и этим  признает  его  на  сегодня  Ярилой.  Но
девушка и не взглянула на Сабура. Она повела  взором  по  лицам  обступивших
хоровод парней и вдруг улыбнулась радостно.
   - Истомушка, иди сюда, милый! - призывно крикнула она. - А я-то тебя жду,
я-то тебя ищу!
   Истома вздрогнул и попятился в толпу парней.
   - Иди же, Ярило! - сказал весело капитан и вытолкнул юношу из рядов.
   Истома несмело вошел  в  охотно  расступившийся  хоровод  и,  сняв  белый
шляпок, поклонился низко Анфисе. Зеленый бархатный рукав стрелецкого кафтана
коснулся белого холщового рукава - так близко стояли они друг  к  другу.  На
поляне сделалось тихо. Слышен стал скрип уключин и плеск весел на Светлояре.
   Поддельный изумруд в серьге Остафия вздрогнул.
   - Изыдь, щеня! - тихо, с угрозой сказал он, косясь на Истому.
   - Тебе придется уйти, голова! - Васильковые глаза юноши  то  разгорались,
то потухали. - Меня позвала Анфиса, не тебя.
   Голова положил руку на рукоять пистоли, засунутой за кушак.
   - Ну? - бешено выдохнул он.
   Истома не двинулся и улыбался. А в толпе парней закричали:
   - В толчки Остафия! И на Ярилином поле в хозяева лезут!..
   - По шее накладем, гнида детинская!
   - Остафий, изыдь ты! Не желает тебя  Ярилино  поле,  -  тихо,  но  твердо
проговорила Анфиса.
   Сабур натужливо повел вбок головой, будто  его  душил  ворот  рубахи,  и,
круто повернувшись, пошел из хоровода.  В  тишине  зловеще  позванивали  его
серебряные шпоры.
   Теперь в хороводе стояли рядом только Истома и Анфиса, оба  снежно-белые,
чистые, ясные. Виктор опустил голову, почувствовав ревнивый укол  в  сердце.
Потом услышал голос Анфисы:
   - Не хочу более в хороводе. Пошли, девушки, на качели.
 
   3
   Качели стояли на обрыве, стеной падавшем к озеру, на  самом  краю  крепко
утолоченной площадки.  Толстая  двухметровая  плаха,  висевшая  на  канатах,
вырывалась за край площадки  и  томительное  мгновение  висела  над  озером.
Качались парами; раскачивал парень. Повиснув на веревке,  приседая,  он  что
было силы нажимал на плаху. Девушка, очумело визжа, уносилась вверх. Сарафан
ее гудел, как парус в бурю, ленты косы щелкали и  оплетали  канаты.  Обратно
она летела чуть живая, задыхаясь от ветра, развевая павлиний хвост сарафана.
   Около качелей было тесно. Площадка едва вмещала  собравшихся  на  забаву.
Косаговский подумал, что здесь ему не найти Анфису, и неожиданно увидел  ее.
Она стояла, прислонясь к столбу качелей, и весело чему-то смеялась. Горло ее
взрагивало от смеха.
   "Как у птицы поющей, - подумал Виктор. - Господи, как люблю!"
   Его удивила и  напугала  эта  неожиданная,  подсказанная  сердцем  мысль.
"Неужели люблю?.. Не надо этого, не надо!.."
   Размах  качелей  уменьшался,  и  вскоре  плаха  остановилась.   Сменялись
качающиеся пары. На доску поднялась Анфиса. Держась одной  рукой  за  канат,
она ждала партнера. Из толпы вырвался Истома и подбежал к доске.
   - Не надо, Истомушка, - ласково и печально сказала Анфиса. -  Не  серчай,
милый, не надо. Сам все знаешь...
   Истома побледнел и нетвердо, как слепой, отошел от качелей.
   - Ты, молодец, не  покачаешь  меня?  -  улыбнулась  Анфиса  черноволосому
крепкому парню.
   - Я  могу!  -  весело  ответил  парень,  прыгнув  на  доску.  -  Держись,
государыня Анфиса, вознесу тя живой на небо!
   Качели скрипнули, сделав неполный размах. Парень нажал еще и еще -  доска
качнулась шире и вдруг рванулась с обрыва к озеру, будто силясь сорваться  с
канатов и впрямь улететь на  небо.  Одно  мгновение  доска  дыбом  стояла  в
воздухе. Анфиса, упершись пятками в доску, висела на  руках.  Доска  сначала
нехотя. затем все быстрее и быстрее пошла книзу и снова взмыла вверх, но уже
над площадкой. Виктор на миг увидел высоко над собой лицо  Анфисы,  и  доска
снова унесла ее.
   "Это стоит хорошего  пике",  -  подумал  он.  Женский  перепуганный  визг
расколол  вдруг  веселый  говор  толпы.  Кричали  в  задних  рядах.   Виктор
обернулся, но увидел  только  испуганные  лица,  поднятые  кверху.  Он  тоже
посмотрел вверх, на летающую доску.
   Анфиса не стояла на доске  -  она  висела,  судорожно  вцепившись  обеими
руками в правый канат. Но долго  ли  выдержат  ее  слабые  руки?  Разогнутся
онемевшие пальцы - и ее сбросит в озеро со стометровой высоты или ударит  об
землю.
   - Держи!.. Остановь!.. - закричали неистово девушки и  парни,  но  помочь
ничем не могли.
   Качавшийся с Анфисой парень пытался, держась одной рукой за канат, другой
дотянуться до девушки, но не дотянулся, сорвался с доски и  тяжело  упал  на
землю, потеряв сознание. Доска взмыла вверх и снова повисла над озером.
   Разбрасывая стоявших впереди парней, Виктор вырвался  из  толпы  и  встал
лицом к летевшей на него доске.
   - Куда ты, мирской?.. Ошалел? - завопила толпа. - Размозжит!
   Виктор не слыхал этих криков. Он смотрел на  толстую,  в  ладонь,  доску,
падавшую с высоты, и наливался злой дерзостью.
   Пыльный вихрь ударил в  лицо.  Летчик  прыгнул  навстречу  доске.  Ладони
поймали канат и стиснули его. "Есть!" - ликующе мысленно крикнул он.  Мощная
сила плавно подняла его кверху. Он подтянулся на руках  и  встал  на  доску.
Ветер  резанул  по  щекам,  глаза  застилали  слезы.  Земля  сырыми  струями
понеслась назад, и под ногами разверзся мир синий и глубокий. Под  ним  была
бездна озера.
   Держась одной рукой за канат, он нагнулся и поднял Анфису на доску. Но  и
теперь девушка все еще сжимала канат руками.
   Доска  нехотя  уменьшила  размахи.  Парни  внизу  поймали  ее,  и   доска
остановилась, скрипнув в  последний  раз  канатами.  Виктор  бережно  разжал
пальцы Анфисы и, подняв девушку на руки,  спрыгнул  на  землю.  Он  стоял  в
кольце притихших людей не шевелясь, не имея силы опустить девушку на землю.
   Анфиса глубоко вздохнула и открыла глаза. В них заметался запоздало  ужас
и тотчас сменился удивлением. Она увидела склонившееся к ней  лицо  Виктора.
Щедрой улыбкой ответила она на  его  тревожный  взгляд.  Он  тоже  улыбнулся
смущенно и разжал руки. Анфиса встала на землю,  сделала  шаг  в  сторону  и
остановилась.
   - Отслуга за мной, - тихо сказала она, потом  быстро  выдернула  из  косы
ленту и протянула Виктору. - А ленту в задаток возьми.
   Она отошла, смешалась с толпой девушек, а он все еще искал ее глазами.
   - Страшновато было? - спросил серьезно подошедший капитан.
   - Страшновато, - просто ответил  летчик.  -  Будто  подо  мной  в  полете
сиденье провалилось.
   Они хотели идти, но дорогу им кто-то заступил. Виктор поднял глаза. Перед
ним стоял стрелецкий голова Остафий Сабур.
   - Лих ясный сокол, враз белую лебедь закогтил! - дергая губами,  свистяще
сказал голова. - Пожди, сокол, скоро и сам на стрелу напорешься!
   Невыносимая, давящая злоба стиснула дыхание Виктора. "Ударю! Сейчас ударю
эту гадину!.." Он шагнул к Остафию, но крепкая рука-  остерегающе  легла  на
его плечо. Он знал, чья это рука.
   Они пошли, даже не  оглянувшись,  смотрит  ли  им  вслед  Сабур.  Капитан
сказал:
   - Зарубил бы нас Остафий, да держит его за руки кто-то.
   -  Ждут  они  кого-то,  -  помолчав,  ответил  Косаговский.  -  Тогда   и
расправятся с нами.
   - Ждут! И нам ждать приходится.
   4
   Виктор долго сидел в одиночестве на камне у поповских  ворот.  Капитан  и
Сережа уже спали. Истома притих в своей боковуше.
   Ночь шла по земле, а со  Светлояра  все  еще  доносились  песни.  Далекие
голоса звучали задумчиво и нежно. Ярилина ночь томила, все  кругом  изнывало
от избытка жизни, все пело и любило.  И  в  душу  Виктора  хлынула  ликующая
радость, ощущение приблизившегося огромного счастья.
   Он ушел в избу, когда смолкли песни Ярилиного  поля.  Лег  на  лавку,  но
заснуть не мог. Улыбался чему-то в темноте.
   На дворе залаял вдруг злобно Женька. Кто-то осторожно ощупывал дверь.
   Летчик приподнял голову, прислушиваясь. Дверь медленно открылась. В  избу
вошел человек, неся перед собой фонарь с толстой яркой свечой. Виктор закрыл
глаза, притворившись спящим. Ночной гость на цыпочках, крадучись, подошел  к
лавкам. Виктор не двинулся, следя приоткрытыми глазами. Он  чувствовал,  что
человек с фонарем вошел не один, что в темноте прячется еще кто-то.
   Летчик рывком сел:
   - Кто там прячется? Покажись. Ну?!
   - Замолчь! - прошипел державший фонарь. - Ложись! Зарублю!
   На полатях ворохнулся и стих поп Савва. Капитан и Сережа спали, слышалось
их ровное, глубокое дыхание.
   Виктор  не  лег,  остался  сидеть..  Фонарь  поднесли  к  его  лицу.   Он
отшатнулся. А фонарь покачивался  перед  его  глазами.  Кто-то,  таящийся  в
темноте, внимательно разглядывал лицо Виктора.
   Фонарь дрогнул и опустился. Ночные гости  отошли  к  двери,  остановились
там, перешептываясь. Вдруг стало темно. На свечу в фонаре дунули.  Скрипнула
дверь, а на дворе снова зарычал, заметался Женька.  Но  вскоре  и  он  стих.
Только тараканы шелестели в темноте.
   А затем послышалось движение на лавке, где спал Ратных. Виктор понял, что
капитана тоже разбудили ночные гости, но он притворялся спящим. Еле  слышно,
опасаясь попа на полатях, Виктор шепнул капитану:
   - Пришел тот, кого ждали в Детинце.
   Капитан молчал.
   Глава 12 ЧУЖ-ЧУЖЕНИН
   Лирика? Не нужна!
   Чувства да будут немы
   Перед лицом авантюрной темы.
   Н. Панов, "Человек в зеленом шарфе"
   1
   После яркого солнечного дня пришла тихая прохладная ночь. Из глубины рощи
тянуло росистой лесной, свежествю. На темном ночном озере плавали огни.  Там
рыбаки лучили рыбу. Сладко  и  томно  стонали  лягушки  в  озерных  заводях,
утомленно и печально вскрикивал дергач на полях, хрипло  лаял  горный  волк,
подобравшийся к городским заставам.
   Из-за сопок выглянула луна. Все было торжественно и спокойно под  высоким
небесным куполом. В городе закричал  петух,  ему  ответил  другой,  и  пошла
перекличка из посада в посад.
   - Вторые кочета пропели. Пора мне.
   - Погоди хоть полчаса.
   - Погожу. Сил  нет  уйти  от  тебя.  -  Анфиса  подняла  глаза  на  небо,
прижимаясь щекой к плечу Виктора. - Месяц-батюшка куда взобрался,  на  какую
высь! Поди, и Москву видит.
   - А ты хочешь Москву видеть?
   Анфиса помолчала, кутаясь в шушун.
   - Как не хотеть? Москва всем русским людям в сердце вросла.
   - Уйдешь со мной на Русь, Анфиса? Девушка потерлась щекой о его  плечо  и
промолчала. Не дождавшись ответа, Виктор сказал горько;
   - Не отвечаешь. Не любишь ты меня!
   - Не люблю? - строго посмотрела на него девушка  и  заговорила  сильно  и
страстно: - Ты свет мой, ты радость моя! В ковшике воды выпила бы тебя,  вот
как люблю! Чуж-чуженин ты, а вошел мне в душу.  Слушай,  маловерок!  Дала  я
тебе ленту из косы, а это все едино как обрученье. А теперь дай руку.
   - Какую? Вот обе, выбирай.
   - Знамо, правую... Гляди, сама надеваю тебе напалок мой. Теперь  обручены
мы. Веришь теперь? Глянь, как играет камешек, пылает он, как  любовь  моя  к
тебе!
   Анфиса подняла руку летчика и подставила ее под лунный свет.  На  перстне
горел большой гранат, темный, как  сгусток  крови.  Поймав  лунный  луч,  он
выбросил его обратно пучком густого, темно-красного огня.
   - Перстень этот прадеды мои из мира  принесли.  Княжеский  или  боярский,
поди, перстень. А тебе пусть он будет вечной памятью обо мне. Вечной...
   - Ты словно прощаешься со мной! - тревожно сказал Виктор.
   Она долго молчала, запрокинув под луной побледневшее лицо. В  глазах  ее,
ставших черными, были нежность и тоска, по щекам катились слезы.
   - Не будет нам счастья, любимый мой. Ветха Нимфодора,  скоро  и  мне  под
черный шлык с черепом и костями. Лучше сразу в сырую могилу!
   Виктор обнял Анфису за слабые, вздрагивающие плечи, крепче прижал к себе.
   - Борись, Анфиса,  отказывайся  от  черного  шлыка!  Неужели  и  насильно
постригут тебя? Отца проси, есть же у него сердце!
   Анфиса покачала печально головой.
   - Батюшка - сухой души человек и тяжкого ума. И  до  власти  жаден.  Нет,
батюшка мне не заступа. И никто не заступится за меня. Крепче камня  древние
наши законы и обычаи!
   Анфиса замолчала, не утирая со  щек  застывшие  на  них  слезы.  Лицо  ее
осветилось нежностью.
   - А ты, лада моя, уходи отсель скорее. И братика своего уведи.  Видела  я
его. Все мячик ногами мутузит. .Славный такой! И ресницы у него, как у тебя,
пушистые, будто бабочки-мотыльки.  Схватила  бы  его,  зацеловала!..  Уходи!
Нехорошо у нас в Ново-Китеже стало., В последние годы, как  принялись  здесь
белое железо копать, страшно у нас. Даже в доме родном страшно!
   - В доме страшно? - насторожился Виктор. - Почему?
   - Доподлинно не знаю, а сердцем  чую...  Есть  у  нас  в  хоромах  горняя
светелка, и в ту  светелку  батюшкой  и  старицей  не  только  входить  всем
запрещено, но и близко к ней подходить  нельзя.  Под  угрозой  плахи  запрет
наложен. Один старик Петяйка, ключник батюшкин,  в  ту  горницу  ходит,  еду
носит и питие.
   - Кто же там поселился?
   - Не спрашивай, ничего я не знаю, а сердце чует недоброе. Вот что  у  нас
зимой случилось. Девушка сенная, подруженька моя Феклуша, услышала в горнице
той дивную музыку, и пение мужское, и пение женское.  Мало  того,  разговоры
слышала, будто в горнице полно людей. Рассказала мне об этом Феклуша.  Я  ей
запретила с другими людьми про музыку и голоса говорить, а  она,  дурища,  к
Петяйке с расспросами полезла: что, мол, за диво, чьи голоса и чье пение?  И
в сей же час Феклушу, по рукам и  ногам  связанную,  на  подводу  бросили  и
умчали! Куда? Не знаю. И никто  не  знает.  А  жалко  мне  ее,  Феклуху  мою
несчастную.
   -  Все?  -  взволнованно  спросил  Виктор.  Он  вспомнил   ночной   визит
таинственных гостей.
   - Еще не все. Я сама видела. Издаля, правда. - Анфиса  вздрогнула.  -  По
темным переходам крадется, в темные углы жмется. Высокий, тонкий, как жердь.
Голову, сбычившись, держит.
   - Лицо его видела?
   - Что ты! Наверное, умерла бы со страху.  В  спину  только  видела.  Одет
богато, в синюю парчовую ферязь.
   - Когда ты его видела? Давно?
   - Недавно. Дён пять назад.  Погоди-ка...  После  Ярилина  поля,  вечером.
Точно!
   - А раньше не встречала его?
   - Раньше не встречала.
   - И сейчас он в ваших хоромах прячется?
   - Этого не скажу. Не видела я его более. Один только  раз  видела...  Ой,
кто  это?  -  испуганно  вскрикнула  Анфиса,  прижавшись  к   Виктору,   но,
вглядевшись, встала не спеша, сказала холодно и отчужденно:  -  Ты,  Истома?
Что по ночам бродишь? Или подсматриваешь за нами?
   2
   - Беги, Виктор! Беги не мешкая! - шагнул Истома к летчику. - Близко  они,
от Светлояра сюда поднимаются!
   - Кто поднимается?
   - Остафий Сабур, с ним стрельцы. Остафий за Анфису на тебя злобится.
   - Уходи, родимый! - встревоженно сказала Анфиса.
   - Уйти? Тебя бросить на расправу Остафию? - возмущенно крикнул Виктор.
   - Кто посмеет тронуть посадничью дочку? - гордо  выпрямилась  Анфиса.  Не
таясь, припала к  его  губам  долгим  поцелуем  и  оттолкнула.  -  Беги  же,
безумный!
   -  Мы  недалеко  уйдем.  Спрячемся.  Опасать  Анфису  будем,   -   шепнул
Косаговскому Истома.
   Они отошли недалеко и спрятались в кустах, за толстыми стволами берез. Им
виден был светлый силуэт Анфисы, замершей в тревожном ожидании.
   - Ишь как сказала: подсматриваешь за нами, - страдающе заговорил  Истома.
- Верно сказала - подглядывал! Боюсь за вас обоих. Тебе верная  плаха,  коли
застигнут тебя ночью с Анфисой. Она  старица  будущая.  И  ей  большая  беда
будет. Нимфодора жалости не знает.  В  Детинскую  башню  заточат  на  вечные
времена, а могут и кнутом на толчке бить.  Анфису...  голубку...  кнутом!  Я
жизнь за нее отдам! - измученно и страстно крикнул Истома.
   Он припал лбом к стволу березы и долго  молча  стоял  так.  Потом  рывком
откинулся и оперся о ствол спиной.
   - Кто любит, тот надеется. Надеялся и я. А пришел ты, чуж-чуженин, и взял
ее сердце. - Быстрым движением Истома встал близко к Виктору, лицом к  лицу,
глаза в глаза. Сказал стеснительно и сердечно: - Ты худо про меня не  думай.
Ты мой душевный брат, злобиться на тебя не буду. Я вижу, крепкая  у  тебя  к
ней любовь, дай бог всякому такую. А мне, видать, заказано счастье...
   Юноша. неожиданно смолк. Около светлого силуэта Анфисы темной тенью встал
стрелецкий голова. Он начал что-то говорить, то поднимая руки  над  головой,
то протягивая их к девушке. Ночной ветерок принес его горячие слова:
   - Жемчужина моя перекатная... Ты на сердце  у  меня,  как  на  ладонюшке.
Пожалей!..
   Остафий схватил Анфису за руку и грубо притянул к себе.
   Виктор рванулся, но Истома успел схватить его сзади за  плечи  и  потянул
назад. Летчик бешено обернулся, отбросил  его  руки  и  увидел,  как  Анфиса
наотмашь ударила Остафия по щеке.  Слетела  на  землю  его  атласная  шапка.
Стрелецкий голова откачнулся, рванул на груди кафтан и,  сгорбившись,  забыв
на земле шапку, пошел в темноту рощи.
   - Бежим скорее домой! - шепнул Истома. - Сейчас  стрельцы  по  всей  роще
будут шарить!
   3
   В избе спали. Виктор разбудил капитана, кивнул на  дверь.  Они  вышли  во
двор. Капитан сразу насторожился:
   - В чем дело, Виктор Дмитриевич?
   Летчик торопливо передал рассказ Анфисы о  тайной  горнице,  о  музыке  и
пении. Капитан поиграл бровями, подумал, сказал неуверенно:
   - Может быть, патефон посаднику из мира принесли? Слушают Леонида Утесова
и Любовь Орлову: Только и всего. А?
   - Такой диковиной посадник на весь город хвастал бы, а не держал в тайне.
А почему Феклушу увезли? А кто этот высокий, тонкий, в синей ферязи?  Почему
он таится по темным углам?
   - Здесь на каждом шагу тайны и загадки, - беспокойно сказал Ратных.
   - И вот еще над чем надо подумать. Анфиса увидела этого тонкого, длинного
вечером после Ярилиного поля...
   - А ночью после Ярилиного поля у нас были гости,  -  докончил  его  мысль
капитан. - Да, тут надо подумать!
   Женька, лежавший  на  крыльце,  вдруг  поднял  голову  и  предостерегающе
проворчал. Из-за избы вышел человек; на плече его лежала рогатина.
   - Пуд вернулся! - кинулся к нему капитан. - Отвечай разом: сполем?
   - С полем, Степан, с богатым полем, - засмеялся Волкорез. - Полные крошни
дичины принесли.
   - А где дичина?
   - В Кузнецком посаде, в угольном сарае. Федор там хлопочет, с  посадскими
прячет. А вот и он сам!
   Капитан не сразу узнал мичмана. Птуха был в лузане, тоже с рогатиной"  на
плече.
   - Все  в  полном  порядке,  товарищ  капитан!  -  устало  доложил  он.  -
Взрывчатка доставлена и надежно спрятана.
   - Незаметно принесли? Никто не видел?
   - А кто и видел, тайну нашу не узнает, - ответил Волкорез. - Будто дичь и
кабанье мясо на  толчок  принесли.  Завтра,  кстати,  базар  большой  будет,
праздник всех святых.
   - А как "Антон" себя чувствует? - спросил Косаговский.
   - "Антон" жив-здоров, вам поклон прислал, - улыбнулся мичман и сразу стал
серьезным.  -  Копался  кто-то  около  "Антона",  маскировку   ворошил.   Но
осторожно, чтобы это незаметно было. А Волкорез заметил.
   - Осторожной рукой копались, - сказал охотник. - Два человека там было.
   - Кто это, как думаешь, Пуд?
   - Не могу сказать, Степан. Покопались, пошатались около озера и  в  тайгу
убрели.
   - Может быть, из вашего брата, из лесомык, кто-нибудь?
   - Не похоже. Хода не та. Наши так по тайге не ходят. Выследить  их  надо.
Думаю я лесомык округ города  скрытно  посадить.  Не  переймут  ли  они  тех
ходоков неизвестных?
   - Обязательно сделай это, Пуд!
   - Покоен будь, Степан. Я понимаю. Время ныне у нас тревожное.
   Глава 13 НАБОЛЬШИЙ ЧЕРТОЗНАЙ
   Жажда приключений снова ожила в мальчиках.
   Марк Твен, "Приключения Тома Сойера"
   1
   По всему земному шару прыгает, катится, летает тугой, звонкий  футбольный
мяч. В футбол играют на городских стадионах, играют  в  джунглях,  в  песках
пустынь, в тропических сильвасах, в сибирской тайге, в безбрежных  пампасах.
Иг