о подлокотникам. -
Ладно, перестань навевать тоску. Осталась пара маленьких проблемок, а потом
купим лосьон "Деним", и все будет в нашей власти.

Хозяин поднялся и вышел на луг. Заходящее солнце, пробиваясь сквозь кроны
деревьев, раскрасило землю в темные и светлые клетки, и "акуле" показалось,
что его одинокая фигура напоминает шахматного короля. Короля, который
превратил все свои фигуры в пешки и теперь пытается сражаться с
противником, у которого есть и ферзи, и кони, и слоны. Черт возьми, приятно
быть королем, но страшно остаться королем в окружении одних пешек.

4

Анатолий Александрович Баргин собирался на пенсию. После более чем тридцати
пяти лет безупречной работы на ниве служения закону он впервые использовал
служебное положение в личных целях. И, хотя он понимал всю необходимость
совершаемого, сам факт того, что он оказывал услуги частному лицу,
пользуясь возможностью доступа к секретной информации, очень ему не
нравился. Даже если это частное лицо именовалось Иваном Воробьевым. Иван
поведал ему суть проблемы, и Баргин после непродолжительного раздумья
принял решение помочь. Но до сих пор, хотя прошло уже больше года,
испытывал неловкость всякий раз, когда заказывал документы или посылал
запросы для того, чтобы собрать сведения, необходимые Ивану. Поэтому Баргин
твердо решил, что как только Иваново дело решится, он немедленно уйдет на
пенсию. Вечером, трясясь в переполненном вагоне метро, Анатолий
Александрович хмуро сидел в уголке и держал на коленях дипломат с тонкой
папочкой, в которой находилась очередная информация для Ивана. Он с тоской
думал о том, что согрешил-таки на старости лет. Слава богу, что до круглой
даты осталось всего несколько недель, а то это уже становилось навязчивой
идеей. Как только Иван пройдет через этот самый чемпионат, все закончится.
А то даже их традиционные чаепития все больше напоминали Баргину какие-то
воровские сходки. Никакого удовольствия. Одно раздражение. Иногда оно
достигало пика, и Анатолий Александрович срывался и брюзжал. Но ничего
другого придумать было нельзя. И хотя Иван предложил Баргину покончить с
этой проблемой, как только он почувствует, что его щепетильная честность не
может больше терпеть подобное положение дел, Баргин прекрасно понимал, что
если он устранится, то будет испытывать еще большие угрызения совести,
думая о том, что мог бы многим помочь правому, с его точки зрения, делу и
не помог. К тому же он сам в свое время ворчал по поводу того, что Иван со
товарищи пустили эти самые рекламные бои Собора на самотек.

Иван появился через полчаса после того, как Анатолий Александрович добрался
до дома. Он пришел со зверем, открыл дверь своим ключом, и Баргин осознал
их присутствие, только когда от двери кухоньки потянуло запахами мокрой
шерсти и лесного разнотравья. Лушка, как обычно при появлении волка,
забилась под стол и сидела тихо, как мышь.

- Здравствуй, Ваня! - Несмотря на всю испытываемую неловкость, Анатолий
Александрович всегда был рад Ивану. - Сегодня ты рановато. Я даже еще чай
не заварил.

- Ранней птичке и червячки слаще достаются, - отшутился Иван.

- Ну раз так, садись посиди. Не будем нарушать традиции: сначала чайку, а
потом все остальное.

Иван присел на табуретку. Волк привычно прошелся по кухне, внимательно
обнюхал все углы, презрительно сморщив нос, когда проходил мимо Лушки, и
улегся в ногах Ивана, закрыв глаза. Баргин покосился на зверя:

- Чтой-то он у тебя похудел.

- Волка ноги кормят, - улыбнулся Иван. - А длительный бег по пересеченной
местности, согласно Энциклопедии физического развития, сжигает много
калорий.

- Ну и откуда вы бежали?

- Издалека, из Иркутска.

- Вот как, а по какому делу вы там пребывали, если, конечно, не секрет?

- Да нет. Просто там проходили региональные отборочные соревнования на
чемпионат, и Лавритас с Олегом решили, что мне не мешало бы посмотреть со
стороны.

- А кто там, э-э, сражался?

- Отроки Лавритаса.

- Ну и как?

Иван усмехнулся:

- Все хорошо, только председатель областного совета у них порядочный хам.
Пришлось ребятам ему немного объяснить, кто есть кто. А то после появления
наших он стал вести себя так, будто Собор его карманный клуб.

- Ваши его так сподвигли на подвиги?

- Видишь ли, то, что показывали по телевизору, не что иное, как
срежиссированное шоу.

- Ну, об этом я тебе еще год назад говорил.

- Верно, так вот, у всех этих областных клубов и федераций одна беда.
Методики подготовки нет. В Москве у Рудого проблема решалась просто. Брали
парня, обучали его простейшим приемам дрессировки, обучали собаку,
заучивали некоторые стилизованные приемы, репетировали схватки и потом
пускали в эфир. При наличии некоторого опыта все получалось даже при прямом
показе. Причем выходило зрелищней, чем на иных натуральных спортивных
соревнованиях. В областных структурах это было проблематично. Попросту не
хватало денег. Да вы и сами знаете. После того как Богородцев сделал Рудого
председателем Федерации, он тут же перекрыл ему кислород, в смысле финансы.
А тот был настолько напуган, что не посмел вякнуть. Так что все эти
областные структуры из методических пособий имели только кассеты с записями
еженедельных боев.

- Да-а-а... - покрутил головой Баргин, - пойди туда, не знаю куда, принеси
то, не знаю что. А на кой черт были нужны эти областные советы?

Иван пожал плечами:

- Возможно, чтобы создать видимость массовости. А впрочем, черт его знает.
Богородцев умеет очень солидно замаскировать истинную цель. Во всяком
случае, во многих регионах эти структуры стали просто прикрытием местных
"бригад". Так что, может, это и было истинной целью. Чтобы, когда все
рухнет, посильнее замарать Собор.

Баргин снял с плиты закипевший чайник и собрал на стол. Они со вкусом
насладились чаем, и Анатолий Александрович сказал:

- Ну что ж, Ваня. Как гласит народная мудрость: делу - время, потехе - час.
Пошли посмотришь, что я для тебя накопал.

Пока Иван внимательно вчитывался в содержимое тоненькой папочки, Баргин
навел порядок на кухне. Он уже вытирал раковину, когда вошел Иван.

- Анатолий Александрович, я думаю, что уже все.

- То есть, Ваня? Иван потряс папкой:

- Необходимо было каким-то образом выйти наверх. Пока я не знал о том, что
здесь написано, я не представлял, как это сделать. Теперь - другое дело. -
Его голос зазвенел. - У меня с каждым днем все больше уверенности в том,
что у нас все получится.

- Дай-то бог.

- Спасибо вам, - вдруг очень серьезно сказал Иван, - без вашей помощи нам
бы не справиться. У нас нет ни влияния Богородцева, ни соизмеримых денег,
ни доступа к источникам информации. Без вас мы были бы как слепые котята.

- Ну ладно, будет слюни-то распускать, - грубовато засмущался Баргин.

- Но это правда, - настаивал Иван, - я знаю, вам сильно не нравится то, что
вы делаете, но, поверьте, мы никогда этого не забудем.

Они проговорили еще с полчаса, и Иван ушел. Дождавшись, когда за ними
закроется дверь, Лушка выползла из-под стола, подскочила к двери,
прислушалась и, когда внизу хлопнула подъездная дверь, тявкнула несколько
раз облегченно-сердито. Выполнив обязанности защитницы семейного очага,
прошла на кухню и уселась перед Баргиным, всем своим видом показывая, что
не мешало бы и дать кусочек чего-нибудь вкусненького за служебное рвение.
Покормив Лушку, Баргин посмотрел по телевизору очередной сериал, потом
традиционное "Сегодня". А перед сном повел Лушку прогуляться. У них был
обычный маршрут: от дома вдоль железнодорожной насыпи, потом сквером и
обратно вдоль заводского забора. Они перешли железную дорогу по путям, как
вдруг Лушка, до того деловито исследующая окрестные кусты, вдруг взвизгнула
и, мелко дрожа, вжалась в землю у его ног. Баргин остановился, вглядываясь
в темноту. Сначала ему показалось, что на него смотрят две пары каких-то
яростно-злобных глаз. На ум почему-то пришли волки, но тут же эти мысли
отступили, да и глаз словно и не было. Лушка осторожно приподнялась и
потянула носом воздух. Сделала несколько робких шагов и вновь остановилась,
оглядываясь. Баргин понял, что то, что ее напугало, исчезло, но страх
остался. Он взял Лушку на поводок и направился к дому. Видимо, Лушку
напугало что-то серьезное, потому что она безропотно дала себя увести. Уже
подойдя к подъезду, Баргин вдруг припомнил, что забыл отдать Ивану корзинку
с помидорами. Они в этот год уродились на редкость хорошо и обильно. А Иван
их любил. "Ничего, - подумал Анатолий Александрович, - отдам в следующий
раз". Он не мог знать, что это была их последняя встреча.

5

Сергей Константинович Яворский пребывал в скверном расположении духа.
Казалось бы, этому не было причин. Он сделал блестящую карьеру, став
человеком номер один на телевидении. Еще несколько лет назад он был на
недосягаемой высоте. Его канал покрывал девяносто семь процентов
зрительской аудитории страны, был в первой десятке европейского рейтинга.
Его программы закупались в десятки стран. Он был человеком, с которым
считались и финансовые тузы, и политические титаны. Даже сегодня, несмотря
на то что конкуренты наступали на пятки, он все еще был впереди. Да, отката
назад в общем-то не произошло. Просто конкуренты прибавили много больше,
чем он. Но и тут удивляться было нечему. Конкуренты на рывок затратили
гигантские средства, и в ближайшие несколько лет они будут неспособны
профинансировать сколько-нибудь крупные проекты. Он же всего неделю назад
закончил переговоры с консорциумом банков, который был готов предоставить,
причем на прекрасных условиях, кредит для финансирования двух новых,
амбициозных проектов, которые, в случае успеха, заставят конкурентов долгие
годы глотать пыль. И все же Яворский был недоволен. Все дело в том, что оба
эти проекта были связаны с Собором. А у Яворского за последнее время
появилась масса поводов для сомнений в Соборе. На столе тренькнул селектор.

- Сергей Константинович, к вам Игорь Александрович.

Яворский раздраженно нахмурился. Ну вот, для полного счастья не хватало еще
и помощника президента.

- Просите, Танечка.

Он поднялся и пошел к двери. Епишев был из таких гостей, которых
требовалось встречать у дверей, пожимая руку обеими руками и с выражением
счастья на лице.

- Добрый день, Игорь Александрович, чем обязаны подобной радости?

- Вашими бы устами, - хмыкнул Епишев.

Он по-хозяйски оглядел кабинет и направился к широкому панорамному окну,
выходящему на улицу Академика Королева, с прекрасным видом на Останкинскую
башню. У окна, рядом с парой фикусов в кадках, стояли кресла и стеклянный
журнальный столик. Фикусы были слабостью Яворского. Он таскал их из одного
кабинета в другой при всех своих многочисленных взлетах и падениях. Они
смотрелись несколько чуждо в этом стильном кабинете, но каким-то неведомым
образом придавали помещению некоторую душевность. Епишев опустил в кресло
свое грузное тело и жестом хозяина пригласил сесть и Яворского:

- Давайте тут, без дистанций.

Яворскому такая бесцеремонность пришлась не по нутру, что еще больше
испортило ему настроение. Но Епишев имел слишком большое влияние, чтобы
ссориться с ним, тем более из-за такого пустяка, и Яворский сдержал
раздражение и уселся в кресло. Начинать разговор Епишев не спешил.

- Я там попросил Танечку сделать нам чайку покрепче. Ты, я думаю, не
против.

Яворский растянул губы в согласной улыбке. Эти чиновники по-прежнему
считают себя пупом земли. Сколько надо нервов, чтобы общаться с ними. Дверь
открылась, и вошла Танечка с подносом, заставленным чашками, сахарницей,
серебряным чайником и корзинкой с любимым Яворским берлинским печеньем.
Мысль о том, что этот боров сожрет солидную часть его печенья, несмотря на
свою очевидную мелочность, совсем огорошила Яворского.

- Я вижу, что ты вконец расклеился, Сергей Константинович, - заметил
Епишев, жуя печенье и прихлебывая из чашки, - чаю вот совсем не пьешь.

- Игорь Александрович, я думаю, вы ко мне пришли не чаю попить.

- А ты не торопи. Вот год назад поторопились, так сами до сих пор не знаем,
в какое дерьмо вляпались.

Яворский сделал стойку, как охотничий пес. Похоже, речь шла о Богородцеве.
До сих пор Епишев говорил о нем только в превосходных тонах. Хотя надо
признаться, что последнее время он больше молчал по его поводу.

- Насколько я понял, речь идет о проекте, связанном с Собором? - осторожно
спросил он. Епишев невозмутимо прихлебывал чай.

- Не гони, успеется.

Раздражение Яворского сменилось нетерпеливым интересом. Епишев допил чай,
сгрыз последнее печенье из корзиночки и сыто вздохнул.

- Я слышал, ты провел переговоры по финансированию покупки прав показа
чемпионата Собора. И как много просят?

- Ну, это не олимпиада... - слабо, улыбнулся Яворский. - Но Рудой, конечно,
обнаглел.

- Еще бы, - хмыкнул Епишев, - Богородцев ему перекрыл кислород. Он уже в
долгах как в шелках.

- И что это означает?

- Это означает, что Богородцев уже не заинтересован в проекте. Я тут
попросил сделать анализ фирм, участвующих в финансировании проекта, и
знаешь, что обнаружил?

- Предполагаю.

- Богородцев продал все подобные структуры. Яворский зло произнес:

- Слава богу, что я еще не влез окончательно в эту авантюру.

- Ну, ну, - буркнул Епишев, - и что же ты собираешься делать?

- Как что? Немедленно прерву переговоры о покупке прав на трансляцию.

- А вот в этом ты не прав.

- ???

Епишев, игнорируя удивление Яворского, протянул руку к чайнику и вылил в
чашку остатки чая. Отпил:

- Все-таки хороший чаек у тебя Танечка заваривает, с травками. Из-за одного
этого стоит к тебе почаще приезжать.

Яворский молчал.

- Богородцев загреб слишком много власти. Он подставил нас всех, в том
числе и с помощью этого Собора. Ты знаешь, что рейтинги еженедельных
показов упали. Специалисты говорят, что практической ценности этот вид не
имеет, чистое шоу. Насколько я знаю, все переговоры о продажах программ за
рубеж также прекращены, причем по инициативе иностранных партнеров. Весь
этот проект в луже. Но все может измениться.

Услышав последнее заявление, Яворский вздрогнул. Епишев никогда не был
человеком, бросающим слова на ветер, к тому же он славился умением держать
нос по ветру. Если он решился поставить на кого-то помимо Богородцева...
Епишев невозмутимо попивал чай.

- Если вас интересует моя позиция... - начал Яворский.

Епишев кивнул:

- Именно, Сергей Константинович. Похоже, Епишев знал что-то важное.
Яворский наклонился вперед:

- Я должен обладать большей информацией, Игорь Александрович.

- Вне всякого сомнения, Сергей Константинович. - Епишев хитро прищурился. -
Почему бы нам вместе не поразмышлять вот над какими фактами. - И он
вкрадчиво продолжил: - Как вы знаете, у Богородцева такой принцип. Как
только он, так сказать, списывает человека со счетов, он тут же изымает
капиталы из всяких совместных предприятий и делает вид, что я не я и Маша
не моя. Так произошло в этой темной истории с... м-м-м, ну ты знаешь,
шумная перестрелка на окраине почти четыре года назад. А ведь тот сгоревший
особнячок Богородцеву я сам помогал купить. Какой предупредительный был,
сукин сын. Ну да ладно. Так вот, когда пошли разбирательства, оказалось,
что Богородцевым там и не пахнет. Даже этот особняк изначально был не его.
Улавливаешь мысль?

- По-моему, вполне разумный ход, - заметил Яворский.

- Правильно. Кстати, то же самое и с Рудым. Даже здание, в котором
Федерация национальных единоборств арендует офис, оказывается, никогда не
принадлежало Богородцеву.

Яворский улыбнулся:

- Ну, тут Константин Алексеевич перегнул палку, на этом уровне уже мало
кого интересуют юридические тонкости. Главное - фактическое положение дел.
Да что я вам говорю. - Яворский откинулся на спинку кресла, пытаясь
угадать, что означает эта эскапада Епишева, но тот улыбнулся в ответ:

- В общем, ты, конечно, прав, но как говорят: привычка - вторая натура. -
Он допил чай и поставил чашку.

Яворский ждал. Епишев нагнетал напряжение, но с Яворским такие дела не
проходили. Он прекрасно знал, что Епишев, сказав "а", обязательно скажет
"б".

- Ты, кажется, завязан с Богородцевым через финансовую группу
"Телекомбизнесбанка"? - заговорил Епишев.

Яворский похолодел:

- Вы хотите сказать... Епишев кивнул:

- Три дня назад он продал свою долю. Яворский некоторое время переваривал
это сообщение, потом поднялся и подошел к селектору:

- Танечка, пригласи начальника планово-финансового отдела на... - он бросил
взгляд на циферблат больших напольных часов, - четыре часа.

Епишев хмыкнул.

- Вы еще не сообщили свою главную новость. - Яворский вернулся в кресло. -
Что такого у вас в рукаве, что заставило бы меня влезть в абсолютно
безнадежное дело?

- О, я не сомневаюсь в положительном ответе... И постарайтесь помнить о
том, что я человек, который не любит фантастики.

Они чуть ли не минуту молча смотрели друг на друга - напряженно Яворский и
торжествующе Епишев, наконец последний произнес твердо и с расстановкой:

- Несколько дней назад ко мне пришел человек и сообщил, что он представляет
НАСТОЯЩИЙ Собор. Вчера он сумел убедить меня, что это правда.

Яворский ошеломленно смотрел на Епишева. Игорь Александрович полюбовался
произведенным впечатлением и закончил:

- Они собираются участвовать в чемпионате. После этого они хотят закрыть
коммерческий показ.

Я не очень понял почему, но знаю, что это их окончательное решение.
Подумайте, сколько будут стоить записи ЕДИНСТВЕННОГО чемпионата с участием
воинов НАСТОЩЕГО Собора. Если вы не хотите сделать это вложение, я найду
людей, которые с удовольствием профинансируют это дело. Но в таком случае
не забудьте, что я делал это предложение вам первому.

И Яворский понял, что он намертво попал на крючок.

6

Когда Иван поднырнул под ветку старой разлапистой ели, он невольно
остановился. Старую поляну было не узнать. В дальнем конце, за длинной, но
красивой особой, функциональной красотой дружинной избой будто поработал
ураган. Сухие древесные стволы были навалены в чудовищном беспорядке
извилистой полосой. Это была тренировочная засека. Дед Изя давно вынашивал
планы изобразить нечто этакое в потогонном стиле древнерусских дружинников.
И, судя по всему, ему это удалось. Иван некоторое время всматривался в
кажущийся беспорядок. Да, старейшина Изяслав постарался на славу. Глядя на
это сооружение, становилось понятно, почему Батый, которого не остановили
стены первоклассных крепостей, не прошел в северную Русь. Даже просто
перебраться через эту полосу было невероятно сложно. А, судя по направлению
заломов и ссадин на стволах, отроки проходили ее вдоль. Но это было еще не
все. Избу, тянущиеся через всю поляну столы и лавки на вкопанных в землю
столбах, навес из фигурной дранки, колодец и крыльцо деда Изиной сторожки
сплошными досками покрывала затейливая резьба. Она была несколько грубовата
и в то же время слабо напоминала произведения современных стилизаторов под
старину. Чувствовалось, что рукой резчика двигала любовь, а не коммерческий
расчет. Такую резьбу человек делал для себя, чтобы радоваться, сидя
вечерком на завалинке и взирая на дело рук своих.

Иван тихонько пробормотал заговор, отводящий глаза, слава богу на поляне
были только отроки, готовившие ужин, и тихонько скользнул вокруг поляны к
засеке. Первые несколько метров он преодолел играючи, потом пошло труднее.
Некоторые стволы были ошкурены, и ноги скользили на влажных гладких
стволах, другие, наоборот, бугрились зарубками и неснятой корой. Чем ближе
он подходил к избе, тем становилось сложнее. Появились ложбинки между
плотно сдвинутыми стволами, плотно засыпанные шишками, растопырившими свои
чешуйки, как ежик иголки. Наконец он, ободрав левый бок и локти, пробрался
между двумя ветвями, растопырившими еловые иглы так, что человек с трудом
мог просунуть ладонь, и спрыгнул у крыльца дружинной избы. Тут его заметила
смена кашеваров.

- Доброго утра, воин. -