Землей от начала времен правят зеленые монстрики, плюющиеся ядовитой слюной.
     Действительность оказалась куда неприятнее.
     Я знал, конечно, что численность каждого вида в экосистеме подвержена саморегуляции - уж настолько-то я школьную программу усвоил. Всех видов, кроме Homo sapiens. Два столетия насильственной эмиграции уменьшили численность земного населения с десяти миллиардов до восьми. Но даже восемь миллиардов нахлебников - слишком много для перегруженной биосферы. Не говоря уже о том, какой урон ей нанесло бездумное уничтожение тысяч видов животных и растений.
     Терпение планеты истощилось. Так уже бывало не раз - в докембрии и в кембрии, и в триасе, и в меловом периоде. Биосфера - это единое целое, и на угрозу своему существованию она реагирует целиком. Более тридцати лет назад стало ясно, что катастрофа неизбежна.
     Я плохо разбираюсь в генетике, и термины, которыми сыпала Элис - интроны, комплексные признаки, спящие последовательности - воспринимал с пятого на десятое, но суть грядущей перемены была даже для меня понятна. Когда напряжение достигнет критической точки, наступит фазовый сдвиг. Бешенство генных структур. Оно не проявится в пораженном поколении - только в следующем. Но то, что родится у слона, крысы или человека, уже не будет ни слоном, ни крысой, ни тем более человеком. Специализированные, а значит, немногочисленные виды вымрут от непомерного мутационного давления. Неспециализированные трансформируются, чтобы занять освободившиеся ниши. Человек довольно специализированное существо; но он настолько многочисленнен, что вымирание ему не грозит - в отличие от разделения на насколько видов, у которых общего будет не больше чем у шимпанзе и гориллы. Не говоря уже о гибели цивилизации.
     Первые признаки сдвига начали проявляться несколько лет назад - нарастала частота мутаций, врожденных уродств, спонтанных выкидышей, когда даже толерантная ко многому иммунная система беременных отторгала переродившийся плод. Вымирали в заповедниках последние остатки крупной фауны. Но это были только предвестники грядущей бури. Когда переносчик фазового сдвига ударит по Земле всей мощью... человечеству придет конец.
     - Агентом сдвига является мельчайшая инфекционная частица - то ли вирус, то ли прион, я не знаю, - рассказывала Элис. - Даже не организм, собственно - нечто вроде катализатора, вызывающего лавинную активацию интронов. А сам он порождается каким-то фактором, связанным с плотностью и вырождением популяции. Но, как и всякий катализатор, он действует контактным путем - если хочешь, можешь думать, что он заразен. Если прервать контакт с Землей, то внешние миры останутся незатронуты катастрофой.
     Колониальная служба, надо отдать ей должное, рассуждала логично. Действовавшими на тот момент лифтами выселить с Земли все население за остававшиеся до сдвига годы было невозможно. Невозможно даже вместе с лифтами, вошедшими в строй после страшного открытия. (Ох, не случайно в таком бешеном темпе сдавались дополнительные линии на Гею и Антею, на Тянь-шэ, Афродиту и Зарю - единственные миры, до которых можно было довести лифтоносец в срок). Поэтому решено было не создавать паники, и о грядущей гибели человечества не сообщили, более того - присвоили этим данным высшую степень секретности. Нет, выселить в колонии как можно больше народу, разумеется, старались - не звери же. Но главным направлением стало сохранение хотя бы части человечества - тех, кого можно спасти. А для этого непосредственно перед сдвигом должны были быть прерваны все лифт-коммуникации, связывавшие домены с центром сети - Землей.
     Взрыв в Отстойнике прогремел, когда до масштабного фазового сдвига оставалось, по последним расчетам, трое суток.
     - Видимо, процесс начался раньше, чем думали. - Элис сделала короткую паузу. Шнур болтался у нее за спиной, точно вторая коса. - Не знаю, кто взорвал генераторы. Возможно, Меррилл поторопился - он ведь всего лишь офицер-исполнитель, и круг доступных ему сведений весьма узок. Когда он узнал о масштабе катастрофы, то мог просто запаниковать. Вовсе не следовало уничтожать лунные камеры. Но он пытался, как поручило ему начальство, установить диктатуру Службы...
     - И что теперь?
     Не могу удержаться, чтобы не задать глупый вопрос.
     - Теперь?.. - переспросила девушка. - В течение сегодняшнего дня руководство Колониальной службы будет эвакуировано, предположительно, в систему альфы Центавра... там как раз есть пустующая колония на Селене-прим. После этого промежуточные лифт-каналы будут отключены, а Земля - отрезана от телепортационной сети.
     "Значит, - мелькнуло у меня в голове, - сбежать куда-нибудь на Габриэль не выйдет". Я представил себе внезапно поголубевший Доминион, и меня затрясло. До сих пор Служба не вмешивалась без нужды в дела колоний, особенно тех, которые поддерживала определенная страна или группа стран - вроде российской Зари или бразильской Новатерры. Теперь наступит беспредел. Все миры Доминиона окажутся в прямом подчинении тех, кто успел покинуть обреченную Землю, в чьей власти окажется главное - лифт-каналы, по которым только и можно отправить на разбросанные в космосе миры продукцию новатерранских фабрик, открытия габриэльских ученых, биопрепараты химстарателей Соледад... Специализированные, неспособные выжить друг без друга миры, соединенные тончайшими жилками перестроенного пространства - и Колониальная служба, чья рука стискивает эти жилки. Дух захватывало от зловещей красоты этого плана.
     Только две колонии выбивались из этого ряда. Альфанская система, способная обеспечить себя всем необходимым - но туда переселится Служба, а судьба Селены-прим всем памятна.
     И домен Луны.
     - Что же до вашей родины... - промолвила Элис, словно читая мои мысли, - она отрезана от мира, и связь не восстановится еще несколько лет. Полагаясь на лифты, мы не строили космических кораблей. - В голосе ее слышалась странно глубокая печаль. Как у древней старухи. - До восстановления лунных лифтов еще долго никому не будет дела. С гибелью Земли Солнечная система превратится в провинцию. Очень важную - сюда сходятся все пути Доминиона. Но метрополией станет Селена-прим. У Дэвро и Карела будет достаточно времени укрепить свою власть, а потом разобраться, кому из них она должна принадлежать. Президент-управитель, конечно, будет бороться с обоими сразу, но вряд ли ему повезет.
     - Значит, мы должны им помешать, - ответил я машинально.
     - Мы?
     - Да, мы. А кто еще?
     Мы висели в невесомости совсем рядом, молча. Стальной пузырь капсулы мчался сквозь пустоту. Если бы здесь были обзорные экраны, мы видели бы, как медленно закатывается за горизонт полумесяц Земли - нашему снаряду предстояло сделать полный оборот, прежде чем он подойдет к станции "Лагранж-2".
     Цепляясь за спинки кресел, я подплыл к шкафчику, нашел несколько туб колы - и ни крошки съестного. Еще там завалялся лист с мушками, хотя мне бы гораздо полезнее была искусственная почка - столько всяких химикалий уже циркулировало в моей крови. Одну тубу приторного напитка я опустошил сам, рассудив, что глюкоза лишней не бывает; вторую предложил Элис, но выпила ли она ее - так и не увидел, потому что взамен отработавших мушек налепил суточную снотворную, и тут же отрубился.

Глава 13. Распад

     Мне снился кошмар: снова я бежал по коридорам лунного Города, и тряслась земля, и трещины медленно змеились по стенам, взбухая бело-синими почками конденсата там, где теплый воздух соприкасался с ледяным камнем. И, понимая, что бежать поздно, я одновременно осознавал, что выхода из этой смертельной ловушки мне не будет, покуда не истощится снотворная мушка.
     Действительность оказалась немногим лучше: капсулу сносило куда-то вбок. Тошнота ворочалась за грудиной, точно я проглотил какую-то склизкую тварь, которая пытается выбраться из кислотного озера моего желудка. Озеро было жутко кислотное - есть хотелось непереносимо. Если не брать в счет выпитой в полете колы, у меня крошки во рту не ночевало со вчерашнего... нет, уже позавчерашнего дня. Как и всякий лунарь, я никогда не испытывал настоящего голода; теперь довелось - беспозвоночная тварь отрастила коготь, противно шкрябая под ложечкой.
     - Я провожу коррекцию, - пояснила Элис. Под глазами девушки залегли круги, даже кабель, соединявший ее с инфоразъемом, как-то устало провис. - Сбросовыми клапанами, - пояснила она, прежде чем я успел выпалить, что капсулы не оснащены реактивным двигателем. - Стравливаю атмосферу... эти идиоты позволили станции отойти от равновесной точки.
     Я затравленно оглядел глухие, плохо заплесневелые стены. На баллист-капсулах не только обзорных экранов, но и радара не было. Мы мчались наугад, в пустоту: промахнешься - и будешь до-олго лететь в лучшем в мире саркофаге... если не превратишься в падающую звезду. Если мы минуем станцию, наша траектория пройдет через верхние слои земной атмосферы.
     Элис сидела неподвижно, ремнями притянув себя к креслу и закрыв глаза; пальцы ее время от времени подергивались. Я мог представить себе, какой длины битстринги проносятся через ее мозг. Локаторы Лагранжа-2 и Луны считывали положение капсулы; компьютеры сателлит-контроля обрабатывали данные, и передавали обратно; а Элис по устаревшим на целые секунды векторам рассчитывала, какие команды подать на клапаны сброса. Мы выходили из гравитационного поля Луны, приближаясь к плоскости равнодействующей, в которой лежат точки Лагранжа, и скорость наша по отношению к лифт-станции неумолимо падала.
     - Входим в зону контакта, - сообщила Элис, не открывая глаз.
     Переменное ускорение вызывало неприятное чувство - казалось, что капсула хаотически вращается, а глаза отрицали это. Но мы уже попали в зону действия магнитных захватов. Теперь оставалось только ждать. Или мы в течение пяти минут окажемся на станции, или через несколько часов сгорим в стратосфере. В начале космической эры скептики утверждали, что промахнувшаяся мимо цели баллистическая капсула обязательно врежется в Землю, оставив кратер наподобие лунарских. На самом деле от нее даже пепла не остается - проверяли (не нарочно, разумеется).
     Элис была спокойна, и это обнадеживало. Очевидно, сближение шло по плану.
     И вот через оболочку до меня донесся первый звук - глухой лязг сомкнувшихся креплений. Слава Богу, долетели. Теперь остается мелочь - объяснить администрации Лагранжа, кто мы такие и откуда взялись.
     Похоже было, что кто-то взял на себя этот труд раньше нас. Я даже догадывался, кто - после смерти Меррилла высшим чином Службы на Луне оставался Дэвро, и в его власти было скормить оставшемуся в метрополии начальству какую угодно версию. Когда капсула заняла свое место в причальных захватах, и отворился люк, в приемном шлюзе нас встречали шестеро - четыре станционных служителя в зеленых комбах, похожий на затравленную курицу администратор и голубец при полном параде. Вот и разрешился столь интересовавший меня вопрос о рядовых Колониальной Службы - бывают, оказывается!
     - Михаил Макферсон? - рявкнул голубец, едва распахнулась дверь. - Вы арестованы за убийство, участие в противоправных действиях и неподчинение прямому приказу майора Колониальной Службы!
     Ну еще бы, подумал я. Для тебя и майор - птица небесная. И откуда только берутся такие, прости Господи, лизоблюды? Что б ты сказал, наступи я генералу на ногу?
     - Для начала вы обознались, рядовой. - Я постарался вложить в свой голос пару брикетов каменного льда. - Никакого Михаила Макферсона я не знаю. Судя по вашему тону - к счастью.
     Голубец как на стену налетел.
     - Представьтесь! - потребовал он.
     - Начнем с вас! - парировал я.
     Окружающие интерпретировали мое отчаяние не то как беспардонную дерзость и наглый блеф, не то как свидетельство высокого положения и больших возможностей. Колониальщик посинел под стать мундиру, но представился.
     - Рядовой Колониальной Службы Игнасио Санчес!
     - А я - гражданин домена Луны по праву рождения Миша Макферсон. Миша, прошу заметить, а не Михаил, - ответил я, после чего с наслаждением наблюдал за причудливой игрой оттенков на его щеках.
     - Вы арестованы! - прогремел голубец несколько менее торжественно, чем прежде.
     - За что?! - взвыл я.
     Не знаю, что меня подначивало - никакой надежды вырваться я не видел, и сопротивлялся только по инерции.
     - Взять его! - скомандовал голубец.
     Однако моя наглость и вовремя перехваченная инициатива оказали желаемое воздействие: служители переминались с ноги на ногу, прикидывая, в каком случае пострадают больше - если не подчинятся приказу колониальщика, или если им придется иметь дело вначале со мной (а синяки на моем торсе за время полета приобрели весьма угрожающий вид, и прекрасно сочетались с флюоресцентно-яркими фиксаторами), а затем с апелляционным судом. Двое шагнули было вперед, но под недоуменными взглядами товарищей остановились. Администратор впал в инфошок; глаза его остекленели.
     - По какому обвинению арестовывают меня? - рявкнул я, почувствовав, что моральный перевес на моей стороне. - Что сделал мой однофамилец, уже ясно. А я при чем?
     Объяснений я требовал не просто так: давно замечено, что тот, кто оправдывается, выглядит немного нелепо.
     - Мне было передано, что некто Михаил Макферсон, убийца и саботажник, пытался бежать с Луны на баллистической капсуле, но из-за отключения питания в гауссовке капсула не смогла набрать скорости доступа. - Ага! Значит, Карел не догадывается, что Элис сняла его программные блоки. Или знает, но наврал Дэвро, чтобы не показаться полным лохом: это же умудриться надо, упустить схваченных и обезволенных пленников! - Не понимаю, как вам удалось...
     - Так вот, - прервал я его, - во-первых, я не Михаил, а Миша. Это мое полное имя. Во-вторых, я не бежал, а был запихнут в капсулу и отправлен против своей воли. - Врать так врать. Все равно мои слова никто опровергнуть не сможет. - А в-третьих, вам изрядно налифтнули мозги, рядовой Санчес. Чтобы опровергнуть эти беспочвенные обвинения, я официально и при свидетелях требую судебного скенирования!
     - Судебно-медицинское скенирование памяти, - с мрачной иронией заявил голубец, - на станции Лагранж-2 провести невозможно.
     Можно подумать, я об этом не знаю.
     - Так отправьте меня на Землю!
     Это был ключ.
     Лицо колониальщика на долю секунды утратило выражение носорожьей злобы. По нему промелькнули нерешительность... неуверенность... смятение... Я не был уверен, что рядовой Санчес знал о фазовом сдвиге. Невинный с виду вопрос помог мне в этом убедиться.
     - Пока это невозможно, - пробормотал он с натугой.
     - Почему? - осведомился я тоном оскорбленной невинности.
     - По техническим причинам! - взревел, не выдержав, колониальщик. - А вы... господин Макферсон... не арестованы, а временно задержаны на станции Лагранж-2! До выяснения обстоятельств! Что находится в рамках моих полномочий как работника Службы! Проводить задержанного в свободные помещения! - распорядился он, взмахнув могучей дланью.
     Возможно, мне следовало и дальше валять дурака, запускать репрограммы, устроить на Лагранже кровавую баню... но суток тяжелого, химического сна на голодный желудок явно не хватало, чтобы восстановить силы, да и немножко стыдно было мне пугать безответных техников. Только голубец, пожалуй, мог бы выстоять против меня - на то и аугментация. И все же я предпочел бы отдохнуть на тихой, уютной гауптвахте - вряд ли на станции оборудована тюрьма.
     Правда, неизвестно, сколько времени у нас осталось. Кстати - что думает об этом миз Релер?
     - Прошу прощения!
     Я обернулся к своей спутнице... и замер. Элис в кабине не было. Совсем. Я с мучительным изумлением осознал, что выражение "как в воздухе растворился" - никакая не метафора.
     - Ладно, - обреченно бормотал я, пока меня под конвоем вели, точнее, как принято говорить у орбитальщиков, "скольжали" (при этом человек не то плывет, не то летит по релинг-туннелю, придерживаясь за скобы) в обещанные "свободные помещения". - Хорошо. Отлично. Шизофрения...
     Хотя прежде мне довелось пробыть на станции "Лагранж-2" ровным счетом восемь минут - четыре по пути на Землю, и столько же на обратном - строение ее я себе неплохо представлял по кадрам из информационных рассылок и учебных программ. Служебный блок, пьяной змеей навившийся на стопку токамаков, тонкая струна релинга соединяла с ажурной конструкцией, более всего напоминавшей гроздь пенных пузырьков, налипших на чью-то разлапленную пятерню. Каждый "пузырь" вмещал в себя два ТФП-генератора и две кабины перехода: Земля-Лагранж и Лагранж-колония. Таким образом эмигранты на станции не задерживались, переползая из одного лифта в другой и исчезая за многие световые годы от Земли. Но переходы между транзитными зонами существовали - для ремонтников (хотя если выходит из строя ТФП-генератор, то ремонтировать обычно нечего - надо новый лифтовоз посылать), для голубцов-дежурных.
     Проползая через экранный сегмент туннеля (крайне неприятное ощущение, словно плывешь в вакууме), я обратил внимание на взблескивающие между титановыми "пузырями" искры. Сначала не понял, что это... а потом до меня дошло. Если "Лагранж-2" станет перевалочным пунктом для грузов со всего Доминиона, то нынешних переходиков мало будет. Надо строить новые соединительные туннели. И эта работа уже началась.
     Гауптвахты на станции тоже не оказалось - по-видимому, нарушителей порядка тут принято было сразу шлюзовать, без вопросов. Меня запихнули, как и обещал голубец, в "свободное помещение", то есть в пустующую кладовку, куда специально ради меня приволокли связку ремней для принайтовки и санитарный блочок. Вообще-то в невесомости мебель как таковая не нужна - знай, ставь тубы на воздух, только следи, чтобы не уплыли, да и спать можно так же, но смотрелась моя камера совсем непристойно: голые стены с липким-покрытием. Зато меня искренне порадовали приспособленные к невесомости удобства (очень хитрая система; настолько хитрая, что в капсулах ею не пользуются, считая, что пассажир потерпит).
     Воспользовавшись упомянутым блочком и обтираясь влажным одноразовым полотенцем (процесс, по большей части заменяющий в свободном падении мытье), я смотрел в зеркало. На меня глядело чужое лицо. Щеки впали, глаза горели неуместным черенковским огнем из окольцевавших их темных пятен. На смуглой коже проступали лилово-бурые синяки и выделялись почти черные царапины. Ничего удивительного - сколько раз за последнюю неделю я входил в боевой режим? И не сосчитать. За год столько не набирается при спокойной жизни. А каждая минута репрограммы оплачивается втройне, вчетверне - и не только силами, но и невосполнимыми нервными клетками.
     Вздохнув, я оглядел свои апартаменты, и понял, что делать мне абсолютно нечего. Даже сетелевизора не было - новости посмотреть... а я, между прочим, на добрые сутки выпал из информационного потока. Оставалось только жрать, тем более, что снисходительные мои тюремщики оставили мне целый поднос туб - правда, микроволновки не принесли, испугавшись, надо полагать, что я перемонтирую ее в лучевую пушку. Выбирая из нелепого набора - похоже, охранники сгребли, что на камбузе поближе летало - все, что можно съесть холодным, я набивал желудок, покуда брюхо мое не начало явственно надуваться, а злодейское шкрябание под ложечкой не сменилось тупой, сладостной болью. Потом лег и попытался задремать без помощи мушек. Не тут-то было. Даже принайтовленный к надежной стене, я пытался беспокойно ворочаться. Перед глазами мелькали лица, сцены, уши ловили каждый шорох, каждый скрип креплений. Я лежал с закрытыми глазами и не мог заснуть - то ли сказывался стресс, то ли обманутая химикатами нервная система решила, что еще раннее утро, хотя я под страхом смерти не сказал бы, который идет час по местному, станционному времени. В конце концов я не выдержал, и налепил часовую мушку, чтобы отойти в царство тревожных видений. Я то всплывал из кошмарных глубин к ясной глади бодрствования, то, налепив очередную мушку, тонул вновь, но даже в