но бит. Несколько ударов я пропустил, потом поднапрягся и достал-таки паразита, крепко приложив по болевым точкам. Но боль в сжатом времени почти не ощущается - ретикулум не пропускает лишние сигналы к коре (у некоторых бойцов на время действия программы даже пропадает цветность зрения) - и, чтобы вывести противника из строя, нужно нанести ему серьезные травмы. Руку я ему сломать успел, но этим мои успехи и ограничились. Оценив в первые же субъективные секунды, с кем столкнулся, противник просто выматывал меня - знал, что в песню я вошел раньше него, и резерв выжгу первым.
     И тут к нам подбежала Элис. Я был настолько поглощен поединком, что не успел даже удивиться - почему она бежит, а не перешагивает медленно-медленно, зависая в воздухе и выпадая из поля зрения, неровными рывками, по мере того, как сетчатая формация сортирует поступающие данные. Мир стремительно серел, размазываясь, я с трудом уклонился от летящего мне в голову кулака - "You know how lucky you are... boy!" - рефлекторно выставил блок...
     Все мое обучение пошло насмарку. Элис не стала проводить никаких приемов. Она просто ударила моего противника по голове. Кулаком. Наверное. Самого удара я просто не увидел. Замах, и...
     Видимо, мой ретикулум наделен независимым от хозяина чувством юмора. Потому что хруст костей я услышал совершенно отчетливо, сквозь гремящую в ушах музыку. Карела оторвало от земли и медленно понесло к стене.
     Я оборвал подходившую уже к концу репрограмму, и согнулся пополам, тяжело дыша. Перед глазами плавали какие-то расплывчатые медузы.
     Элис машинально вытерла измазанные кровью пальцы о седалище. Я полез в карман за салфетками... и только тут сообразил, что наблюдал секунду назад.
     Тому, что в мозгу моей знакомой хранятся, помимо страшных тайн, медицинских энциклопедий и последних разработок гения интелтроники Ноя Релера, еще и боевые репрограммы - настрого запрещенные, кстати, к использованию частными лицами - меня уже не удивляло: хороший показатель того, насколько размазались для меня границы невероятного. Но двигаться с такой скоростью человеческое тело просто не может. Это грозит разрывом связок, а то и вывихом. И удар, нанесенный с такой размашистой легкостью, раздробит не только вражьи кости.
     Значит, Элис аугментирована. И сильно - я не рискнул бы повторить ее фокус, невзирая на обязательные полицейские импланты. Но как она сумела освободиться?
     Всплыла брошенная ею походя реплика: "На меня не действует" - когда я предложил ей мушку. В тот момент я подумал, что имеются в виду только снотворные... но если никакие пситропные препараты не могут повлиять на Элис... а такое вполне реально, если аугмент-чипы в ее мозгу достаточно мощны... Значит, она притворялась оглушенной до самого последнего момента, не выдав себя ни движением, ни мыслью. Я обнаружил, что испытываю к ней чувство, близкое к почтению.
     Но сейчас не время предаваться сантиментам. Живых... нет, бежать за подмогой осталось некому, но исчезновение двоих пленников и без того откроется очень быстро. Мгновение я раздумывал, не попытаться ли отбить остальных, но из-за поворота уже раздался пронзительный тревожный йодль, какие далеко разносятся по коридорам.
     - Бежим! - Элис потянула меня за руку.
     Я тряхнул головой, разгоняя туман. Проклятье, сам я не справлюсь... репрограмма высасывает все силы, а у меня их и оставалось-то негусто. Пожалуй, часы беспамятства после удара гаузером пошли мне на пользу - если не мозг, то хотя бы тело получило желанную передышку. Девушка уже бросилась прочь - почему-то мне запомнилось, что на каждом шагу она оборачивалась, словно пытаясь меня подогнать - и я устремился за ней, на ходу вытягивая из кармана пакет с мушками.
     Трех желтых квадратиков на шею хватило, чтобы ноги перестали подкашиваться. Зато ужасно захотелось есть. Нет - жрать. Откусывать и глотать, не жуя, и брызгать слюнями в спешке. Я прямо-таки чувствовал, как плещется в желудке лужица кислоты.
     Мы мчались мимо одинаковых, только штрих-бирками различающихся шкафов с оборудованием, мимо решетчатых кубов термоконтроля и молчаливых оплывающих капель - процессоров сетевого резерва, то ныряя в кромешную тьму, нимало не разгоняемую свечением загадочных маршрутных полос - ах, если бы я умел читать их без помощи инфора! - то вновь вылетая на свет. От неровного каменного пола веяло холодом. Ноги я себе сбил на первых десяти шагах; к первой развилке я благоразумно налепил на шею мушку с анальгетиком, а к третьей - попросту перестал чувствовать ступни.
     Я не был настолько наивен, чтобы предполагать, будто Карел из Карелов даст беглецам уйти свободно. Но масштабы погони меня поразили. Мы с Элис блуждали наугад в проклятом всему богами Луны подкупольном лабиринте служебных тоннелей - а боевики карелов выскакивали из поперечных коридоров, словно зная, где мы появимся, и только моя хорошая реакция, да - что скрывать - боевые программы Элис помогали нам прорваться.
     И все равно было в этом что-то нарочитое. Если карелы так хорошо ориентировались в путанице переходов - почему до сих пор не взяли нас в кольцо? Почему за нами гонятся десятки человек, вооруженных только боепрограммами да ножами? Почему мы продолжаем продвигаться... куда-то?
     Нас загоняли. Я не сразу вспомнил древнее словечко, но связанный с ним образ заставил меня сбиться с шага и замереть - крупная, неручная серая собака в непроходимом кольце алых меток.
     Но куда может гнать нас Карел?
     На маршрутной полосе промелькнула метка - "150 м". Сейчас узнаем. В ушах у меня звучал зловещий голос групаря: "Вы послужите нам своей смертью".
     И в ту же минуту впереди мы увидели просвет.
     Коридор вывел нас на баллист-станцию, точнее под нее - на служебный уровень под вокзалом, куда пассажирам вообще-то вход закрыт. С тяжеловесной грацией кашалотов проплывали туда-сюда капсулы, то поднимаясь вверх, за пассажирами, то плавно соскальзывая обратно, чтобы занять свои места перед жерлами-шлюзами. Очередная висела над опорной решеткой, готовая принять седоков. Скругленный цилиндр был как-то странно повернут вдоль продольной оси, так что распахнутый люк располагался сверху, и подобраться к нему можно было только с подвесной дорожки.
     Я нутром ощутил, что это ловушка, стоило мне увидеть эту капсулу - единственно неподвижную в неторопливой вокзальной суете.
     - Туда! - крикнула Элис, взлетая по неровно дребезжащей под ногами лесенке.
     - Нет, погоди...
     Я с ужасом понял, что не знаю, как быть. Рефлекс требовал вызвать на инфор план-карту рега, с заранее проложенным оптимальным маршрутом, в обход преследователей, прекрасно видимых через камеры слежения... ах да, тут нет камер слежения... а главное, у меня нет инфора. Я словно провалился в прошлое, жуткое, насквозь прореаленое, тем более страшное, что вроде бы и не изменилось ничего вокруг. Это я оказался в изменившемся мире ненужным. Так, наверное, чувствовал бы себя программист Серебряного века, оказавшись на улицах древнего Рима.
     - Беги! - взвизгнула девушка, и я невольно ринулся за ней следом.
     Массивная туша капсулы проплыла совсем рядом, можно было рукой коснуться шершавого, неровного пенопокрытия, похожего на шкурку гигантской картофелины. Сзади слышались крики, тонкий писк боевых сигналов, запредельное зудение сонарных дальномеров - похоже, за нас взялись уже не лысики, пушечное мясо, а обвиртованные бойцы.
     Я пригнулся, пропуская над головой очередную капсулу, и увидал впереди то, к чему так уверенно стремилась моя подруга - сетевой терминал. Правда, непонятно, зачем он ей, потому что в сеть может войти компьютер, а его у нас и нет...
     - Задержи их! - крикнула Элис.
     Интересно, как?
     Девушка с разбегу припала на одно колено, волосы хлынули вперед золотой волной. Элис потянулась к затылку, спокойно, точно на манекене, разнимая края невидимого дотоле шва. Под скальпом на танталовой пластинке торчали старомодные оптоволоконные разъемы, числом четыре штуки. Напряглись искусственные мышцы, и крышка терминала слетела с петель.
     Легко сказать - задержи! На стороне карелов и число, и огневая мощь. Я позволил внедренным боевым рефлексам взять верх. Тело само уклонялось от выстрелов, покуда руки нашаривали по карманам очередной листок с мушками. Если так пойдет дальше, я подсяду на пситропы окончательно.
     К счастью, программы карелов явно не включали стратегического блока. Каждый в отдельности, пожалуй, размазал бы меня по титановым дорожкам капсульного депо, но их было так много, что бойцы мешали друг другу. Кроме того, по узким мосткам невозможно было пройти иначе, как по одному-двое, и при этом остальным приходилось прекращать огонь, чтобы не снять ненароком своих. Первая пара уже приближалась ко мне, я стоял, чуть покачиваясь, удерживая на грани осознания ключи боевых программ.
     - Продержись! - крикнула Элис, втыкая в разъем последний кабель, соединивший ее мозг с сетевым терминалом, а оттуда - со всем лунным глосом.
     У меня осталась еще секунда, чтобы обернуться, заметить, как пропадает наведенная чипами царственная осанка, и благородное изящество, как теряет всякое выражение скрытое под ниспадающими кудрями лицо. Чтобы пробить защитные барьеры, Элис задействовала свои процессорные мощности до последнего флопа, выгрузив из памяти резидентные программы обличий и обмякнув совершенно по-человечески рядом с серой колонкой терминала. И все равно она оставалась прекрасна.
     А потом на меня набросились карелы.
     Я заранее решил, что второго раунда ускорения не выдержу, поэтому вызванная мною репрограмма не требовала сверхъестественной реакции, опустошающей надпочечники. Нагрузка ложилась на мозг... но если я уж попал в этакий переплет, то ума все равно нет, так что пара тысяч нейронов - невелика потеря.
     Огромная пещера, заполненная медленно плывущими по своим делам капсулами, превратилась для моего внутреннего взора в трехмерную схему. Я видел траектории китоподобных громад и сплетение дорожек, поля поражения для каждого парализатора и гаузера, я видел, куда нанесет следующий удар уже накрутивший себя до состояния берсерка карел, и что товарищ его войдет в режим только через полторы секунды...
     Шаг в сторону, пинок - удар - блок - снова удар, и карел отступает на полшага, чтобы успеть вызвать репрограмму (проклятие, чего стоит этот запрет на боевое программирование, если чуть ли не все, с кем я сталкиваюсь, его нарушают?). Я использую передышку с толком. Второй групарь пытается меня убить, но у него плохо с глазомером: уход, контакт, и сильный удар. Подсознание пытается просчитать траекторию падающего тела, но я напоминаю программе, что карел уже не представляет угрозы.
     Первый за это время выходит в песню, и я машинально отступаю. Поле зрения застилает багровым - опасность, опасность! - но вместо того, чтобы покончить с противником сразу, боевик тратит секунду, чтобы выпалить "Адьос, пентяра!", и моя программа успевает перенастроиться. Бой длится целую вечность - больше минуты, но в конце концов карел теряет осторожность, и я подставляю его под гаузерный разряд.
     Вторая пара уже спешит-торопится на подмогу, но я успеваю оглянуться еще раз. Элис все так же стоит на коленях, на секунду до моего сознания доходят звуки, исходящие из ее горла, и меня передергивает. Это не крик - это псевдозвук, дребезжащий перезвон оцифрованного сигнала, воспроизведенный не динамиком модема, а женскими голосовыми связками.
     А потом все замирает.
     Программа перенастраивается почти сразу же. Вместо суматошного мельтешения такт-меток на заднем плане - строгая красота паутины, в центре которой - жирное алое пятно, враг номер один. Карел из Карелов, лично явившийся поглазеть, как меня возьмут... по-прежнему живьем. Это уже понятно. Два бластерных заряда - и полечу я ко дну каменного колодца вслед за неудачливым групарем, а до дна - метров восемьдесят, и через десять секунд я сверну себе шею.
     Групари бросаются по дорожке уже не парами, точно евангелисты на прогулке, а всей толпой, отпихивая друг друга, вознамерившись смять массой, подавить... и по нервам мне хлещет звонкий крик: "Держись!".
     Сознание тратит драгоценные доли секунды, пытаясь осмыслить происходящее, а программа уже перерисовывает тактическую схему, и мышцы сами бросают тело назад, и пальцы вцепляются в хрупкие стержни ограждения, когда бурая туша капсулы таранит мостик, сметая передних групарей, разрывая упрочненный титан, словно бумагу. Вокруг царил хаос, капсулы сходили с траекторий и, лишенные поддержки магнитного поля, рушились вниз, пробивая дыры в путанице дорожек и ведущих кабелей. Только ледяная хватка репрограммы, сплетающей в моем мозгу фрактальные узоры мелодии, позволяла отрешенно анализировать - так, эта сейчас упадет, и ее падение оборвет синий кабель, позволяя вон той, едва освободившейся, соскользнуть по дуге, набирая скорость, в направлении выхода... - покуда мостик ходил ходуном, пытаясь сбросить меня, точно последнюю каплю мочи с члена. Капсула врезалась в стену колодца, обрушив круговой балкон и забив просвет туннеля перекрученными обломками.
     - За мной, скорей! - крикнула Элис, выдергивая из разъемов шнуры. Штекеры еще лучились лазерным светом.
     С трудом вскочив, я припустил за ней по тошнотворно болтающейся над неглубокой, но все же пропастью сетчатой дорожке. Странно, что спутанная конструкция служебных проходов и направляющих еще держалась, не смявшись в металлический клубок... хотя - понял я внезапно - этого и добивалась Элис. И это было только начало, потому что разрушение баллист-вокзала ничем не могло помочь нам. Значит, у моей спутницы есть план. Я, наверное, все же мазохист по ориентации, иначе с чего бы меня всегда тянуло на излишне умных женщин?
     Та, единственная, капсула, что висела без движения в центре колодца, когда мы выбегали на балкон, теперь поплыла, постепенно набирая ход, вдоль ведущего кабеля, в направлении призывно раззявленной диафрагмы выходного шлюза. Люк в борту ее оставался раскрыт, виднелись оказавшиеся на стене кресла.
     - Прыгай! - взвизгнула Элис, с разбегу вскакивая на опасно прогнувшееся ограждение.
     Раздумывать времени не оставалось. Услужливая репрограмма подсказала, в какой момент следует оттолкнуться, чтобы инерция перебросила мое тело через перила.
     Приземлился я удачно - на подушки: те слетели с кресел, намертво приваренных к полу, и жидковатой грудой осыпались на ставшую полом стену. Несколько пузырей лопнуло, окатив меня желеобразным содержимым напополам с мелкой крошкой эффекторов.
     - Г-гадость какая... - пробормотал я, пытаясь утереться, чтобы мерзкая каша не попала в рот - еще не хватало, чтобы туповатая комфорт-интелтроника попыталась у меня во внутренностях задействовать такой эффектор. Погасил репрограмму. И только потом понял, что не могу встать.
     Капсула неторопливо разворачивалась днищем вниз, и я вместе с подушками пополз вдоль стены, туда, где полагалось находиться полу, сдирая по пути плесневое покрытие.
     Элис торопливо снимала защитный кожух с разъемного щита под грозной надписью "Несанкционированное вмешательство в работу бортовых систем карается летальным исходом".
     - Черт... - Я снова попытался подняться. Ноги меня не держали.
     - Лежи, - не оборачиваясь, бросила девушка. - Сейчас будет трясти.
     Тряхнуло и впрямь сильно - у меня лязгнули зубы, у Элис вырвало из рук оптокабель. Люк сам собой начал затворяться - сработала автоматическая система, установленная в память первого самоубийцы, вздумавшего заклинить дверь капсулы перед вылетом.
     - Куда мы... - прохрипел я, исхитрившись все же встать назло противной слабости в коленках.
     - Вовне, - кратко ответила Элис.
     - Этого он и хочет, - предупредил я.
     Девушка молча обернулась. Руки ее машинально вогнали штекер в разъем на затылке - одним движением, никаких тебе "помоги, не лезет, подлый".
     Я коротко пересказал свою беседу с Карелом из Карелов, хотя подозревал, что Элис ее не только слышала, но и зафиксировала на аугмент памяти. После того, как погоня вывела нас в служебный рег вокзала, нетрудно было догадаться, что замыслил для нас групарь.
     Карел проболтался, сказав, что продемонстрирует всем мою трусость и мою вину. Оба эти слова подразумевают, что я должен оказаться за пределами Луны - желательно в виде хладного трупа. Просто и изящно. Единственное направление бегства теперь, когда взорвана лифт-станция - это орбитальные пересадочные в точках Лагранжа, куда может долететь баллистическая капсула. А если чуть-чуть изменить параметры запуска, - вполне естественная ошибка, а то и глюк программы - то выпущенный из магнитной пушки снаряд достигнет Л-2 со скоростью чуть больше нулевой. Или чуть меньше. Или вовсе пройдет мимо, вне радиуса действия захватов. В любом случае ему предстоит упасть либо на Луну, либо на Землю. Есть, правда, и менее вероятный вариант - выход на стабильную орбиту с последующей смертью от удушья.
     Выслушав меня, Элис кивнула, словно я подтвердил какие-то ее предположения.
     - Знаю, - заметила она. - Он переподчинил сьюда-контролера пушки. Я... сняла контроль.
     Я только кивнул. Пожалуй, после такого погрома нам действительно лучше будет убраться с Луны. По возможности - на какую-нибудь очень дальнюю колонию, куда не станут посылать за беглецами ищеек в голубых мундирах. И где, конечно, последнее слово техники - это стальная лопата. Я представил себе лет шестьдесят-восемьдесят оздоровляющего физического труда, при земном тяготении, в отсутствие какой бы то ни было интелтроники, и у меня заранее заболели зубы. Даже вставные.
     Капсулу качнуло, сквозь пол пощекотала пятки легкая вибрация.
     - Главное - потом вернуться, - категорически заявила Алиса.
     - Как? Почему?
     - Я - знаю, - ответила она коротко, и добавила:
     - Расскажу после старта.
     Мы оба замолчали: после пережитого разговаривать как-то не хотелось. Ожидание тянулось, как жевательная резинка. Элис сообщала мне точное время - еще одно сомнительное преимущество аугментации.
     Запуск произошел внезапно. Только что мы спокойно сидели в полутемной кабине, а в следующий момент ускорение уже пыталось размазать нас по подушкам. Несмотря на постоянные, почти ежедневные тренировки в гравизале, я чувствовал себя так, словно на меня село трое здоровых громил и пытаются вышибить из меня, несчастного, дух. Элис переносила перегрузки легче - сказывалась привычка к земному шестикратному тяготению. Интересно устроен человек - лунари хорошо адаптируются к земному "же", но стоит превысить этот предел, и мы ломаемся. А при баллистическом старте ускорение доходит до полутора.
     - Через три часа, - произнесла Элис, - мы прибудем на Лагранж-2.
     Я поразился, как она вообще способна разговаривать - я-то прилагал огромные усилия, чтобы просто дышать. Попытался кивнуть, но голова как упала на грудь, так и осталась висеть, покачиваясь маятником.
     - Теперь слушай. - Девушка резко обернулась ко мне. - Слушай и не перебивай. Я знаю, почему Служба захватила власть на Луне. Я знаю, что пытались скрыть голубцы. Я знаю... - Она осеклась, впившись в меня потускневшими серыми глазами. - Я знаю, что грозит Доминиону.
     Ускорение исчезло. Я сглотнул, выжидая, пока внутреннее ухо приспособится к невесомости.
     - Это все, - Элис постучала ногтем по пластине с разъемами, - здесь.
     - То есть все это время ты носила в своих аугментах биты, за которыми я охочусь? - недоверчиво переспросил я.
     Уж больно просто все получалось...
     - Ради тебя же! - воскликнула она. Глаза ее на миг вспыхнули. - Ради вас всех! Дядя Ной, - девушка и впрямь разволновалась, судя по тому, что, забывшись, назвала старого негодяя "дядей", - наткнулся на эти данные случайно, и у него хватило благоразумия молчать. Я их добыла из его мейнфрейма - от меня у него не было тайн, - но не понимала, насколько это важно, пока... пока не попала сюда, и не увидела, как начинается...
     - Рассказывай, - потребовал я. В эту минуту я поверил бы, даже заяви она, что