ом, поднял голову и улыбнулся несмело.
   - Ты, батя, тралю-валю нам не пой1 -  бросил  ложку  Птуха.  -  А  галоши
ленинградские, рубаха японская,  будильник  московский?  А  зонтик,  а  веер
старухин - это откуда? Из-за Прорвы? Или как?
   Савва не донес ложку до рта и, глядя в ложку, ответил:
   - А ты спроси об этом старицу  и  посадника.  Спроси!  Так  ответят,  что
голова напрочь отлетит!
   Мичман раздраженно отмахнулся  и  прислонился  к  стене,  устало  прикрыв
глаза. Капитан молчал. Две морщинки  поперек  лба  придавали  его  лицу  вид
хмурый, озабоченный.
   - Истома, а как предки ваши перешли Прорву? - обернулся он к юноше. -  Не
двое, не пятеро их было, а не одна сотня, наверное. Не слышали  вы  об  этом
рассказов, преданий, песен, былин?
   - Вела их преподобная старица Анна, а ей ангел господен путь указывал,  -
важно сказал поп.
   - Дед, расскажи мирским поведание о  граде  нашем,  -  обратился  к  нему
Истома. - Всю досюлыцину древнюю  поведай.  Ты  летописатель.  Иди-ка  сюда,
мирской, - позвал он капитана и подвел к  вделанному  в  стену  шкафчику.  -
Вынимай, смотри.
   Капитан вытащил из шкафчика книгу, огромную, как столешница, в деревянном
переплете, обтянутом кожей. Это был, скорее, сундук, а не книга.  Подошедший
Виктор постучал по деревянному переплету:
   - Теперь я понял, почему говорят: прочитал книгу от доски до доски,
   Ратных раскрыл книгу. На первом листе была искусная заставка в  черную  и
красную краски. Он  взялся  за  край  страницы,  чтобы  перевернуть,  и,  не
поверив,  пощупал  еще  раз.  Нет,  не  бумага  это  была,  а   обработанная
неизвестным способом березовая кора. Вот почему книга была такая толстая!
   - Берестяная книга! - удивленно  сказал  капитан.  -  Вот  чудо!  Правда,
слышал я, будто в одном таежном селе в церкви были берестяные книги.  Узнали
об этом музейные работники, примчались туда, а книг нет уже. Псаломщик их на
растопку пустил. А ваша книга давно написана? О чем она говорит?
   - На берестех сих вся история Ново-Китежа написана. При старице  Анне  ее
начало. Века три, почитай, ей будет. - Истома  раскрыл  книгу  на  титульном
листе и прочитал: - "Поведание о  достославных  предках  наших  и  како,  по
изволению божьему, русские люди срубили в дебрях да раменях град Ново-Китеж,
како живяху там".
   - Ново-китежская летопись! - Капитан осторожно, с уважением  перекладывал
толстые, закапанные воском листы, исписанные крупным,  тщательно  выведенным
уставом*.  И  время,  как  пучина,  сомкнулось  над  его  головой.   Древние
коричневатые чернила из дубовых орешков уже выцвели. Клякса! Двести лет этой
кляксе! Писал летописец, задумался, дрогнуло гусиное перо, и  вот!..  О  чем
повествовал он, не мудрствуя  лукаво,  словами  простыми  и  скупыми?  Какие
события могли быть в этом глухом медвежьем углу?.. "В сем  году  злой  мороз
ржицу озимую  побил,  а  летом  и  яровые  без  дождя  сгорели.  И  в  граде
Ново-Китеже, до  нового  хлебушка,  и  конину,  и  собак,  и  всяку  нечисть
едяху..."
   * Устав - почерк старинных русских летописей.
   - Это древняя книга, - сказал Истома, - она в соборе нашем хранится.  Дед
ее на дом  взял,  чтоб  подновить.  Выцвело  письмо.  А  писали  ее  прежние
летописцы: поп Никодим, поп Сильвестр, поп  Мокий  и  другие.  А  это  книга
новая, - вытащил Истома второй том.
   - В нее напишу я завтра, как в град наш, попущением божьим, мирские  люди
пробрались. О вас напишу, - важничал поп. - Все сугубое должен я записывать.
   - Теперь дед летописец ново-китежский. Опять поп.  За  это  ему  кормы  и
питие от старицы положены, - объяснил Истома.
   - А гостей редькой угощаешь. Эх, батя! - упрекнул попа мичман.
   - Хоть и пьет дед до изумления, - продолжал Истома, - а грамматик он зело
ученый, грамоту  многу  познал  и  книжному  урядству  вельми  обучен.  Дед,
расскажи мирским поведание. Ты всю летопись прочитал и всю дивно помнишь.
   - Что разглядят они, неверы, в  сумраке  времен  старопрежних?  -  задрал
Савва нос-пуговку. - Душа у них темная.
   - Я тебе за это братину полугару поставлю.
   - А деньги у тя есть? - покосился недоверчиво поп.
   - Алтын да два гроша.
   - Тогда лучше пенника, чтоб язык мой развязать. Прилепе  язык  к  гортани
моей... Бежи скорее, Истома!
   Глава 5 НАПИСАНО НА БЕРЕСТЕХ
   Книга "Исход"*
   Ведет дорога длинная Туда, где быть должна Муравия  старинная,  Муравская
страна.
   И едет, едет, едет он,
   Дорога далека.
   Свет белый с четырех сторон,
   И сверху облака.
   А. Твардовский, "Страна Мураиия"
   1
   Братина,  деревянная  полуведерная  посудина  с  носиком,  шибала  в  нос
спиртным духом. Ее, полную пенником, принес из кабака Истома.
   * "Исход", затем "Б ы т и е" (см. главу 6) - две книги Библии.
   Поп Савва раскладывал по столу цветные камешки, гальку  с  берегов  озера
Светлояра.
   - Этот, пестренький, - нашего града основание. Беленький - белого  железа
отыскание. Желтый -  народа  ново-китежского  угасание  и  желтолицых  людей
пришествие. Зеленый - дыры в мир ототкнутие. Красный - зарево  пожара,  бунт
народный и веча конец. Теперь не собьюсь я...
   Он сделал глоток из кружки.
   -  Красноглаголиво,  произощренно,  витийственно  слагали  прадеды   наши
поведание сие. Словесный мед и пища для души! А я, бедным и  грешным  языком
моим, поведаю как могу...
   Поп сделал еще глоток, побольше, и торжественно сказал:
   -  А  начало  всему  в  году  от   сотворения   мира   семь   тысящ   сто
осьмидесятом*...
   * По старому летосчислению. По новому - 1671 год.
   Ратных  сидел  в  углу,  откинувшись  к  стене  и  закрыв  глаза,   чтобы
сосредоточиться  на  рассказе  попа.  Савва,  бражник  и  подлая  душа,  был
красноречив, талантлив, как древний  летописец.  И  вставали  перед  глазами
капитана яркие картины народного восстания.
   ...Последние отряды Степана Разина изнемогали и таяли в неравных  боях  с
царскими воеводами, бросались отчаянно на бердыши и копья царских  стрельцов
и рейтаров.
   - И были средь воинства Степанушкина два лихих полка, - мерно вел рассказ
Савва. - Что два волка грызли и рвали они царские дружины, щелкали бояр, как
семя, и кормили раков боярской свежинкой. Были были, и бояре волками выли! У
баб, известно, души нет, у них  вместо  души  лапоть,  а  вот  поди  же  ты,
начальствовала над теми полками  баба,  старица  Анна*  крестьянского  рода,
вдовой постриженная в монахини. А сражалась старица, аки лев!..
   * История сохраняла имя сподвижницы Разина, старицы Алены. Захваченная  в
плен Юрием Долгоруким, сожжена заживо. Умерла без  единой  жалобы  и  стона,
проклиная бояр.
   Одолевала  царская  и  боярская  Москва  разинскую  рать.  Как  огонь  по
пороховой нитке, летела страшная весть: схвачен атаман Разин, и в Москве, на
Лобном месте, скатилась с плеч его голова.
   - С горя такого поневоле выпьешь! - сделал Савва звучный глоток.
   ...Смятение и ужас, вопли и плач были на улицах и в домах  городка,  куда
пришла старица Анна со своими полками. Подходили царские  стрельцы-каратели,
вел их князь-пес Юрка Долгорукий. Зарево  сжигаемых  деревень  уже  освещало
ночью улицы городка. Жители готовились к смерти, ибо многие и многие из  них
в разински.х полках с Москвой сражались.
   - И средь воплей и скрежета зубовного  тако  рече  всеблагая  старица.  -
Савва поднял обе руки, словно он сам обращался к народу со словами  надежды:
- Людие, векую мятетися? Смерти не бойтесь, уйдем мы от нее. Поведу я вас  в
страну заветную, где нет ни пиявок в пруду, ни бояр  на  горбу.  Трудись  да
песни пой!
   - Правильная установочка! - похвалил Птуха; - А курс какой на ту заветную
страну?
   - Налей мне, Истома, еще кружку, а я сейчас мирским все  обскажу.  Текут,
слышь, в той стране реки молочные да медовые с  берегами  кисельными.  Дожди
там теплые, а зимы никогда не бывает. Тулупы да валенцы не нужны.  Рожь  там
растет семиколосная, белые калачи на березах висят, бабы соболей  коромыслом
бьют, на осётрах сидя белье полоскают и на звезды,  как  на  гвозди,  сушить
вешают. А зовется та страна Беловодье. И в песнях про нее поют, и в  сказках
сказывают, а про дорогу в нее ни единого слова не сказано. То  будто  она  в
русских пределах, то будто под богдоцарем* она. А вернее,  ничье  Беловодье,
земля необтоптанная. Божья земля1 А  безгрешной  старице  путь  в  Беловодье
господь указал. И побрели встречь  солнцу  предки  наши,  дома  свои  оставя
впусте. Мужики, бабы, дети! Истинный  исход,  бегство  Израиля  от  фараона,
именуемого царем московским Алексеем**.
   * Богдоцарь (старославянск.) - богдыхан  -  титул  китайского  императора
(ист.).
   ** Царь Алексей Михайлович.
   2
   - Минуточку, батя! Получается, что вы, новокитежане,  правнуки  разинских
бойцов? Или как? - заинтересованно спросил мичман.
   - Выходит, так! - ответил поп. - Настоящих мы  разинских  кровей.  Да  ты
слушай дале!
   - Слушаю, слушаю.
   - Путь был труден и прискорбен зело. Тяжела путина, да душа едина.  Страх
в спину толкал! - продолжал поп, снова промочив горло. -  Шли  сходцы  путем
через-каменным, через Урал-батюшку, а когда исчез  он,  растаял  на  окоёме,
начались степи  земли  Сибирстей.  Торных  дорог  опасались,  шли  напрямик,
сакмой, что кочуй наследили. А кругом травостой невиданный,  росы  обильные.
Зипуны,  коими  предки  наши  на  ночь  укрывались,  от  той  росы  тяжелыми
становились...
   - Я, когда романы читаю, эти описания природы пропускаю, - вмешался вдруг
Сережа.
   - Критиковать после будешь, - засмеялся-тихо Виктор. - Молчи, Серега,  не
мешай.
   Почасту пригубливая кружку, поп Савва неторопливо  рассказывал,  как  шли
впереди-.подвод с  рогатиной  на  плече,  с  топором  за  поясом  лапотники,
осатаневшие от голода, страха, тяжелой  дороги,  а  рядом  с  возами  шагали
женщины, раскосмаченные, со свисающими  прядями  пыльных  волос,  с  черными
провалами  глазниц.  С   возов,   из-под   рогожных   навесов,   выглядывали
изможденные,, почерневшие дети, голодно косясь на кули  с  мучицей,  крупой,
толокном, сухарями. За возами плелись отощавшие коровы и шатающиеся овцы.  А
вскорости коровы и овечки легли, не смогли дальше брести. Съели их сходцы, а
бабы вой подняли. Бабам без буренушки  и  жизнь  не  в  жизнь.  И  все  были
охвачены цепким страхом, все  то  и  дело  оглядывались  назад,  высматривая
неумолимую погоню.
   И не раз приходилось сходцам схватываться с врагами, и саблями махать,  и
пищалями хлопать. Отбивались  сходцы  и  от  лихих  разбойных  людей,  и  от
сибирских воевод, и от кочуев степных. Пробивали  себе  дорогу  наторелые  в
боях разинские бойцы, и  дальше  шла  беглая,  разбившая  свои  оковы  Русь,
обставляя дорогу деревянными крестами, под которыми тлели мужицкие кости.
   Кроме провианта, везли сходцы на возу пушчонку,  со  старинным  названием
"Единорог", и три сорокаведерные бочки медных и серебряных денег.  Но  самой
дорогой поклажей были два колокола, снятые с собора родного города.  Сколько
мук натерпелись с ними! Застревали они в  болотах,  в  сугробах,  в  таежных
чащах; в горах сорвались в пропасть, увлекая лошадей и людей. Вытащили чудом
уцелевшие, неразбившиеся колокола и поволокли дальше. Верили утеклецы,  пока
с ними "Благовестник" и "Лебедь", колокола родного города, не погибнут они и
не будут рассеяны.
   Упрямо и споро шли сходцы, но нагнала их зима. Снега сибирские - коням по
ноздрю. Зимовали в землянках и  немудреных  срубах.  Лошадей  еле  сберегли,
ломали для них веники из тоненьких веточек  с  деревьев.  Но  легли  наконец
теплые туманы, подъели  снега.  Застучала  капель,  зашумели  ручьи,  запела
синичка, разбрызгивая серебряные трели.
   - И опять пошли страдальцы паши встречь солнцу, -  прйгорюнясь,  подперев
толстую  щеку  рукой,  печально  рассказывал  поп.  -  А  потом  на  полдень
повернули. И с каждым их шагом ласковее становились ветры, дни ярче, а  ночи
теплее. А на переднем возу с  раскрытым  медным  складнем  в  руках,  подняв
личико к небу, у бога дорогу спрашивая, ехала старица Анна. У иных маловеров
уныние холодным камнем ложилось на сердце и, поглядывая на спину  старицы  и
духом пав, думали они:
   "Не пора  ли  остановиться?  Где  же  оно,  Беловодье?.."  А  старица  не
останавливалась...
   Савва припал к кружке и, задрав голову, вытянул ее до конца.
   - Ты, дедка, к кружке не столь часто прикладывайся! -  недовольно  сказал
Истома. - Этак ты нас и до Беловодья не доведешь.
   Савва молча погрозил внуку пальцем.
   - Два года шли наши прадеды, - продолжал он. - Все на  них  изветшало,  и
едевом подбились. Хлебный вкус  забыли!  Были,  правда,  на  возах  мешки  с
зерном, но старица на них строгий запрет  наложила.  То  зерно  для  посева:
будут ведь они сеять когда-нибудь. Перебивались кое-как, прошлогоднюю клюкру
сосали, кисленькой травкой - заячьей  капусткой  -  питались.  Слабым  духом
горячее варево чудилось, мясной пар  в  ноздри  бил.  Мученье!  А  тут  горы
начались, горная тайга, места пустые, зверопаственные. Ни следу человечьего,
ни копытни лошадиной, ни покату тележного. Шли  родимые  через  ветровалы  и
буреломы, лазом медвежьим да тропой волчьей. Из оврагов и чащ звериным духом
тянуло, в  малиннике  медведица  с  медвежатами  резвилась,  рысь  с  ветвей
щурилась, - дети жались к кострам, бабы испуганно крестились, а мужики ночью
вскакивали очумело, спросонья хватались за топоры и снова падали в сон.
 
   И забрели наши сходцы в такие дебри, где сорока кашу варила, где  журавли
яйца несут, и вот что диво: куда коней ни повернут - нет далее  хода!  Всюду
болота, со всех сторон болота! Сами не поймут,  как  они  через  эту  пучину
бездонную прошли. Выругались сходцы: "Тьфу, прорва окаянная!" Так  навеки  и
осталось название болот окружных - Прорва. И что еще более  дивно  -  кругом
болота, а посередине многое множество земли сухой, для жилья пригодной.  Ну,
разве не чудо божье?.. Достали  мужики  из-за  поясов  топорики,  вонзили  в
землю, выворотили кусок дёрна. Средь белых кореньев червяк  длинный  розовый
извивался.  Старики  набрали  земли  в  ладонь,   растерли   меж   пальцами,
переглянулись, заулыбались: "Хороша земелька, родящая! На хлеб вместо  масла
намазывай да ешь!"
   И сказала тогда старица Анна, - поп опустил палец и ткнул  им  в  пол:  -
"Тута жить будем! Кончилось наше странствие!  Ладьте,  мужики,  сохи.  Самое
время сеять..."
   3
   - Мне просто смешно! - сказал насмешливо Птуха. - Геройская ваша  старица
корму с носом спутала. Обещала Беловодье, а привела в болото!
   Поп закусывал пенник соленым огурцом. Щека его  вспучилась,  он  замычал,
размахивая руками, а проглотив, закричал:
   - Молчи, Федька! Ухватом огрею за такое богохульство! На  то  божья  воля
была. Господь восхотел народ свой от нечестивых укрыть.  О  том  речь  далее
будет. Молчи!
   - Молчу! Заседание продолжается, как говорил Остап Бендер.
   Поп повел рассказ, как селились утеклецы на новом месте. Пришли  в  тайгу
сотни три испитых, истомленных, но сильных  духом  мужиков.  После  строгого
трехдневного поста, после всенародного молебна с горячими молитвами  взялись
за топоры. Высекались искры из смолистых  корней,  падали  вековые  деревья,
закипела стружка, поднялись срубы, побежали по росчистям изгороди,  застучал
на речке бабий валек, залаяла собака,  закричал  петух,  зашебаршил  в  избе
таракан. И тараканов с Руси привезли... А потом соха подняла первую борозду.
Попервости не сев был, а слезы. Шапки две ржицы да ячменя на каждый двор, но
молитвами старицы урожай удался.
   Край, куда привела сходцев старица Анна, оказался дивно богатым.  Леса  и
воды кишели зверьем, птицей, рыбой; ягоду ведрами и бочками  обирали;  грибы
хоть на возах вози.
   - Ох, стары годы, веки мудрые, люди кремневые! - ' вздохнул Савва. -  Все
побороли предки наши. То-то мозолей поношено, то-то голоду испытано, вшей да
комаров русской  кровушкой  покормлено.  Русскому  и  невозможное  возможно!
Деревнюшки и отдельные пашенные дворы задымили в  тайге,  все  больше  тайги
валил топор, все больше таежного сузёма соха да борона обращали  в  пашню  и
пожню. И поняли новопоселенцы, что не миновать им  город  рубить,  где  суд,
управа и закон будут жить, где можно и для торга собраться и в святой церкви
создателю помолиться.
   Савва взял со стола пестрый камешек и отложил его в сторону.
   - Это - града основание, об этом и поведем  речь!  Поначалу  выбрали  для
города  место  неудобе,  в  тайге,  на  берегу  речки.  Там  теперь  Дряхлая
церковь-развалюшка стоит. Опосля  присмотрели  место  угоже  и  красиво,  на
берегу озера большого, рыбного, и лес кругом строевой, и пашенные  места  да
покосы под боком. И с  помощью  господней  срубили  на  месте  пусте  город,
красотою изукрашенный!
   Ремесленные люди сели на местах, удобных для их работы.  Где  нашли  руду
железную, там встали литейные домницы и кузницы; для гончаров  глина  нужна,
кожемякам-сыромятникам для дубильных чанов -  вода,  плотникам  -  лес.  Так
образовались в новом городе  посады:  Кузнецкий,  Ткацкий,  где  жили  также
шерстобиты и пимокаты, Гончарный, Сыромятный и Щепной, где  плотники  ладили
телегу, сани, избу, и гроб, и любой щеппой товар. На берегу Светлояра  встал
Рыбный посад, а в десяти верстах от города, около  Соленого  озера,  слобода
Усолье. Посередине нового  города  оставили  большую  площадь  для  торга  -
толчок; на холме, по примеру старинных русских городов,  подняли  Детинец  -
бревенчатый кремль. А когда положили  последний  избяной  венец  и  навесили
последние ворота, на  толчке  загудел  вывезенный  из  мира  "Благовестник",
собирая горожан на вече. И выбрали вечевым приговором посадских  старост,  а
над ними поставили города и всей земли управителя-посадника.
   - Простор! Вольной волюшкой хоть захлебнись! Живи как хочешь,  управляйся
не царями, воеводами да боярами, а благочестивой старицей, мудрым посадником
и вечем, сходкой народной! - нараспев вел рассказ Савва. - На первом вече  и
название городу дали: Ново-Китеж. И  потонул  наш  святой  град  до  маковок
колоколен  своих  в  таежной  пучине.  Укрыл  господь  верных  своих  рабов,
новокитежан, от царской неволи, как укрыл он от злой батыевой татарвы на дне
озера Светлояра святой град Китеж. Слышали, чай, на Руси сказание о  таковом
божьем чуде? Там град невидимый, и наш град для мира  невидимый.  Там  озеро
Светлояр, и у нас Светлояр. Вишь, как ладно получилось!
   - Про невидимый град Китеж мы слышали,  -  улыбаясь,  посмотрел  на  попа
Косаговский, - а о чуде божьем что-то не слышно. Спускались в  святое  озеро
водолазы, по дну ходили, искали утонувший град Китеж. И знаете,  Савва,  что
нашли? Только пустые бутылки из-под водки да консервные банки от закусок.
   Поп посмотрел на Виктора, выпучив изумленно глаза, и вдруг захохотал так,
что повалился головой на стол.
   - Скляница из-под вина, вот и вся святость,  говоришь?  И  на  том  хвала
господу! Речено в пророцех: свято место  не  бывает  пусто!  -  хохотал  поп
Савва, закрыв глаза и тряся жирными щеками.
   Глава 6 НАПИСАНО НА БЕРЕСТЕХ
   Книга "Бытие"
   Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать.
   Гомер, "Одиссея", п. XIV
   1
   Савва с треском откусил огурец, брызнув рассолом, и, прожевав, заговорил:
   - Шли годы темные, ничем не приметные. Жили новокитежане  не  голодно,  а
сытно - тоже не скажешь. Впроголодь жили, скота не было, в этом вся беда. Не
дошли коровушки до ново-китежских пределов. Молошный,  творожный  да  сырный
дух забыли, какой он есть. И последних овец, коих волки дорогой в  тайге  не
порвали, съели сходцы. Потому и с одёжей плохо было: лен да пенька, а шерсти
нет. Чего богато было - это мехов звериных. Бабы куньи телогреи да опашни из
чернобурок носили, мужики собольи шапки набекрень заламывали,  из  горностая
рукавицы шили. Чего там, покрывались одеялами  из  соболей  да  куниц!  Куда
охотник