то,  что  тучи,  клубившиеся по-прежнему низко,
имеют не  серьга,  а  красноватый цвет,  словно их  озаряет заходящее,  но
невидимое солнце.
     Ледяная  пустыня  уходила во  все  стороны до  недалекого горизонта и
также  казалась  красноватой.  Это  странное  освещение  на  дне  глубокой
впадины,   куда   не   могло  заглянуть  низкое  полярное  солнце,   также
принадлежало к коллекции необъяснимых явлений, которую собирал Боровой.
     В  этот  день  остановились на  гребне увала  вблизи большого бурного
ручья с  чистой водой,  избавлявшей от необходимости растапливать снег для
супа и чая.



НЕОБЪЯСНИМОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СОЛНЦА

     После   ужина  метеоролог  установил  свой   кипятильник  в   твердой
уверенности,  что  ввиду такого длинного и  опасного спуска на  протяжении
сорока пяти  километров ртуть  покажет по  крайней мере  130  градусов,  и
снижение будет около десяти тысяч метров,  то есть рекордным за все время.
Он  даже заранее вычислил высоты для точек кипения от 130 до 135 градусов,
чтобы огорошить ими своих спутников.  Каково же было его удивление,  когда
термометр показал только 120 градусов!..
     - Моя коллекция опять увеличилась, - заявил он торжественным тоном. -
Вы,  конечно,  не  сомневаетесь,  что мы  сегодня ехали все время и  очень
быстро под гору.
     - Ну конечно. Ясно! Вода в гору не течет! - раздались голоса.
     - Так.  А  вот  гипсотермометр показывает,  что  мы  ехали в  гору  и
поднялись за  день  на  тысячу  семьсот  метров  с  лишком.  Как  вам  это
понравится?
     После того как  все  убедились собственными глазами,  что  Боровой не
шутит, он заявил:
     - Очевидно,  идя  и  далее  все  вниз,  мы  скоро  выберемся из  этой
удивительной впадины, может быть, у самого Северного полюса.
     - А я думаю,  что готовится какая-то катастрофа!  -  загадочным тоном
произнес  Громеко.   -   В   таинственной  яме  происходит  необыкновенное
разрежение воздуха,  давление падает,  предвещая ураган,  циклон,  тайфун,
смерч  или  что-нибудь подобное.  А  в  ожидании этой  пертурбации,  чтобы
перенести ее  спокойно,  я  предлагаю всем  благоразумным людям  залезть в
спальные мешки.
     Все,  даже  Боровой,  рассмеялись  и  последовали  совету  врача.  Но
метеоролог предварительно осмотрел,  крепко  ли  вбиты  колья,  хорошо  ли
натянуты  веревки,  державшие  юрту.  Он  действительно опасался  какой-то
атмосферной катастрофы,  спал  тревожно,  просыпаясь и  прислушиваясь,  не
усиливается ли  ветер,  не  начинается ли  ожидаемое явление.  Но все было
спокойно,   ветер  гудел  равномерно,   как  все  это  время,   сотоварищи
похрапывали,  собаки сквозь сон ворчали и  взвизгивали.  И Боровой опускал
голову на подушку, стараясь отогнать тревожные мысли и заснуть.
     Утром  он  раньше  всех  вышел  из  юрты,  чтобы  отсчитать показания
инструментов,  вывешенных на ночь. Остальные путники лежали еще в спальных
мешках.
     Вдруг  войлочная  дверь  юрты  поднялась.   Метеоролог,   бледный,  с
вытаращенными глазами, вернулся в юрту и произнес, заикаясь:
     - Если бы я был один,  я бы больше не сомневался в том,  что рехнулся
окончательно.
     - Ну,  что такое опять?  В чем дело?  Какая катастрофа разразилась? -
послышались вопросы, у одних испуганные, у других иронические.
     - Тучи  или  туман  почти  рассеялись,  и  солнце,  понимаете ли  вы,
полярное солнце стоит в зените! - прокричал Боровой.
     Все бросились к выходу, толкая друг друга и на ходу одеваясь.
     Над ледяной равниной клубился легкий туман, и сквозь него то ярче, то
тусклее светил красноватый диск,  стоявший прямо над головами,  а не низко
над горизонтом, как полагалось полярному солнцу в пять часов утра в начале
июля под 80ь северной широты.
     Все стояли,  задравши головы кверху, и смотрели молча на это странное
солнце, находившееся на ненадлежащем месте.
     - Странная эта местность -  Земля Нансена,  - промолвил Макшеев не то
трагическим, не то ироническим тоном.
     - Да не луна ли это?  -  предположил Папочкин.  -  Может быть, теперь
полнолуние?
     Боровой порылся в карманном справочнике:
     - Теперь действительно полнолуние,  но  только этот  красный диск  не
похож на луну - и светит сильнее, и греет заметно.
     - Может быть, на Земле Нансена... - начал Макшеев.
     Но Каштанов перебил его:
     - В полярных странах в летние месяцы луна никогда не бывает в зените:
или ее совсем не видно, или она стоит очень низко.
     - А если это не луна и не солнце, то что же это такое?
     Но  ответа  никто  не  мог  дать.  Все  продолжали делать  догадки  и
опровергать их;  затем позавтракали и собрались в путь. Термометр поднялся
до +8 градусов. Туман то сгущался, скрывая красное светило, то разрежался,
а  оно показывалось неизменно в  зените,  не  двигаясь с  места.  Путь шел
по-прежнему вниз по ледяной равнине вдоль берега большого ручья. Уклон как
будто становился более пологим.
     Собаки бежали дружно,  путешественники сидели на нартах,  по временам
вскакивая, чтобы поправить упряжь или устроить мостик через более глубокое
русло.
     Как  только  солнце пробивалось сквозь клубы  тумана,  все  поднимали
головы   и   смотрели   на   это   странное   светило,   принявшее   такое
противоестественное положение на небе.
     В обед сделали обычный привал.
     Полдень,   впрочем,   показывали  только  часы,   солнце  же   стояло
по-прежнему в зените и, казалось, не думало менять своего места.
     - Чем дальше в лес, тем больше дров! - ворчал Боровой. - Солнце и под
восьмидесятым градусом северной широты должно перемещаться по небу,  а  не
стоять на одном месте! Ведь Земля-то вертится!
     Во время привала он определил высоту солнца, которая оказалась равной
90ь.
     - Можно  подумать,  что  мы  находимся под  тропиком в  день  летнего
солнцеворота или под экватором во время равноденствия!  -  сказал он после
наблюдения.  - Какую широту прикажете записать? Хоть убейте, а не понимаю,
где мы находимся и что вокруг нас происходит.  Мысли в голове путаются,  и
все кажется каким-то странным сном!
     Все, в сущности, разделяли это чувство Борового и совершенно не могли
объяснить  себе  это  новое  непонятное  явление,  по  своей  загадочности
превосходящее  все   остальные:   противоречивые  показания  инструментов,
постоянный ветер с одной стороны,  беспросветные тучи, ненормальное тепло,
красноватый  свет  и  колоссальная впадина  с  глубиной  больше,  чем  все
известные на Земле.
     Во время обеда и  отдыха строили всевозможные догадки о  катастрофах,
происшедших с  Землей с  тех пор,  как они на <Полярной звезде> и на Земле
Нансена были отрезаны от всякого общения с остальным миром.



ПОЛЯРНАЯ ТУНДРА

     Под вечер ледяная равнина превратилась в ледяные увалы.  Редкий туман
плыл в воздухе,  почти не заслоняя красноватое солнце, которое по-прежнему
оставалось в зените, словно издеваясь над путешественниками, продолжавшими
с изумлением смотреть на него.
     Приближалось время остановиться на ночлег; на ледяном гребне это было
не особенно удобно:  хотя места было достаточно,  но вода далеко внизу,  и
спускаться к  ней  по  гладкому ледяному откосу было  невозможно.  Поэтому
продолжали ехать  в  надежде найти более подходящее место,  тем  более что
впереди сквозь туман видна была какая-то темная равнина.
     И  вот  около  семи  часов вечера ледяные увалы снизились и  плоскими
белыми  языками,  словно  исполинскими  фестонами,  окаймляли  эту  темную
равнину,  в  которую ручьи врезывались неглубокими руслами и текли далее в
плоских болотистых берегах.  Нарты,  съехавшие со льда, сразу остановились
на  липкой голой  земле;  собаки высунули языки  и  отказались везти.  Все
соскочили с  нарт -  последний километр ехали уже  в  напряженном ожидании
нового сюрприза,  который поднесет им  эта  странная Земля Нансена в  виде
бесснежной равнины.
     Словно по уговору,  люди наклонились, рассматривая и щупая руками эту
долгожданную землю после стольких дней, проведенных на снегу и льду. Земля
была буро-черная,  пропитанная водой;  липкая,  но не совершенно голая,  а
покрытая примятыми стебельками мелкой  пожелтевшей травки и  искривленными
стелющимися  ветвями  приземистого  кустарника,  лишенного  листьев.  Нога
погружалась в  землю сантиметра на  четыре,  и  из-под подошвы струйками и
фонтанчиками выжималась желтая вода.
     - Как вам это понравится?  -  проворчал Каштанов.  -  Под восемьдесят
первым градусом северной широты снег исчезает,  тепло,  как  в  Финляндии,
голая земля и солнце в зените!
     - Неужели придется ставить юрту  в  этом болоте?  -  печально спросил
Папочкин.
     - Это не болото, а северная тундра, - пояснил ему Макшеев.
     - От  этого  не  слаще,  что  тундра,  -  заметил Боровой.  -  Собаки
отказываются везти нарты,  а  ночевать в  грязи действительно не  особенно
приятно. Лучше уж вернуться на лед!
     Все стали оглядываться вокруг в надежде увидеть более сухое местечко.
     - Вот там,  я думаю,  будет хорошо!  -  воскликнул Громеко,  указывая
вперед,   где   над   черно-бурой   равниной   поднимался  плоский   холм,
приблизительно в километре от конца ледяных языков.
     - Но как мы туда дотащимся?
     - Ничего, доплетемся, будем помогать собакам!
     - Попробуем надеть лыжи, чтобы меньше вязнуть.
     Действительно,  на  лыжах  идти  оказалось легче.  Собаки  потихоньку
тащили облегченные нарты,  которые люди сзади подталкивали палками от лыж.
В полчаса доплелись до холма, поднимавшегося метров на восемь над равниной
и  представлявшего сухое  и  удобное  место  для  ночлега.  На  нем  среди
пожелтевшей прошлогодней травы  пробивались уже  свежие зеленые побеги,  а
приземистый кустарник наливал почки.
     На вершине холма поставили юрту,  а нарты и собак расположили ниже на
склоне.
     Позади,  на севере, белел ровным, высоким валом край льдов, уходивший
в  обе  стороны за  горизонт;  впереди черно-бурая  равнина уже  принимала
зеленоватый оттенок.
     В  полусотне шагов  от  холма  беззвучно струился широкий ручей между
топкими берегами. Туман клубился над равниной.
     Появлявшееся по  временам  красноватое  солнце  по-прежнему  стояло в
зените,  хотя часы показывали уже половину девятого вечера.  За этот  день
отмахали пятьдесят километров.
     Пока   Боровой  кипятил  воду,   остальные  строили  догадки,   какую
температуру кипения  покажет инструмент после  такого  длинного очевидного
спуска.
     Одни стояли за 125,  другие за 115 градусов. Макшеев даже держал пари
с Папочкиным.
     - Никто из  вас не  выиграл!  -  заявил метеоролог,  когда наблюдение
кончилось. - Термометр показывает только сто десять градусов.
     - Все-таки я был ближе к истине,  -  сказал Макшеев, - я стоял за сто
пятнадцать.
     - А  не  думаете ли  вы,  что  лучше будет перебить все  эти негодные
инструменты? - желчно спросил Боровой.
     - Вы,   право,   слишком  принимаете  к   сердцу   непонятные  фокусы
атмосферного давления,  -  успокаивал его Каштанов,  -  как будто считаете
себя ответственным за них!
     - Не в этом дело, а в том, что инструмент оказывается негодным! Зачем
его тащить?
     - Сейчас он может быть бесполезен по неизвестной нам причине,  но при
дальнейшем ходе путешествия, вероятно, опять будет оказывать нам услуги.
     После ужина совещались о дальнейшем ходе путешествия. Если бесснежная
тундра простирается и далее к северу,  как это ни странно, то значительная
часть  снаряжения оказывается не  только  бесполезной,  но  даже  вредной,
тормозящей быстроту движения,  а именно -  лыжи,  нарты, собаки и запас их
корма,  лишняя теплая одежда,  значительная часть спирта и даже сама юрта.
При  установившейся здесь  теплой погоде можно  было  бы  довольствоваться
легкой палаткой,  которая имелась в запасе, а топливо пришлось бы собирать
в тундре.
     Поэтому  решили  устроить на  холме  дневку  и  разослать налегке две
партии  в  разные  стороны,  чтобы  выяснить характер местности и  условия
передвижения,  ожидавшие экспедицию.  После этого можно было  оставить все
лишнее в складе на холме для обратного пути по льдам.



БРОДЯЧИЕ ХОЛМЫ

     На  следующий день  Иголкин и  Боровой остались у  юрты:  первый  для
надзора  за  собаками,  второй  для  разных  метеорологических наблюдений.
Остальные четверо отправились на  разведки,  разделившись на  две  партии:
Каштанов и Папочкин пошли на юго-восток, а Макшеев и Громеко на юго-запад.
Все пошли на  лыжах,  но  с  намерением оставить их,  если почва сделается
достаточно сухой.
     Каждый исследователь был вооружен ружьем. Нельзя было думать, что и в
тундре  не  попадается никакой дичи,  как  это  было  на  снежной равнине.
Беспокойное поведение собак в течение ночи заставляло полагать,  что могут
встретиться какие-то  животные.  Свежее мясо  было  очень нужно не  только
людям, но и собакам.
     Каштанов и Папочкин на своем пути вскоре наткнулись на широкий ручей,
за которым тундра продолжалась.
     Вскоре  она  стала  настолько сухой,  что  лыжи  пришлось  совершенно
оставить.  Их  поставили конусом,  связав  наверху веревкой,  чтобы  легче
заметить и взять на обратном пути.
     На  сухой земле зеленела уже молодая трава,  а  приземистый кустарник
покрылся зелеными листочками и цветами. По равнине клубился туман, местами
моросил очень  мелкий  дождь.  Но  в  промежутках светило и  заметно грело
красноватое солнце, диск которого все-таки не был ясно виден.
     Километрах в  десяти  от  стоянки  путники заметили впереди несколько
темных крутобоких холмов, очертания которых из-за тумана были нерезки.
     - Вот  прекрасное  место  для  обзора  окрестностей!   -   воскликнул
Папочкин.  -  На  этой  гладкой равнине с  высоты холма должно быть  видно
далеко.
     - Еще интереснее те  коренные породы,  которые мы  найдем на  них,  -
возразил ему Каштанов.  - До сих пор геологическая добыча нашей экспедиции
была очень скудна.
     - Зоологическая еще скуднее.
     - Ну,  теперь тундра вознаградит нас.  А по форме и цвету этих холмов
можно думать, что это куполы базальта или другой вулканической породы.
     Оба исследователя пустились почти бегом к  желанной цели,  которая то
виднелась сквозь пелену тумана, то совершенно скрывалась в ней.
     Каштанов  и  Папочкин бежали  более  четверти часа,  а  темные  холмы
казались почти такими же далекими, как вначале.
     - Этот проклятый туман ужасно мешает правильной оценке расстояний!  -
сказал зоолог, останавливаясь, чтобы перевести дух. - Я был уверен, что до
холмов недалеко,  а  мы бежим,  бежим,  бежим и  почти не приблизились.  Я
запыхался.
     - Ну что же,  отдохнем! - согласился Каштанов. - Холмы ведь не убегут
от нас никуда.
     Они стояли,  опершись на ружья.  Вдруг Папочкин, смотревший в сторону
холмов, воскликнул:
     - Удивительно,  если только это не обман зрения!  Мне показалось, что
наши холмы двигаются.
     - Это ползет туман,  потому и кажется,  -  спокойно ответил Каштанов,
закуривая трубку.
     - Нет,  теперь  я  ясно  вижу,  что  холмы  передвигаются!  Смотрите,
смотрите скорее!
     Впереди,  недалеко,  теперь  ясно  были  видны  четыре  темные массы,
которые медленно передвигались по тундре.
     - Холмы базальта или  иной  вулканической породы обыкновенно стоят на
одном месте!  -  саркастически заметил Папочкин.  - Впрочем, в этой стране
необъяснимых явлений,  может быть,  и такие холмы бродят с места на место!
Как жаль, что с нами нет Борового!
     Каштанов в  это  время вынул бинокль и  направил его  на  двигавшиеся
холмы.
     - А  знаете ли,  Семен Семенович,  -  сказал он голосом,  дрожащим от
волнения,  - эти холмы подлежат не моему, а вашему ведению, потому что это
крупные животные вроде слонов, - я ясно различаю длинный хобот.
     Они  опять побежали вперед и  остановились только тогда,  когда туман
начал снова рассеиваться; темные массы были уже гораздо ближе.
     - Ляжем, - сказал зоолог, - иначе они могут заметить нас и убегут.
     Они прилегли на тундру. Теперь Папочкин прильнул к биноклю в ожидании
удобного момента.  Наконец туман рассеялся настолько,  что  на  расстоянии
четырехсот-четырехсот пятидесяти шагов можно было  ясно  различить четырех
слонообразных животных,  которые  обрывали веточки ползучего кустарника и,
красиво изогнув хобот,  отправляли их  в  свою  пасть.  Трое из  них  были
побольше, а один поменьше.
     - У них огромные бивни,  -  сказал Папочкин, - сильно изогнутые. Тело
покрыто шерстью красно-бурого цвета. У них короткие хвостики, которыми они
весело помахивают.  Если бы я  не знал,  что мамонты исчезли с  лица нашей
планеты,  я  бы сказал,  что это не слоны,  а мамонты...  Впрочем,  в этой
стране необыкновенного, может быть, и мамонты уцелели!
     Каштанов  в  это  время  вставил  патрон  с  разрывной пулей  в  свою
дальнобойную винтовку  и  прицелился  в  ближайшего зверя,  повернувшегося
левым боком к охотнику.
     Раздался  оглушительный выстрел.  Зверь  взмахнул  хоботом,  упал  на
колени передних ног;  затем  вскочил,  пробежал несколько шагов  и  тяжело
рухнул на землю.
     Остальные шарахнулись в  стороны,  а  затем,  подняв  кверху хоботы и
испуская  рев,  напоминавший  протяжное  мычание  быка,  побежали  тяжелой
крупной рысью по тундре и исчезли в тумане.
     Каштанов и Папочкин,  сгорая от нетерпения,  бросились к добыче.  Она
лежала  на  правом  боку,  разбросав ноги  и  откинув голову  с  огромными
бивнями. Из зиявшей под лопаткой огромной раны вытекал целый ручеек крови,
круглое брюхо еще судорожно вздымалось, хобот вздрагивал.
     - Осторожнее,  -  сказал Каштанов.  -  В  агонии он может так двинуть
хоботом или ногой, что переломит нам кости.
     Охотники остановились шагах в  десяти от слона и  рассматривали его с
понятным волнением и интересом.
     - Я тоже думаю, что это мамонт, - сказал Каштанов. - Огромные размеры
(ведь эта  махина имеет метров шесть в  длину!),  бивни,  согнутые вверх и
внутрь, длинная красноватая шерсть - все это признаки мамонта. Кроме того,
слоны в  полярных странах никогда не водились,  а  мамонт жил в  сибирской
тундре.
     - Если бы я не видел его собственными глазами,  - ответил Папочкин, -
я бы никому не поверил! Это такое открытие, такое открытие!..
     - Ну,  пожалуй,  не больше, чем вся эта глубокая впадина и зеленеющая
тундра под восемьдесят первым градусом северной широты.  Очевидно, на этом
полярном материке,  совершенно отрезанном льдами от  остальных стран нашей
планеты и  обладающем мягким климатом,  мамонты сохранились до наших дней.
Они представляют собой живые окаменелости...*
     _______________
          *  О к а м е н е л о с т я м и     называют    остатки    прежде
     существовавших  животных  и  растений  в  окаменелом  или  обугленном
     состоянии,  находимые  в  горных  породах.  Они  имеют  очень  важное
     значение для определения возраста тех слоев земной  коры,  в  которых
     находятся. Изучением окаменелостей занимается особая отрасль геологии
     - палеонтология.

     - Или  ископаемую  фауну  Земли  Нансена,  приспособившуюся  к  новым
условиям жизни.  Очевидно,  прежде эта  земля не  была отделена от  других
стран льдами и снегами,  а имела флору и фауну,  общую с севером Америки и
Азии.  А  затем,  может быть во  время ледникового периода,  мамонты нашли
здесь свое последнее убежище.
     - Теперь оно обнаружено нашей экспедицией!  Но  что мы будем делать с
этим чудовищем?  Чтобы доставить его к  стану,  нужны товарная платформа и
паровоз!
     - Если мамонт не может быть передвинут к стану, то, во всяком случае,
стан может перекочевать к мамонту! - пошутил зоолог.
     - Идея!  Но  если  в  тундре могут водиться мамонты,  то  могут также
водиться медведи,  волки,  песцы,  вообще какие-нибудь хищники.  И пока мы
будем переселяться сюда, они успеют попортить нашу добычу!
     - Это   правда!   Нужно  сейч