вновь обрел тело.
     Он лежал на узкой жесткой койке и глядел в низкий потолок корабельного отсека, с которого тускло светил дежурный плафон.
     Не веря ни одному своему ощущению, Денис поднял руку и с замиранием сердца уставился на собственную ладонь. Живой?!!
     В первый момент он испытал столь сильное эмоциональное потрясение, что все тело обдало жаром, еще раз со всей очевидностью доказывая его материальность.
     Он же умирал... Погиб... в глубоком космосе, так и не добравшись до боевого поста из-за какой-то дуры, что гуляла по оранжерее, вопреки приказу об эвакуации!..
     Воспоминания обрушились на него, как каскад ледяной воды.
     "... Как это может быть?! Ведь мы вычистили из его памяти все, что касалось смерти!.." - Голос неизвестного, что долетал до него сквозь тьму безвременья, четко прозвучал в голове Дениса. Черт!..
     Он рывком сел, обхватив голову руками, и застыл, пытаясь унять бешеный стук крови в висках. Что все это значит?!
     Отняв руки от головы, которая пылала в приступе горячки, Денис посмотрел на себя.
     Форма... Скомканная постель... Небрежно брошенная подле обувь...
     Словно он не покидал "Европу", а пришел в свою каюту после долгой утомительной вахты и завалился на койку прямо в одежде... Может ли быть такое?.. Мне просто приснился весь этот бред?!
     Нет... не приснился. Каюта была чужой. Не в силах больше выносить неопределенность, он встал, дошел до двери, где был укреплен стандартный интерком, и с силой вдавил клавишу связи.
     На крохотном экране появилось хмурое лицо незнакомого офицера.
     Несколько секунд тот вглядывался в расположенный перед ним монитор, морща лоб, словно пытался вспомнить лицо Велехова, а затем, очевидно, вспомнив, кто это такой, ворвался на линию общекорабельной связи и молчит, глядя на него, как на восьмое чудо света, вдруг скинул маску раздраженной усталости и сказал достаточно приветливо:
     - Денис Андреевич, если не ошибаюсь? Велехов?
     - Да, офицер, - машинально ответил Денис, чувствуя, как дрожь, что пришла на смену жару, гуляет по телу волнами нехорошего озноба.
     Не верил он. Все было как-то неправильно... Не могло быть именно так.
     "Я умер..." - нашептывало подсознание, и от этой мысли становилось не по себе.
     Денис считал себя боевым офицером и делал это по праву.
     Война вышибает из головы одни иллюзии и неизбежно рождает другие. Единственное, к чему отношение всегда одинаково и неизменно, так это к смерти.
     Слишком много отвратительного, страшного скрывает в себе данное таинство, а на войне, выставленное напоказ, грязно политое кровью, оно приобретает особую, удручающую окончательность.
     Если бы Денис не видел мертвых тел, что плавали в вакууме около взорванных кораблей, то, быть может, он не испытывал бы сейчас той мучительной раздвоенности, глядя на лицо незнакомого вахтенного офицера, который явно имел на его счет определенные инструкции и в данный момент изо всех сил старался остаться если не любезным, то, по крайней мере, вежливым.
     - Я должен направить вас по определенному маршруту, господин Велехов, как только вы очнетесь, - сдержанно сообщил он.
     - Но я... - начал было Денис.
     Офицер прервал его понимающим кивком.
     - Я знаю, лейтенант, у вас масса вопросов, и, возможно, весьма личных. - Он еще раз кивнул, словно убеждая самого себя, что дело обстоит именно так. - Прошу, вас ждет командир корабля, генерал Дорохов. Он хотел лично переговорить с вами, как только представится возможность. Я уже передал сигнал на его интерком и получил подтверждение.
     Денис кивнул. А что он мог возразить?
     Едва оправившись от осознания собственной материальности, плохо представляя, где он находится и что с ним стряслось, он, естественно, не собирался выяснять отношения с незнакомым офицером по общекорабельной сети.
     Он ограничился лишь тем, что узнал, как найти генерала, и отключил интерком.
     Крохотный экран погас, а он продолжал стоять, босой, но в помятой форме, подле двери каюты, вдыхая знакомые по многим космическим кораблям запахи, в которых смешивались флюиды перегретой пластмассы, машинного масла и плохо очищенного воздуха.
     Эту гамму нельзя было спутать ни с чем, и он внезапно поверил. Ну не могло быть у него столь явственного, натурального бреда, да и почему? Почему бы ему не оказаться тем самым счастливчиком, одним из миллиона, кто спасся, избежал неминуемой смерти самым чудесным образом?
     Как и любому человеку, ему страстно хотелось верить в такую немыслимую удачу... Жизнь... Это слово звучало как заклятие в его голове.
     И все-таки он сомневался. Чувство казалось глупым, иррациональным, но навязчивым, словно зубная боль.

***

     В каюте Дорохова едва слышно вздыхал кондиционер.
     Генерал сидел за привинченным к полу рабочим столом, который со всех сторон обступали приборные консоли. В углу бесформенной кучей валялись смятые курсовые ленты и прозрачные листы навигационных карт. Несмотря на работу кондиционера, в воздухе витал стойкий аромат сигаретного дыма.
     Услышав шелест раздвигающейся двери, Дмитрий Алексеевич поднял взгляд на вошедшего.
     - А, Велехов! Входи, лейтенант, входи, - зычным басом поприветствовал он Дениса и, увидев, что тот вскидывает руку, добавил:
     - Брось, не напрягайся. Садись. Денис сел в предложенное кресло, которое не отличалось ни удобством, ни изяществом форм, так, выдранный с какого-то поста противоперегрузочный каркас с тонкой прослойкой поролона под задом. Велехов не был новичком в космосе, он летал давно и уже ничему не удивлялся, потому что знал, как быстро преображались космические корабли в период боевых действий. Этот отсек не являлся исключением. Даже неискушенный взгляд мог определить, что в недалеком прошлом это был кусок радиального коридора, а вот приварили пару переборок, поставили пульты, и пожалуйста: каюта, боевой пост, контрольный отсек и генеральская спальня - все в одном "флаконе".
     Дорохова Денис не знал, даже фамилии его не слышал ни в разговорах, ни в редких сводках с планетных фронтов.
     - С "Европы", значит? - Дмитрий Алексеевич повертел в руках какую-то отпечатанную на принтере бумажку и, положив ее на стол перед собой, взглянул на Дениса. - Как себя чувствуешь, лейтенант?
     Денис напрягся.
     Чувствовал он себя на удивление хорошо. Так хорошо, что тело казалось перенасыщено энергией.
     - Дмитрий Алексеевич, - он поднял взгляд на генерала, к которому почувствовал неосознанную симпатию, как только вошел и увидел его открытое лицо с немного грубоватыми чертами. - Я... Я не понимаю, что произошло.
     Дорохов вздохнул, сцепив пальцы рук в замок.
     - Ты ведь погиб на "Европе", верно? - негромко, словно страшась заданного вопроса, спросил он.
     Денис вздрогнул. На мгновение он ощутил дурноту, словно слишком много крови прилило к голове, но длилось это только секунду, не больше. Слова Дорохова внезапно превратили его смутное, едва осознанное беспокойство в четкий, свершившийся факт.
     Чудес не бывает. Он действительно погиб на "Европе".
     Значит...
     Значит, те голоса, что он слышал из-за стены плотного мрака, и есть реальность. Не бред, не паранойя травмированного сознания, а реальность...
     - Что со мной сделали? - спросил он, не поднимая глаз и хмуро глядя себе под ноги на клепаный металлический пол отсека.
     Вопрос повис в воздухе.
     Денис не решался поднять голову, не желая увидеть сочувственный взгляд старого генерала, а тот, видимо, силился подобрать нужные слова, чтобы не убить его сразу...
     - Война... - Это слово прозвучало в тишине отсека, как тяжкое проклятие. - Ты действительно умер, лейтенант, но наши медики вытащили тебя с того света.
     Тебе повезло...
     - Повезло? - Денис вскинул голову. - Кем я стал?
     - Не понимаю... - Дорохов старался говорить спокойно и бесцветно, но Денис уже понял все и потому отчетливо услышал фальшь в голосе своего нового начальника. Тот явно сочувствовал ему, но какого черта?!
     - Кого из меня сделали?! - повторил Велехов, слегка привстав. О субординации он не думал, да и о последствиях тоже. Сейчас его занимал только этот, раздувшийся до огромных размеров вопрос.
     - Сядь! - резко осадил его Дорохов. Денис продолжал приподниматься.
     - Говорю - сядь! - Тяжелая рука Дмитрия Алексеевича легла на плечо Дениса. Генерал встал, прошел по тесному пространству отсека и остановился около него.
     - Прежде чем я начну отвечать на твои вопросы, Денис, запомни одно - ты все еще офицер. Война продолжается, планеты горят, весь мир полетел к черту! - Голос старого генерала дрогнул. - Ты на борту крейсера "Игла", которым командую я. Лейтенант Велехов включен в состав секретного спецподразделения, которое подчинено также мне. Никто не отменял ни войны, ни твоего долга, как человека и солдата. Просто время такое... - он запнулся, подбирая слово, - мерзкое, неправильное, что ли. Вот и выходит все не по-людски... - Дорохов вернулся к столу и сел, тяжело опершись о столешницу. - А теперь валяй, спрашивай. Отвечу все, что знаю...
     К этому моменту Денис уже успел пережить в своем сознании короткий кошмар. Кровь понемногу отхлынула от лица.
     Он умер... Потом его воскресили...
     - Кто я такой? - глухо и хрипло спросил он, удивляясь, как тяжело выходят слова из пересохшего горла.
     - Человек, - не колеблясь ответил Дорохов, - Будь рядом больше спасательных кораблей, ты бы и не умер.
     - Кто меня спас?
     - Беженцы. Те, кто отвалил от "Европы" на шлюпках. Они вернулись сразу же, как только закончился бой. Все время висели рядом на гипердрайве. Подбирали всех, кто подавал надежды на реанимацию. В том числе и тебя. Декомпрессии легких у тебя не было, так что - легко отделался.
     Денис машинально кивнул. Звучало правдоподобно.
     - А потом? - решился уточнить он.
     - Потом тобой занимались военные нейрохирурги. Юридически ты был мертв, и потому твое тело включили в список на формирование спецотряда.
     - Что это значит? Из меня сделали зомби?
     - Брось ты нести чушь! - взорвался Дорохов, для которого это слово прозвучало слишком резко и отвратительно. - Я не знаю, как тебя назвать, Денис... - внезапно понизив голос, добавил он. - При реанимации тебе имплантировали под черепную коробку некоторые электронные системы.
     - Хороша реанимация, - огрызнулся Денис, мучительно переваривая услышанное.
     - Плоха или хороша, но ты живой и снова в строю. И тебе предстоит принять участие в операции по зачистке Черной луны.
     - Это еще где? - мрачно осведомился Денис.
     - В космосе. На нейтральной территории. Странная такая система, - Дорохов в задумчивости потер небритый подбородок. - Три планетоида в розетке, без звезды, крутятся вокруг единого центра масс. Там был секретный космодром Альянса, который мы смели с орбиты ко всем Шиистам, но они изрыли всю луну, соорудив глубинные коммуникации. Вся поверхность сожжена, сплошной шлак, а внутри еще сидят какие-то ублюдки и время от времени шарахают ракетами по нашим системам. Точки старта мы давим, но это - мышиная возня. Нужно вычислить их гнездо и уничтожить раз и навсегда. Вот тут и нужны такие, как ты. Мы уже потеряли один крейсер, пытаясь десантироваться... - угрюмо признался Дорохов. - Шарахнули по нас нервно-паралитическим полем - и все... амба. Полегли ребята. Вытащили человек десять, и все как один невменяемы.
     - А я? - задал Денис резонный вопрос.
     - Ты пройдешь, - убежденно ответил Дорохов. - Для того и ковырялись нейрохирурги. К тому же вас будет целый взвод.
     - И все, как я?
     - Кто как... - насупился Дмитрий Алексеевич. - Приятного не увидишь. Некоторых собирали по частям... из того, что осталось!.. - жестко закончил он. - Война, Денис... Война и кровь... Наш бортовой медике лучше тебе объяснит, а я, извини, не специалист!

***

     От Дорохова Денис вышел совершенно одуревший, разбитый и злой.
     Попав в коридор, он прислонился к холодной, чуть подрагивающей стене и закрыл глаза, пытаясь унять бьющую по телу дрожь...
     "Зомби!.. Киборг!.. Урод!.. Недочеловек!.." - орало воспаленное сознание, издеваясь само над собой.
     Он машинально поднял руки и сильно прижал ладони к вискам.
     "Заткнись!.. Заткнись!.." - мысленно кричал он, но легче не становилось.
     Он слишком ясно представлял, что с ним сделали.
     Очертания двух фигур, склонившихся над его безвольным телом, становились все явственнее, словно кто-то, издеваясь, прорисовывал их черты в сознании Дениса.
     Вот один из них нажимает сенсор на парящем подле его головы миниатюрном пульте, и тонкий гибкий манипулятор тянется внутрь его черепной коробки, удерживая в своей лапке микрочип. Несколько секунд он копошится там, в ЕГО МОЗГУ, а потом выныривает из пульсирующего оголенного скопления нейронов уже пустым и окровавленным...
     У Дениса вдруг появилось тошнотворное ощущение того, что он чувствует все эти электронные дополнения под своим черепом. Маленькие, давящие изнутри центры боли...
     Так можно было запросто сойти с ума.
     Он должен был успокоиться. Убедить себя в том, что трепанация черепа не столь уж и великая цена за вновь обретенную жизнь.
     Он заставил себя отнять ладони от пылающих висков и открыть глаза.
     Ты живой... Живой и нормальный...
     Переборка напротив уже не дрожала, а ее серый фон не плыл перед глазами.
     Стих и утробный гул, что прорывался сюда вместе с вибрацией из недр космического корабля. Очевидно, закончился какой-то маневр, быть может, "Игла" погрузилась в "гипер" или поднялась из него.
     Денис слушал внезапную тишину, охватившую корабль. Она не была полной, гробовая тишина вызвала бы в нем неосознанную тревогу, а эта, наоборот, успокаивала. В ней сплелось воедино множество тихих, едва слышных звуков: характерное посапывание насосов регенерации, тихий, почти неуловимый высокочастотный присвист работы силовых установок, басовитый, монотонный, стушеванный множеством звукопоглощающих переборок вой генераторов искусственного тяготения...
     Корабль жил. Он выполнял задание вне зависимости от мук и желаний какого-то там лейтенанта Велехова.
     Шла война. Жестокая, кровавая и беспощадная.
     Денису внезапно стало совестно, неудобно перед самим собой. Ведь его вырвали из лап смерти, вернули жизнь, а он психует, как зеленый новобранец перед боем. И все же мысли оставались тяжелыми, они ворочались в голове, как булыжники, давили, словно он подсознательно ощущал постоянную угрозу со стороны, какую-то диктовку чужой воли, как будто его вели по заранее уготованному лабиринту, отклоняя то в одну, то в другую сторону, что создавало иллюзию свободы, а на самом деле он лишь строго следовал по намеченному кем-то маршруту, потому как иного пути просто не было...
     Ему вдруг нестерпимо захотелось вернуться назад, войти к генералу и еще раз взглянуть в его глаза, спокойные и усталые. Но, естественно, Денис не поддался этому дурацкому желанию.
     Он повернулся и пошел прочь, вдоль плавно изгибающегося коридора.
     Ему очень много нужно было осмыслить, принять в своей душе. Со стороны могло показаться, что этот молодой офицер с осунувшимся лицом и глубоко запавшими глазами - просто слюнтяй, но на самом деле все обстояло далеко не так. Велехов не раз рисковал своей жизнью, и все, кто летал с ним, знали: Денис - не трус. Просто он привык сначала думать, а потом делать. Так воспитали его родители, оставшиеся на далеком Кьюиге. Они с детства внушали ему, что разум - это основной инструмент выживания. Будучи маленьким, Денис не всегда мог постичь мудрость и тайный смысл таких наставлений, и только повзрослев, попав в водоворот жизненных проблем, он ясно осознал правоту родителей.
     Лучше разобраться во всем сейчас, чем плыть по течению обстоятельств, оставив за душой груз сомнений...
     Казалось бы, тебя вытащили с того света, чего уж тут мучиться, размышлять? Живи и радуйся, потому что сотням других парней повезло гораздо меньше, они продолжали плавать в космосе на местах боев кусками мороженого мяса, а ведь подавляющее большинство из них с радостью позволили бы покопаться в собственных мозгах в обмен на ЖИЗНЬ... В конце концов, какая разница, надеваешь ты скафандр, снабженный системами теплового видения и компьютерного обнаружения целей, или носишь их в себе?
     "Думаю-то я сам..." - размышлял Денис, продолжая бесцельно идти по пустому палубному, коридору.
     Почему же тогда его не покидало подспудное ощущение извращенности, несвободы своего сознания, словно его действительно зомбировали, превратили в послушную марионетку, подвешенную на тонких невидимых ниточках чужой воли?
     Коридор уводил все дальше и дальше, в глубины боевойтталубы крейсера, мимо запертых дверей огневых отсеков, рядом с которыми красовались короткие фосфоресцирующие надписи предупреждающих указателей, мимо характерных выступов в переборках, за которыми прятались оружейные эскалаторы, что во время боя подавали боекомплекты к вакуумным орудиям, черпая их из расположенных ярусом ниже орудийных погребов, мимо приоткрытых дверей дежурных отсеков, где отдыхал или нес службу личный состав этой палубы...
     Все было привычно глазу, знакомо... и в то же время настораживало, угнетало, словно все окружающее не больше чем ширма, декорация, за которую он не в силах заглянуть...
     Сомнениям Дениса положил конец случайно услышанный звук.
     Он был так необычен, нехарактерен для космического корабля, что моментально привлек к себе внимание Велехова.
     Звук был чистым, звенящим и... грустным.
     Он остановился, прислушиваясь.
     Из приоткрытой двери расположенного по правой стороне коридора отсека доносился приглушенный голос и этот чистый, подрагивающий звук.
     Денис непроизвольно шагнул вперед, заглянув в помещение боевого поста.
     Картина, представшая его взгляду, оказалась вполне обычной, за-несколькими исключениями, конечно.
     Стены отсека образовывали две бронированные плиты, что выступали из переборки, сужая и без того тесное помещение. Это были несущие опоры станины жестко связанного с обшивкой крейсера вакуумного орудия. Между ними, в конце пенального помещения над ступенчатым выступом компьютерной консоли, серебрился мягкими узорами точек овальный целевой монитор. К системе наведения был подключен мигающий зеленым индикатором тестер. Шла обычная, плановая проверка электронных цепей орудия. Три оператора, что составляли расчет такой орудийной башни, сидели в креслах, повернув их друг к другу. Между ними на перевернутом кофре из-под тестера была разложена нехитрая синтетическая закуска из бортового рациона, а по рукам медленно шла пластиковая фляга. Что за жидкость содержалась в ней, догадаться было нетрудно, но не она привлекла внимание Дениса.
     Один из бойцов, задумчиво наклонив голову, перебирал пальцами струны гитары. Его лицо, повернутое в профиль, заставило Дениса внутренне сжаться. Он умел отличать пеноплоть от натуральной кожи, а парень, похоже, не очень старался скрыть свою неполноценность. Укрепленная на месте правого глаза крохотная видеокамера чуть подрагивала, ворочаясь в прорезиненном гнезде, когда он переводил свой взгляд с одного предмета на другой.
     Денис замер на пороге, завороженно глядя, как пальцы незнакомого сержанта перебирают струны.
     Его голос оказался тих и глубок:

     За алыми звездами таится боль побед...
     А за консолью поселилась тишина...
     Нас поднимали с космодромов, и рассвет кровавым был...
     только не наша в том вина...

     Его голос вдруг надломился, гитара зазвучала резче, тревожнее:

     Падучих звезд ты не увидишь на заре,
     За облаками наши души догорят...
     И в стратосфере, круто падая к земле,
     Вдруг от бессилья взвоет раненый солдат...

     Он не успел, не дотянулся, не дожил,
     И рой кассет с орбиты рухнет в облака,
     И серым пеплом взмоют те, кого любил,
     А он все тянет пальцы к мертвым рычагам...

     Сержант склонил голову совсем низко, словно пел про самого себя, и слова дави