, - осторожно отозвалась девушка.
Казалось, что она силится вспомнить, что же это мы делали вчера вечером. Только ведь Элис ничего не забывает; аугменты памяти не позволят. Тридрайв на одном грамме осмия способен вместить больше информации, чем человеческий мозг, а сам вмещается в сосцевидную пазуху - за правым ухом или левым, как вам больше нравится. Тогда что же ее беспокоит?
- Вставайте же, - подбодрил я ее, поднимаясь с постели.
Девушка хитро глянула на меня снизу вверх и - внезапно прыгнула, акробатически извернувшись в воздухе. Я не успел челюсть отвесить, а она уже стояла на ногах, радостно улыбаясь мне. Банко, сообразив, что его присутствия не требуется, умчался греметь плошками.
- Удивительный вы человек, Миша, - рассмеялась она, натягивая платье. Я поставил челюсть на место. Вроде бы не первый раз вижу ее обнаженной, и все равно ком в горле. Это определенно не пластургия - такой родиться надо. Сверхъестественно красивой.
- Почему - удивительный?
- Умный. - Элис поправила радужную лямку на плече, намеренно затягивая паузу. - Но очень наивный.
Меня уже тошнило от заумных комментариев. Но я промолчал. И правильно сделал.
Завтрак прошел в молчании, прерываемом неразборчивыми похвалами поварскому искусству хозяев. А вот за чаем пошла беседа.
- Послушай, Миш, - спросил меня Банко. - А кого ты сам подозреваешь в этой катавасии?
- Голубцов, конечно, - недоуменно ответил я. - Кого еще?
Банко как-то странно посмотрел на меня, и я невольно задумался - в самом деле, кого? Снова и снова кружатся в голове одни и те же лица, имена, названия. Луна слишком мала, чтобы можно было всерьез воспринимать "неизвестных террористов", из тех, что появляются в новостях, когда в отдаленных доменах происходит что-нибудь особенно похабное.
Банко помялся.
- Непохоже, - произнес он. - Почему все делается исподтишка, тайно? Зачем им скрываться? От кого?
Хороший вопрос.
- Да я не Службу имел в виду, - пояснил я, и коротко рассказал о нашей стычке с Мерриллом. - Может, у него на меня личный зуб.
- Вряд ли, - возразил Банко. - Служба так попросту не работает. Майору-колониальщику никто слова поперек не скажет, так зачем ему прятаться?
Я перебрал в уме возможные причины, и ни одна из них не показалась мне достаточно убедительной.
- Так-то, - подытожил Банко. - За тобой охотится кто-то другой. Или же что-то совсем нечисто.
- А если бы Меррилл меня прилюдно убивал - это в порядке вещей? - возмутился я.
- Нет, но было бы неудивительно. Так и хочется порой врезать тебе по голове, - расхохоталась Элис. Я удивленно посмотрел на нее.
- Ну зачем вы так, - тихо укорила нас Викки. - Не надо людей бить.
- Надо, - возразил я уверенно. - Некоторых - надо. Тяжелыми предметами. Меня только не стоит.
- А как вы узнаете, кого - стоит? - спросила Викки.
- Видно, - коротко отозвался я.
Меня и в самом деле никогда особенно не занимали проблемы морали. Дрянь видно сразу, и церемониться с ней особенно не стоит. Я одно время занимался историей, и как-то выяснил факт, потрясший меня до глубины души. Каких-то два (ну, два с хвостиком, преувеличиваю) века назад вполне нормальные с виду люди всерьез выступали за перевоспитание преступников! Словно человека, который способен ради наживы перерезать соседу глотку, можно перевоспитать. А в результате - не просто невиданный всплеск преступности, а переход преступности в разряд политической силы. Нынешние Дома, при всем их влиянии, и вполовину не так страшны, как тогдашние банды. А непротивленцы разводили антимонию о каких-то мифических "правах человека" - уже не первый раз поминаю я этот мерзкий термин, но уж больно он меня в свое время задел. По мне, у человека есть одно право - прожить жизнь достойно, и всякий, кто ему в этом мешает, заслужил возможные последствия. А вот права свинячить и подкладывать окружающим гвозди под седалище у человека нет.
По счастью, период шизофренического гуманизма давно прошел, хотя кое-какие реликты еще прозябают под сенью кришнаизма... пардон, вайшнавизма - сами они себя вайшнавами называют. Так что вопрос Викки меня несколько покоробил, а разговор после этого угас сам собой.
После чая, единственно моими усилиями не перешедшего в обед, я повел Элис кататься на лыжах. До вокзала нам пришлось идти, как и вчера, пешком, но оттуда уже можно было отправиться транспортером - оттуда начинался общий рег, и туристов там бывало куда больше, чем местных жителей. Я этому только обрадовался - до слаломных трасс от станции было два километра по вертикали. И, против широко распространенного мнения, шагать в гору на Луне немногим легче, чем при земном тяготении.
Когда двери транспортера разомкнулись, и тугая мембрана вытолкнула нас в коридор, Элис от неожиданности закашлялась. Я мог ее понять. Мы словно вышли на поверхность, в лунные горы. Вокруг простиралось нагромождение серых, черных, темно-зеленых и мутно-красных скал, с поверхности - изъеденных пылевой коррозией, в глубинах расселин - бликующих стеклянисто-гладкими сколами там, куда заглядывали солнечные лучи. Глубже плескалась темнота, густая, как асфальт.
- Неплохая имитация, - негромко проговорил я, чтобы вывести спутницу из оцепенения.
- А?.. - Элис вздрогнула. - Ну да, сейчас же ночь.
- Именно. - Я кивнул. - Пойдемте. Только не воткнитесь в стену. Вон, на полу голубые линии светятся.
Пол тоже имитировал истоптанную тяжелыми подошвами скафандров тропу. Иной раз наши дизайнеры все-таки перегибают палку.
У развилки Элис двинулась было направо, но я ее удержал.
- Нам туда, - я махнул рукой в противоположную сторону. - Там тренировочные трассы. Для туристов. Настоящий слалом - для опытных лыжников.
- Я каталась на лыжах, - несколько высокомерно сообщила Элис, однако покорно свернула налево. - В Колорадо.
- Плохо, - безмятежно отозвался я. - Сам не проверял, но знающие люди говорили, что такой опыт хуже, чем никакого.
В выходном куполе мы провозились с четверть (весьма приятную для меня) часа, покуда я помогал миз Релер втиснуться в скафандр.
- Баллоны, - пожаловалась она, - кажутся такими маленькими...
- Они и есть маленькие, - объяснил инструктор, бросая на меня мрачные взгляды - ему очень не понравилось, что я оставил за собой привилегию объяснять совершенно нагой Элис, где у подкостюмника рукава. - Рассчитаны на сорок минут. Если за это время вы не одолели трассу, вами уже занялись спасатели. Прежде чем выходить - попробуйте постоять на лыже в помещении. Вон там.
- Это - лыжа? - несколько неуверенно поинтересовалась девушка, подходя к белой линзе с пробитым сотнями дырочек-сопел днищем и отпечатками башмаков на верхушке.
- Лунная слаломная лыжа, - подтвердил я. - На самом деле свалиться с нее почти невозможно - видите, как глубоко подошвы входят в паз? - но некоторые ухитряются. Главное - не терять равновесия.
В конце концов мне удалось выгнать свою спутницу из купола - похоже было, что Элис теряет интерес к необычайной и опасной затее на глазах. Нам зарядили газовые мешки - пытавшаяся сохранить равновесие на шаткой лыже Элис даже не спросила, зачем, помимо баллонов, на спине еще и ранец, набитый бело-голубыми кирпичами запаянного в пластик твердого кислорода.
- Ваша дорожка седьмая, - сообщил по радио инструктор. - Счастливого спуска.
Элис пробормотала себе под нос нечто наподобие "зачем я себя позволила втянуть...", но покорно двинулась за мной.
Седьмая дорожка, очевидно, вовсе вышибла из моей спутницы остатки мужества. Наклонная полоса отполированного до блеска реголита уходила вниз и вдаль, точно рассекший смоляной хаос ночных Апеннин джедайский меч. По обе ее стороны торчали фонарные столбы, озарявшие дорожку призрачным бестеневым светом. В вакууме свет не рассеивается, отчего картина, лишенная полутеней, казалась неудачным монтажом.
- И что дальше? - полюбопытствовала Элис обреченно.
- Становитесь на лыжу, - проронил следивший за нами инструктор прежде, чем я успел вымолвить хоть слово.
Девушка неуклюже вспрыгнула на один из лежавших у края спуска белых дисков. Она не успела еще примостить ступни в пазы, когда сила тяготения преодолела силу трения, и лыжа заскользила вниз.
Очень медленно.
На Луне все падает неторопливо. Можно уронить стакан и без труда подхватить, прежде чем содержимое разольется. Поэтому на Земле мы выглядим такими неуклюжими. А скольжение по наклонной происходит еще медленнее. Элис даже не поняла, что происходит, пока не вогнала подошвы в углубления и не подняла голову.
- Эй! - вскрикнула она.
Это был самый ответственный момент - новички если и падают на тренировочных трассах, то обычно в самом начале, с перепугу.
- Откиньтесь назад, - посоветовал я, прежде чем лыжный рефлекс возьмет свое, и моя подопечная покатится кубарем с горы. - Это немного увеличит трение.
Фонарные столбы неторопливо надвигались на меня парами и так же неспешно расходились, пропуская.
- А я-то гадала, почему трассы такие длинные, - послышался у меня в шлемофонах чуть задыхающийся голос Элис.
- Для разгона, - подтвердил я. - Можете поглазеть по сторонам - ближайшие минут пять ничего интересного не произойдет.
- А нельзя было сделать трассу покруче? - поинтересовалась девушка.
- Тогда лыжи теряют равновесие, - объяснил я. - Расслабьтесь и получайте удовольствие. На просчитанной трассе нам ничего не угрожает.
- А если я упаду?
- Даже если вы ухитритесь расколотить вдребезги шлем, - подсказал инструктор, - спасатель спикирует к вам прежде, чем давление в скафандре упадет. Из туристов у нас еще никто не погиб.
Скорость нарастала. В первые секунды гонки я отстал от Элис метров на шесть, и теперь никак не мог сравнять разрыв: притормозить на лыжне еще можно, а вот наддать - нет. Зато не мешает сопротивление воздуха, да и трение о камень не так велико. Мы представляли собой живую иллюстрацию к учебнику ньютоновской механики.
- Знаете, - немного помолчав, признала Элис, - а это интересно.
- Интересно, - пообещал я, - будет дальше.
Я повертел головой. Мимо проносились скалы, над головой висела приколоченная к небосводу Земля, почти полная. Звезды, наверное, находились за пределом разрешающей способности обзорных камер шлема, но по обе стороны планетного диска, сразу над голубым ореолом атмосферы, посверкивали искры орбитальных станций и автоматизированных спутников. Правда, разглядеть на фоне ослепительной Земли черную точку Лагранжа-2 мне не удалось - хотя, может, я не там искал?
- Миша! - вскрикнула Элис. - Впереди нет фонарей!
- Это предусмотрено маршрутом, - успокоил ее инструктор - я подозревал, что его голосом говорит сьюд. - Не волнуйтесь и наслаждайтесь видами.
Мы промчались мимо последней пары фонарей и ворвались в тень высокой скалы, заслонившей от нас Землю, во тьму - кромешную, едва рассеиваемую сиянием мириадов разом проявившихся в небе звезд. А секунду спустя наши слабые тени заскользили рядом, по зеленовато сияющей стене обок трассы.
- Люминесценция, - услужливо подсказал инструктор - нет, это точно сьюд! - Вызываемая космическим излучением.
Трасса сделала резкий вираж, вновь выводя нас к свету.
- Приготовьтесь, - предупредил инструктор. - Начинается самое интересное.
Элис завизжала.
Стеклянная лента лыжни обрывалась на краю исполинской расселины, и продолжалась где-то далеко впереди и внизу. А мы, не в силах остановить безумное скольжение, вылетели в эту бездну.
На какой-то миг я завис безо всякой поддержки в пустоте, и сердце ушло в пятки, прежде чем вернулось ощущение веса. Струи кислорода били из сопел, не давая лыже ухнуть по параболе вниз, туда, где под непрестанным ливнем быстрых частиц горели зеленым огнем скалы.
- Ну как? - поинтересовался я, переведя дух.
В шлемофоне послышалось неразборчивое икание.
- На сложных трассах, - нравоучительно заметил инструктор, - подобные маневры совершаются вручную, при естественном освещении. При достаточном старании и вы сможете совершить подобный подвиг.
- Вы правда думаете, - ядовито заметила Элис, - что сможете меня еще раз взгромоздить на это... приспособление?
Наши лыжи одна за другой вновь коснулись глянцевой каменной ленты.
Дальнейшее случилось очень быстро. Небо взорвалось огнем. Лиловые сполохи заплескались над горизонтом, высветив на миг иссеченные трассами горы. А потом накатило нечто, чему я по сю пору не могу подобрать описания - словно весь мир содрогнулся, словно чудовищная взрывная волна прокатилась по межпланетной пустоте во скоростью света, обрушившись на лунную поверхность невидимым, всесокрушающим цунами. И в то же время ни пылинки не шелохнулось у подножия окрестных скал.
Все это я осознал уже потом. Потому что первая же вспышка вывела из строя обзорные камеры моего шлема. Ослепший, оглушенный, я потерял равновесие. Какую-то долю секунды мне казалось, что я еще долго буду катиться кверх тормашками, после чего неумолимая инерция вынесла меня за край лыжни и впечатала в скалу. Боль была адская, я готов был поклясться, что услышал хруст ломающихся костей, и хуже того - послышался леденящий кровь шип утекающего воздуха.
Те две секунды, что потребовались спасателю, чтобы запечатать трещинку, показались мне отдельной селенологической эпохой, к завершению которой я окончательно уверился, что стану первым новичком, открывшим печальную статистику смертей на трассе. А потом мне пришлось ждать еще одну эпоху - покуда проворные автоматы не доволокут меня, замурованного в отверделую силиконовую пену, до финишного купола и не выцарапают там из испорченного скафандра. К счастью, предупредительная аварийная аптечка, реагируя на эндорфиновый пик, тут же накачала меня обезболивающим.
Когда я, точно бабочка из кокона, появился на свет божий из вспоротой белой скорлупы, Элис уже сидела рядом. Она отделалась легче - несколькими ушибами. Мне же пришлось ставить фиксаторы на сломанные бедро и предплечье: процедура неприятная, как и большинство медицинских процедур, унизительная, а кроме того, фиксаторы почему-то делаются веселеньких цветов - мне достались изумрудно-зеленый и карминно-красный, что в сочетании с форменными шортами придавало мне сходство с ожившим тестом на дальтонизм.
Первым моим вопросом, понятное дело, было:
- Что это было?
Вместо ответа Элис запустила с начала экстренную новостную рассылку.
По неизвестной причине вышли из строя три лифт-канала в альфанскую систему. Таким обтекаемым эвфемизмом журналисты - верней сказать, инфослужба колониальщиков - назвали мощнейший взрыв, уничтоживший пересадочную станцию Лагранж-5. Теперь связь с Геей и Антеей шла через два оставшихся лифта. Для выяснения причин на место катастрофы отправилась специальная комиссия Службы. "Полетят головы", подумал я, зачарованно глядя на результаты аварии. Масштаб повреждений с альфанской стороны канала оставался неясен (подозреваю, он просто оказался слишком велик, чтобы Служба могла в нем признаться), но часть пересадочной, где помещались ТФП-генераторы этих лифтов с нашей стороны, превратилась в застывший на лету взрыв расплавленного титана - сердце его еще светилось в момент съемки, через двенадцать минут после аварии. С чего все началось, эксперты покуда не установили, однако легко было догадаться, что разрыв одного канала породил пенроузовское смятие пространства, которое вывело из строя остальные.
Помимо альфанской системы, без дополнительных каналов остались Тянь-шэ, Заря и Афродита. Чем это обернется для программы эмиграции, я боялся себе представить, но, когда я заявил об этом вслух, Элис только загадочно фыркнула.
Само собой, о продолжении лыжных гонок не могло быть и речи. Подавленные, мы вернулись в Арету, и сочувствующие алиенисты немедля помогли нам подавить горе обильным обедом.
После чая, когда давление живота на глаза несколько спало, я попросил Банко показать нам центрифугу. Попросил не без умысла - уже четвертый день я не был в гравикачке, и почти физически ощущал, как слабеют мышцы. Странные номера откалывает физиология. Почему-то слабенького лунного тяготения хватает, чтобы удержать кальций в костях (на лифт-пересадочных это становится проблемой; тамошний персонал вынужден работать посменно, иначе уже через год пребывания в невесомости им приходится проходить по возвращении сложную и не то, чтобы безвредную биореабилитацию) и чтобы поддержать мышечный тонус, но вот для сохранения силы его категорически недостаточно. Поэтому-то все лунари, за естественным исключением "паучков", стараются побольше крутиться на центрифугах. Мне, пенту, это особенно важно - порой физическая сила оказывается решающим аргументом в особенно горячих спорах; кроме того, повышенное тяготение развивает реакцию.
Центрифуга оказалась громадная - поперечником метров сто - и прекрасно оборудованная; что ж, алиенисты народ небедный. Располагалась она, как и большая часть подсобных помещений, ниже уровня куполов; нам пришлось воспользоваться эскалатором. Элис охала и ахала, восхищаясь масштабами, я помалкивал. Мы занимались одни - в это время дня большинство алиенистов, следовавших земным суточным ритмам, еще работало. Я попробовал покачаться с гантелями, и быстро запыхался - отвыкшие от высокой гравитации мышцы протестовали - потом продемонстрировал Элис еще несколько приемов лунных единоборств, и гонял ее, пока она не усвоила, а я - не запарился совсем. Усваивала она все же необычайно быстро; я подозревал, что без нейраугментов тут не обходится, хоть и просил я ее ими не пользоваться.
Часа через полтора нас вытащили из центрифуги силой.
- Тебе письма пришли, - сообщил Банко, просовываясь в люк. - Через