- Нет! - сказал Макшеев. - Это, несомненно, идол. Его мазали кровью и
салом убитых животных в  виде  жертвоприношения.  Наши  товарищи нашли его
где-нибудь.
     - Да,   сопоставляя  эту  находку  со   следами  на   песке,   нельзя
сомневаться,   что  здесь  живут  какие-то  первобытные  люди,  -  заметил
Каштанов.
     - Они убили или увели с собой наших товарищей! - вскричал Громеко.
     - Почему же они не разграбили вещи?
     Макшеев взял фигурку, чтобы лучше рассмотреть ее. К общему удивлению,
под  ней  оказались две  бумажки,  аккуратно сложенные.  Каштанов поспешно
развернул их и стал читать вслух.
     Первая бумажка от 25 сентября гласила:

          Извещаю, что мы в плену у диких людей, неожиданно появившихся  в
     тундре.  Они захватили нас две педели назад  врасплох  безоружными  в
     леднике, где мы проверяли склад, и увели с собой в леса. Юрту и склад
     не тронули, но не дали нам ничего взять с собой: собаки  побежали  за
     нами.  Нас не обижают, кормят и  даже  окружают  почестями,  вероятно
     считая колдунами или богами, но не пускают, строго караулят и  отняли
     у нас сапоги и почти всю одежду. Сами ходят совершенно голые, живут в
     шалашах из жердей и шкур, огня не знают, едят сырое  мясо.  Оружие  у
     них исключительно костяное и деревянное - копья, стрелы,  и  ножи,  В
     орде больше ста человек, но преобладают женщины; охотятся  мужчины  и
     женщины.  Мужчин мало, они тщедушны, в женщины рослые и  сильные.  Их
     тело покрыто  довольно  густыми  волосами,  и  они  вообще  похожи на
     больших обезьян (без хвоста),  но  обладают  речью,  которую  мы  уже
     научились  понимать.  Поэтому  мы  узнали,  что нашу юрту они считают
     чем-то  вроде   жилища   богов   и   ходят   туда   поклоняться.   Мы
     воспользовались этим, чтобы послать эту записку, как жертву богу. Они
     обещали положить ее в юрте.  Увели нас на юго-восток,  вниз по речке,
     через  которую  мы  с  вами ходили за убитым мамонтом,  километров на
     50-60.  Мы думаем,  что вам удастся освободить нас без кровопролития,
     явившись  в  облике  богов.  Привезите  нам  теплую одежду,  спичек и
     табаку. Лето провели хорошо, в складе много припасов.

                                                         Боровой, Иголкин.

     Второй листок был от 2 ноября.

          Стало  холодно,  и  часто  перепадает  снег.  Дикие   собираются
     откочевать дальше на юг, где теплее.  Мы сами  пользуемся  огнем,  на
     котором жарим мясо и у которого греемся.  Но  дикари  боятся  огня  и
     окружили нас еще большим поклонением.  В  плену  нас  держат  главным
     образом женщины, которым  мы  нравимся,  потому  что  мы  красивее  и
     сильнее мужчин их племени.  Мужчины же с удовольствием помогут нашему
     освобождению.  Посылаем последнюю записку, потому что дикие больше  к
     юрте ходить не будут.  Но по пути на юг, вероятно вдоль той же речки,
     мы будем оставлять записки на каждом ночлеге  или  по  дороге,  будем
     накалывать их на кусты, чтобы вы могли выследить  нас.  Если  нам  не
     удастся освободиться хитростью при помощи мужчин, тогда вы выстрелами
     известите  нас  о  своем  приближении.  Наступайте  открыто,  стреляя
     залпами в воздух, чтобы поразить дикарей и  заставить  их  покориться
     нашей воле.  В крайнем случае подстрелите  несколько  женщин.  Мы  не
     унываем и не боимся, только страдаем  от  холода  и  от  однообразной
     мясной  пищи.  Тревожимся  за  вас,  почему  вы  не    возвращаетесь.
     Благополучно ли ваше путешествие?
                                                         Боровой, Иголкин.

     - Они живы! - воскликнул Громеко.
     - Нам нужно спешить на выручку товарищей,  ведь уже почти три месяца,
как они в плену:  сегодня пятое декабря, - заявил Громеко, заглянув в свой
дневник.
     - Они  пишут,  что  дикие  люди  здесь ничего не  тронули,  -  сказал
Макшеев.  -  Следовательно,  нарты и  лыжи должны быть в  леднике вместе с
запасами  провизии;   нужно  сейчас  раскопать  вход  в   склад  и  начать
приготовления к отъезду.
     - Да,  в юрте все как будто на месте;  должно быть, и склад цел, если
только дверь в него не осталась открытой и собаки не растащили провизию, -
заметил Папочкин.
     После тяжелого пути  по  снегу,  ночлега в  тонкой палатке и  питания
одним мясом и сухарями теплая юрта и запасы разных консервов сделали жизнь
путешественников гораздо приятней.  Они  решили  отдохнуть несколько дней,
снаряжаясь в то же время в новое путешествие,  которое могло затянуться на
несколько недель в зависимости от того,  как далеко откочевали первобытные
люди.
     Весь холм вокруг юрты был покрыт довольно глубоким снегом.  В складах
все было в целости,  и нарты с лыжами были сейчас же извлечены для осмотра
и  починки.  Большой склад был заперт настоящей прочной дверью;  благодаря
этому хищники ничего не  утащили,  несмотря на  отсутствие людей и  собак.
Заботливые отшельники наготовили на  зиму  много  копченого мяса,  которое
было теперь очень кстати, так как избавляло от необходимости тратить время
на охоту,
     Несколько поодаль на  холме стояла небольшая метеорологическая будка,
сооруженная  Боровым.  Инструменты были  в  исправности.  В  юрте  нашелся
метеорологический журнал,  по которому можно было судить о  климате второй
половины лета и начала осени в тундре.
     Решили взять  юрту  с  собой,  а  все  лишние вещи  сложить в  склад,
запереть его на замок и вход завалить снегом,  чтобы совершенно скрыть его
от незваных гостей.
     Сообразно с  этим  решением  приготовили для  путешествия две  нарты,
шесть пар лыж,  провизию на месяц, теплую одежду, спальные мешки. Отобрали
также некоторое количество сахара,  конфет,  ножей,  иголок,  ниток, бус и
колец  для  подарков дикарям в  случае добровольной выдачи пленных.  Кроме
этого,  захватили с собой также спирт и коньяк,  чтобы в случае надобности
подпоить стражу.



ПО СЛЕДАМ ТОВАРИЩЕЙ

     После  трехдневного отдыха  на  холме  двинулись в  путь,  сначала на
юго-восток к  речке,  за которой Каштанов и  Папочкин впервые охотились на
мамонтов, а затем вниз по течению последней.
     На  второй день нашли поляну на  левом берегу речки,  где  находилось
прежде стойбище первобытных людей;  от  него осталось десятка два  остовов
шалашей,  представлявших собой жерди,  составленные конусом,  как в  чумах
хантэ и эвенков Азии.
     На одной из жердей была приколота бумажка со следующим текстом:

          Здесь мы жили в плену все время до откочевки на юг. Сегодня орда
     уходит. С дороги, может быть, удастся бе...

     Конец записки, очевидно, был оторван...
     Решили  продолжать путь  по  речке,  тщательно высматривая поляны  на
расстоянии каждых  пятнадцати-двадцати  километров,  вероятно составлявших
дневной  переход  орды,  нагруженной  всем  домашним  скарбом   и   потому
двигавшейся медленно.  На опушках этих полян могла уцелеть записка пленных
товарищей.
     К  вечеру того  же  дня  действительно встретили большую поляну и  на
одном из кустов записку, привязанную ниточкой к ветке. Она гласила:

          Передвигаемся километров двадцать в день, то по тропам  в  лесу,
     близ речки, то прямо по воде, которая уже  очень  холодна  и  местами
     выше колена.  Но этим людям это нипочем. Нам отдали часть одежды,  но
     на ночлеге снова отбирают ее и дают звериные шкуры, чтобы  защититься
     от холода.  На перекочевке они шалашей не ставят, а спят под кустами.
     Мы спасаемся только благодаря костру, который поддерживаем поочередно
     все время, пока стоим на месте.
                                                                  Боровой.

     На  следующий день  прошли километров сорок,  по  не  нашли ни  одной
записки; может быть, ее сорвал ветер или стряхнул какой-нибудь зверь.
     Шли  еще  день и  после обеденного привала опять нашли записку такого
содержания:

          Люди снимают наши бумажки с кустов, если заметят, и хранят,  как
     талисманы.  Они думают, что мы оставляем  их  в  жертву  злому  духу,
     приносящему зимний  холод  и  снег.  Поэтому  нам  удается  оставлять
     записки в исключительных случаях, но по пути у самой речки  мы  будем
     накалывать пустые бумажки на ветки, чтобы вы знали,  что  мы  прошли.
     Когда достигнете местности,  где  снега  не  будет  и  где  речка  не
     замерзла,  будьте  особенно  внимательны.  Мы  думаем,    что    орда
     остановится там надолго.
                                                                  Боровой.

     Так шли еще шесть дней, изредка находя записку в несколько слов, чаще
же пустые бумажки,  наколотые на кустах возле речки;  на десятый день пути
слой  снега  стал  очень  тонким,   а  лед  на  речке  под  ногами  иногда
потрескивал. Температура держалась только на один - два градуса ниже нуля.
На  следующий день пришлось сойти с  речки,  так  как лед сделался слишком
тонким  и  местами  открылись  большие  полыньи.  Путешественники отыскали
тропу,  извивающуюся то по лесу,  то вдоль берега речки, и пошли по ней. К
концу перехода слой снега был не толще четырех сантиметров, а по речке лед
держался только у берега.
     Наконец,  на двенадцатый день пути, остались только небольшие сугробы
снега под  защитой кустов и  в  лесу,  так что нарты приходилось тащить по
слою опавших листьев, покрывавших тропу. Перед обедом опять нашли записку,
в  которой  сообщалось,  что  на  расстоянии одного  перехода должна  быть
большая поляна,  где  орда  собирается остаться на  зимовку,  если снег не
прогонит ее дальше.
     Теперь  пришлось удвоить внимание,  чтобы  не  наткнуться случайно на
людей,  рыскающих в окрестностях своего стойбища; один из путешественников
шел вместе с Генералом впереди нарт, в качестве разведчика.
     На ночлег остановились на небольшой поляне вблизи речки.  После ужина
Макшеев и  Каштанов отправились вперед на разведку.  Пройдя километра три,
они услышали впереди какой-то шум,  отдельные крики и осторожно подкрались
к  опушке большой поляны.  На противоположной стороне они увидели стойбище
первобытных людей.
     Оно  состояло из  двенадцати конических шалашей из  жердей,  покрытых
звериными шкурами и  расположенных по  кругу на небольших промежутках один
от  другого,  отверстиями внутрь  круга;  в  центре  последнего  находился
тринадцатый шалаш  меньших размеров,  возле которого пылал костер.  Нельзя
было сомневаться,  что в  этом шалаше живут пленные товарищи.  По размерам
остальных шалашей Макшеев определил,  что  орда  состоит приблизительно из
сотни взрослых.
     В круге среди шалашей видны были только дети, бегавшие большей частью
на  четвереньках и  похожие  на  черных  бесхвостых обезьян.  Они  играли,
прыгали,  дрались и  ссорились,  испуская резкий визг.  У  входа в один из
шалашей сидел на корточках взрослый мужчина,  тоже похожий на обезьяну.  В
бинокль можно было  рассмотреть,  что  тело его  покрыто темными волосами.
Лицом он  походил на  австралийца,  но имел еще более выдающиеся челюсти и
очень низкий лоб.  Цвет лица был  землисто-бурый;  под подбородком чернела
небольшая борода, доказывавшая, что это мужчина,
     Вскоре из  того же шалаша высунулся второй человек;  чтобы выйти,  он
толкнул первого коленом в  спину.  Сидевший качнулся вперед  и  вскочил на
ноги,  так  что  оба  очутились рядом.  Оказалось,  что  второй был выше и
значительно шире в плечах и в бедрах, поэтому первый возле него производил
впечатление  тщедушного  подростка.   Лицо  у  этого  второго  было  менее
безобразно,  а  волосы на  голове длиннее и  свешивались космами на плечи.
Тело было покрыто менее густыми волосами, особенно на груди, форма которой
обнаруживала, что это женщина.
     Женщина  направилась  через  круг  к  центральному шалашу.  Она  шла,
немного наклонившись вперед  и  переваливаясь.  Ее  руки,  опущенные вниз,
немного не  доходили до  колен;  мускулы рук  и  ног  были сильно развиты.
Приблизившись к  шалашу пленников,  она  упала  на  колени перед  костром,
протянула к нему руки с умоляющим жестом, а затем на четвереньках поползла
в шалаш.
     - Пришла в гости к нашим товарищам - сказал Каштанов.
     - Не  воспользуемся ли мы малолюдием стойбища,  чтобы дать им знать о
нашей близости? - предложил Макшеев.
     - Каким образом? К ним нельзя подойти незаметно.
     - Дадим выстрел-другой из  леса -  они  догадаются,  потому что  сами
предложили этот способ извещения.
     - А диких это не встревожит?
     - Они ведь не знают огнестрельного оружия и не поймут, в чем дело.
     - Не бросятся ли они искать нас?
     - Думаю, что нет. Они будут испуганы и не посмеют.
     - Ну что же, попробуем!
     Путешественники отошли немного назад в лес и дали один выстрел, потом
через  несколько минут другой и  вернулись опять к  своему наблюдательному
посту на опушке.
     Стойбище  было  встревожено.   Возле  каждого  шалаша  теперь  стояли
несколько взрослых,  преимущественно женщин, и детей разного возраста. Все
смотрели в сторону,  откуда раздались непонятные звуки, и что-то говорили.
Возле центрального шалаша у  костра стояли пленники.  Они были обнажены до
пояса,  а  ниже  пояса  одеты  в  оборванные остатки брюк;  их  кожа  была
темно-бронзового цвета, волосы нечесаны, лица обросли длинными бородами.
     Они также смотрели в  сторону опушки,  и  их  лица выражали радостное
изумление.
     И вдруг оба,  очевидно сговорившись, повернулись в сторону выстрела и
подняли руки.  Немедленно и  все дикие люди попадали на  колени и  припали
лицами  к  земле.  Воцарилась тишина.  Тогда  Иголкин встал,  сложил  руки
рупором и, обратившись в сторону леса, начал кричать.
     - Почти все мужчины орды ушли утром далеко на охоту, а завтра туда же
пойдут женщины,  чтобы помочь разделить и унести добычу.  Останутся только
старики и  дети.  Тогда и приходите освободить нас.  Принесите нам белье и
одежду.  Все ли у  вас благополучно,  все ли вернулись?  Покажите,  что вы
поняли меня,  сделав еще выстрел,  если все хороню,  и два, если не совсем
ладно.
     Макшеев  немедленно отполз  немного  назад  и  выстрелил.  При  звуке
выстрела Иголкин опять поднял руки вверх,  а  люди,  поднявшиеся с  земли,
пока он кричал, и смотревшие на него с недоумением, опять упали ниц.
     Дав им полежать немного,  Иголкин встал и,  обратившись лицом к огню,
запел громким голосом веселую матросскую песню. Первобытные люди подползли
ближе  и  расположились  большим  кругом  вокруг  костра,   перебрасываясь
отдельными возгласами удивления.  Очевидно,  их  пленники до  сих  пор  не
делали ничего подобного.
     Макшеев  насчитал около  пятидесяти взрослых большинство которых были
женщины.  Подростков и  детей  разного возраста было  гораздо больше.  Они
стояли и  сидели вне круга взрослых,  и по их лицам было видно,  что песня
Иголкина  доставляет им  большое  удовольствие,  тогда  как  взрослые были
поражены и отчасти даже испуганы ею.
     Попев минут десять,  Иголкин опять поднял руки, а затем он и Боровой,
сидевший во  время пения неподвижно у  костра,  направились в  свой шалаш.
Слушатели  тоже  стали  расходиться.  Но  две  женщины  подошли  к  шалашу
пленников и сели у его входа, очевидно намереваясь охранять их сон.
     Стойбище скоро затихло,  и только догоравший костер потрескивал среди
опустевшего круга.
     Каштанов и Макшеев вернулись к своим спутникам,  передали им все, что
видели и слышали, и сообща обсудили план освобождения товарищей.



ОСВОБОЖДЕНИЕ ПЛЕННИКОВ

     Выспавшись основательно,  путешественники сложили все вещи на нарты и
приготовили все к немедленному отъезду. Затем отправились к стану дикарей,
захватив с  собой одежду и  обувь для пленников,  ружья для них и пакеты с
подарками  для  диких  людей.   Приблизившись  к   поляне,   они  услышали
доносившиеся оттуда крики и лай собак. Очевидно, люди еще не ушли. Поэтому
путешественники,  крадучись,  подошли к  опушке  и  стали  наблюдать из-за
кустов.
     Они увидели,  что все стойбище пришло в движение. Круг между шалашами
был заполнен собиравшимися на охоту.  Женщины и  мужчины выносили из жилищ
копья,  дротики,  скребки, связки ремней. Дети сновали повсюду между ними,
трогали  оружие,  получали  пинки,  визжали  и  выли.  Подростки пробовали
дротики, осматривали копья и, испытывая их острие, покалывали в шутку друг
друга.   Десятка   полтора   собак,   в   которых  нетрудно  было   узнать
принадлежавших  экспедиции,  но  полуодичавших,  держались  вне  круга,  в
стороне  от  шалашей,  очевидно  собираясь  сопровождать  охотников,  а  в
ожидании ссорились и грызлись друг с другом.
     Наконец все оружие было вынесено,  и взрослые,  вооружившись копьями,
двинулись толпой на восток.  За ними шли подростки, несшие дротики, ножи и
ремни;  они, очевидно, играли роль оруженосцев и носильщиков добычи. Дети,
кто на ногах,  кто на ногах и руках, бежали сзади и по сторонам с визгом и
криками. Собаки следовали поодаль. В конце поляны дети отстали и повернули
назад,  а  толпа  охотников,  насчитывавшая не  менее  полусотни  человек,
вытянулась гуськом по тропе, постепенно скрываясь в лесу.
     На  стойбище теперь  видны  были  только старики,  занявшиеся уборкой
шалашей и вытряхиванием шкур,  служивших подстилкой и покровом для спящих.
Из  некоторых шалашей  вылезли  сгорбленные старухи  и  уселись  у  входа;
выползли самые  маленькие дети,  а  грудных младенцев выносили на  руках и
клали на шкуры возле шалашей на время их уборки.
     Только возле шалаша пленников остались три взрослые женщины, очевидно
исполнявшие обязанности караульных.  Одна из  них  занялась разрезкой шкур
костяным ножом на ремни; другая строгала таким же ножом палочки для стрел,
а  третья  раскалывала толстые кости,  чтобы  получить острые  осколки для
наконечников копий и стрел.
     Вскоре из  шалаша вышел  Иголкин,  полуобнаженный,  как  и  накануне,
подбросил дров в костер и сел возле женщин.  Поговорив с ними о чем-то, он
достал свой большой матросский нож  и  начал помогать нарезать ремни;  при
его помощи дело шло заметно быстрее.  Затем показался и Боровой,  но он не
принялся за  работу,  а  стал смотреть в  сторону,  где накануне раздались
выстрелы товарищей.
     При виде этой сцены мирного сотрудничества человека двадцатого века и
людей каменного века наблюдатели в  кустах не  могли удержаться от улыбки.
Малочисленность оставшихся людей и  примитивность их вооружения внушали им
уверенность в  успешном освобождении товарищей добром или силой.  Но нужно
было выждать еще  часа полтора или  два,  чтобы охотники отошли достаточно
далеко  и  не  могли  услышать ни  призывов,  ни  выстрелов и  чтобы  даже
караульные женщины не могли догнать их и вернуть в короткое время.
     Дети, провожавшие охотников, постепенно возвращались назад и затевали
разные игры в  круге и  вне его.  Они боролись,  кувыркались,  дрались,  а
некоторые, постарше, метали дротики в воздух или в покрышки шалашей.
     Разрезав шкуру, Иголкин пошел в свой шалаш и вынес оттуда кусок мяса,
разрезал его на кусочки,  нанизал на палочки,  приготовленные для стрел, и
воткнул  последние в  землю  возле  костра,  чтобы  изжарить этот  шашлык.
Очевидно, пленники еще не завтракали и собирались поплотнее закусить перед
бегством.  Когда  мясо  поджарилось,  оба  уселись  недалеко от  костра  и
принялись уплетать шашлык.  Иголкин время от времени подносил кусочек мяса
то  одной,  то  другой из  работавших возле огня женщин,  но те смеялись и
отворачивались.  Потом одна из них принесла из своего шалаша большой кусок
сырого мяса,  и они стали есть его в таком виде,  отрезая костяными ножами
длинные и тонкие полоски, которые давали также подбегавшим к ним детям.
     Когда  завтрак  кончился,   сидевшие  в  засаде,  взглянув  на  часы,
убедились, что прошло уже дос