я бы с восстанием, - безнадежно думал летчик. - Как сообщить ему  об
этом?"
   А Памфил по-своему объяснил волнение летчика.
   - Как видите, здесь я непобедим!  -  торжествующе  сказал  он.  -  Я  уже
показал  в  тайге  старице,  посаднику   и   верховникам   действие   нашего
скорострельного оружия. Сначала они от моей стрельбы на  карачках  поползли,
потом  обрадовались:  "Твоя  дружба   для   нас   спасение.   Против   твоих
самопалов-скорострелов,  драконов  огненных,  никому   не   выстоять.   Если
посадские опять взбунтуют, ты им укорот дашь!" Теперь они у меня вот где!  -
стиснул братчик кулак.
   - В избиении посадских участвовали, конечно, и ваши братчики?
   - Конечно, не участвовали. Сюда приходят со мной  чахары  и  только  один
русский, тоже офицер нашего полка. Волки! Привыкли к большой  крови.  Ввести
их в город нельзя - соблазнов много. Они здесь такую резню устроят!
   - Если их ввести в город вы не решаетесь, то где же вы их прячете,  когда
они приходят сюда?
   Братчик посмотрел на Виктора в упор, холодно и враждебно:
   - Не пойму, летчик вы или разведчик? Этого я вам, конечно,  не  скажу.  В
городе их нет, но они близко, а вызвать их в случае надобности я могу  очень
быстро. Если и далеко будут, придут на мой вызов, - указал братчик на рацию.
   "Снова тайны. Непонятно все это", - тоскливо подумал летчик и спросил:
   - А как вы пробираетесь сюда? Ведь от Прорвы до  города  приходится  идти
тайгой несколько дней. Должны же вы встречать охотников или мужиков  таежных
деревень. А вас никто никогда  не  видел,  во  всяком  случае,  новокитежане
говорят, что мирских они в тайге никогда не встречали.
   Братчик улыбался, пряча в улыбке ненависть. •
   - За один этот вопрос я должен вас расстрелять! Но я  вас  не  боюсь.  Вы
либо будете работать со мной, либо я вас закопаю в  тайге.  Поэтому  отвечу.
Встречали мы не раз и не одного человека, но все они убегали без оглядки. Мы
под лешего рядимся, а портрет его мы точно знаем. Бровей и ресниц  у  лешего
нет, он их водяному в карты проиграл. Мы  их  замазываем.  Идем  без  шапок,
волосы налево зачесаны, кафтан у лешего направо  застегивается,  бьет  он  в
ладоши, свищет, аукает, хохочет, поет без слов. Как  засвищем  да  захохочем
по-лешачьему, все встречные бегут от нас да крестятся.
   - Теперь самый невинный вопрос. Какого вы мнения о детинской верхушке?
   - Густомысл - тумак тумаком, олух царя небесного. Глуп,  как  стог  сена,
только рукав не сосет. Его лишь жирные щи да кулебяка интересуют. В  бинокль
на людей взирает, будильником страх наводит - и доволен! А старица,  папесса
ново-китежская, молодец баба! Целый день молитвы шепчет,  но  не  задумается
ахнуть вас, спящего, топором, если вы ей не по нраву пришлись. Во  мне  души
не чает. Я совратил ее в мирские прелести. Винцо сладкое  мирское  полюбила!
Таскаю для нее ликеры, карты подарил, научил  в  подкидного  дурака  играть.
Теперь перед обедней или всенощной дуется в карты  со  своими  черницами,  а
если они выиграют, лупит их клюкой. Есть еще так называемая Верховная  дума,
верховники. Их немного, и все они от безделья и обжорства облик человеческий
потеряли. Двуногие скоты!..
   Памфил посмеялся беззвучно...
   - Вот вам все тайны мадридского двора. Единственный стоящий человек здесь
- это Остафнй Сабур. Из таких лихие гангстеры получаются. Его  я  забрал  бы
отсюда с собой. Убедились теперь, что моя власть здесь безгранична? Все мое,
вся платина моя! А прииск богатейший! - Памфнл заблестел глазами.  -  Сейчас
шурфы дошли  до  плотика.  Старатели  называют  так  подошву  россыпей,  где
скапливаются самые тяжелые самородки. Уйма самородков!
   В глазах братчика был припадочный блеск. Косаговский чувствовал, как все,
до последнего нервика, было натянуто в нем.
   - Здесь в руки такие богатства плывут! С ума  можно  сойти!  -  выкрикнул
братчяк и задохнулся этим криком.
   - Японцы, конечно, о Ново-Китеже не знают? - поглядел на него летчик.
   - Конечно, не знают. - Братчик сразу притих и помрачнел.
   - Заставят делиться платиной?
   - Делиться не заставят. Они не из  таких!  Видели  бы  вы  майора  Иосси.
Низенький, с оттопыренными ушами,  с  длинными  руками,  на  обезьяну,  гад,
похож. - Братчик замычал от ненависти. - Делиться  не  заставит,  а  обнесет
чарочкой! Отнимет все до порошинки и пулю влепит!
   - В ухо? Как сапной лошади?
   - Он, косоглазый дьявол, уже начинает подозревать что-то. Я  не  живу,  я
танцую на канате! Но скоро я начну жить по-настоящему. Граф Монте-Кристо!
   - Особенно не надейтесь, граф Монте-Кристо! - чуть улыбнулся Косаговскнй.
-  Есть  уже  план  послать  в  этот  огромный  болочный  район  комплексную
экспедицию
   - Ничего она здесь не найдет!  -  кинул  зло  братчик  -  Я  скоро  сожгу
Ново-Китеж!
   - Новокитежане не позволят вам сделать это! - крикнул возмущенно Викгор.
   - Не позволят? Ого! - тихо, хрипло сказал Памфил. -  Перед  пожаром,  под
занавес, так сказать, я спущу на Ново-Китеж своих чахаров. Воображаете,  что
они здесь сделают? Не оставлю здесь и собаки, которая лаяла  бы  нам  вслед!
Погуляем напоследок, а там хоть в счетоводы!
   Памфил затрясся в мелком, беззвучном смехе. В  глазах  его  горел  огонек
помешанного.
   Глава 16 ДВА КУБКА
   - Пиастры, пиастры, пиастри!.. Р Стивенсон, "Остров сокровищ"
   1
   Братчик вытащил из поставца серебряную  ендову,  большую  низкую  чашу  с
носиком, налитую до краев темно-красной густой жидкостью,  и  два  небольших
серебряных кубка. Он налил кубки из ендовы, и в комнате запахло медом.
   - Мед вишневый, ставленный, что наши предки на  пирах  пили.  "В  старину
живали деды веселен своих внучат!" Я  предлагаю...  -  Он  помолчал,  подняв
кубок. - Я предлагаю выпить за наш будущий союз. За дружбу до гроба!
   - Пить подождем, - отодвинул Косаговский кубок. - Сначала о деле.
   Братчик нахмурился и резко поставил кубок на стол, расплескав его.
   - Не понимаю, о чем еще нам говорить. Я играю в открытую, все  мои  карты
на столе. Вы их теперь знаете, и выходить вам из игры нельзя. Иначе... -  Он
вытянул  из   кармана   пистолет   и   привычно,   большим   пальцем   отвел
предохранитель. - Здесь семь пилюль - доза, как говорит Марк Твен,  как  раз
нужная для взрослого цветущего мужчины. -  Он  снова  поставил  пистолет  на
предохранитель и сунул в карман. - Но не будем ссориться.
   Он сделал короткий поклон в сторону летчика.
   - Я отказываюсь! - спокойно  ответил  Виктор.  Губы  Памфила  свело  злой
судорогой.
   - Подождите демонстрировать свою  преданность  Советской  власти.  Прежде
выслушайте меня до конца. Вы вывезете из  этого  гиблого  места  всех  своих
друзей, иначе они будут замурованы здесь до конца своей жизни.
   - Не беспокойтесь о нас. Мы выберемся  без  вашей  помощи.  Мы  на  своей
земле.
   - Погодите! - раздраженно крикнул братчик. -  А  кроме  того,  две  тонны
платины. Вы понимаете, две тонны!
   - Ишь как разыгрался аппетит на чужое добро! - покачал головой летчик.  -
Сразу две тонны! Надоело фунтиками таскать?
   - Ничего я больше отсюда не потащу. Я не вернусь сюда.
   - Что так? Монте-Кристо бежит от своих сокровищ? Так в романах не бывает.
Братчик устало вздохнул.
   - Чутье подсказывает: надо кончать. Иначе мне хана будет! - Он вздрогнул.
- Я жду пулю или от ваших пограничников, или от сволочи Иосси, или  от  моей
шпаны. Я говорил вам о русском офицере, который ходит сюда со мной.  Поручик
князь Тулубахов.
   - Черт возьми, даже и князья в бандиты пошли!
   - Начинает глядеть на меня исподлобья. Ему кажется, что его доля мала.  У
него есть теперь карта Прорвы. Я дал ему копию со  своей,  когда  послал  за
бензином. Теперь он может ходить в Ново-Китеж и без  меня.  Я  жду,  что  он
выстрелит мне в спину.
   - Пожалуй, в затылок. Определенно,  в  затылок,  если  вы  будете  фокусы
выкидывать, - сказал Виктор задумчиво и просто.
   - Э, бросьте вспоминать это дурацкое письмо!  Братчик  помолчал,  потирая
ладонь о ладонь, словно ему стало внезапно холодно.  Он  бросал  на  летчика
быстрые, тревожные взгляды, силясь понять его затаенные мысли.
   - Один полет, всего один полет - и мы миллионеры! Две  тонны  платины  мы
разделим пополам, фифти-фифти, как говорят янки. Воображаете, сколько каждый
из нас положит в карман? Цена платины сейчас двенадцать  долларов  пуд!  Это
вам не советская зарплата!
   В  голосе  братчика  появилось  мягкое,  вкрадчивое.   Он,   как   зверь,
подстерегающий добычу, был терпелив: вилял хвостом и жмурился.
   - Я не буду соблазнять вас шаблонной виллой  на  берегу  лазурного  моря,
морской яхтой для дальних плаваний и шикарным автомобилем.  У  каждого  свое
представление о счастье и  наслаждениях  жизнью.  Хотя  шикарный  автомобиль
весьма  способствует  чувству   независимости   и   личного   превосходства.
Вообразите, все это и сравните со своим социалистическим раем!
   Братчик сделал паузу, глядя выжидательно и беспокойно.
   - Ну же, быстрее! Сразу, как в воду! - засмеялся он нервно.
   Летчик тоже посмеялся, но в меру, вежливо.
   - Ну что ж, в воду так в воду. Вообще-то  я  согласен.  Валяйте,  грузите
самолет платиной. Две тонны Антошка" подымет. Полетим  к  нам,  в  Советский
Союз, И сдадим платину государству. И вас сдадим. Так вам подходит?
   Такого ответа Памфил, видимо, не ожидал. Он был явно сбит с толку.
   - Вы отказываетесь? - искренне удивился он.
   - К сожалению, - ответил вежливо  Косаговский  и  даже  приложил  руку  к
сердцу, - Не устраивает меня фифти-фифти. Верьте слову!
   2
   В стекло окна билась муха. Жужжание ее наводило тоску и тревогу.
   - А не много ли  вы  на  себя  берете?  -  ласково,  мурлыкающим  голосом
заговорил братчик. - Неужели не боитесь смерти?
   - Только дурак пли ненормальный  не  боится  смерти!  -  сердито  ответил
Косаговскнй. - Но есть кое-что и посильнее смерти.
   - Вы правы. Страх ожидания посильнее собственно смерти. Особенно ожидание
смерти не быстрой и не скажу, чтобы безболезненной. Суровец, здешний  палач,
потрудится над вами. И виску и встряску на дыбе испытаете,  и  репку-матушку
запоете, и всю подноготную расскажете. Научу Суровца  и  чахарскому  способу
кишки на пику мотать! Есть и еще способ, называется "на комары". Ваши волосы
забьют клином в пень и свяжут голого. В тайге комаров и гнуса - тучи. Они из
вас кровь до последней капли высосут.
   Виктор почувствовал, как по позвоночнику пробежала дрожь. Но он справился
с минутной слабостью, сказал брезгливо:
   - Брось ты хвастать своей палаческой работенкой, Кого пугаешь, падаль?
   - Что? - крикнул бешено Памфил и слепо двинулся  на  летчика.  -  Встать!
Встать, когда с тобой говорит русский офицер!
   - Японский холуй, а не -русский офицер, - сказал  Косаговский,  покачивая
ногой, закинутой на другую.
   Братчик со свистом хватил воздух и, вырвав из кармана взблеснувший мушкой
пистолет, ткнул его в лицо летчика.
   - Дырку захотел? Да? Пулю меж глаз?
   - Не психуй, Памфил-Бык, - спокойно сказал Виктор. - Психуешь, как баба.
   С лицом, остервенелым от злости и унижения, Памфил бессильно опустился на
табурет. Попробовал закурить и бросил сигарету.  Руки  его  мелко,  противно
дрожали.
   - Люблю злых,  с  ними  драться  веселее,  -  глядя  на  него,  засмеялся
Косаговский. - Дырку в моем лбу ты можешь сделать, а долго  ты  после  этого
проживешь? И ни бог, ни микадо тебе не помогут!
   Братчик не ответил, долго молчал,  мертво  глядя  в  угол.  Тяжелый  удар
соборного колокола вывел его из оцепенения.
   - Поздно, уже темнеет. Надо кончать! - взвинченно сказал он. -  Ты  решил
уже, наверное, что загнал меня в  угол.  Ошибаешься!  Я  мальчик  стреляный,
фартовый, как говорят челдоны. Или мы все  смоемся  отсюда,  или  все  здесь
сдохнем... Советую подумать еще раз. Не передумаешь - шепну  Нимфодоре,  что
Анфиса,  ее  преемница,  будущая  старица  ново-китежская,  опоганила   себя
любовными шашнями с  мирским  сквернавцем,  с  тобой,  милостивый  государь.
Старуха будет в восторге! Обожает терзать человечье мясо. Анфису выведут  на
толчок и при всем честном народе палач будет бить се кнутом.
   Виктор задышал сильно и часто, опустил голову.
   - Но это только легкое щекотание вашей нежной и  чувствительной  души,  -
хитренько и весело посмотрел Памфил на летчика. - Есть  у  меня  средство  и
посильнее. Твоего брата, этого милого пионерчика, я час назад привез сюда, в
Детинец. И попробуй отказаться! Я удавлю его  пионерским  галстуком.  Теперь
что скажешь, чума тарбаганья?
   Виктор схватился за край стола. Ему показалось, что земля  уходит  из-под
ног. А братчик все тянул и тянул к летчику  пальцы,  измазанные  опиумом,  с
грязными ногтями, и медленно шевелил ими, показывая, как он  затянет  удавку
на шее Сережи.
   - Убери поганые руки! - яростно крикнул Виктор. Братчик дернул назад руки
и медленно отступил. Летчик не спускал с него глаз, измеряя  опасность  этой
темной души. Синие глаза его то светлели, то темнели. "Хоть  бы  на  полчаса
вырваться отсюда, повидаться с капитаном, посоветоваться", - с тоской  думал
он.
   - Когда мы полетим?
   - Дело за вами! - обрадованно ответил братчик. - Мне  нужно  только  ваше
согласие.
   - Но прежде я должен посоветоваться с моими друзьями. Не могу же я решать
за них. А они ведь тоже улетят за рубеж.  Завтра  утром  я  приду  к  вам  с
ответом.
   - Э, нет! Так не пойдет! Вам придется погостить у аденя. А  мнение  ваших
друзей можно узнать письменно. И согласие, мне кажется, совсем  неважно.  Не
захотят лететь, пусть кончают жизнь в Ново-Китеже.  Может  быть,  вы  хотите
сейчас им написать?
   - Сейчас не хочу.
   - Как угодно.
   Братчик хлопнул в ладоши, и в горницу тотчас вошли Остафий Сабур  и  двое
стрельцов. Видимо, они ждали за дверью.
   - В Пыточную! - коротко приказал Памфил.
   Стрельцы бросились к Виктору и  стали  вязать  ему  руки.  От  них  пахло
мясными щами.
   Стрельцы ушли, уводя связанного летчика.  Памфил  не  двинулся,  стоял  с
неподвижными глазами и отвисшей челюстью, с мертвым  безразличием  на  лице.
Такое лицо бывает у приговоренных к смерти.
   Взгляд его остановился на двух налитых кубках. Он размахнулся и  сбил  их
на пол. Долго, тупо глядел на лужу, похожую на пролитую кровь.
   Глава 17 УЗНИКИ ПЫТОЧНОЙ БАШНИ
   ...Поймали нас - и кузнецы Нас друг ко другу приковали. И стража отвела в
острог.
   А. Пушкин, "Братья-разбойники"
   1
   Сережа спал на соломе в каморе Пыточной  башни,  сжавшись  в  комочек  от
холода.
   Проснулся он от неприятного ощущения: кто-то пристально на него смотрел.
   Сережа со страхом открыл глаза.
   - Футболисты здесь есть? - сказал стоявший над ним человек.
   Сережа вскочил и замер, вглядываясь.
   - Витя! Витенька! Чего же ты долго не шел? - кинулся  Сережа  к  брату  и
уткнулся ему в грудь. Если рядом Виктор,  тогда  ничего  не  страшно.  Ну  и
счастливый же сон он видел!
   - Приветствую! - сказал Виктор, приподнял над головой Сережи его авиашлем
и снова надел. - Ну, покажись, какой ты? Почему бледный вид?
   - Боюсь, - прошептал Сережа.
   - Здравствуйте! - комично поклонился и развел руками Виктор. - То на  все
чихаю с присвистом, а то вдруг - боюсь. А  чего  нам  бояться?  Наши  друзья
выручат нас, вот увидишь!
   - Капитан на свободе? - спросил Сережа.
   - Конечно! А ты его знаешь. Не даст нам пропасть.
   - А дядя Федя?
   - Гроза морей? А что ему делается? Наверное,  уже  вынюхивает,  куда  нас
запрятали!
   Виктор сел на солому и потянул к себе братишку, Потирая  руки,  замлевшие
от тугих стрелецких веревок, он сказал:
   - Опять у нас, брат, вынужденная посадка. А как ты попал сюда?
   Сережа рассказал, как его выкрал из-под носа у капитана и  мичмана  синяя
ферязь.
   - Не синяя ферязь, а Памфил-Бык из нашего города.
   - Ну да!  Выдумываешь!  -  не  поверил  Сережа.  Тогда  Виктор  рассказал
братишке о встрече с Памфилом-Быком, рассказал и о разговоре  с  ним,  но  о
страшных  требованиях  братчика  умолчал.  Сережа  почувствовал  тревогу   и
подавленность брата и вздохнул. Как сжимается наше сердце, когда  мы  слышим
такой тяжелый и горький вздох наших детей!
   - Витя, - робко, тихо спросил  Сережа,  -  мы  вернемся  домой,  на  нашу
Забайкальскую, к тете Лиде? Ты только правду скажи.
   - Что? - вскочил с соломы Виктор и закричал с  деланным  негодованием:  -
Сомневаешься? Карамба! Защищайся, презренный трус!
   Виктор  встал  в  боксерскую  позицию.  Сережа  ткнул  брата  в  грудь  и
улыбнулся:
   - Вдвоем с тобой мы о-го-го! Верно?
   - А ты думал? Конечно, о-го-го!.. А теперь не плохо бы поспать  минуточек
триста. Ложись рядом со мной, вдвоем теплее будет.
   Они легли рядом на солому. Виктор обнял братишку и  счастливо  улыбнулся,
вдыхая его ребяческий домашний запах.
   - А Женька? - поднялся вдруг на соломе Сережа.
   - Что - Женька? Жив-здоров твой Женька. Капитан и мичман его в  обиду  не
дадут.
   - Откуда знаешь про Женьку? - засомневался Сережа.
   - Если говорю - значит,,  знаю.  Ложись,  ложись,  межзвездный  скиталец,
покоритель Марса!
   Сережа лег, рушнуту щекотал щеку брата длинными ресницами, потом  задышал
тихо и ровно. Заснул. Виктор не спал.  Его  бодрость  и  бесшабашность  были
напускными, чтобы не растревожить Сергуньку. Сердце его сжимал страх.
   А над головами их зловеще стучали стрельцы древками бердышей  в  башенный
настил. Не спим-де, караулим! Не надейтесь бежать! Не спим!
   Глава 18 БОЛЬШОЙ ФУТБОЛ
   "Лук мой славный, дорого", Грянем в трон  разок-другой!  Прямо  в  бархат
бей, стрела, Чтоб тучнее пыль пошла.
   Шандор Петефи, "Лук мой славный"
   1
   Во все стороны, на юг и север, на запад и восток, - горы, горы, горы. Они
лежали, как косматые звери, вытянув лапы и положив на  них  то  круглые,  то
острые морды. В праздничном воздухе утра горы приблизились  всеми  морщинами
распадков, темными пятнами ущелий и долин. А где-то очень далеко переливчато
сверкало что-то похожее на изгиб  широкой  реки.  Не  дорога  ли  в  мир,  в
большую, звонкую, кипучую жизнь?
   Капитан и старосты всех шести посадов сидели на обломках скал. Не  сел  -
стоял, привалившись плечами к сосне, Пуд Волкорез. Не было только Птухи - он
стерег свою взрывчатку - и Алексы. Солевар не уходил от дозорцев,  следивших
за Детинцем.
   Собираться в  посадах  теперь  опасались.  За  прошедшие  два  дня  после
совещания в кузнице Душановы сыщики десятками лезли  в  посады,  шныряли  по
улицам и дворам днем  и  ночью.  Теперь  они  носили  под  кафтанами  легкие
кольчужки, а за поясами их торчали  на  показ  пистолеты  и  кистени.  Этими
ночами старосты посадов и все, кто чуял за  собой  какую-нибудь  вину  перед
Детинцем, дома не ночевали, а уходили в сараи,  кузни  и  даже  в  сады  или
огороды.
   Поэтому и совещание созвали на Лысухе - белоголовой  горе,  нависшей  над
Ново-Китежем. Старосты вчера еще узнали  от  капитана  о  вызове  летчика  в
Детинец и о похищении Сережи. Возвращения из Детинца Косаговского ждали весь
остаток дня и всю ночь. Утром, еще затемно, по просьбе капитана собрались на
Лысухе. Решено было ждать до полудня, а если летчик не вернется  и  к  этому
часу, начинать действовать. Внизу, в городе,, был оставлен Истома, Он должен
был прибежать на Лысуху, если вернется Виктор.
   Уперев локти в колени и положив голову в ладони, капитан посмотрел  вниз,
на богоспасаемый град. Пыльные ухабистые улицы, потемневшие от  дождей  избы
со ржавыми соломенными крышами, лютая бедность, голод, невежество, тоска.  В
этих дымных, вонючих избах тлеют лучины,  хлебают  там  щи  без  соли,  жуют
несоленую кашу, кривятся от  трудной  вони  несоленой  рыбы.  Там  стонут  и
надрывно кашляют больные тифом, оспой, чахоткой; здоровые  от  беспросветной
нужды, голода и смертной тоски или бегут в  кабак,  или  молятся  истово.  А
подняв в молитве глаза к небу, видят все тот же Детинец, его пузатые  башни,
словно ку