ых по полу подушек. Никто не  задал  ни
одного вопроса.
   Никто вообще не  сказал  об  этом  происшествии  ни  слова.  Если  бы
Виктория или Ли захотели поделиться, они бы сами все выложили.
   Ну  а  Избранная,  кое-как  собравшая  разбегающиеся   мысли   (благо
разбегаться  было,  в  общем-то,  нечему),  оказалась  один  на  один  с
последним своим... хм, "соучеником".
   Первое, что  бросилось  в  глаза,  -  прошитая  пулевыми  отверстиями
куртка. И выглядывающий из-под нее  бронежилет.  Куда  бы  этот  молодой
парень ни таскал ясновидящего мальчишку, они там не на пляже загорали.
   Высокий,  худой,  жилистый.  Темные  волосы,  горбатый  нос,   что-то
грузинское в чертах лица. И глаза... Нет, что бы ни думал Олег, Виктория
не зря прожила столько лет на улице. Научилась читать в зеркалах души. И
глядя в эти темные, холодные, как смерть, глаза, вдруг вспомнила, что на
одной из кружек было написано: "Киллер". Этот резкий,  похожий  на  удар
ножа человек мог всадить ей пулю в спину и не испытать по  этому  поводу
ни малейшего беспокойства. Избранная этого не понимала. А вот  бездомная
наркоманка Вика яснее ясного читала это в обращенном на нее  взгляде.  И
уважала, как, наверно, не уважала больше никого и ничто в своей жизни.
   Юрий едва заметно прикрыл веки. Они друг друга поняли. С этой ночи он
будет вдвойне внимательно следить за своей спиной - и за спиной Олега.
   - Я рад, что вам лучше, Виктория. - Опытное ухо могло услышать в этой
речи едва заметный намек на акцент. Будто очень-очень давно, еще  будучи
несмышленым малышом, Юра слышал иную речь, но  вырос  уже  среди  звуков
русского языка. - Мы не ожидали, что вы проснетесь сегодня.  Олег  хотел
быть здесь, когда это произойдет.
   Помянешь дьявола... Виктория резко выпрямилась, вновь поворачиваясь к
двери. Она не понимала, откуда пришло знание, но не сомневалась,  что  в
следующую секунду занавес отлетит в сторону и  в  комнату  стремительной
походкой ворвется Олег.
   И что тогда начнется, не смог бы предсказать даже Ли-младший.
   Первым на приближение учителя среагировал,  как  ни  странно,  Михей.
Парень вдруг сорвался с места, в два прыжка пересек всю залу и скрылся в
той стороне, где находился кабинет с  оборудованием.  У  Виктории  перед
глазами  коротко  мигнули  вспышки  видений,  изрезанные  шрамами   руки
судорожно  сдернули  с  мониторов  бумажки  со  скандальными  надписями,
подхватили так и оставшуюся стоять  на  дисководе  "гениальную"  кружку.
Судя по кривящимся в ухмылке губам ввалившегося в помещение  Олега,  тот
эти картинки тоже уловил.
   А потом Виктория забыла обо всех видениях и всех мальчишках на свете:
глаза ее были только для Посланника.
   Демон!
   Он действительно выглядел  очень  молодо.  И  это  казалось  особенно
заметным на фоне монументального  Толяна.  Стремительный  подросток,  на
несколько сантиметров ниже Юрия, темные волосы волнами падают на  глаза.
Виктория попыталась было определить  его  расу...  И  не  смогла.  И  не
потому, что  не  слишком  разбиралась,  чем  один  народ  отличается  от
другого. Здесь было все: и анонимная смуглость кожи, и лепка лица, как у
индейца дакота, и римский патрицианский нос, и даже по-африкански полные
губы. Разрез карих глаз нес едва уловимую восточную узость, напоминавшую
о лицах обоих Ли и в то же время не напоминавшую ни о чем. Этот  человек
принадлежал всем народам Земли и не принадлежал ни одному.
   А вот что совершенно точно не принадлежало ни Земле, ни человечеству,
так это его движения. Стремительная плавность  в  сочетании  с  какой-то
чуждой гибкостью. Будто у него работали мускулы, которых нет и не  может
быть в человеческом теле. Когда  на  его  пути  вырос  диван  с  высокой
спинкой, Олег, вместо того чтобы обойти препятствие, просто  перекатился
через него, не  замедляя  движения,  но  и  не  ускоряя,  будто  шел  по
совершенно ровной поверхности.
   "Он  думает  и  двигается  в  трех  измерениях.  Как  будто  вырос  в
невесомости. Или в воде", - пришла мысль.
   Только когда Посланник замер перед ее пуфиком, глядя сверху  вниз  на
вызывающе выпрямившуюся девчонку, Виктория заметила,  что  ее  противник
ранен. Одежда  была  разорвана,  плечо  стягивала  пропитавшаяся  кровью
повязка, но ни малейшего намека на скованность, приходящую с  болью,  не
было в его движениях. То ли рана  уже  затянулась,  то  ли  Олег  просто
отключил болевые рецепторы. Первое  вероятней.  Посланник  не  настолько
глуп,  чтобы  без  уважительной  причины   игнорировать   предупреждения
собственного тела. Интересно, чем же они  таким  занимались  с  Юрием  и
Ли-младшим, что заявились такие потрепанные? И никто ведь не спросит!
   Губы Олега дрогнули при взгляде на ее наряд и  на  нее  саму.  Не  то
чтобы  одобрительно.  Скорее  гримаса   презрительного   неудовольствия,
опускавшаяся на эту смуглую физиономию всякий раз, стоило  ему  заметить
Викторию, на мгновение исчезла, чтобы тут же появиться вновь.
   - Виктория, -  великолепно  поставленный  голос,  тщательно  лишенный
любого следа эмоций. - Я рад, что вы наконец присоединились к нам.
   У Виктории тут же сложилось стойкое впечатление, что  по  уму  ей  бы
следовало присоединиться к  ним  сразу,  как  закончилась  та  кошмарная
тренировка, а не валяться в постели лапками кверху аж целых трое  суток.
Краем глаза она заметила, как от  этого  тона  передернуло  Толяна,  как
удивленно приподняла брови Ирина.
   "... Как-то странно среагировала на капельницу..."
   ... Мелькнул обрывок обеспокоенной мысли успевшего  присоединиться  к
остальным Сашки.  А  потом  -  удивление,  когда  он  осознал,  что  эта
отправленная на очень тонкой волне  телепатема  была  перехвачена.  Олег
скривил губы в знакомой усмешке и ответил вслух:
   - Ничего странного. У  Виктории  есть  крайне...  неприятный  опыт  с
иглами и... лекарствами. Не так ли?
   Этот тон! Даже  не  насмешливый,  нет.  Издевающийся.  Презрительный.
Унижающий. Опускающий лицом в помои и удерживающий, удерживающий тебя  в
этой вонючей жиже, пока не потемнеет в глазах, пока грязь и  отбросы  не
начнут забиваться в горло, в ноздри, в саму твою суть...
   Вопль звенел в ушах, и он был ее собственным. Мебель в  комнате  была
перевернута,  все  мониторы  разбиты,  электроника  дымилась  и   воняла
паленым. Барс выл и выгибал спину, рыжая шерсть его вздыбилась,  в  этот
момент он куда больше напоминал небольшого  тигра,  нежели  одомашненный
вариант представителя семейства кошачьих.  Остальные  ученики  оказались
сбиты с ног, даже вмазаны в  стенки,  один  Олег  стоял  напротив,  лишь
слегка пошатываясь. Только кровь из вновь открывшейся раны  хлестала  на
пол, заливая белоснежный  ковер.  Эта  кровь  на  ковре,  этот  кровавый
металлический запах и вернули ей сознание. Сознание, но  не  способность
себя контролировать.
   Энергия для нового удара вздымалась в ее теле адским гейзером.  Этого
удара хватит. Хватит, чтобы превратить его  резкое  и  красивое  лицо  в
кровавую кашу, чтобы стереть усмешку  из  темных  глаз,  чтобы  погасить
презрение в изгибе породистых бровей.
   Она видела все так четко, как никогда до этого. Каждую линию,  каждую
тень. Золотистый отсвет ауры над смуглостью его кожи, игру стройных мышц
под  тканью  -  железных,  противоестественно  сильных  мышц,  куда  там
Анатолию! Угрожающие выпуклости оружия, умело спрятанного  под  одеждой.
Каждую ресничку, отбрасывающую свою собственную тень.
   Она видела...
   ... Чуть дрогнувшие в торжествующей,  нет,  в  самодовольной  гримасе
губы.
   "Он безупречно контролирует свою мимику. Но его  всегда  выдает  рот.
Эти губы ведут себя, как  им  хочется,  и  плевать  они  хотели  на  его
желания", - отстраненно отметила какая-то часть ее сознания.
   Внизу что-то блеснуло, и глаза  автоматически  скользнули  проследить
источник света. Руки... Ее руки, тонкие,  истощенные,  уродливые  кисти.
Плоть под  кожей  сияла  холодным  голубоватым  светом,  кости  казались
прозрачным расплавленным серебром.  Все  ее  тело  сияло,  переливалось,
дрожало   от   распирающей   плоть    сапфирной    силы.    Оказывается,
жемчужно-голубой  туман,  заливший  все  вокруг,  -  это  не   навеянная
бешенством иллюзия, как показалось  вначале.  Это  свет  разлившейся  по
комнате... реальности? Будто она перенесла их всех в другое измерение.
   Бешеный, готовый яриться и убивать свет...
   Один  удар  -  на  этот  раз  будет  достаточно.  Не  может  не  быть
достаточно.
   Торжество на его губах...
   Виктория сжала кулаки, так что пальцы впились  в  пылающую  жемчужной
голубизной плоть. Резко выдохнула. И сделала то, о чем еще три дня назад
не имела ни малейшего представления, что до той  сумасшедшей  тренировки
не смогла бы сделать даже ради спасения собственной жизни.
   Втянула внутрь свою  силу  и  эту  странную  виртуальную  реальность.
Подняла ментальные щиты, заново, на пустом месте  возводя  непроницаемые
стены между собой и не-собой. Погасила сумасшедшее голубое сияние.
   Вернула их всех в обычный мир.
   И укротила бушующую в венах  ярость,  вообразив  ее  голодной  старой
волчицей. Волчицей, которая умеет терпеливо ждать своего часа.
   Она не знала, зачем  понадобилось  Олегу  ее  провоцировать,  что  им
руководило, помимо собственной врожденной вредности, разумеется,  а  эта
причина казалась ей недостаточной для столь опасной  игры.  Но  в  одном
Виктория была совершенно уверена: что бы там ни  хотел  из  нее  сделать
Великий и Ужасный,  фиг  он  это  получит.  Если  инициацией  для  этого
"что-то" должна стать попытка его убийства (насчет удачности сей попытки
у нее чем дальше, тем  больше  возникало  сомнений),  придется  паразиту
придумать провокацию получше - хотя жаль, конечно: прибить гада хотелось
необычайно. Ну да ничего, она потерпит. Она вообще девочка терпеливая.
   Как и Серая Волчица.
   Война была объявлена, первая битва отгремела.
   Виктория  открыла  все  еще  сияющие  голубоватым  жемчугом  глаза  и
посмотрела на своего противника. Молча.
   Кто-то со свистом выпустил  из  легких  воздух.  Хриплый,  сдавленный
голос Сашки произнес  такое,  что  Виктория  прикусила  губу,  чтобы  не
расхохотаться. И тут же послышался звук подзатыльника. Кто-то  не  забыл
напомнить  мальчишке  о  том,  что  ненормативная  лексика  в  приличном
обществе недопустима. Наверняка Natalie.
   Это несколько разрядило напряженную обстановку, но Виктория  все  так
же стояла и смотрела на Олега. Молча. Спокойно. Очень-очень спокойно.
   Она прекрасно знала, что  сейчас  будет.  Ее  ударят.  Ее  выпад,  на
девяносто процентов поглощенный аурой Посланника, будет ей  возвращен  с
лихвой, ее размажут по  стенке,  заставят  харкать  собственной  кровью,
скулить, умоляя о пощаде. По-другому просто быть не могло, ведь иначе он
потеряет лицо перед учениками, утратит власть... В первый  раз  ее,  что
ли, ставили на место рассерженные неповиновением "хозяева жизни"?
   Ничего иного Олег сделать просто не мог.
   А он взял и сделал. Презрительно передернул плечами и бросил:
   - Неуклюже. Ты что, совсем ничему на тренинге не научилась?
   За ее спиной кто-то сдавленно хрюкнул. Она молчала.
   - С сегодняшнего дня будешь ходить на тренировку со всеми. Три часа в
день, но в более напряженном темпе.
   Она молчала. И даже не бесилась. Ну, почти не бесилась.
   - Остальное время будешь заниматься по индивидуальному плану.  Начнем
со школьной программы. Учебники уже в твоей комнате. Завтра утром кратко
перескажешь  мне  содержание  произведений  из  списка   литературы   за
пятый-девятый классы.
   Она хотела молчать. Правда. Но возражение вырвалось из глубины души с
подкупающе искренней мстительностью.
   - А я не умею читать!
   Он чуть тряхнул головой, отбрасывая с глаз челку.
   - Чушь. Ты закончила первые три класса.
   - Два с половиной! И я ничего не помню!!! - Теперь в голосе  Виктории
звучало уже неприкрытое торжество. По-лу-чи, фашист, гранату!
   Он лишь чуть-чуть  поднял  брови.  И  этак  насмешливо  скривил  свои
выразительные губы.
   - Вот как?
   Она хотела было выплюнуть положительный ответ  ему  в  лицо,  но  тут
перед мысленным взором промелькнули "кружки с характером". И  как  легко
она читала надписи на них. В том числе и на китайском.
   Девушка на мгновение прикрыла глаза.  О  нет,  она  не  бесится.  Ну,
почти.
   - Я тебя ненавижу. - Голос ее  был  тих  и  совершенно  лишен  любого
чувства.  Однако  все  в  комнате  содрогнулись  от  искренности   этого
заявления. Все, кроме Олега.
   - Это хорошо, - рассудительно произнес он. - Было бы очень  неудобно,
вздумай выковываемый клинок влюбиться в кузнеца.
   "Га-ааад", - тихо и безутешно плакало что-то у нее внутри.
   "Гад", - обескураженно согласился внутренний голос.
   - Дорогу в свою комнату я  найду  сама,  -  тусклым  голосом  сказала
Виктория.  И,  повернувшись,  спокойно  вышла  из  гостиной.   Но   даже
подчеркнуто аккуратно задергивая за собой занавес, девушка ощущала,  как
ее  лихорадит  от  желания  ощутить  прикосновение  этих   восхитительно
предательских губ к своему телу.
   Да, жутко неудобно, когда выковываемый клинок влюбляется в кузнеца.

***

   Первый  своим  мнением  о  моральных   качествах   и   педагогических
способностях Олега поделился Александр. Зашел  в  комнату,  где  работал
учитель,  задумчиво  постоял  на  пороге,  глядя  ему  в  спину,   затем
рассеянно, эдак в пространство произнес:
   - Знаете... уведу-ка я ее у вас.
   Что, признаться, застало Посланника врасплох. Обдумав странную фразу,
он повернулся к ученику и поинтересовался:
   - Это как?
   - Обыкновенно, - пожал плечами Сашка.  -  Как  уводят  девушек  у  не
достойных их мерзавцев. Сейчас она ослеплена  вами,  никого  другого  не
замечает. Но через пару лет я вырасту - и тогда...
   Олег честно  пытался  переварить  это  заявление.  Вроде  бы  неплохо
почувствовать облегчение, но не получалось. Вроде бы должно быть смешно,
но смеяться почему-то не тянуло.
   - Ахм-мм...
   - Я предупредил, - на полном серьезе заявил  тринадцатилетний  (гм...
вообще-то уже почти четырнадцатилетний) рыжий наглец. - Все честно.
   И ушел.
   Через пять минут  его  зажала  в  углу  разъяренная  фурия  по  имени
Наталья...

***

   Поздно вечером, когда, высказав  ему  все,  что  они  о  нем  думают,
ученики разошлись по домам и по своим  комнатам,  Олег  проскользнул  на
"кухню". Плечо болезненно ныло.  После  удара  Избранной  оно,  пожалуй,
теперь не скоро заживет. Хотя это не слишком большая цена за тот  рывок,
который сегодня совершила Виктория.
   Вышвырнула их всех в ментал! Одним ударом! С такой легкостью!  А  как
она оперировала информационным пространством!
   Предполагалось, что естественные таланты любого Избранного  -  именно
те, которые понадобятся в грядущей борьбе.  Теперь  Олег  гораздо  более
четко представлял себе, в каком направлении вести обучение дальше.
   Жалко,  конечно,  девчонку.  Вряд  ли  Посланник  был   бы   способен
испытывать   сострадание   к   недоделанному   существу,    в    которое
целенаправленно превратила себя  Избранная,  однако  сегодняшняя  бешено
спокойная девочка в белом  шелке  мало  напоминала  Вику  четырехдневной
давности. Но слишком большое расстояние за  слишком  короткое  время  ей
предстояло преодолеть, чтобы можно было позволять  себе  отвлекаться  на
жалость.
   Она хоть  понимает,  насколько  ей  была  необходима  крохотная  доля
уверенности, подаренная чистым телом и хорошей одеждой? Знает, как важна
неожиданная симпатия остальных учеников, набросившихся на  учителя  едва
ли  не  с  кулаками  из-за  какой-то  там  новенькой?  Осознает,   какое
напряжение  сняла  с  нее  эта  едва  не   убившая   их   всех   вспышка
темперамента?
   Ой, вряд ли.
   Жить, зная, что в любой момент  можешь  уничтожить  всех  окружающих,
включая и главного ужасного врага, нелегко. После полной беспомощности и
зависимости ее предыдущего существования этот опыт будет все  равно  что
раскаленный горн для заржавевшей стали.
   Ух.  Солнце  пустыни,  плечо-то  как  болит!  Его  бы  кто   пожалел,
бедненького. Такую оплеуху на  сцепленных  зубах  выдержать,  да  еще  и
остальных как-то прикрыть!
   Хуже всего был даже не сам  удар.  И  не  тот  ослепительно  короткий
момент, когда он думал, что она ринется-таки  во  вторую  атаку.  Худшее
началось потом.
   Когда она смотрела на него и была совершенно уверена, что вот  сейчас
ее начнут бить. Уверена, что быть того не может, чтобы за  неповиновение
- и не измордовали до  полусмерти.  Уверена,  что  кроме  битья  другого
способа объясняться просто не существует.
   Потому что сама бы она избила  его  или  любого  другого  в  подобной
ситуации без тени колебания. И за это Олегу  действительно  хотелось  ей
врезать. Очень.
   Но он не врезал. И впредь не станет. Должен же  кто-то  заставить  ее
понять, что мордобой и  убийство  -  не  единственный  способ  выяснения
отношений.
   И это при том,  что  он  прямо-таки  обязан  наносить  кующие  удары,
попеременно бросая перековываемый клинок то в пламя, то в холод.  И  как
прикажете сочетать эти две необходимости?
   Посланник и правда не знал, кого  он  больше  жалеет:  ее  или  себя.
Наверно, все-таки себя. Она, в конце концов, даже понимать не будет, что
происходит. Хотя и для девочки  ближайшие  месяцы  обещали  стать  очень
сложными.
   О ближайших годах Олег старался не думать.
   Впервые он испугался, что может не справиться. Впервые с тех пор, как
покинул Данаи. А может, ему впервые с того времени было не все равно?
   Признайся самому себе, Посланник. Ты действительно ненавидишь этот не
правильный,  исковерканный  мир?  И  его  не  правильную,  исковерканную
Избранную?  Вопреки  всему,   чему   тебя   учили.   Вопреки   столетиям
равнодушно-ироничной позиции чужака. Вопреки вообще всему.
   Ты совершил ошибку, которая даже хуже того, что ты отколол на  Данаи.
Там ты влюбился. Тут возненавидел. И хотя бы  поэтому  не  имеешь  права
допустить гибель этого мира.
   Ненависть, конечно,  не  любовь.  Но  это  больше,  чем  то,  что  ты
чувствовал в течение столетий.
   И что бы там ни блеял мерзкий голосок в глубине сознания, ненависть -
это никак не причина бросать девочку и ее нелепый  мир  на  растерзание.
Старшие тебя за такое... Если на то пошло, ты и сам себя за такое...
   Но как, скажите на милость, ей все это объяснить?..
   Олег протянул руку за своей чашкой...  и  застыл.  Медленно  сотворил
магический огонек и повернул пиалу к свету, пытаясь  решить,  показалось
ему или нет.
   На крутом бочке лишенной ручки чашки змеилась  надпись.  Неуверенная,
ломкая,  нанесенная  рукой,  вот  уже  много  лет  не  державшей  ничего
напоминающего ручку. Но вполне читабельная.
   Надпись содержала слова "Посланник", "послали" и "послать".  А  также
несколько союзов и знаков препинания. Все остальные слова в ней были  ну
очень нецензурными.
   Мягко говоря, многозначная фраза. Емкая. Красивая.
   Посланник запрокинул голову и беззвучно захохотал.
   Быть может, ей и не придется ничего объяснять.
   Какая-никакая, а Избранная.
   Хотя и дура.

Часть II
И ТУТ ПОЯВЛЯЕТСЯ ВРАГ...

Глава 7

   На этот раз курдж появились с севера.
   Леек ощутил мимолетное удовлетворение от того, что угадал  правильно.
Если  верить  летописям,  желтоглазые  гуманоиды  могли  воспользоваться
доброй дюжиной порталов, связывавших их мир с Данаи. Но на этот раз  они
шли с севера. Из-за Хребта Спящего Змея.
   Данаи страдала от Набегов на протяжении всей своей уходящей корнями в
века истории. По сути, эти периодически накатывающие  неизвестно  откуда
орды желтоглазых курдж: давно стали привычным, хотя и очень раздражающим
явлением. И лишь немногие понимали, что  на  этот  раз  нашествие  может
закончиться уничтожением всего этого мира.
   В первый же день высадки  на  Данаи  Леека  встретил  один  из  таких