по  словам  Борового,   можно  было
охарактеризовать так:  они имели большую голову на  коротком и  объемистом
туловище с короткими грубыми и сильными конечностями.  Плечи были широки и
сутуловаты,  голова и шея наклонены вперед. Короткий подбородок, массивные
надбровные дуги и  покатый лоб  придавали им  сходство с  человекообразной
обезьяной. Ноги были несколько согнуты в коленях. Первобытные люди ходили,
наклонившись вперед, а сидели во время еды и работы на корточках.
     На  основании рассказов Борового и  Иголкина об этих людях,  а  также
осмотра их оружия и изделий Каштанов пришел к выводу,  что это племя имело
много общего с неандертальцами,  жившими в Европе в среднем палеолите,  то
есть  в  древнекаменном  веке,  одновременно  с  мамонтом,  длинношерстным
носорогом, первобытным быком и другими животными ледниковой эпохи.
     Эти  первобытные люди  имели  только  очень  грубые  каменные орудия,
которые изготовлялись из  осколков кремня в  виде  скребков (для обработки
звериных шкур),  топоров  и  ножей,  наконечников для  копий  и  дротиков,
служивших  для  охоты.   Острые  осколки  вставляли  также  в   отверстия,
выдолбленные в дубинках, которые превращались в грозное оружие.
     Огонь,  разведенный пленниками,  люди  называли  маленьким солнцем  и
поклонялись  ему.  Благодетельное действие  огня  они  испытали  во  время
большой перекочевки на  юг,  на  которую их  вынудило начало зимы в  поясе
северного леса.  Тащить с  собой жерди для шалашей было слишком тяжело,  а
вырубать новые на месте каждого ночлега -  слишком долго, поэтому во время
перекочевки ночевали прямо под кустами в лесах,  где холодный ветер сильно
чувствовался.  Подсаживаясь к костру пленников,  они скоро убедились в его
согревающем действии,  и  скоро  вся  орда  стала ночевать вокруг костра и
ревностно собирать для него дрова.  Но разводить отдельный костер для себя
никто из  них не решался,  и  пленники не наводили их на эту мысль,  чтобы
оставаться единственными хозяевами огня  и  не  уменьшать свое  обаяние  в
глазах орды. Они предвидели, что со временем, если освобождение затянется,
положение сделается трудным.
     Пленники  с  усиливавшейся тревогой  считали  уходящие  дни  осени  и
гадали,  скоро ли  могут вернуться товарищи с  юга и  освободить их.  Зима
постепенно надвигалась  с  севера,  и в недалеком будущем предстояла новая
перекочевка еще  дальше  от  холма  на  краю  льдов.  Поэтому  можно  себе
представить,  с  каким  восторгом они услышали выстрелы,  известившие их о
близости освобождения.



ОПЯТЬ В ЮРТЕ

     К  своему холму  на  краю  льдов путешественники прибыли к  последней
неделе декабря и решили отдыхать,  празднуя Новый год, успех экспедиции на
юг я освобождение пленников.  Провизии и дров было запасено достаточно,  и
пока не было надобности отлучаться в лес или в тундру.
     Расчистили площадку,  поставили юрту и  провели по снегу,  достигшему
глубины   более   метра,    траншею   к   складу,   собачьей   галерее   и
метеорологической будке. Затем можно было отдыхать. В юрте горел небольшой
костер,  было тепло и  уютно.  Все шестеро в  промежутках между трапезами,
прогулками и сном беседовали, рассказывая о своих приключениях и вспоминая
разные эпизоды из путешествия на юг или из жизни в орде.
     Кату была безмолвной участницей этих бесед и  проникалась все большим
уважением к  белым  колдунам,  которые имели в  своем распоряжении столько
странных вещей.  Ее  нога  начала подживать,  и  она  могла уже  понемногу
ходить.  Часто заставали ее  возле юрты сидящей на  корточках,  с  взором,
устремленным на  юг,  где на горизонте виднелась темная полоса лесов.  Ее,
очевидно, тянуло к своему племени.
     Иголкин уговаривал Кату остаться с  ними и  потом уехать вместе через
льды в теплую страну,  где она увидит все чудеса, созданные белыми людьми.
Но она упрямо качала головой и твердила:
     - Я лес, шалаш матери, мясо, кровавое мясо, охота весело!
     Путешественники все же надеялись,  что постепенно она привыкнет к ним
и  наконец согласится ехать.  Каким триумфом для  экспедиции был бы  живой
экземпляр первобытного человека!
     Когда морозы усилились,  она начала мерзнуть,  но отталкивала одежду,
которую ей  предлагали.  Выходя из  теплой юрты на  воздух,  она  куталась
только  в   свое  одеяло.   В  работах  по  уборке  юрты,   мытью  посуды,
возобновлению траншеи в  снегу,  подноске дров она  не  принимала никакого
участия.  Она спрашивала у Иголкина,  сколько у него жен,  ходят ли они на
охоту, велика ли орда, к которой принадлежат белые колдуны, и с недоверием
качала головой,  когда  ей  рассказывали о  жизни европейцев,  о  городах,
морях,  кораблях и т. п. Единственным ее занятием в промежутках между едой
и сном было строгание палочек для дротиков и вырезывание из мягкого дерева
тальниковых дров  очень  грубых  фигурок мамонтов,  носорогов,  медведей и
тигров.  Она  сделала целую коллекцию этих идолов,  поклонялась им  и  все
просила у Иголкина крови,  чтобы вымазать их.  Но путешественники на охоту
не ходили,  в тундре не было видно ни зверей, ни птиц, и ее желание нельзя
было удовлетворить.
     В январе начали делать небольшие экскурсии на нартах,  чтобы приучить
к упряжке собак,  которые уже прикормились,  привыкли к прежним хозяевам и
жили в ледяной галерее под холмом,  кроме Генерала, оставшегося при юрте в
качестве караульного.  Когда собаки привыкли к упряжке, стали делать более
далекие экскурсии по тундре,  к краю лесов,  за дровами, запас которых был
на  исходе.  В  эти экскурсии ходили поочередно впятером с  тремя нартами,
оставляя кого-нибудь одного в юрте сторожить Кату.
     Однажды в  конце  января  очередь остаться караульным в  юрте  выпала
Папочкину.  Кату всегда внимательно следила за уезжавшими в сторону леса и
не  могла  дождаться их  возвращения:  она  надеялась,  что  они  встретят
какую-нибудь дичь и  привезут ей  свежего кровавого мяса,  по которому она
тосковала.   Но  надежды  ее  были  напрасны,  так  как  никакой  дичи  не
встречалось.
     Просидев часа два после отъезда остальных в юрте у огня,  Папочкин со
скуки задремал и,  вероятно,  проспал довольно долго.  Когда он проснулся,
Кату в юрте не было.  Он выбежал наружу и увидел уже далеко на юге,  среди
белоснежной равнины,  черную точку,  все более удалявшуюся. Пленница взяла
его лыжи, на которых научилась ходить, и он не мог преследовать ее без лыж
по  глубокому снегу.  Она  захватила также  свое  одеяло,  начатый  окорок
ветчины,  висевший в  юрте,  большой  нож  и  коробку спичек,  с  которыми
выучилась обращаться.
     Вернувшись к  вечеру,  товарищи узнали о  бегстве Кату  и  были очень
раздосадованы.   Папочкину  пришлось  выслушать  немало  упреков  за  свое
ротозейство.  Но  преследовать беглянку нечего было и  думать:  она успела
уйти  слишком далеко,  и  нужно  было  снаряжать в  погоню  за  ней  целую
экспедицию,  с риском все-таки не догнать.  Кату бежала налегке и привыкла
во время охоты делать до ста километров в  день;  экспедиция же с  нартами
могла  делать едва  ли  половину этого  расстояния.  Идти  же  отвоевывать
девушку у ее родичей, вопреки ее желанию, не имело никакого смысла.
     К  счастью,  до  побега  успели  сфотографировать Кату  несколько раз
спереди,  сбоку и  сзади,  а также обмерить по всем правилам антропологии,
снять гипсовую маску с ее лица и сделать оттиски рук и ног.
     Пуститься в  обратный  путь  по  льдам,  чтобы  застать  наверху  уже
достаточно длинный день и  добраться к  началу лета до южного берега Земли
Нансена,  можно было  не  раньше конца марта или  даже начала апреля.  Для
отъезда оставалось еще почти два месяца.  Это время решено было употребить
на тренировку людей и  собак в более продолжительных экскурсиях с нартами.
В  последние дни  на  окраине лесов  стали  замечать свежие следы  оленей,
вероятно северных,  а также мускусных быков и волков.  Поэтому, удалившись
на  расстояние одного-двух дней пути от  юрты,  можно было рассчитывать на
охоту.  Свежее мясо  было очень нужно и  людям и  собакам:  ветчина сильно
надоела,   да   и   количество  ее  вследствие  прожорливости  Кату  очень
поубавилось.  Приходилось беречь запас ветчины для дороги,  а  до  отъезда
добывать для пропитания дичь.  На эти экскурсии ходили поочередно втроем с
двумя  нартами и  палаткой,  тогда как  трое  людей и  одна  упряжка собак
оставались в юрте, отдыхая от предыдущей поездки.



В ГЛУБЬ ЛЬДОВ

     В  конце марта путешественники решили тронуться в обратный путь через
льды.  Метеорологическая будка была оставлена на месте, и в ней, а также в
складе под  холмом,  были  помещены в  запаянном ящике  краткие сведения о
составе экспедиции,  открывшей Плутонию,  и главных результатах поездки на
юг.  Чтобы первобытные люди,  посещения которыми холма следовало ожидать с
наступлением лета,  не  унесли ящики и  не  разорили будку,  на  полочке в
последней была расставлена часть деревянных идолов,  вырезанных Кату, а на
полу  будки  в  качестве жертвоприношения сложены все  накопившиеся кости,
пустые  жестянки  от  консервов и  тому  подобный  хлам.  До  всего  этого
додумался Иголкин, ближе сошедшийся с дикими, чем ученый Боровой.
     Нарты,  порядочно  нагруженные коллекциями,  провизией  и  имуществом
экспедиции, потянулись через белоснежную тундру к подножию льдов.
     Этот  обратный путь  через  Землю  Нансена затянулся на  целый месяц:
преодоление ледяного хаоса, долгий подъем на хребет Русский и спуск с него
по ледопадам глетчера,  упорные ветры,  дувшие навстречу,  перегруженность
нарт,  недостаточное количество собак - задерживали движение и потребовали
напряжения всех  сил.  Частые метели также задерживали движение,  но  зато
давали людям и собакам лишние часы отдыха.  За ледяным хаосом началась уже
смена дня и ночи,  которую давно не наблюдали путешественники.  Из складов
провизии,  оставленных на  пути,  некоторых не  удалось найти,  но на мысе
Труханова нашли  новый  склад  с  годовым  запасом провианта,  сооруженный
<Полярной звездой>, и в нем записку, сообщавшую, что судно остановилось на
зимовку в десяти километрах восточнее мыса. С высоты последнего судно было
видно вдали,  и на половине пути к нему произошла радостная встреча.  Даже
Труханов выехал  на  парте,  которую тащили молодые собаки,  родившиеся на
<Полярной звезде> во  время плавания.  Приветствиям а  расспросам не  было
конца.  Труханов просиял,  услышав,  что его предположения о  внутренности
Земли блестяще оправдались.



НАУЧНАЯ БЕСЕДА

     Через несколько дней по  возвращении экспедиции на  <Полярную звезду>
разыгралась обычная для  этих широт сильнейшая пурга,  прекратившая всякие
прогулки и  работы  на  свежем воздухе.  Коротали время  в  кают-компании,
обмениваясь впечатлениями о  зимовке среди льдов и путешествии в Плутонию.
Труханов  особенно  интересовался подробностями спуска  в  подземный  мир,
который сопровождался различными непонятными для экспедиции явлениями.
     - А знаете ли,  Николай Иннокентьевич,  - сказал Каштанов, - что ваше
письмо, вскрытое в тот день, когда мы увидели мамонтов в тундре, сменившей
льды, объяснило нам, куда мы попали, но не удовлетворило нас. Мы хотели бы
знать, на чем было основано ваше предположение, что земной шар пустотелый,
- предположение, которое так блестяще оправдалось.
     - Если хотите знать,  - ответил Труханов, - идея эта не моя и даже не
новая.  Ее  высказывали больше  ста  лет  назад  некоторые ученые Западной
Европы, и я наткнулся на нее, просматривая старые журналы, заинтересовался
и занялся проверкой, которая убедила меня в ее правдоподобности.
     - Не поделитесь ли вы с нами вашими доказательствами?
     - С  удовольствием.  Если  хотите,  сделаю  вам  сегодня  же  вечером
подробный доклад.
     Вечером в кают-компании состоялась интересная научная беседа.
     Рассмотрев кратко  воззрения древних  народов о  плоской Земле  среди
первобытного  океана  и  учение  Аристотеля  о  шарообразной форме  Земли,
Труханов остановился подробнее на взглядах нового времени.
     - В   конце   восемнадцатого  века   ученый  Лесли   утверждал,   что
внутренность Земли заполнена воздухом, самосветящимся вследствие давления.
В этом воздухе движутся две планеты - Прозерпина и Плутон...
     - Плутон?  -  не удержался Боровой. - Мы, следовательно, не придумали
ничего нового для внутреннего светила!
     - Да,  это  имя  у  вас  предвосхитили,  -  продолжал Труханов.  -  И
некоторые ученые даже  высчитали пути  этих планет,  приближение которых к
земной коре будто бы производит магнитные бури и землетрясения.  По мнению
Лесли,  на  внутренней  стороне  Земли,  освещаемой  мягким  электрическим
светом,   царствует  вечная  весна,   и   поэтому  там  существует  чудная
растительность и своеобразный мир...
     - И он был совершенно прав! - воскликнул изумленный Папочкин.
     - Вход  в  земную внутренность,  по  учению Лесли,  должен находиться
около восьмидесяти второго градуса северной широты...
     - Но ведь это же изумительно!  -  всплеснул руками Макшеев.  - Как он
мог  указать так  точно?  Мы  нашли южный край этого входа под восемьдесят
первым градусом с чем-то.
     - Лесли  определил  его  по  месту  наибольшей интенсивности северных
сияний,  так как предполагал,  что последние исходят именно изнутри Земли,
представляя  электрические лучи,  освещающие  внутренность  Земли.  Учение
Лесли нашло многих сторонников,  и даже вполне серьезно разбирали вопрос о
снаряжении экспедиции внутрь Земли.
     - Вот так так!  -  улыбнулся Громеко. - И в этом отношении у нас чуть
не явились предшественники?
     - Но  экспедиция не  состоялась,  потому что авторитетные ученые того
времени -  Бюффон,  Лейбниц,  Кирхер -  высмеяли гипотезу Лесли, назвав ее
фантазией.  Они  отстаивали огненно-жидкое ядро  Земли,  одно общее или  с
многочисленными     второстепенными    очагами,     которые     назывались
пирофилиациями. В    конце    восемнадцатого    века   стройная   гипотеза
Канта-Лапласа об образовании всей нашей планетной системы из  газообразной
раскаленной туманности завоевала почти все умы и отодвинула на задний план
все другие.
     Но Кормульс в тысяча восемьсот шестнадцатом году доказывал, что Земля
внутри пустая и кора ее имеет не более трехсот английских миль толщины.
     Галлей,  Франклин,  Лихтенберг и Кормульс старались объяснить явления
земного магнетизма и  его  вековые изменения с  точки зрения существования
гипотетической внутренней планеты. Немецкий профессор Штейнгаузер в тысяча
восемьсот семнадцатом году  считал существование этой планеты,  которую он
называл Минервой, почти несомненным.
     Возникли опять  проекты экспедиции внутрь  Земли.  Отставной пехотный
капитан Симмес,  живший  в  Сен-Луи  в  штате  Миссури,  в  апреле  тысяча
восемьсот восемнадцатого года напечатал в газетах письмо и разослал его во
многие учреждения Америки и Европы,  адресованное <всему миру>,  с девизом
<свет дает свет, чтобы открыть свет до бесконечности>.
     Вот что он писал:

          Земля  внутри  пустая  и    обитаемая.    Она    содержит    ряд
     концентрических сфер овну  в  другой  и  имеет  у  полюсов  отверстия
     шириной от 12 до 16ь. Я готов прозакладывать свою жизнь за истинность
     этого и предлагаю исследовать эту пещеру, если мир поможет мне в этом
     предприятии, Я приготовил  к  печати  трактат  об  этом  предмете,  в
     котором  привожу  доказательства   вышеуказанных    положений,    даю
     объяснения различных явлений и  разгадываю  <золотую  тайну>  доктора
     Дарвина.  Мое условие - патронат этого  и  новых  миров.  Я  посвящаю
     (завещаю) его моей супруге и  ее  десяти  детям.  Я  избираю  доктора
     Митчель, сэра Дэви и барона  Александра  фон  Гумбольдта  в  качестве
     своих покровителей.  Мне нужно только  сто  смелых  спутников,  чтобы
     выступить из Сибири в конце лета с северными оленями на санях по льду
     Северного моря.
          Я обещаю, что мы найдем  теплые  и  богатые  земли,  изобилующие
     полезными растениями и животными, а может быть, и людьми, как  только
     минуем 82ь северной широты. В следующую весну мы вернемся.

     - Что же, состоялась эта экспедиция? - спросил Каштанов.
     - К несчастью или,  если хотите, к нашему счастью, она не состоялась.
Письмо Симмеса обратило на себя внимание, и в редакции газет и журналов, а
также к ученым посыпались вопросы заинтересованных читателей.  Предложение
отважного капитана,  не  боявшегося оставить после  себя  вдову  и  десять
сирот,  обсуждалось в  печати,  но  ни  ста смелых спутников,  ни денег на
экспедицию не собрало.  Ученые,  избранные покровителями,  вероятно, сочли
бедного Симмеса просто фантазером или сумасшедшим.  Дело в том, что многие
были  убеждены  в  существовании пустоты  внутри  Земли  и  нахождении там
планеты,  но  в  существование отверстия,  через  которое  можно  было  бы
проникнуть внутрь, не верили.
     Так,  физик Хладни в  статье о внутренности Земли,  вызванной письмом
Симмеса и напечатанной в ученом журнале, указал, что отверстие невозможно:
если бы такое когда-либо существовало, оно бы неминуемо заполнилось водой.
Крайне  медленное  движение  планеты,  обнаруженное Штейнгаузером,  Хладни
объясняет тем,  что  оно  происходит в  весьма  плотной среде  сдавленного
воздуха,  может быть, под влиянием притяжения Солнца и Луны. Он строит еще
следующие интересные предположения, не выдавая их, конечно, за бесспорные:
так  как  при сильном сжатии воздуха выделяется тепло,  а  сильно нагретое
тело должно светиться,  то в  центре земной пустоты,  где давление со всех
сторон  наибольшее,  страшно сжатый  воздух  должен  образовать светящую и
согревающую массу, нечто вроде центрального солнца.
     Обитатели  внутренней  поверхности Земли,  если  таковые  существуют,
видят  это  солнце  всегда  в  зените,  а  вокруг себя  -  всю  внутреннюю
поверхность, освещенную им, что должно дать очень красивую панораму.
     Гипотезы о  внутренней планете  держались некоторое время.  Бертран в
тридцатых годах прошлого века также полагал,  что  земной шар  пустой и  в
этой пустоте находится магнитное ядро,  которое перемещается под  влиянием
комет от одного полюса Земли к другому.
     В  девятнадцатом веке наибольшее число приверженцев имела гипотеза об
огненно-жидком ядре  Земли,  согласно учению Канта-Лапласа.  Ее  защитники
спорили только по вопросу о том,  какую толщину имеет твердая земная кора;
одни  находили  достаточной кору  в  сорок-пятьдесят  километров  толщины,
другие же вычисляли ее в  сто километров,  а третьи даже от тысячи двухсот
семидесяти пяти до двух тысяч двухсот двадцати,  то есть от одной пятой до
одной  трети  земного  радиуса.   Но   такая  толщина  коры   противоречит
вулканическим  и  геотермическим  явлениям  Земли,   как  противоречит  им
гипотеза,  предполагающая,  что  Земля  представляет  совершенно  остывшее
твердое  тело.  Поэтому  в  качестве  корректива  защитники  толстой  коры
принимают,  что среди нее еще сохранились отдельные бассейны расплавленной
массы, которые и являются вулканическими очагами.
     Поэтому во  второй  половине девятнадцатого века  больше  сторонников
получила четвертая гипотеза,  гласящая,  что Земля имеет твердую нетолстую
кору,  твердое ядро и в промежутке между ними более или менее толстый слой
расплавленных пород - так называемый оливиновый пояс.
     Твердое ядро допускается на том основании,  что ближе к  центру Земли
вследствие громадного давления,  существующего там,  все тела, несмотря на
высокую температуру,  превышающую во  много  раз  их  точку плавления (при
нормальном давлении), должны быть в твердом состоянии.
     Земная кора  состоит из  более  легких пород,  а  в  оливиновом поясе
сосредоточены более  тяжелые,  богатые оливином и  железом;  в  самом ядре
преобладают наиболее т