Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
рают в футбол эскимосы, не снимая меховых кухлянок и сапог из шкуры моржа.
А в Боливии самозабвенно гоняют футбольный мяч на плоскогорьях Анд, на
высоте 4000 метров, на высоте Монблана. В футбол играют на всех континентах,
под всеми широтами, в любом климате, играют все нации и все возрасты, за
исключением грудных младенцев и дряхлых стариков. Это игра всех народов,
всего человечества. Многоголосый гул стадиона дорог нашему сердцу, как
первый весенний гром.
Ворвался футбольный мяч и в богоспасаемый невидимый град Ново-Китеж. И
можно точно установить, как создалась в Ново-Китеже первая футбольная
команда. Ее создал Сережа из посадских мальчишек, и увлечение игрой было
быстрым и бурным. Мальчишки разом забросили прежние игры - бабки, чижа,
лапту, казло-мазло, свайку, кубарь - и ринулись гонять мяч. В Кузнецком
посаде на большой лужайке закипели футбольные страсти. Маленькие футболисты
в обвисших штанах, в развевающихся рубашках, в лаптях, а иные и босиком
носились целыми днями по лужайке.
Сережа организовал только одну команду, в Кузнецком посаде, но по ее
образу стихийно, за какую-нибудь неделю, возникли команды и во всех других
посадах, даже в далеком Усолье. Начались соревнования.
Влетел футбольный мяч и в крепостные ворота Детинца. Сначала детинские
ребята ходили в посады смотреть на диковинную игру, а там и сами стали
играть. В этой игре, как на войне, сражаются стан против стана, в ней
простор лихому молодечеству, ловкости и удали. Появились две команды (не в
одни же ворота играть) и в Детинце: команда детей верховников и команда
стрелецких детей. Играли на просторном посадничьем дворе, а из окон светлиц
и теремов, с крылец и галереек смотрели многие зрители на молодецкую потеху.
Победителей девушки награждали орехами и пирогами. А вскоре возникла и
заманчивая мысль сразиться игрокам посадским и детинским. Посады против
Детинца, истинное ратоборство! И послал Детинец вызов посадам: "Ежели вы,
посадские, не трусы, выходите биться с нами!" Сережа собрал ребят и пошел с
ними в Детинец, понес ответ на вызов: "Мы не трусы. Пощады от нас не ждите,
и у вас пощады не попросим. Биться будем послезавтра на лугу, что в начале
Кузнецкого посада. Команду соберем из игроков всех посадов. Согласны?"
Детинские ответили: "Добре! Придем послезавтра на луг, что в начале
Кузнецкого посада. Наша ватага тоже сборная будет, ребята верхбвники и
ребята стрелецкие играть в ней будут". - "Сборная "Посады" - сборная
"Детинец"! - уточнил Сережа. - Ловко получилось!"
2
Из Детинца футболисты пошли на Светлояр купаться. На ходу обсуждали
будущую игру.
- Лучше бы у них в Детинце играть. Стадиончик у них приличный, получше
нашего, - вздыхал завистливо Завид. - Ворота рыбацкой сетью обтянуты.
- У нас в Кузнецком не хуже! - сердито откликнулся Юрята, сын кузнеца. -
Мы батек попросим, они нам ворота железными листами окуют.
- И командочка у них приличная, - снова затянул Завид. - Средний
нападающий у них хорош, стрелецкий сын. С поворота под штангу бьет!
Техничный игрочек, ничего не скажешь.
- Заучил мирские слова - техничный! - презрительно протянул Юрятка. -
Твой техничный стрелецкий сын мимо нашего Вукола ни в коем разе не пройдет.
Молчи уж! Влепим послезавтра детинским сухую.
Подбежав к берегу, ребята на ходу начали сбрасывать рубахи и штаны. И
вдруг Митьша Кудреванко сказал робко:
- Я тута купаться не буду.
- Почему? - удивился Сережа.
- В бунташный год туточка Нимфодора казненных посадских людей топила,
товарищей Василия Мирского. Нырнешь, а он тя за ногу! И после смерти, мол,
спокою не даете.
Ребята испуганно посмотрели на воду. Мутная, затянутая ярко-зеленой,
толстой, как ковер, ряской, она и при солнечном свете казалась жуткой.
Отошли от берега и разлеглись на траве, в тени густого плакучего ивняка.
Сережа лег, положив под голову мяч. Над ребятами столбами вились, нудно
ныли и жалили комары. Сердито хлопая по лбу и щекам, Сережа пожаловался:
- Ох и комаров же у вас!
- "У вас"! - передразнил Сережу Юрятка. - Аль ты еще не наш.
Сережа перекатился на бок и с новым, до сих пор неизвестным чувством
посмотрел на ребят. А верно, кто он для этих ребят: наш или не наш? А они
для него? Митьша, например? Еще недавно Сережа и не подозревал, что есть на
свете Митьша Кудреванко, а сейчас Митьша такой же верный друг, как Колька с
Забайкальской. В ногах у Сережи растянулся, подперев кулаком голову,
драчливый, бешено храбрый Юрятка. Тоже парень первый сорт! Рядом с Юряткой
лежат смешливый, плутоватый Иванка и простодушный, доверчивый Тишата. А
плоские голыши по воде пускают, делают "блины", деловитый, рассудительный
Вукол, лучший защитник команды, и тощенький, но верткий Завид с болячками на
губах. Завид всегда кусает губы от зависти, всем завидует: и тому, кто в
бабки выиграет, и кто больше на воде "блинов съест", и кто больше голов
забьет, пусть хоть и своей команды игрок. И Васюка, Костюша, Добрыня,
Третьяк тоже ребята на все сто! Еще недавно они бегали за Сережей с гиком и
свистом, бросали в него камнями и сухими коровьими котяками кричали хором:.
"Мирской поганец!.. Чертознай!.. Безвер!.." - а теперь все они для Сережи
"наши", и он для них "наш", свойский. Вот сколько у него теперь друзей!
Подрав ногтями нестерпимо зудящую от комариных укусов кожу, Сережа сел,
громко вздохнул и сказал мечтательно:
- Ох и жарко! Газировки с сиропом хлопнуть бы стаканчик! Или эскимо
пососать. Вот бы!
- А чего это такое - газировка? - спросил не терпевший неясностей Вукол.
- Газировка что такое? М-м-м! - замычал Сережа, закатив восторженно
глаза. - А эскимо... м-м-м!
- Замычал, как корова! "М-м-м" да "м-м-м"! - кинул через плечо недовольно
Юрятка. - Молчи уж!
- Нет, пущай про газировку скажет! - уперся на своем Вукол.
Немножко важничая и немножко зазнаваясь, Сережа рассказал ребятам о
газировке с сиропом, об эскимо, а заодно и о кино. По глазам ребят видно
было, что они удивлены до крайности: на холстине живые люди бегают и
говорят. Но все же поверили Сережиному рассказу, и только Завид сказал
насмешливо:
- Ох и брешешь ты, аж мухи чихают!
Но всем верящий Тишата сказал доверчиво:
- АН и не брешет! Мирские против тебя, Завидка, вдесятеро знают. У них
голова вон как разработана!
- Знаем, как разработана! - подковыристо ухмыльнулся Юрята. - Про
звезды-лампады он чего нам плел?
Сережа покраснел. Случилось это в ночном, где Сережа вместе с ребятами
пас посадских лошадей. Глядя на звезды, Тишата сказал благочестиво:
- Истинно чудо божье! Звезды - лампадочки божьи, их ангелы зажигают и по
небу развешивают. А имена тех ангелов ведомы тебе? - повернулся он к Сереже.
- Нет? И чему только вас, мирских учат? Слушай и запоминай. Зовут тех
ангелов Самуил, Агасил, Рафаил и Уриил.
А Серёжа начал презрительно смеяться, затем пустился снисходительно
объяснять, что звезды не лампады, а небесные тела и что .никто их не
зажигает, а светятся они сами, как солнце.
Ребята вдруг нахмурились и отодвинулись от Сережи.
- Ангелы звезд не зажигают? - серьезно спросил Вукол. - Ох, Серьга,
всыплет тебе господь бог на орехи!
Сережа насмешливо свистнул:
- И нет! И не всыплет! Чихал я со свистом на этого бога!
Тогда и Завид вмешался, усмехнулся злорадно:
- За такие слова попы тебя на толчке сожгут. Не лай, поганец, на бога!
- Да нет никакого бога! И ангелов нет! - сердито закричал Сережа. - Это
поповская брехня! А вы, чудики, верите!
Вот тогда-то ребята и задали Сереже лупцовку. И даже Митьша не вступился
за него; глядел страдальчески, как мутузят друга. Только верный Женька начал
было рвать на ребятах портки, но и того отхлестали прутьями. Но, проучив
Сережу за богохулие, ребята дружить с ним не перестали и на другой же день
жадно слушали рассказы Сережи о мирской жизни и о мирских чудесах.
А более всего интересовали ново-китежских ребят пересказы прочитанных
Сережей книг. В этих захватывающих дух рассказах о приключениях и подвигах
они верили каждому Сережиному слову. Они мчались на бешеных ковбойских конях
по пампасам вслед за жутким всадником без головы; скакали по солнечным
равнинам старой Франции рядом с тремя отважными мушкетерами; выслеживали
вместе с "красными дьяволятами" махновские банды и вместе с Чапаевым рубили
белогвардейцев, таких же злодеев и мучителей, что и в Детинце сидят и морят
посадских на огульных работах в Ободранном Логу.
Но дикий восторг охватил ребят, когда рассказал им Сережа о Тарасе
Бульбе. Ну и лихо же дрался за русскую землю могутный полковник! Но вот
запылало сухое дерево, к стволу которого был привязан цепями старый Тарас, и
горячий Юрята взволнованно стукнул кулаком по земле:
- Вот был человек! К нам бы его, в Ново-Китеж! Мы бы тогда...
И, не найдя слов, снова ударил в землю кулаком. Остальные ребята молчали
задумавшись, потупив стриженные под горшок головенки.
3
Молчание прервал Завид. Он сказал задиристо:
- Соловьи до петрова дня поют, а твоим, Серьга, песням и в сочельник
конца не будет. Долбишь, как ворон в кочку: у нас в миру да у нас в миру!
Будто только у вас в миру чудеса бывают. И в Ново-Китеже чудес хоть в кузов
огребай!
- Какие чудеса? Поповские? Э! - презрительно отмахнулся Сережа.
- Не поповские! Кузнецов наших возьми. Ведомые колдуны и чертознаи!
Крестины, свадьбы, смертоубийство - все от кузнецов. Крест нательный, кольцо
обручальное, венец венчальный кто ладит? Кузнец! А нож засапожный,
душегубственный кто кует? Все он, кузнец! Умудрил бог слепца, а черт
кузнеца. Кузнец что хошь скует!
- Староста кузнецкий Будимир Повала все, кроме глаза, скует, - деловито
вставил Вукол.
- Слуш-ко, - перешел на шепот Завид. - А набольший чертознаи у нас в
Детинце живет, у посадника в хоромах.
- Эко врет! - засмеялся Иванка.
- И чтоб мне почернеть, как та мать сыра земля, коли вру! - крикнул,
дергая по-воробьиному головой, Завид.
- А ты его видел? Какой он? - надвинулся на Завида Юрятка.
- Эва! Захотел! Аль у него шапки-невидимки нет?
- Так это же сказка - шапка-невидимка, - сказал Сережа.
- Все ты знаешь, аль сорочьи яйца ешь? - презрительно сощурил глаза
Завид. - Не сказка, а сущая быль! Он в посадничьи хоромы в окошко кукшей
влетает и вылетает. Его видеть нельзя, только слышать можно.
- Чай, один ты и слышал, - плутовато усмехнулся Иванка.
- Я-то слышал, еще как слышал! - закипел от волнения и радости Завид.
Теперь ему, а не Сереге все внимание ребят. - Ходили мы с тятькой молиться в
детинский собор, а я после обедни возьми да и спрячься в посадничьем саду.
Крыжовник у посадника обломенный! Огребаю я крыжовник и слышу в горнице у
посадника играют и поют. Окно открыто было, а под окном дуб. Я полез на дуб,
подтянулся до окна, гляжу - горница пустая, а играют на трубах и на
скрипицах. У нас такое не слыхано! Потом мужик запел, чуть погодя баба, и
многоголосьем пели. Не божественное, не церковное, а таково весело-весело! А
в горнице пусто. Нечистая сила, явное дело! А потом колокола зазвонили. Вот
так: дин-дон-бом! - искусно и точно передал Завид бой башенных часов.
Глаза Сережи изумленно округлились. "Это же Спасская башня! Радиоприемник
в Ново-Китеже? Надо же!"
- А ты не врешь? - подошел он к Завиду.
- Ей-богу, правда, крест на мне! - закрестился Завид, вытащил из-за
пазухи нательный крест и поцеловал его.
Сережа взволнованно перевел дыхание. Вот оно - настоящее приключение!
Пробраться в Детинец и узнать тайну радиоприемника. Это не в книгах
вычитанное, а настоящее приключение, настоящая опасность! Он взволнованно
поколупал нос и сказал решительно:
- Значит, так! Есть важное дело, братья-казаки. Пробраться в Детинец и
узнать, кто играет да поет в доме посадника. А еще хоть одним глазом
поглядеть на вашего главного чертозная.
- Любо! Такое мне по душе! - закричал Юрята.
- А стрельцы в воротах схватят? - сказал рассудительно Вукол. - Ищи тогда
в заду ноги. От портков пугвы отлетят!
- Скажи мамке, чтобы пугвы к порткам крепче пришивала. Храбрун! - с
суровым презрением посмотрел на него Юрятка. - А мы через ворота и не пойдем
- мы через Пытошную башню пойдем.
- Ой, что ты, Юрятка! - поежился быстроглазый Иванка. - Страсть какая!
Юрятка лихо цыкнул сквозь выбитые зубы:
- И этот спужался! В башне волоковое окно есть, дощатой заслонкой
задвигается. Ту заслонку снаружи легко поднять. Знаете, чай, што из этого
окна по желобу спускают?
Ребята испуганно переглянулись. Они знали, да и кто в Ново-Китеже не
знал, что из волокового окна башни спускали трупы посадских, запытанных
палачом Суровцем. Новокитежане приходили к башне ночами, уносили своих
убиенных родных и тайно хоронили - без креста, без молитвы, без ладана, без
всего, чем могила крепка.
- А Суровец в башне захватит? Излупит! - опять начал приводить резоны
осторожный Вукол.
- А мало нас дома лупят? - мрачно сказал Митьша. - Коли излупит, мы ему,
стерьве, потом въедем по рылу навозным котиком!
- Я не пойду, - подался назад Тишата. - Мертвяков боюсь.
- И не надо! - отстранил его ладонью Юрятка. - Ты только в избе на
полатях храбрый.
- Голосуем, братья-казаки! - вмешался Сережа. - Кто за мою резолюцию,
чтобы идти в Детинец, прошу поднять руку.
- Годи, Серьга, - остановил его Юрятка. - Всем идти нельзя, заметно.
Пойдут я, ты и Завид.
- И Митьша, - твердо сказал Сережа.
- Пущай и Митьша.
- А командовать парадом будешь ты, Юрятка.
- Чем командовать?
- Ну, атаманом у нас будешь ты.
- Это само собой! - важно оправил опояску Юрята. - Я, брат, всегда
атаманом был. А тебе, Серьга, надо одежу сменить. За поприще* видно
мирского.
*Поприще (устар.) - пространство, место для спортивных игр.
Сережа в Ново-Китеже ходил все в том же летном шлеме, в ученических
брюках и куртке. Правда, куртку он то и дело забывал на футбольных
площадках.
- Я свои портки и рубаху принесу. Мамка как раз на плетне их сушит, -
предложил Тишата.
- Бежи. И чтоб одним пыхом! - приказал Юрятка. - Мамке не попадись.
Тишата слетал одним пыхом. Сережа надел холщовую рубаху, посконные штаны,
на голову надвинул валяный шляпок. Свою одежду запихал в кусты.
- К башне пойдут все, - распорядился Юрятка. - Будете нас под стеной
ждать. А ежели заметите что недоброе, знак голосом дайте. Песни, штоль,
орите или свистите. Ну, шагаем с богом!
Первым во главе отважного отряда побежал Женька.
4
Пыточная башня накрыла ребят своей мрачной тенью. Они остановились.
Маленькая улочка была пуста. Без крайней нужды никто не ходил и не ездил
мимо Пыточной.
Митьша, прислушиваясь, поднял обвислое ухо шапки и стал похож на умного,
насторожившегося щенка. Но на улице, на крепостной стене и на башне не
слышно было ни голоса, ни стука, ни скрипа. Только далеко на лугах звенело и
скрежетало: косец правил оселком косу.
- Полезли, спасены души! - указал Юрятка на сбитый из досок широкий
желоб. - Я первый!
Он вскарабкался на четвереньках по желобу, осторожно поднял заслонку,
подставил, чтобы она не опускалась, припасенную палку и пропал в темном
проеме окна. За ним поднялись и скрылись в окне Митьша и Завид. Сережа не
поднялся и до половины желоба, как внизу раздался горестный вой оставленного
Женьки. В окне показалось встревоженное лицо Юрятки.
- Дай ему хорошенько! - тихо и сердито сказал он. - Ишь вопит!
- Его нельзя бить, он гордый, он меня уважать не будет, - шепнул в ответ
Сережа и шепотом приказал псу. - Место! Лежать! Тихо!
Пискнув обиженно, Женька лег. Сережа спрыгнул через окно в башню и
опустил заслонку. Через маленькое зарешеченное окно, выходившее на
посадничии двор, видны были только безоблачное небо и вершины деревьев.
Сережа огляделся. Они находились в небольшой комнате.
- В каморе этой тех запирают, кого на пытку приволокут, - объяснил
шепотом Юрята. - А терзают в самой башне.
Он открыл жалобно скрипнувшую дверь. Сережа поглядел через его плечо и
увидел темные от копоти бревенчатые стены. Ребята боязливо вышли из каморы.
В нижнем ярусе Пыточной башни окон не было. В железном кулаке, вбитом в
стену, горел, потрескивая, большой смоляной факел. Он жирно коптил низко
нависший потолок.
При мутном, трепетном свете факела Сережа увидел под самым потолком
толстую жердь и свисавшую с нее веревку с пуком ремней на конце. Под
веревкой лежало толстое бревно, в нем торчал топор. С рукоятки топора
свисало диковинное ожерелье: нанизанные на веревку острые костяные клинушки.
У стены в образцовом порядке стояли и лежали: тяжелый деревянный молот,
длинный круглый штык-кончар, пятихвостный ременный кнут и разнообразные
клещи и щипцы - широкие, узенькие, тупые, острые, зубастые и с маленькими
чашечками на концах.
- Знаешь, Серьга, где стоишь сейчас? - с недобрым, пугающим огоньком в
глазах шепнул Юрята. - В застенке стоишь, в пытальной палате тож. Жердь
видишь? То дыба. Свяжет Суровец твои ручки белые за спиной вот этими
ремнями, хомутом они называются, и потянет с помощниками за веревку. -
Юрятка потянул веревку, жердь пронзительно взвизгнула, будто от дикой боли.
Сережа вздрогнул и попятился. Юрятка мрачно усмехнулся. - У Суровца не
попятишься. Вздернут тя на дыбу, и руки твои из плечей вывихнутся. Сладко?
Это виска называется, а потом встряска будет. Меж связанных твоих ноженек
быстрых просунет Суровец, кат проклятый, вот это бревно, - продолжал Юрятка
с мрачной насмешливостью, - сам вскочит на него и плясать почнет. То и будет
тебе встряска! И еще горшая мука есть. Иной на дыбе висит, а его кнутом бьют
или железо каленое прикладывают, - лихорадочно шептал Юрята. - А ты. Серьга,
чай, и одной встряски не выдюжишь. Кость у тя тонкая и мясы мягкие.
Сережа поднял глаза на дыбу, увидел себя висящим на дыбе, и корни его
волос защипало от ужаса.
- Не выдержу, - опустив голову, прошептал он.
- А тятька мой почти десяток встрясок осилил! - громко и гордо сказал
Митьша. - На дыбу его вздернут, а он старицу и посадника еще пуще лаять
почнет. Вот каков мой батяня!
- О твоем батьке разговору нет, - уважительно ответил Юрята. - Стожильный
мужик и зело на детинских свирепый. А мирскому застенок, чай, в диковину.
Тут, Серьга, ишо гостинцы есть. Клинушки эти под ногти загонят. Ишо репка
есть, - указал Юрята на клещи с маленькими чашечками на концах. - Ими пальцы
на ногах прищемят, запоешь матущку-репку!... Ну ин ладно! Давайте из
застенка выбираться. Дверь башенная только снутри запирается. Гляньте!
Юрята осторожно толкнул дверь. В мрачный застенок хлынул ликующий
солнечный свет. Юрята выглянул и тотчас метнулся назад в башню.
- Палач! Суровец! - сдавленно шепнул он. - Прячься'
Налетая друг на друга, толкаясь и отпихиваясь, ребята кинулись в дальний
темный конец башни и притаились там.
Башенная дверь распахнулась настежь. Вошел высокий, костлявый человек,
длиннорукий, с маленькой кошачьей головой на широких плечах. Поверх
кроваво-красной рубахи на нем накинут в опашку короткий траурно-черный
кафтан. Палач подошел к своим инструментам и начал перебирать их длинными
обезьяньими руками. Он шептал при этом что-то под нос и часто крестился.
-