вать, что Эксепт находится в весьма опасной близости от Кинима.
   - Это уже сделано, генерал, - ответил вместо президента один  из  вновь
прибывших и провел рукой по своей реденькой, гладко прилизанной  шевелюре.
- Вернее, сделано все, что было в моих скромных силах.
   Он заметил недоуменные взоры присутствующих и отрекомендовался:
   -  Теодор  Патоген,  доктор  медицины,  профессор,  член   Национальной
академии наук.
   У него был усталый голос человека, честно и бескорыстно потрудившегося:
   - За ночь и утро  я  объездил  на  машине  ряд  пограничных  с  Кинимом
районов. С остальными  мне  удалось  переговорить  по  военному  телефону.
Теперь там всюду выставлены сильные военные и полицейские заслоны от  крыс
и беспорядочно бегущего населения. В достаточном количестве  напечатаны  и
распространяются  среди  населения  прокламации  о  том,  как  бороться  с
крысами. Прокламации пришлось составить мне. Обращено  внимание  родителей
на то, чтобы дети воздерживались от  ловли  майских  жуков.  Рекомендовано
уничтожать кошек и ежей, которые пожирают крыс и поэтому могут сами  стать
носителями заразы. Об этом же будут говорить с амвонов  священнослужители.
Соответствующие   указания    даны    мною    лично    через    командиров
расквартированных в этих местностях  воинских  и  полицейских  соединений.
Всякая убитая крыса или мертвый майский жук, а  также  кошка  и  еж  будут
обливаться бензином и сжигаться на месте. Эти указания  в  прокламациях  я
приказал напечатать самым крупным шрифтом.
   - Значит ли это, что мы гарантированы от эпидемии? - спросил Мэйби.
   Профессор Патоген мягко улыбнулся:
   - Вернее было бы оказать, что эти меры  гарантируют  нас  в  более  или
менее значительной степени от беспредельного распространения эпидемии. Они
в значительной степени ограничивают зону  ее  распространения,  локализуют
ее.
   - И только?
   - К сожалению, да.
   - И это все, что вы нам можете сказать, профессор?
   - Могу еще добавить, что мы, я хочу сказать,  моя  лаборатория,  честно
выполняли свой долг перед Атавией.
   - Точнее!
   - Мы имели задание... - Патоген счел целесообразным понизить  голос.  -
Мы имели задание: выработать  наиболее  сильно  действующие  бактериальные
токсины чумы. Я счастлив доложить, что мы сделали в этом направлении  все,
что было в наших силах.
   Это  следовало  понимать  в  том  смысле,  что  разбежавшиеся  крысы  и
разлетевшиеся жуки  были  заражены  самыми  сильнодействующими  бактериями
чумы. Так его и поняли.
   Генерал   Зов   встал,   чтобы   распорядиться    насчет    организации
заградительных кордонов вокруг Эксепта.
   - С вашего разрешения, господин сенатор, - сказал начальник медицинской
службы, - необходимо немедленно закрыть движение всех видов транспорта  из
угрожаемых районов.
   - Распорядитесь об этом, Зов, от моего имени.
   - И еще, мне кажется, следовало бы  немедленно  образовать  комиссию  с
диктаторскими полномочиями для борьбы с опасностью эпидемии,  -  продолжал
начальник медицинской службы.
   -  К  этому  мы  обязательно  приступим,   лишь   только   окончательно
договоримся с профессором Патогеном... Как вы сами понимаете, профессор, -
обратился Мэйби к почтительно слушавшему его Патогену, - у нас не остается
времени на дипломатничанье. Как вы смотрите на вакцину и сыворотку?
   - Сывороток много, равно как и вакцин, господин сенатор.  Какие  именно
вы имеете в виду?
   - Противочумные, те самые, которые вы сегодня утром изволили окупить на
корню у этого клинически простодушного полковника.
   Омар застенчиво потупил очи...
   Через четверть часа Патоген-старший был введен в  кабинет  исполняющего
обязанности президента, а еще через пять минут торга, который автору  этих
строк противно описывать, противочумные средства, так  и  остававшиеся  на
складах военного ведомства, были запроданы торговым домом братьев  Патоген
министерству внутренних дел. Прибыль, на которой позволила  себе  настоять
фирма  братьев  Патоген,   была   в   этих   критических   обстоятельствах
сравнительно скромной - всего полтораста процентов.
   -  А  не  полагаете  ли  вы,  господин  Патоген,  -  обратился  министр
внутренних дел к главе фирмы, уже взяв ручку, чтобы подписывать  контракт,
- не полагаете ли вы, что правительство имеет, по существу, все  основания
реквизировать у вас эту сыворотку? И даже конфисковать?
   - Нет, сударь, не полагаю, - отвечал Патоген-старший, поводя сухонькими
плечиками. - Благодарение господу, мы  с  вами  живем  не  в  какой-нибудь
Москве или Пекине. Мы (я не устаю возносить за это славу всевышнему) живем
в христианском государстве, под благодатной  сенью  христианских  законов,
уважающих всякие коммерческие сделки, как бы они ни были выгодны для одной
из сторон, если только они совершены с точным соблюдением законоположений,
изданных  нашими  демократическими  институтами  на  этот  счет...  И   не
полагаете ли вы, сударь, со своей  стороны,  что  нашлось  бы  достаточное
количество деловых людей, общественное положение и личные качества которых
находятся вне всяких сомнений и которые  не  ограничились  бы  в  подобных
исключительно благоприятных, я хочу сказать, благоприятных с деловой точки
зрения, обстоятельствах куда более высоким процентом прибыли?
   Министр не стал вдаваться в дальнейшие разговоры.
   Ввиду исключительной срочности этой  сделки  ее  совершили  тут  же,  в
кабинете президента. И сразу по ее заключении состоялось первое  заседание
комиссии   с   чрезвычайными   полномочиями,    созданной    под    личным
председательством  исполняющего  обязанности  президента  республики   для
борьбы с эпидемией чумы. Профессор Теодор Патоген был введен в ее состав в
качестве виднейшего чумолога Атавии. Теперь уже не как  младший  компаньон
фирмы "Братья  Патоген,  Боркос",  а  как  коренной  атавец  и  бесспорный
атавский патриот он позволил себе  внести  такой  увесистый  пай  в  рекет
защиты цивилизации, который сразу поднял по крайней мере на десять пунктов
его котировку в глазах остальных членов комиссии.
   - Всю ночь и все утро, - сказал он, - я размышлял над обстоятельствами,
приведшими к разрушению подсобного здания 72ЕОХ, и чем больше я размышлял,
тем больше я приближался к выводу, что дело тут  не  в  землетрясении.  Я,
конечно, очень далек от того, чтобы  предлагать  свои  услуги  в  качестве
детектива, но почему бы не предположить, что здесь был чей-то злой умысел?
Разве нет в Атавии людей, которые в их ненависти к цивилизации и  глубоком
презрении к безопасности своего народа способны  под  шумок  землетрясения
взорвать строение, подобное 72ЕОХ, чтобы внести смятение, ужас и смерть  в
ряды атавского народа? Лично я, во всяком случае, остерегся бы выступить с
возражениями против  таких  предположений,  которые  по  меньшей  мере  не
заключают в себе ничего невозможного.
   - Само по себе такое допущение отнюдь не  является  мало  вероятным,  -
поддержал его начальник Кинимской лаборатории.  -  Конечно,  мы  никак  не
можем быть вполне уверены, что не остались  неучтенными  еще  какие-нибудь
возможности, но погода, я говорю  о  вчерашней  погоде,  вполне  могла  бы
способствовать подобному злому умыслу.
   Так была впервые выдвинута и  тут  же  с  благодарностью  подхвачена  и
принята на вооружение прессы, радио, телевидения и тайной полиции версия о
том, что здание 72ЕОХ было взорвано агентами некоей  иностранной  державы,
поддерживаемой атавскими коммунистами.


   Чтобы описать хоть в самых общих чертах  то,  что  произошло  в  Атавии
двадцать второго февраля, потребовались бы многие десятки увесистых  томов
самой скупой протокольной записи.  Этим  когда-нибудь  займутся  историки.
Романисты испишут тонны  бумаги,  кинорежиссеры  накрутят  сотни  тысяч  и
миллионы метров пленки, воссоздавая  картины  первых  суток  существования
Атавии Проксимы - самой трагической  и  самой  нелепой  планеты  солнечной
системы. Будем надеяться, что они будут иметь  для  этой  цели  и  большее
количество  документов,  фотографий,  хроникальных  фильмов  и   показаний
современников, чем автор этих  строк.  В  его  распоряжении  имелось  лишь
несколько газет, вышедших вскоре после полудня двадцать  второго  февраля.
Вот некоторые заголовки из них:

   "Вчера коммунисты взорвали Кинимскую лабораторию! А завтра?"

   "Тридцать два миллиона кентавров за два росчерка пером!"

   "Корейский  опыт  говорит:  чума  не  опасна,  если   вовремя   приняты
надлежащие меры".

   "Мэйби призывает к спокойствию".

   "Братья Патоген - блестящий образец истинного атавизма".

   "Они могли бы  содрать  с  нас  втрое  больше,  если  бы  не  оказались
стопроцентными атавскими патриотами", - говорит полковник Омар".

   "Коммунистов - в тюрьму!"

   "Экономичные, красивые, дешевые гробы,  по  желанию  с  автоматическими
дезинфицирующими приспособлениями. Важно для родственников  жертв  красной
диверсии. Муниципальным организациям при крупнооптовых заказах  скидка  до
двадцати процентов!"

   "Корабли все еще остаются в  гаванях,  самолеты  -  на  аэродромах.  Их
держит на невидимой привязи магнитная буря неслыханной силы".

   "Ден Лууп сказал: "Мы сделаем  все,  что  в  наших  силах.  Мы  нанесем
смертельный удар по  красному  революционному  заговору.  Истинные  атавцы
могут спать спокойно".

   "Сыворотка рассылается на самолетах".

   "Первые три крысы замечены на улицах Кремпа".

   "Президент национальной ассоциации врачей говорит:
   "Услуга за услугу. Мы призываем  членов  нашей  ассоциации  поехать  на
эпидемию. Вы, не скупясь, оплачиваете их труд:  пять  тысяч  кентавров  на
руки единовременно, в случае затяжки эпидемии - жалованье из расчета  двух
тысяч кентавров в месяц. Страховка жизни на пятьдесят тысяч  кентавров.  И
давайте договоримся раз и навсегда: покончим с  антиатавистской  практикой
государственной, муниципальной  и  благотворительной  медицинской  помощи.
Атавцы любят и должны лечиться в дальнейшем только у свободно практикующих
врачей и в частных клиниках и больницах. Теперь в наших руках единственный
шанс добиться выполнения этих  справедливых  требований,  и  мы  их  будем
добиваться без ложной скромности и дамской чувствительности".

   "Объединенное заседание обеих палат  парламента  приняло  ультимативные
условия национальной ассоциации врачей.  Стоимость  прививки  повышена  на
один кентавр. Единственная уступка  ассоциации:  существующие  больницы  и
лечебницы сохраняются. Новые строиться не будут".

   "Землетрясение и чума! Не слишком ли много для честного  атавца?  И  не
слишком ли мало для тех, кто забыл дорогу в храм божий?"

   "Национальный комитет коммунистической партии мобилизовал на  борьбу  с
эпидемией всех коммунистов, имеющих медицинскую специальность".

   "Вы не задумывались над тем, что было бы с вами и вашей семьей, если бы
братья Патоген захотели использовать свой шанс до конца?"

   "Солдаты, стрелявшие в беглецов, сами в западне; крысы и жуки  замечены
в десятках километрах к северу, востоку и западу от их цепей.  Теперь  эти
солдаты во главе со своими офицерами  пытаются  с  боем  пробиться  сквозь
кордоны, возникшие за их спинами".

   "Если умирать, так с музыкой! Приходите в "Старую колымагу"! Лола споет
вам новую песенку: "Я в себя влюблю любого  вибриона,  если  он  не  очень
некрасив".  При   туалетных   комнатах   уютные,   роскошно   обставленные
автоматические дезинфекционные камеры".

   "Первая сотня коммунистов уже арестована в провинции Сахет. Двое  убиты
на месте".

   "Вы интересуетесь, как выглядит чумной больной при последнем издыхании?
Только в нашем  всемирно  известном  "Паноптикуме  пороков  и  страданий"!
Входная плата - два кентавра. Спешите видеть!"

   "Не торгуйтесь с судьбой, сделайте себе прививки! Не  ждите,  пока  вас
позовут. Если у вас не хватает денег,  чтобы  откупиться  от  смерти,  вам
сделают прививку в кредит?"

   "Вчера вечером в  районе  Кремп  -  Мадуа  видели  двух  подозрительных
иностранцев".

   "Четырнадцатилетний Ром Файфер тремя выстрелами в упор убивает человека
в синих очках по подозрению в коммунизме".

   "Семнадцать часов Атавия живет без иностранной информации".



4

   Даже человеку, хорошо  знакомому  с  атавскими  политическими  нравами,
нелегко было бы догадаться,  что  под  "подозрительными  иностранцами",  о
которых шла речь несколькими строками выше, подразумевались не  кто  иные,
как Эммануил и Полина Гросс. Стоит ли напоминать читателю, что в то время,
когда в Киниме первые крысы вырвались на волю из только что развалившегося
здания  72ЕОХ,  профессор  Гросс  и  его  супруга  находились   в   добрых
полуторастах километрах северо-восточнее Кремпа.
   И если Андреас Раст, человек глубоко порядочный во всем,  что  касается
его постояльцев, все же позволил себе подобное подлое измышление, о тяжких
последствиях которого он не мог не догадываться, то тому причиной в первую
очередь были грозные события, развернувшиеся двадцать второго февраля  как
в самом городе Кремпе, так и в его окрестностях.
   Хозяйка "Розового флага" разбудила своего мужа вскоре после  того,  как
супруги Гросс отбыли из гостиницы. От вновь  прибывших  постояльцев  стало
известно, что  вчерашнее  землетрясение  охватило  во  всяком  случае  ряд
штатов, если не всю страну. Расту поэтому требовалось срочно связаться  по
телефону с Фарабоном, где проживал со своими двумя сынишками их вдовый сын
Дуглас, по профессии дантист. Но обычная  телефонная  связь  еще  не  была
восстановлена, а  чтобы  допроситься  позволения  воспользоваться  военным
телефоном, надо было  быть  одним  из  вожаков  местного  отделения  Союза
атавских ветеранов и никак не меньше. Но получилось так, что  даже  самому
Андреасу Расту не удалось добиться разрешения. Провод был все время занят.
Передавались распоряжения  командования  военного  округа  об  организации
заградительных застав вокруг района Кинима. Петом давались самые подробные
инструкции   командирам    авиационных    и    армейских    подразделений,
дислоцированных в пределах чумной зоны.
   Приказание оставаться на месте, ни в коем случае не эвакуироваться было
воспринято командирами подразделений без особого воодушевления, и  все  же
всех, кроме одного,  удалось  убедить  в  том,  что  оставаться  на  месте
безопаснее как для военнослужащих и  их  семей,  так  и  для  гражданского
населения.
   Но 127-я бомбардировочная эскадрилья  (она  базировалась  на  крошечный
городок Смайлси, в семи с половиной  километрах  от  Мадуа)  не  поддалась
никаким уговорам. На все приказания, упрашивания  и  обещания,  переданные
лично помощником начальника штаба округа  военно-воздушных  сил,  командир
эскадрильи подполковник Линч отвечал с бычьим  упорством:  "Мы  нанимались
летать, а не подыхать от чумы", или: "Интересно, кто  будет  кормить  наши
семьи, когда мы окочуримся?", или: "Дисциплина дисциплиной, а чума чумой".
Линч  требовал  указать   ему   безопасный   аэродром   для   немедленного
перебазирования. Разумеется, он не мог объяснить начальству,  что  сегодня
рано  утром  в  пределах  офицерского  городка  эскадрильи  было  замечено
несколько крыс! Только намекни на это  -  и  уж  тогда  пропал...  Ему  не
терпелось поскорее убраться отсюда в такие края,  где  можно  смотреть  на
пробегающую крысу, не холодея от сознания,  что  это  простучал  коготками
предвестник твоей близкой и мучительной кончины.
   Когда Линчу надоело  препираться  с  помощником  начальника  штаба,  он
заявил, что через десять минут поднимает эскадрилью  для  самостоятельного
перебазирования.
   - Только попробуйте! Мы вас уничтожим! - сказал полковник Бенд.
   - Попробуйте! - ответил Линч. - Меня вы этим не испугаете...
   Тогда полковник Бенд связался с тремя эскадрильями, базировавшимися  на
самом севере его округа, и приказал  им  любыми  средствами  не  допустить
перелета мятежной эскадрильи за пределы зараженной зоны.
   Тем временем Линч уже успел заправить самолеты горючим, приказал  брать
на  борт  полный  комплект  боеприпасов,  грузить  семьи  и  обслуживающий
персонал и выруливать на взлетную дорожку.
   - Вот что, - сказал он своим офицерам, когда  все  уже  было  готово  к
взлету. - Времени для дискуссий у нас нет.  Держаться  придется  сомкнутым
строем. В противном случае  нас  поодиночке  прижмут  к  земле  и  вынудят
приземлиться здесь же. Возможно, против нас будет открыт огонь.  Не  знаю,
как вы, а я предпочитаю моментальную смерть от пули или осколка медленному
и мучительному подыханию от чумы. Впрочем, это дело вкуса. Если кто-нибудь
со мной не согласен, пускай остается. Даю на размышление две минуты.
   - А мы не занесем с собой заразу на  всю  Атавию?  -  спросил  какой-то
лейтенант.
   - Очень может быть. Но, как видите, Атавия заботится в данном случае не
о нас, а о себе.
   - Я буду молить господа, чтобы  наши  самолеты  не  принесли  на  своих
крыльях ни единого микроба, - сказал капеллан эскадрильи.
   - Митинг закончен! - крикнул Линч. - По самолетам!
   В другое время самым разумным было бы уйти в облака. Но магнитная  буря
не давала возможности пользоваться приборами для слепого полета.  Пришлось
идти под самыми тучами.
   В восемнадцати километрах от города Кремп  их  встретили  пулеметным  и
пушечным огнем  самолеты  эскадрилий,  вылетевших  по  приказу  полковника
Бенда. Сначала это был заградительный огонь. Потом, когда стало ясно,  что
127-я упорно старается пробиться вперед, истребители перешли на поражение.
Самолеты 127-ой ответили огнем всех своих пушек и пулеметов.


   Когда бомбардировщики Линча были еще  за  горизонтом,  Андреас  Раст  с
супругой, оба без пальто и с непокрытыми  головами,  провожали  в  дальний
путь клиента, которого им хотелось обворожить любезностью и радушием.  Это
был долговязый, в высшей степени учтивый и разговорчивый человек  лет  под
сорок с мышастыми волосами ежиком над бледным и плоским лицом,  с  наглухо
приклеенной  улыбкой.  Он  был  коммивояжером  фирмы,  крупно  торговавшей
озонаторами для уборных, отправлялся в Фарабон и был настолько обязателен,
что обещал лично передать привет сыну супругов Растов. Телефон и  телеграф
все еще не были исправлены, и не было известно, когда это случится. А этот
обязательный господин собирался дня через два возвращаться через Кремп  на
юго-запад и мог привезти из Фарабона обратные приветы.
   Проводив  гостя,  супруги  Раст  обратили  внимание  на  еле   заметные
клинышки, выплывавшие из-за горизонта. Это летели  четким  строем  по  три
бомбардировщики подполковника Линча.
   - Красивое зрелище! - заметила госпожа Раст.
   - Величественное! - поправил  ее  супруг  с  пафосом  профессионального
патриота.
   Вдруг откуда-то сбоку, из-за противоположного горизонта с  выматывающим
душу воем выскочило несколько десятков самолетов помельче  ("Истребители!"
- объяснил жене Раст) и стали производить в воздухе  перед  приближающимся
отрядом  бомбардировщиков  и  над  ними  головокружительнейшие   эволюции,
которые легко было понять как попытки помешать бомбардировщикам продолжать
полет. Это было красиво, немножко  страшновато  и,  как  полагал  господин
Раст, чересчур рискованно для воздушных учений.
   -  Маневры,  милочка,  -   сказал   Раст   жене.   -   Редкое   зрелище
комбинированных воздушных учений в условиях, приближенных к боевым! Можешь
себе  представить,  какое  впечатление  подобное  зрелище   должно   будет
произвести где-нибудь над Москвой...
   К этому времени тысячи жителей Кремпа, Монморанси и других  близлежащих
населенных  пунктов  высыпали  на   улицы.   В   воздухе   стоял   густой,
будоражаще-вибрирующий гул нескольких десятков мощных авиационных моторов.
На мрачном фене тяжелых темно-фиолетовых туч все чаще вспыхивали  и  гасли
яркие и ясные  искорки.  Проходило  несколько  секунд,  и  до  восхищенных
эффектным  зрелищем  зрителей