ли бы опасность была так велика,
вы бы сами задали лататы, как перед грязевым потоком.
     - От лавы мы уйдем не торопясь! - заметил Каштанов.
     Но  уходить было некуда.  В  обоих руслах все  еще  бушевали грязевые
потоки.  А наверху красный язык быстро удлинялся,  по временам исчезая под
клубами белого пара, выделявшегося с его поверхности.
     - Ворчун вымочил нас,  а теперь высушит!  Когда лава подойдет близко,
мы сначала высушим на себе платье, а потом...
     - А потом вымокнем опять при переправе через поток,  если не утонем в
нем, - докончил Папочкин шутку Громеко.
     Но благодаря очистившемуся от пепла и  туч воздуху проглянул Плутон и
быстро начал обсушивать склоны вулкана. Черные глыбы лавы дымились, словно
подогретые подземным огнем.
     Путешественники  сняли  свое  платье  и   развесили  его  на  камнях,
предварительно выжав  воду.  Громеко разделся даже  донага  и,  согреваясь
лучами Плутона, советовал остальным товарищам последовать его примеру.
     - А  если Ворчун угостит нас новой порцией снарядов?  Сидеть в  норах
голыми будет не особенно удобно! - заметил Макшеев.
     - Раз  показалась  лава,   взрывы  и   извержение  рыхлого  материала
обыкновенно прекращаются, - пояснил Каштанов.
     - Но если придется удирать от лавы, мы не успеем одеться.
     В эту минуту над вершиной вулкана вырвалось белое облако паров, и над
краем кратера показалась огненная стена, быстро поползшая вниз.
     - Первый поток лавы ушел в  долину озера,  -  заметил Каштанов,  -  а
этот, пожалуй, может и до нас добраться.
     - А через сколько времени? - поинтересовались остальные.
     - Может быть, через час, может быть, и позже. Это зависит от свойства
лавы.  Если лава тяжелая и легкоплавкая,  она жидка и течет быстро, а если
лава легкая,  вязкая,  богатая кремнеземом,  она трудноплавкая и  движется
медленно.
     - Какой же лавой угощает нас Ворчун?
     - До  сих пор,  насколько было видно по  старым потокам,  он  изливал
тяжелую лаву.  Вероятно, такая же будет и в этот раз. Вообще, по характеру
всех  пород,  которые мы  встречаем в  Плутонии,  очень  тяжелых,  богатых
оливином и металлами, трудно ожидать, чтобы здешние вулканы могли изливать
легкую кремнеземистую лаву.
     - Следовательно, нам нужно убираться отсюда поскорее.
     - Да,  но я надеюсь,  что, прежде чем лава доберется до нас, грязевые
потоки иссякнут и мы свободно переберемся через русло того или другого.
     Плутон,  не  закрываемый больше  тучами,  и  горячий ветер,  дувший с
вулкана,  скоро  высушили одежду  путешественников,  которые  оделись и  в
ожидании  возможности уйти  продолжали наблюдать  вулкан.  Конец  длинного
языка лавы  уже  скрылся за  гребнем склона,  очевидно спускаясь в  долину
бывшего  озера   у   западного  подножия  Ворчуна.   Новые   порции  лавы,
поднимавшиеся из  кратера,  изливались отчасти по  этому пути,  отчасти же
севернее и,  вероятно,  образовали второй поток,  спускавшийся на северный
или северо-западный склон; в последнем случае он должен был течь в сторону
наблюдателей.  Но  из-за ближайших нагромождений лавы они не могли видеть,
куда направляется этот поток.
     Количество грязной воды в  обоих руслах,  особенно в  левом,  заметно
уменьшилось,  и  по ним катился уже не бешеный поток,  а небольшая грязная
речка, через которую можно было рискнуть перейти вброд.



В БЕЗВЫХОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ

     Так  прошло  полчаса.  Извержение  продолжалось спокойным  темпом,  и
взрывы в кратере слышались только изредка и слабые. Но вот выше по склону,
над  местом,  где  сидели  наблюдатели,  послышался глухой  шум  и  шорох,
напоминавший  звуки,   раздающиеся  на  большой  реке  во  время  сильного
ледохода.  В  этой  стороне поднимался гребень из  громадных глыб  лавы  -
очевидно, фронт старого потока, остановившегося на этом месте.
     - Пожалуй,  пора уходить,  -  сказал Каштанов,  вставая,  -  лава уже
недалеко.
     Все  направились вниз по  склону,  к  месту своего ночлега на  берегу
ручья,  по временам оборачиваясь и  оглядываясь назад,  туда,  где шум все
усиливался.  Там,  над гребнем старого потока, уже показался фронт нового;
но он совсем не представлял стену огненно-красной лавы,  как рисовали себе
три наблюдателя,  кроме Каштанова, знакомого с этими явлениями. Этот фронт
имел  вид  черного вала  из  глыб  различной величины,  который подвигался
вперед под действием какой-то невидимой, но чудовищной силы.
     Глыбы  медленно  ползли,  надвигаясь одна  на  другую,  с  треском  и
скрипом:  одни скатывались с гребня вниз,  а на месте их появлялись новые;
другие  катились довольно далеко вниз  по  склону,  с  грохотом ударяясь и
разбиваясь о  неровности поверхности старого потока или глыбы,  лежащей на
ней.  Из промежутков между глыбами вала то и дело вырывались струи и клубы
белого пара,  местами взвивались синие огоньки или же  появлялись огненные
пятна,  словно отдельные горящие еще угли в потухающем костре,  подернутом
пеплом.  Но этот костер двигался вперед, словно огромное ползущее чудовище
под колеблющимся панцирем из  черных чешуи,  ползущее и  изрыгающее жгучее
дыхание и ядовитые испарения.
     Спасаясь от глыб,  катившихся по склону,  путешественники подбежали к
руслу  правой  вершины  ручья,  немного выше  места  своего  ночлега;  оно
представляло  неровно-бугроватую  поверхность  со   струившимися  по   ней
грязными ручейками. Недолго думая путешественники смело шагнули вперед, но
уже  на  втором шаге  погрузились по  колено в  вязкую грязь.  Послышались
возгласы неудовольствия:
     - О  черт!  Влопались!  Ноги  вытащить нельзя,  такая вязкая трясина!
Словно тесто...
     Громеко,  шедший  немного позади остальных и  увязший менее  глубоко,
наконец вытащил свои ноги из сапог,  оставив последние в грязи,  а затем с
берега русла,  став на твердую глыбу, с трудом вытащил и сапоги. Остальные
трое  стояли в  беспомощном положении и  не  могли двинуться ни  взад,  ни
вперед, словно мухи на липкой бумаге.
     А  между тем  фронт лавового потока неуклонно двигался вперед,  и  до
него  оставалось не  более  двухсот  метров  вверх  по  склону.  Положение
завязших становилось трагическим:  вблизи не было ни бревна,  ни доски, ни
даже  жерди,  чтобы положить их  на  грудь и  помочь товарищам высвободить
ноги.
     Но  Громеко не растерялся.  Он живо набросал несколько плоских кусков
лавы от  берега русла по направлению к  Папочкину,  как наименее тяжелому.
Затем сбросил с  себя мешок с  вещами,  ружье и верхнюю одежду и,  засучив
штаны выше колен и  пробравшись по лаве к зоологу,  помог ему освободиться
от груза.  А потом,  взяв его под мышки,  полегоньку вытащил из грязи.  На
Папочкине были не сапоги, а шнурованные ботинки, которые не могли слезть с
ног и потому не остались в грязи.  Затем сообща устроили вторую дорожку из
плит к Макшееву и вдвоем вытащили его,  но без сапог.  Каштанова -  самого
рослого и грузного из всех - вытащили втроем, также без сапог.
     Тем временем фронт лавового потока надвигался все ближе и уже обжигал
путешественников  своим   раскаленным  дыханием.   Поэтому   некогда  было
выкапывать увязшие глубоко сапоги, а приходилось скорее спасаться от лавы.
     Подобрав  свое  имущество,  злополучные исследователи побежали  вдоль
русла, вниз, высматривая местечко понадежнее.
     Но  везде была та  же  предательская серая грязь,  в  которую уже  не
рисковали соваться.
     Так в бесплодных попытках дошли до места ночлега,  где в русле стояло
целое озерко.  Воды в  нем  было мало,  но  дно представляло ту  же  грязь
неизвестной толщины.
     А лавовый поток медленно, но неуклонно надвигался сзади.
     Шорох,  шуршанье и  треск  перекатывавшихся глыб,  шипение  паров  не
умолкали ни  на  мгновение.  Пахло  серой  с  хлором,  жар  становился все
сильнее...
     У  озера,  на  месте  слияния  обеих  вершин  ручья,  путешественники
перебежали через  конец  старого потока к  руслу  у  левой вершины.  Но  и
последнее представляло такую же  полосу вязкой грязи.  Оставался еще  один
путь   -   идти  вчерашней  дорогой  вверх  вдоль  этого  русла  к   озеру
Отшельничьему,  чтобы убежать от второго потока лавы, рискуя наткнуться на
первый.   Это   русло   суживалось  между   отвесными  обрывами   столовой
возвышенности и склоном вулкана,  и здесь можно было надеяться найти узкое
место,   где   было  бы   нетрудно  перемостить  грязь  глыбами  лавы  или
перепрыгнуть через нее.  Такое место вскоре и нашлось, но на другом берегу
русла  возвышались отвесные  скалы  в  несколько  метров  вышины.  На  них
невозможно было взобраться,  нельзя было также пройти вверх или вниз вдоль
их подножия, так как оно было окаймлено той же грязью.
     Обессиленные беготней и  волнением,  путешественники уселись в глыбах
возле грязи и опустили головы.  Им оставалось ждать неминуемой смерти: или
задохнуться в грязи, забравшись в нее при попытке перебраться через русло,
или изжариться и сгореть на берегу когда лавовый поток настигнет их.  И то
и другое было одинаково мучительно,  и у каждого из людей,  попавших в это
отчаянное положение,  возникала мысль о самоубийстве, если иного выхода не
будет.
     Отдохнув  немного,   Каштанов  заметил,   что   фронт  лавы  движется
медленнее. Он вскричал, вскакивая:
     - Идемте скорее дальше вверх по этому берету ручья!  Мы успеем пройти
мимо конца лавы - она почти остановилась!
     - Но если мы от этой лавы уйдем, то наткнемся на ту, которая затопила
Отшельничье озеро и повернула, конечно, вниз по руслу! - безнадежно заявил
Папочкин.
     - Это единственный шанс для нашего спасения!  - настаивал Каштанов. -
Во-первых,  выше по руслу мы,  можем быть, найдем брод через грязь в таком
месте,  где утесы левого берега доступны.  Во-вторых, весьма вероятно, что
оба лавовых потока не сливаются один с другим, а следовательно...
     - ...следовательно,  между ними  должно быть более или  менее широкое
пространство, свободное от лавы! - воскликнул Макшеев, доканчивая мысль.
     - Да,  и на этом промежутке мы можем выждать,  пока поверхность грязи
не засохнет настолько, что выдержит нашу тяжесть.
     - Ура! - закричали Громеко и Папочкин.
     Все встали и  с  новым подъемом энергии зашагали на юг,  вдоль русла,
карабкаясь по  вчерашнему пути  через  остатки старых потоков.  Слева  над
ними,  в сотне-другой шагов,  тянулся фронт лавы, от которого веяло жаром.
Но  лава  надвигалась медленно,  и  они  постепенно увеличивали расстояние
между собой и этим черным валом,  несшим с собой смерть. Вскоре можно было
заметить,  что  этот вал загибается вверх,  поднимаясь по  склону вулкана.
Фронт лавы был благополучно обойден.
     - Ну, от этого мы ушли! - сказал Макшеев, облегченно вздохнув.
     Русло  представляло в  нескольких  местах  сужения,  где  можно  было
перепрыгнуть через грязь.  Но  везде на противоположном берегу поднималась
отвесная стена,  преграждавшая путь.  Приходилось двигаться дальше. Вскоре
путешественники  начали   подниматься  на   поверхность  самого   высокого
застывшего потока  на  западном  склоне  вулкана,  за  которым  находилась
котловина озера.  Поднявшись наверх, они увидели, что их шансы на спасение
очень увеличились.
     Этот старый поток разделил новую лаву на две части,  и сам поднимался
между ними в  виде плоского горба.  С  его  гребня,  где  путники спокойно
уселись,  можно было видеть впереди под норами котловину,  в которой вчера
лежало,  словно зеркало в  зеленой раме,  мирное озеро,  приведшее в такой
восторг Папочкина.  Теперь на  этом месте не было ни озера,  ни пальм,  ни
травы, а расстилалось поле серой грязи с отдельными лужами черной воды. Со
стороны вулкана на  него  надвигался фронт  второго потока,  и  вследствие
соприкосновения  горячих  глыб  лавы  с  мокрой  грязью  у  подножия  вала
раздавалась беспрерывная канонада маленьких взрывов, выбрасывавших облачка
белого пара.
     Хотя  от  места,   где  расположились  путешественники,   было  шагов
пятьсот-шестьсот до потоков горячей лавы,  но сильно сказывалось соседство
раскаленных полей.  Температура была адская, тем более что и Плутон совсем
не заслонялся тучами и жег непрерывно.
     Сидя бездеятельно на месте,  люди изнывали от жары и  сбросили с себя
лишнюю одежду.  Начали ощущаться голод и усталость. Ночь они не доспали, а
потом все время бегали и волновались.
     - Эх, - пожаловался Папочкин, - чайку бы напиться! Жара невыносимая!
     - Жара  ужасная,  а  дров  нет!  Разве сбегать и  поставить чайник на
свежую лаву? - пошутил Макшеев. - Там он живо закипит!
     - А вода у нас есть?
     - Воды осталось еще  изрядно,  -  объявил Громеко,  освидетельствовав
жестянку.
     - Ну что же, давайте хоть закусывать, если чая не будет. Есть хочется
ужасно!
     Все уселись в  кружок,  достали вяленую рыбу и  галеты и  с аппетитом
пообедали, запивая водой.
     - Мы  сегодня утром сделали крупную оплошность,  за  которую теперь и
платимся, - заявил Каштанов.
     - А именно?
     - Убегая  от  приближавшегося грязевого потока,  мы  бы  должны  были
перебраться сразу через ручей на тот берег, а не лезть вверх. Мы бы теперь
были уже на берегу моря и не спасались бы от лавы и грязи.
     - Да, с того берега путь к морю был свободен.
     - Ну,  не  совсем!  По долине ведь пронесся двойной грязевой поток и,
вероятно, всю ее залил.
     - И захватил бы и нас в этой долине!
     - Но  мы могли подняться наверх,  на черную пустыню,  и  идти к  морю
поверху.
     - Да,  сплоховали!  Впопыхах кто  же  мог сообразить все последствия.
Тогда казалось наиболее правильным -  спешно подняться выше, чтобы убежать
от потока.
     - Нет,   если  бы  на  нашем  месте  были  люди,  хорошо  знакомые  с
действующими вулканами,  они  бы  лучше рассудили,  в  какую сторону нужно
спасаться.
     - А я думаю,  - заметил Папочкин, - что мы сделали крупную оплошность
уже  вчера,  когда  остались  ночевать  у  подножия  вулкана,  несмотря на
признаки начавшегося извержения.
     - Но мы же остались, чтобы увидеть это извержение!
     - Вот и  увидели!  Я,  по  крайней мере,  удовлетворен на всю жизнь и
впредь  буду  держаться  подальше  от  этих  беспокойных  гор.   Сатане  я
пожертвовал свое ружье, а Ворчуну...
     - Ворчуну мы  с  Макшеевым пожертвовали свои сапоги,  а  это  гораздо
чувствительнее.  У  вас сапоги на  ногах,  а  вы ворчите!  Нам же придется
шагать без сапог до моря по раскаленным камням черной пустыни.
     - Вы правы - я в лучшем положении и должен умолкнуть.
     - Что же нам теперь делать?
     - Что делать? Только и остается лечь спать, если можно уснуть на этих
жестких, неровных камнях.
     - Попробуем.  Но  по  очереди одному из нас придется дежурить,  чтобы
наблюдать за вулканом. Он может выкинуть еще какую-нибудь штуку,
     - Сколько же времени будем спать?
     - А сколько позволит Ворчун.
     - Это  максимум.  А  минимум  -  пока  не  подсохнет  грязь  в  русле
настолько, что можно будет перейти через него.
     Так  и  сделали:  трое кое-как прикорнули на  глыбах лавы,  четвертый
бодрствовал, наблюдая за состоянием вулкана и высыханием грязи. Последнее,
несмотря на жар,  испускаемый потоками лавы и лучами Плутона,  подвигалось
медленно, и только часов через шесть грязь стала проходимой.
     Собрав пожитки, путешественники направились к руслу и один за другим,
по очереди,  перешли благополучно через грязь. Затем полезли по расселине,
карабкаясь с глыбы на глыбу,  с уступа на уступ,  подсаживая друг друга, и
через полчаса выбрались на  поверхность черной пустыни,  где  были  уже  в
безопасности и могли вздохнуть свободно.
     Папочкин  повернулся  лицом  к  вулкану,  снял  шляпу,  раскланялся и
произнес:
     - Прощай навсегда, старый Ворчун! Спасибо за твое угощение и внимание
к нам.
     Все улыбнулись. Каштанов вскричал:
     - Эх, будь у меня сапоги, не ушел бы я отсюда!
     - А что бы вы делали здесь?
     - По  черной пустыне можно  пройти дальше на  юг  и  посмотреть,  что
находится за вулканом.
     - Та же пустыня! Это видно и отсюда.
     - Кроме сапог, у нас не хватает и провизии, - заметил Макшеев.
     - И почти нет воды, - добавил Громеко, встряхнув жестянку.
     - Вы  правы  -  нужно спешить к  морю.  Но  эти  черные камни пустыни
страшно накалены. У меня такое ощущение, словно я стою на горячей плите. А
толстые носки за время бегания по лаве почти изорвались.
     - Придется разорвать наши рубашки и  обмотать ими ноги,  -  предложил
Макшеев. - Идти босиком совершенно невозможно.
     Во  время этого разговора и  он  и  Каштанов все  время приплясывали,
поднимая попеременно то  одну ногу,  то  другую,  чтобы дать им  остынуть.
Теперь они сняли с себя рубашки,  обернули ими ноги, обвязали их ремешками
от  ружей и,  бросив последний взгляд на  окутанный черными тучами вулкан,
бодро зашагали по пустыне на север.  Идти было легко:  поверхность пустыни
была  совершенно ровная,  представляя местами  голую  массу  зелено-черной
древнейшей  лавы,   выглаженную  ветрами,  местами  же  усыпанную  мелкими
обломками.  Как  и  в  пустыне вокруг вулкана Сатаны,  здесь тоже не  было
признаков  какой-нибудь  растительности.  Черная  равнина  простиралась до
горизонта.  Над ней чистое небо и в зените красноватый Плутон,  заливавший
эту равнину своими лучами,  отражавшимися от гладкой поверхности так,  что
последняя сверкала  миллионами зеленоватых огоньков.  Путникам приходилось
закрывать или  щурить глаза,  чтобы  не  утомлять их  этой  массой света и
блеска.
     Они пошли на северо-восток,  чтобы выйти к низовьям ручья, где только
и  можно было найти удобное место для  спуска с  возвышенности.  Через три
часа  приблизились к  краю  обрыва  и  начали искать подходящую расселину.
Долина,  накануне еще представлявшая зеленый оазис, теперь была совершенно
опустошена грязевым  потоком:  деревья  были  повалены,  кусты  вырваны  я
унесены потоком, лужайки занесены грязью. Только кое-где у подножия обрыва
уцелели клочки зелени.  При виде этой печальной картины разрушения путники
вспомнили,  что на  обратном пути собирались поохотиться на  игуанодонов в
низовьях долины.
     - Они, вероятно, убежали к морю!
     - Или погибли в грязи.
     Последнее предположение оправдалось.  Немного дальше путники обратили
внимание на то,  что над долиной кружили птеродактили,  словно воронье над
падалью.  Подойдя ближе, они увидели, что на дне долины идет кровавый пир.
Из  грязи  большими буграми  выдавались трупы  нескольких игуанодонов,  на
которых  расселись десятки  летучих ящеров.  Они  рвали  своими  зубастыми
клювами мясо  и  внутренности,  ссорились и  дрались,  сгоняя друг  друга,
взлетали и опять садились. Визг и кваканье не прекращались ни на минуту.
     - Вот  и  наша дичь!  -  сказал Громеко при  виде этой отвратительной
картины. - Что мы теперь будем делать?
     - Мы можем подстрелить птеродактиля, - предложил Макшеев.
     - После того как они наелись падали? Благодарю покорно!
     - Но мы ведь уже пробовали их.
     - Не  зная,  что они питаются и  падалью.  Да  и  ели-то потому,  что
другого мяса не было, когда нас ограбили муравьи.
     - Но теперь у нас тоже нет мяса.
     - Есть вяленая рыба в лодках, да и свежей наловим в устье речки.
     - Вы забываете,  что речки уже нет,  -  сказал Каштанов.  - Да и весь
залив моря, наверно, переполнен грязью, которую принес поток, так что рыба
или подохла, или ушла подальше в море.
     - Я боюсь, что у нас и пресной воды не будет, - заметил Громеко.
     - Верно, ведь речки-то нет.
     - А  я  боюсь,  не погибли ли все наши вещи,  спрятанные в чаще.  Они
лежали недалеко от  речки и  невысоко над ее уровнем.  Если грязевой поток
был столь же стремителен в устье долины,  как и выше,  он мог все унести в
море или, в лучшем случае, залить грязью.
     Это   сообщение  Макшеева  сильно  обеспокоило  всех   и,   забыв   о
птеродактиля