же? В оба уха слушаю. - Птуха судорожно зевнул  одними  ноздрями,
крепко сжав челюсти, чтобы скрыть зевок. - А кому вы влепили?
   - А говорите - слушаю. Черному бригу "Счастливое избавление"  с  бубновой
заплатой на формарселе. А кто командовал  им,  помните?  Капитан  Шарки,  по
прозванию Черная Борода. Кровожадный пират! Он всех пленников убивал.
   - Вот жлоб! - возмутился сквозь зевок Птуха.
   - За это я приказал повесить его на мачте!
   - Правильно сделал. Молодец! - рассеянно похвалил мичман, глядя в костер.
И, подняв глаза на Сережу, чуть улыбнулся.  -  А  я  все  время  думал:  кто
уничтожил Черную Бороду? Оказывается, ты. Молодец!
   - Не я, конечно. Это у меня так в рассказе получилось, будто я, -  вялым,
полусонным голосом ответил Сережа.
   Ему смертельно хотелось спать, и  пришлось,  разгоняя  сон,  рассказывать
мичману  недавно  прочитанный  пиратский  роман.  Мичман,  договариваясь   с
Виктором о дежурствах, сказал, что берет на  себя  самую  трудную,  "собачью
вахту"*. А разве Сережа не  мужчина?  И  он  будет  нести  "собачью  вахту",
дожидаясь возвращения капитана.
   * "Собачья вахта" (морск. жаргон). - Так моряки  называют  самую  тяжелую
вахту: от 12 часов ночи до 4-х утра.
   Но не помог и пиратский роман: спать по-прежнему хотелось невыносимо.  Он
уже и ухо себе безжалостно крутил, как вычитал  в  какой-то  книге,  но  все
равно проваливался в теплую, мягкую пропасть сна, вздрагивал, открывал глаза
и снова проваливался. Он слышал где-то  глубоко-глубоко  плеск  и  бульканье
Сердитой реки и ватный почему-то голос дядя Феди, разговаривающего с  Витей,
а потом  ничего  не  слышал  и  удивился,  почувствовав,  что  не  сидит  на
буреломном дереве, а лежит на пихтовой  подстилке  с  братовым  кителем  под
головой.
   Он открыл глаза, сел и снова удивился. Костер стал каким-то другим: он не
шипел, не шептал, а буйно, со свистом  грыз  будто  облитые  бензином  сухие
еловые ветви.
   - Сигнала от товарища капитана нет? - спросил он.
   - Нет сигнала, - неохотно  ответил  Птуха.  -  "Уж  полночь  близится,  а
Германа все нет".
   Виктор встал с подстилки и подошел к костру.
   - Пускайте ракету, Федор Тарасович! - резко сказал он.
   -  Приказано  не  обнаруживаться,  -  растерянно  ответил  мичман.  -  За
нарушение приказа даст нам капитан на всю катушку!
   - Не спорьте!  Я  отвечаю.  Пускайте  ракету!  Мичман  покорно  вздохнул,
зарядил  пистолет  и  выстрелил.   Резкий,   слепящий   свет,   холодный   и
безрадостный, залил тайгу. Ракета погасла. Все молча слушали тайгу. В темных
ее глубинах раздался вопль ужаса,  отчаянный,  предсмертный  крик  какого-то
животного. Сережа вздрогнул и прижался к брату.
   - Пускайте вторую! Зеленую! - так же резко приказал летчик.
   -  Минуточку!  -  предостерегающе  поднял  ладонь  мичман.  -  На  Женьку
поглядите.
   Пес, прижав уши, тихо рычал, глядя в тайгу. Совсем рядом затрещали  сучья
под тяжелой ногой, но тотчас все стихло. Женька рычал все громче и злобнее.
   - Кто там? Выходи! - нервно крикнул летчик. Снова затрещали  сучья,  и  к
костру вышли люди. Сережа взглянул на них и оторопело подумал: "Это  сон.  Я
еще сплю, это мне снится...".
   Но почему же тогда сердито кричит мичман, отбежав за костер?
   - Слушайте, это что, бал-маскарад, новогодний карнавал?
   Птуха нагнулся, пытаясь схватить ракетный пистолет, но полетел на  землю,
сверкнув голыми пятками. Он был сбит двумя людьми, кинувшимися на него.
   - Врешь! А дулю с маком? - заорал мичман, сбрасывая нападавших.
   Но к двум подбежал третий, а еще трое налетели на Виктора,  сбили  его  с
ног и повалили на землю. Тогда Сережа  закричал  и  начал  бить  кулаками  в
костлявую спину, потом пинать ногами. Последним  ворвался  в  драку  Женька.
Верный пес кинулся на выручку, удушливо рыча.
   Подброшенные чьей-то ногой ракеты  полетели  в  костер.  Раздался  взрыв.
Взрывной волной разбросало костер. Но и в темноте слышались  возня,  тяжелые
вздохи, удары и озлобленные выкрики.
   Глава 10 РАЗВЕДКА
   Что за край? Где мы? Сам не знаю, да и никто не знает: кто  тут  бывал  и
кто пойдет в эту дичь и глушь.
   И. Гончаров, "Фрегат "Паллада"
   1
   Капитан шел медленно, настороженно вглядываясь в лесные острозубые  тени,
в обманчивую игру солнечных бликов, в таинственные завесы пихтарника. Он шел
почти бесшумно. На нем была настоящая таежная обутка:
   легкие, точно  бумажные,  сапоги  из  тонкого  и  крепкого  брезента  без
каблуков, на плоской мягкой подошве. Время от времени  он  делал  затесы  на
деревьях. По этим затесам он сможет вернуться к костру.
   Тайга не менялась. По-прежнему стоял вокруг густой  матерый  пихтарник  и
ельник. Черневая тайга.  И  только  яркие,  малинового  цвета  шишки  пихты,
стоявшие на ветвях свечечками новогодней елки, радовали глаз в этом  хмуром,
без улыбки лесу.
   Капитан все еще искал какую-нибудь тропу.  Любая  тропа  приведет  его  к
людям. В них спасение! Спасение ли? А кто будут эти люди, друзья или враги?
   Он посмотрел на компас. Идет верно, по-прежнему на север,  все  время  на
север! Но как резко изменилась вдруг тайга.
   Начались густые заросли нежилого,  неохотничьего  леса,  глухая  урманная
чащоба ольхи, ветлы, мелкого  пихтарника-подлеска,  среди  которых  мрачными
башнями стояли отдельные великаны ели.  Здесь  он  не  найдет  людей.  Опять
сворачивать?
   Капитан стоял, раздумывая, куда свернуть, и все же до его сознания  дошло
беспокойство, охватившее вдруг тайгу. Заволновались бурундуки и кинулись  на
вершины. Разволновались и белки, с сумасшедшей быстротой носились  с  дерева
на дерево, распуская пушистые хвосты, стрекотали, заглушая писк  бурундуков.
Но и беличьи голоса заглушил истеричный крик метавшихся по деревьям сорок.
   "Так они кричат, когда заметят человека",  -  подумал  Ратных  и  услышал
новый звук, похожий на свист крыльев маленькой летящей птицы. Свист кончился
легким щелчком сзади него. Капитан быстро обернулся. В стволе пихты  дрожала
глубоко вонзившаяся стрела. Он вырвал ее из ствола и,  разглядывая,  покачал
головой.  Древнее  оружие!  Наконечник  был   железный,   грубо   выкованный
трехгранник, к комлю стрелы прикреплены перья ястреба.
   Вдруг он снова услышал летящий  свист.  Теперь  он  успел  спрятаться  за
дерево.
   Вторая стрела унеслась, вереща,  в  чащу.  Прячась  за  стволом,  капитан
пристально посмотрел в ту сторону, откуда летели стрелы. В низких,  висевших
почти  над  землей  ветвях  дальней  великанши  ели   что-то   подозрительно
шевелилось.
   Капитан вышел из-за ствола и крикнул:
   - Выходи! Не бойся!
   И тогда из-под ветвей ели выскочили двое и побежали, перебегая от  дерева
к дереву. Ратных  ясно  видел  их  одежду,  бурую  звериную  шкуру  коротких
кафтанов и такие же меховые штаны.
   - Постойте!.. Не бегите, язви вас! -  закричал  капитан  и  тоже  побежал
было, но остановился и нагнулся, разглядывая  землю  под  ногами.  Это  была
тропа, черная, убитая, глубоко втоптанная в землю.  Высокая  трава  скрывала
ее, и капитан заметил тропу, лишь ступив на нее.
   А кто были те двое? Китайцы-тавыда*, хунхузы или таежные буряты? Но никто
из них не носит меховых кафтанов и штанов, да и ружья у них есть,  не  будут
они стрелять из луков. Что же это за люди? Чего от них ждать?
   * Тавыда - искаженное китайское слово "давейда" - "охотник".
   Тропа идет в ту сторону, где садятся утки. Значит, там река или озеро. Он
пошел по тропе и уперся в заросли тальника,  раздвинул  их  и  увидел  реку,
быструю, шумную, в хлопьях желтой пены. Старая знакомая, река  Сердитая!  Но
тропа вскоре отошла от реки и поднялась на отлогий взлобок.
   Широко шагавший капитан споткнулся обо что-то и остановился.. Он ударился
ногой о деревянный могильный крест. Рядом  еще  могила.  Капитан  оглянулся.
Справа еще две могилы, слева целых три, сзади снова могилы и  могилы,  и  на
всех белые, свежие кресты.  Кладбище  большое,  и  хоронили  здесь  недавно.
Эпидемия была, что ли? Но коли  есть  кладбище,  значит,  и  деревня  где-то
близко.
   Ратных посмотрел на вершину холма, заросшую черными, мрачными елями.  Там
что-то темнело, какое-то строение.
   Он  начал  подниматься  на  холм,  пригибаясь,   прячась   за   стволами.
Неизвестно, как встретят его здешние люди. Обстреляли же его стрелами.
   Капитан высунул осторожно  из-за  ствола  голову.  Деревянная  церквушка!
Какая странная архитектура. Четырехскатная тесовая крыша,  на  ней  двадцать
куполов-луковок, чем выше, тем меньше, и  на  всех  древние  кресты.  А  под
тесовой крышей и куполами сруб простой русской  избы.  В  пролетах  звонницы
светится небо, колоколов нет. Видно, заброшена церквушка, похилилась с  горя
чуть набок, приуныла, и дремучее  русское  средневековье  сонно  глядело  из
узеньких ее окошек-щелей.
   Ратных долго разглядывал церковь, надеясь увидеть людей. Но ни голоса, ни
стука, ни дымка. Странно! Церковь и кладбище есть, а деревни нет.
   "Осмотрю церковь, - решил он, - выясню,  заброшена  она  или  в  ней  еще
молятся. Тогда многое станет ясным..."
   Он  поднялся  на  высокое  церковное  крыльцо  и  еще  раз  огляделся   и
прислушался.  Роптала  смутно  тайга,  неподалеку   дятел   долбил   звонкую
сухостоину, да в зарослях хрипло и  зло,  будто  бранясь,  кричала  кукушка.
Потянул  деревянную  скобу  двери.  Она  открылась  со  скрипом  немощным  и
недовольным, как старческое кряхтенье. Вытащил из кобуры пистолет  и  шагнул
через порог.
   Похоже,  что  в  церкви  давно  не   молились.   Иконы   висели   темные,
облупившиеся, и с них грозили еще перста-ми и очами  угрюмые,  длиннобородые
святые. А подсвечников и лампад  перед  иконами  нет.  Трухлявые,  сопревшие
стены церкви выпучило, прогнувшийся потолок готов был обвалиться.  Откуда-то
сорвалась потревоженная сова и заметалась  по  церкви  в  слепом,  бесшумном
полете. Ратных почувствовал холодный ветерок от взмахов сильных крыльев. Она
вылетела наружу через окно с выломанной рамой.
   Капитан прошел в алтарь, тоже пустой, замусоренный наметенными  из  тайги
опавшими листьями. Ясно, что церковь брошена.
   Он сел на пол, положив с одной стороны топор,  с  другой  -  пистолет,  и
привалился спиной к большой иконе, низом касавшейся пола. Икона почернела от
времени и сырости, и видна была только босая нога какого-то святого.
   .Ратных измучился за день и теперь наслаждался  отдыхом.  В  церкви  было
тихо. Лишь за стенами ее накатами шумела под ветром тайга.
   "Что делать дальше? Заколдованное место какое-то, язви его!"
   Он поднялся с пола и увидел на стене белую точку.  Подошел,  ковырнул  ее
ногтем. В щель бревна был втиснут  сложенный  вчетверо  изжеванный  мундштук
папиросы. Развернул мундштук и увидел золотое клеймо: "Бр. Лапины, Харбинъ".
Он медленно опустил руку с окурком и прищурил  глаза.  Они  стали  узкими  и
злыми. "Кто курил здесь харбинские папиросы? Значит,  "Антон"  занес  нас  в
Маньчжурию, в логово врага? Опасность близка, она рядом! Надо быть  особенно
осторожным. А пока марш из церкви! Скорее! Уйти подальше от  этого  опасного
места!.."
   2
   Уйти подальше .не удалось. Солнце уже село.  На  красном  закате  черными
силуэтами вырезались высокие ели. Свои затесы на деревьях  он  не  увидит  и
обратного пути к друзьям не  найдет.  Стрелять,  как  договорились,  нельзя.
Только бы они не вздумали пускать ракеты. Поменьше шума.
   Осторожно, оглядываясь на каждом шагу, он спустился с холма к реке, пошел
по берегу против течения, забрался в тальник и  лег.  Лежал  на  тальниковых
сучьях, больно мявших бока и спину, жевал галеты и слушал  не  смолкавшую  и
ночью тайгу:  тоскующий,  призывный  свист  рябца,  хриплое  мяуканье  рыси,
похожее на заунывную песню подвывание волчицы, зовущей  волка.  Потом  тайгу
вспугнул не то дикий вопль, не то томительный  лешачий  хохот.  Это  кричала
сова, возвращаясь в гнездо, в церковь. Церковь! Что там делается сейчас? Кто
пришел туда?
   Он  нащупал  в  кармане  гимнастерки  окурок  и  начал  слушать  особенно
напряженно, и тогда стал подкрадываться  предательский  сон.  Спать  нельзя,
кругом все непонятно и  враждебно,  а  сон  наваливался,  теплый,  пушистый,
словно накрывал с головой мягкой шубой.
   Глава 11 ГРАД НОВО-КИТЕЖ
   Цел этот город  до  сих  пор  -  с  белокаменными  стенами,  златоверхими
церквами,  с  честными  монастырями,  островерхими  теремами,  с   боярскими
каменными палатами, с рубленными из кондового негнущегося леса домами.
   Цел град, но невидим! Не видать грешным людям славного Китежа!
   П. И. Мельников-Печерскчй, "В лесах"
   1
   Рассвет наконец зародился.
   В пихтаче закричали  кедровки,  и  потянула  зорька,  рассветный  ветерок
холодил колени под распахнувшейся шинелью. Капитал  оперся  о  землю,  чтобы
встать,  и  увидел,  что   над   ним   стоит   человек,   бесцеремонно   его
разглядывающий. Два маленьких живых глаза на скуластом, изрытом  оспой  лице
сверкали поистине звериным любопытством. Было в одежде этого человека что-то
странное, непривычное.
   Ратных рывком сел. Но человек в странной одежде упал на него и повалил. И
пока он держал за руки несопротивлявшегося капитана, подбежал другой, так же
странно одетый, и ловко, быстро обшарил  капитана.  Пистолет  был  сорван  с
разрезанного ремня, отобраны были топорик и компас. Затем  его  схватили  за
ворот, пнули ногой в бок и приказали грубо:
   - Вздынься, поганец!
   Капитан встал  и  увидел  своих  друзей.  Косаговский  был  взволнован  и
встревожен, Сережа испуган, а Птуха сверкал цыганскими глазами, значит,  был
зол как черт. На лице мичмана багровела длинная глубокая царапина через  всю
щеку, а обут он был почему-то в поршни из сыромятной кожи, такие же,  как  и
на ногах всех странных людей, стоявших кучкой  в  стороне.  Ботинки  мичмана
напялил один из этих  людей.  Видимо,  непривычный  к  такой  обуви,  он  не
зашнуровал их, и шнурки тянулись за  ним  сзади.  Невдалеке  от  Сережи,  не
отрывая от него глаз и  нервно  облизываясь,  сидел  столбиком  Женька.  Пес
чувствовал, что его хозяин  и  друг  в  опасности,  и  ждал  сигнала,  чтобы
ринуться на выручку.
   - Как вы думаете, куда мы попали, Степан Васильевич?  -  шепотом  спросил
капитана Птуха. - Что  это  за  люди,  никак  не  разберу.  Борисы  Годуновы
какие-то! Я с первого взгляда подумал -  маскарад.  Потом,  гляжу,  нет,  не
маскарад. Я их за бороды таскал. Настоящие, не приклеенные.
   - Это стрельцы, мичман,
   - Стрельцы? - выкруглил удивленно глаза мичман. - Что вы такое  говорите!
С ума можно сойти!..
   Все посмотрели на рослых, плечистых бородачей, стоявших в  стороне  около
своих низкорослых, головастых лошаденок. Одеты они были в долгополые кафтаны
зеленого цвета. "Из бильярдного сукна", - подумал Косаговский. На  кафтанах,
поперек груди, были нашивки-застежки  из  серебряного  галуна.  Через  левое
плечо у каждого перевязь-берендейка с висящими на ней патронами, на  головах
у  всех  остроконечные  шапки-шлыки,  отороченные  лисьим  мехом.  Вооружены
стрельцы были бердышами и длинноствольными кремневыми пистолетами.
   Ратных насчитал десять стрельцов, одиннадцатым был их командир, десятник.
Он отличался от рядовых широким серебряным галуном на шапке, поперек меховой
опушки.
   За кушак десятника рядом с длинной пистолью был засунут и капитанов "ТТ".
   - Как это можно объяснить,  Степан  Васильевич?  -  спросил  с  невеселым
любопытством Косаговский. - Стрельцы в двадцатом веке?
   - Есть у меня на этот счет кое-какие мысли, но говорить  боюсь.  Все  это
так фантастично! Вчера днем я встретил в тайге  двоих  людей.  Они,  видимо,
подняли тревогу, и стрельцы устроили  на  нас  облаву.  Не  понимаю  только,
почему они нас за врагов считают?
   - И я это заметил.  Отношение  к  нам  враждебное.  -  В  голосе  летчика
слышались беспокойные нотки. Он посмотрел на Сережу и, понизив голос, сказал
серьезно и тревожно: - Ответьте мне, ничего не скрывая,  Степан  Васильевич.
Где мы находимся, по вашему мнению? В Советском  Союзе,  в  Монголии  или  в
Маньчжоу-Го? Я без конца думаю  об  этом,  вспоминаю  полет  и  окончательно
запутался. Поймите меня, я не трус, но вот... - Он снова поглядел на Сережу.
   - Понимаю. - Ратных потрогал стянутое в узелок ухо и помрачнел.  -  Я  не
слышал, чтобы в Монголии была  такая  дремучая  тайга.  В  Маньчжурии  есть,
особенно в междуречье Амура, Аргуни, Сунгари. Дикие места, язви их, не  диво
заблудиться и сгинуть!
   Он  пощупал  карман  гимнастерки,  где  лежал  харбинский  окурок,  решив
рассказать о находке в таежной церкви и вызванных ею подозрениях, но  к  ним
подходил стрелецкий десятник.
   - Ладьтесь в путь, мирские! - строго сказал он.
   - А куда пойдем, дядя? - дружелюбно спросил Птуха.
   - Пошто зоблишься?* - скосил на  него  десятник  злой  глаз.  -  В  пекло
пойдешь, нечестивец!
   * Зоблиться (устар.) - беспокоиться, заботиться.
   - Не имейте эту привычку - быть нервным,  -  вежливо  ответил  одессит  и
пожал плечами. - Кошмарный характер у этих стрельцов!
   - Вязать будем? - спросил десятника один из стрельцов.
   - Пошто? Утечь им некуда. Трогай, с богом!  Стрельцы  сели  на  коней,  а
пеших пленников взяли в круг.
   Двигались молча. Матерая тайга кончилась, началась редина, потом негустой
лесок на месте вырубок, и гари, раскорчеванные  уже  под  пашню.  Показалось
стадо коров и овец. Мальчишка-пастушонок, в распоясанной рубахе и лаптях,  с
длинным кнутом-хлопушей на плече, подбежал к  стрельцам  и  что-то  спросил,
указывая на пленников. Стрелец ответил коротко и сердито:
   - Поганцы мирские! Лазутчики.
   Пастушонок испуганно попятился,  потом  плюнул  с  омерзением  и  хлопнул
кнутом, метя концом по ногам пленников.
   - Друзей мы, видимо, здесь не найдем, - невесело сказал летчик.
   -  Слышали,  лазутчиками  нас  считают.  Иначе  говоря  -   разведчиками,
шпионами, - откликнулся капитан.
   - Вот еще морока на нашу голову! - вздохнул мичман.
   За красными стволами молодых сосен вдруг что-то ослепительно  засверкало,
и открылось неоглядное озеро, с островами, заливами, протоками.  Над  озером
вскинулась громада сопки, с вершиной круглой и  белой,  в  блестках  кварца,
похожей на лысую голову.
   А на берегу озера притулился к белой  сопке  древний  бревенчатый  город.
Робко жались друг к другу темные, под сопревшими соломенными  крышами  избы,
без печных труб и с крошечными  окнами;  стояли  чуть  не  на  каждой  улице
нарядные церкви  с  цветными  куполами;  раскинулась  занавоженная  базарная
площадь с рядами тесовых и рогожных лавчонок; ближе к озеру  исходили  паром
бани; дальше  лениво  ворочали  крыльями  ветряные  мельницы.  А  посередине
городских посадов, на  холме,  кичливо  высился  кремль-детинец,  обнесенный
бревенчатыми стенами  с  пузатыми  боевыми  башнями  по  углам.  Над  стеной
поднялся синеглавый собор и высокие терема с крышами: и шатровыми, и в  виде
распиленных вдоль бочек, и с острыми петушиными гребнями. Из города наносило
ветерком собачий лай, тележный  скрип,  петушиный  крик  и  звонкий  девичий
голос, звавший теленка: "Теля, теля!.."
   - Чудеса продолжаются! Город, как из  сказки!  -  ошеломленно  проговорил
капитан.
   Стрельцы, словно по команде, сдернули шлыки с  голов  и  закрестились  на
городские церкви. Десятник, тоже крестясь, сказал строго и благоговейно:
   - Святой град Ново-Китеж!
 
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   ЗАБЛУДИВШИЕСЯ В ВЕКАХ
   Глава І НА СТОГНАХ ГРАДСКИХ
   Внезапно он повернулся ко мне и сказал так просто, как говорят о погоде и
самых обыденных вещах:
   - Вы, конечно, слышали о переселении душ. А вот случалось ли вам  слышать
о переселении тел из одной эпохи в другую?
   Марк Твен, "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура"
   1
   . Непонятно все вокруг до головокружения! И вправду попали они по меньшей
мере в XVII век, влезли в историю, в самую ее  середку,  как  сказал  мичман
Птуха.