ествия, Бертингас стал быстро
передвигаться  вдоль  звериных  троп.  Он  все  еще  покидал  их  в  самых
неожиданных местах - когда инстинкт подсказывал ему поступить именно так -
и бежал по целине, через кустарник. Голос инстинкта обычно осложнял  дело:
по звериным тропам было легко бежать, они были хорошо утоптаны, и  на  них
росла молодая трава. Кустарник  же  состоял  сплошь  из  колючек,  во  все
стороны торчали сучья и ветки, на земле валялись камни с острыми краями.
   Ноги у Тэда были тренированные, так как он часто ходил в пешие  походы,
но изнеженные, привыкнувшие к защите сапог  или  ботинок.  Подошвы  сплошь
покрылись волдырями уже  к  концу  первого  дня.  Тэд  оставлял  за  собой
кровавые следы на траве и камнях, в порезы глубоко въелась пыль.
   Он вскарабкался на дерево, чтобы расположиться среди изогнутых ветвей и
провести ночь в сравнительной безопасности, и это добавило  крошки  черной
коры и разводы смолы к уже покрытым толстым слоем грязи ступням.
   Надежно устроившись среди ветвей, без ужина и без воды - не считая  той
горсти, что ему удалось зачерпнуть на бегу из ручья или лужи, -  Бертингас
устало оперся о ствол дерева.
   Голодно, холодно, и все еще хочется пить. И еще. Либо ноги  подживут  и
укрепятся за ночь и утром он сможет все начать  сначала,  или  они  отекут
так, что он едва сможет ковылять.  Тогда  преследователи  обязательно  его
найдут.
   А такая ли уж это ужасная перспектива?
   Да. Эти сволочи играли без правил. Штурм его квартиры - сколько времени
прошло? Только два дня? Или три? Тот штурм не  был  арестом  или  попыткой
похищения. Они намеревались  убить  его,  стереть  в  порошок  и  закопать
остатки.
   Возможно, завтра или послезавтра некоторые пешие следопыты в этих лесах
могут оказаться друзьями. Поисковики с базы,  которые  ищут  его  по  всей
линии полета, которую Фиркин, несомненно, сможет  правильно  проложить  по
карте. Если только Пэтти и Море удалось спастись.
   Однако не имея ПИРа, чтобы анализировать поступающие сигналы  и  давать
на них ответ, Бертингас должен положиться на инстинкт и раствориться среди
растений. Менять направление под прямым  углом,  скользить  между  кустов,
подобно призраку. Не показывать свою светлую кожу или бледное лицо, хорошо
заметные среди зелени.
   Если ноги его подведут и он будет не способен  передвигаться  день  или
два, то сможет ли он отсидеться на дереве?
   Нет. Преследующие его солдаты - боевики, или кто там  они  -  рано  или
поздно заметят, что распугали тут всех крупных животных. Тогда  они  опять
включат свое инфракрасное оборудование и начнут верить его  показаниям.  И
обнаружат его на дереве, куда не может забраться ни один вампит.
   Итак, первым делом надо позаботиться о ногах, а также о пропитании.
   Прочно  охватив  дерево  правой  ногой,  он  согнул  левое   колено   -
скрипевшее, словно ржавый шпингалет - и притянул к себе ступню.  Он  начал
работать над ней - сгибать, массировать, выколупывать  пальцами  грязь  из
порезов. Воды, чтобы их промыть, у него не  было,  поэтому  он  плевал  на
кончики пальцев и протирал порезы слюной. Раны  слегка  покалывало,  влага
охлаждала воспаленную кожу.
   Теперь боль надолго станет его спутником.
   Его одеяние - помимо мокасин, которые  Бертингас  соорудил  из  жесткой
коры сразу, как только спустился утром  с  дерева,  -  представляло  собой
цельновязаное трико из сплошной мононити. Его будет  невозможно  разрезать
ни одним из каменных или деревянных орудий, которые ему  удастся  сделать,
но его можно распустить.
   Сидя на дереве, на холодном ветру, который дул с северо-востока, с гор,
он поклялся,  что  добудет  огонь.  Он  пообещал  себе,  что  огонь  будет
маленьким и бездымным - не более, чем тлеющие угли от сухого хвороста.  Но
все же он даст какое-то тепло и поможет ему пережить ночь.
   Чтобы  добыть  огонь,   Бертингасу   требовалось   толстое   полено   с
углублением, подкладка на ладонь, тонкая прямая палочка и лук, при  помощи
которого он будет эту палочку вращать. Через некоторое время  он  раздобыл
подходящий кусок дерева, заготовил кучку сухих листьев и  тонких  стружек,
которые выполнят роль трута. Под рукой  он  сложил  сухие  веточки,  чтобы
подкладывать их в пламя. Все было готово - за исключением тетивы для лука.
   Он попытался сплести веревку из травы, но ей не хватало прочности.
   Если бы он убил какое-нибудь животное, даже маленькое,  он  получил  бы
шкуру и сухожилия для тетивы. Пока же, располагая для  охоты  лишь  голыми
руками, он мог только выкапывать личинок.
   Сухие и мягкие, они продолжали извиваться во рту, пока он не прожевывал
их несколько раз. Вкус был неплох -  похоже  на  смесь  сладкого  изюма  с
мукой, но тетивы для вращения палочки из личинок не сделать.
   Поэтому он принялся трудиться над кромкой белья, заканчивающегося  чуть
выше лодыжки. Острый кремешок истер ткань, Бертингас поймал конец  нити  и
начал распускать вязание.
   Тем временем становилось все темнее.  Несколько  минут  он  раскручивал
нить вокруг ноги, пока не укоротил трико до  колена.  Затем  он  перекусил
нить зубами.
   Бертингас  сложил  нить  несколько   раз,   потом   перекрутил   пряди.
Получившийся шнурок он привязал к сделанной на конце лука зарубке.  Согнув
древко через колено, он привязал тетиву к противоположному концу. Даже  не
сделав паузы, чтобы полюбоваться  своим  произведением,  он  согнулся  над
поленом и зажал его ступнями. Прямая палочка-сверло встала одним концом  в
углубление, а другой конец упирался в  прокладку,  которую  Тэд  держал  в
ладони. Петля тетивы охватила древко сверла  и  завращала  его  с  большой
скоростью, когда он стал водить лук взад и вперед.
   Полено раскачивалось, и  он  плотнее  уперся  в  него  ногами.  Верхняя
прокладка ерзала, пока он не нашел точный угол и правильное давление. Рука
определила надлежащую силу и ритм,  с  которыми  следует  водить  лук:  не
слишком быстро, чтобы сверло не выскочило из углубления, но и  не  слишком
медленно, чтобы оно не застряло в углубляющемся отверстии.
   Взад-вперед, взад-вперед. По спине катился пот, пропитывая трико. Ветер
обдувал его, и холодное промокшее трико делалось еще холоднее.
   Взад-вперед. Он уже собрался бросить это  бесполезное  занятие.  Старые
книги врали. Ни одному человеку не удавалось  подобным  образом  заставить
дерево дымить и гореть. Ему попалось плохое  дерево.  Слишком  сырое.  Или
недостаточно сырое.
   Из углубления внезапно выпрыгнула искорка и упала на камень.  Бертингас
выронил свое орудие и накрыл искру сухим листком. Искра потухла.
   Он быстро установил на место сверло, прокладку и лук, нашел  правильный
угол и начал пилить опять.
   Через минуту-другую почерневшая ямка в полене задымилась и породила еще
одну искру. Бертингас ее  проигнорировал.  Еще  несколько  искр.  Он  стал
пилить быстрее. Кончик сверла вспыхнул.
   Он опять все бросил и склонился над поленом.  Он  потихоньку  подул  на
огонек, и пламя поднялось на высоту мизинца. Не глядя, он  протянул  руку,
схватил сухой лист и положил его в углубление. Лист быстро загорелся.  Еще
один, и еще. Он подкладывал сначала  листья  и  стружку,  затем  тоненькие
веточки.
   В свете пламени он мог разглядеть  свои  ладони,  чувствовал,  как  оно
заиграло на запавших щеках. Он  только-только  ощутил,  как  зарождающееся
тепло начало согревать  его  лицо,  когда  услышал  какой-то  звук.  Треск
кустов, топот ног. Поначалу далекий, шум приближался.
   Прошипев себе под нос проклятье, Бертингас развалил костерок и  затушил
пламя, хлопая по нему руками, потом раскидал стружки  и  листья  в  разные
стороны. Он пригнулся, и низкое рычание само собой вырвалось из его горла.
На глаза наворачивались слезы, и не только из-за дыма.
   Тадеуш Бертингас был готов опуститься на землю прямо тут же,  замерзший
и истощенный, и ждать, когда его преследователи - первый  патруль  за  два
дня - обнаружат его.
   Пускай они отведут-его в такое место, где тепло и светло, даже если  на
двери будет висеть замок, а на ногах  -  цепи.  Пускай  его  приволокут  к
настоящей пище, даже если это будет корка засохшего хлеба, даже  если  она
окажется последней едой в его жизни. Пусть его убьют. По крайней мере, ему
будет тепло в последние мгновенья.
   Но все эти мысли промелькнули в голове за какой-то  миг.  Он  внутренне
собрался. Быстро натянул мокасины из коры. Подобрал лук, сверло, полено  с
дыркой и кремневый нож. Затем растворился среди деревьев.



        "14. РЕГИС САЛЛИ: ЩЕКОТЛИВЫЙ ВОПРОС"

   Регис Салли точно выбрал момент: через две минуты после  того,  как  во
время официального завтрака подали закуску. Этим утром  почетными  гостями
были представители Ассоциации латифундистов. Народ, конечно, важный, но до
чего же  скучный!  Больше  интересуются  зарплатой  поденщиков,  ипотечным
законодательством, экспортными ценами и прогнозами  погоды,  чем  реальной
политикой.
   Интересно, как это - жить и все время бороться за то, чтобы получить за
какой-нибудь свекольный сок на полкроны больше других  землевладельцев,  а
влияние, вес в обществе - это тебе без разницы?
   Просто превосходная аудитория, чтобы кинуть в нее заранее заготовленную
гранату.
   - Дорогая! - Усилители подхватили его голос и разнесли по  всему  залу,
перекрыв болтовню за столом - как и было задумано.
   Дейдра повернулась, ложечка с желтой массой - это было желе из  дыни  -
замерла на полпути в рот. Дейдра одарила  его  взглядом,  который  даже  с
натяжкой не назовешь любящим.
   - Ты уже приняла решение насчет номинации?
   - У меня никогда не было сомнений  насчет  этого,  Регис.  -  Ее  голос
прошел через те же самые динамики, и каждый из присутствующих слышал  его.
- Мы дали обещание поддержать Родерика.
   - Обещать еще не значит присягнуть.
   Сидевший слева от Региса  скотозаводчик  положил  ложку,  вытер  рот  и
повернулся к губернатору.
   - Простая формальность. Я получу коды согласия - уверена в  этом  -  от
всех _лояльных_ субъектов Пакта.  Я  рада  сообщить,  что  большинство  из
присутствующих здесь наших друзей предоставило мне свои коды.
   Послышался звон ложечек о тарелки, и раздались аплодисменты.  Часть  их
звучала несколько приглушенно - из-за того, что аплодировавшие  держали  в
руках салфетки.
   - Большинство, дорогая? Некоторые, но не все? Из наших лояльных друзей?
- это было задумано по сценарию.
   - Да, так.
   - У них есть сомнения, как ты думаешь?
   - Конечно нет! Они знают, по отношению к чему они лояльны - и к кому. Я
уверена, они просто чересчур заняты  делами  -  уборка  урожая,  заботы  о
наемных  рабочих,  -  чтобы  передать  коды  своевременно.   Это   простой
недосмотр, уверяю тебя.
   - И все же некоторые сомневаются. - Регис повел глазами влево и вправо.
Это _не было_ задумано по сценарию. Он отметил легкое  замешательство  как
среди гостей за столом, так и среди слуг, меняющих приборы.
   Итак, среди обслуживающего персонала Дворца были шпионы. Что ж,  он  об
этом знал, не знал только, кто конкретно. Он постарался быстро запомнить и
лица, и нагрудные знаки - имена можно выяснить позже.
   Амелия Сейл швырнула салфетку на стол:
   - Мы поддерживаем тебя, Дейдра. Ты можешь верить этому. Мы поддерживаем
порядок, мир, закон и стабильный рынок. Но Родерик...
   - Он марионетка, - резко произнес кто-то на дальнем конце стола.
   - Но это лучше, чем сборище торговцев, - прошептал кто-то еще.
   - Я знаю милорда Родерика тен  Холкомба...  -  начала  было  губернатор
Салли.
   - Даже слишком хорошо, - добавил Регис, еле  слышно  хрюкнув,  так  что
через усилители было не разобрать, что это за звук.
   - Он обладает всеми достоинствами  своего  отца.  Он  высоко  ценит  ту
работу,  которую  все  его  подданные,  но  особенно   вы,   владельцы   и
распорядители земли, ведете в поддержку и защиту принципов  Пакта.  Будучи
избранным,  он  продолжит  выполнение  программы  расширения  и  развития,
которую его отец...
   - Дед, - подсказал кто-то с дальнего конца стола.
   - Прадед, - послышалось с той же стороны.
   - ...проводил и поддерживал буквально каждую минуту своего правления.
   - Когда он был трезв, - сказал кто-то шепотом.
   - Что бывало не часто, - ответили ему таким же шепотом.
   - Мы не поддержим войну, Дейдра! - резко бросила Амелия Сейл.
   - Разумеется, нет! - ответила губернатор.
   - Но этим займутся другие. Спайл развяжет открытую войну за престол. Он
получает поддержку из многих источников.
   - От бешеных псов и предателей, - сказала Дейдра.
   - Да, конечно. Он сам сумасшедший, - согласилась Амелия Сейл. - Никто с
этим не спорит.  И  все  же  он  подает  пример.  Есть  другие,  не  менее
амбициозные, но  совсем  не  сумасшедшие,  которые  снова  и  снова  будут
заставлять его двигаться тем же курсом и так далеко, как только он  сможет
зайти; будут смотреть, как он спалит дотла и самого себя, и все  на  своем
пути... Затем они выйдут из-за его спины и сами пойдут вперед,  круша  все
вокруг.
   - Если у тебя есть доказательства подобного заговора  против  Пакта,  -
сказала губернатор, - это преступление скрывать их, Амелия.
   - Конечно же у меня нет доказательств! Но я знаю то  же  самое,  что  и
остальные, если у них есть глаза, чтобы смотреть, и мозги, чтобы думать.
   Регис отметил одетого  в  белую  ливрею  официанта,  который  незаметно
подошел к владелице Грингэллоу. У официанта - это был человек -  оказались
здоровенные руки. Регис заметил это, когда тот их поднял  на  уровень  шеи
Сейл.
   - Родерик и Космический флот дадут решительный отпор всем смутьянам,  -
твердо заявила Дейдра Салли.
   - Если он получит наше согласие, - вставила Сейл.
   - Ты уже дала свое.
   - Как знак готовности рассмотреть его кандидатуру, и только, Дейдра. Но
я не отдала за него свой голос.
   Все, кто  был  за  столом,  согласно  закивали  и  что-то  одобрительно
забормотали.
   Официант с большими руками резко повернулся,  отошел  и  остановился  у
сервировочного столика. Главным блюдом сегодня были  бифштексы  в  яйце  с
лососевым соусом. Регис размышлял,  сколько  гостей  сохранило  достаточно
аппетита после этой перепалки, чтобы в горло им полез этот бифштекс.
   Миссия Региса увенчалась успехом.



        "15. ТАДЕУШ БЕРТИНГАС: ЭВАКУАЦИЯ"

   Густая теплая кровь струилась по нижней губе Бертингаса  и  стекала  на
заросший щетиной подбородок. Он ненадолго приостановился, вытер его рукой,
потом облизал ладонь. И  сразу  же  принялся  опять  рвать  зубами  печень
животного, откусывая большие куски.
   Когда он проглотил примерно около килограмма, и  бешеная  прожорливость
утихла, и вернулась способность связно мыслить,  Бертингас  остановился  и
задумался.
   А было ли это существо животным?
   Оно передвигалось на четырех  ногах,  каждая  оканчивалась  ороговевшей
платформой, которая могла являться копытом на ранней стадии эволюции.  Оно
паслось, поедая траву и листву с нижних веток деревьев, обрывая  все,  что
имело зеленый цвет, и помахивая коротким, с черными полосками хвостом. Его
глаза были широко посажены  по  обеим  сторонам  головы,  как  у  стадного
животного, которому необходимо иметь широкий угол зрения. Как у добычи. Не
как у хищника, глаза  которого  посажены  близко,  для  лучшей  остроты  и
концентрации  зрения.  Это  могло  быть  что-то  вроде  протооленя  -   за
исключением того, что его высокий,  выпуклый  череп  не  украшали  никакие
рога. Белая шкура была покрыта короткой жесткой щетиной, как у кабана.
   Когда Тэд встретил его на тропе,  животное  -  назовем  его  щетинистым
оленем - с глупым видом смотрело на него. Кто-нибудь не такой голодный мог
бы сказать, что этот взгляд больше походил на... задумчивый. Существо чуть
вздрогнуло, когда Бертингас приставил наконечник кремневого  копья  к  его
горлу, а затем с силой надавил.
   Насколько он понимал, щетинистый олень был совершенно  тупым  животным.
Бертингас не мог отыскать ни единого намека на  то,  что  это  неизвестная
науке разумная раса.  Нет,  это  был  просто  еще  один  представитель  не
исследованной до конца фауны Палаццо - возможно, очень редкий, но также  и
очень вкусный.
   Тэд чувствовал, как питательные вещества вливаются в него  из  широкого
блестящего внутреннего органа животного, который, по его  мнению,  являлся
печенью. По крайней мере, он находился на том же месте, что и печень  всех
земных млекопитающих, когда Тэд вспорол  шкуру  на  брюхе  лезвием  своего
копья и выпотрошил зверя с помощью короткой палки.
   Щетинистый олень был для Бертингаса богатством, здоровьем,  даже  самой
жизнью. Он нарежет полоски мяса из боков - прекрасное дополнение  к  диете
из ягод и личинок, на которой он сидел всю последнюю неделю. Он  снимет  и
выскоблит шкуру,  сделает  из  нее  прочную  верхнюю  одежду  и  настоящие
мокасины вместо этих кусков коры, которые язык не  поворачивается  назвать
обувью. Они  совершенно  расползлись  и  сваливались  с  ног.  Он  вытянет
сухожилия и сделает из них прекрасную тетиву для своего  лука,  желудок  и
прочие внутренности пойдут на  сумки  для  провизии,  из  верхушки  черепа
получится отличная чаша для воды, кости можно будет расколоть  и  наделать
из них наконечников для стрел и  рыболовных  крючков.  Он  выварит  мелкие
кости и приготовит клей, сбреет щетину и приклеит  к  стрелам  в  качестве
оперения.
   Убив этого оленя, он сможет продолжать свой путь бесконечно долго.  Его
охватило желание вознести молитву духу оленя за принесение своей  жизни  в
дар Бертингасу.
   Как же изменила его эта неделя, проведенная среди  дикой,  первозданной
природы! Узнал бы кто из многочисленных  друзей  в  этом  дикаре,  убившем
животное  заостренным  камнем  и  рвущего  зубами  сырое   мясо,   Тадеуша
Бертингаса? Поверили бы они, что это и есть тот самый лощеный  заместитель
директора Бюро коммуникаций Скопления Аврора? Бывший  архивариус  базового
Диска рассеянной информации и приверженец  принципов  правдизма?  Стройный
горожанин Мейербера, живущий в роскошной вилле?  Находящийся  на  короткой
ноге с почти небожителями из Главного центра - такими, как Дейдра Салли  и
Селвин Прейз. Кто-нибудь поверил бы?..
   Да, Халан Фоллард поверил бы. Тот знал все о  склонности  Бертингаса  к
бегству в необитаемые горные районы, к свежему ветру и диким лесам. Но все
же даже Фоллард  знал,  что  Бертингас  ходил  в  походы,  снаряженный  по
последнему слову техники: с палаткой из термального шелка, с подстилкой из
упругой фиберткани и надувными матрацами, запоминающими положение тела,  с
сапогами из шкуры крота,  с  набором  питательных  сиропов,  имеющих  вкус
изысканных блюд, с конвекционным обогревателем, чьи  лепестки  из  легкого
металла складывались друг на друга, так что он  занимал  место  не  больше
фонарика.
   Чего Фоллард не знал - так это того, что Тэд также изучал  и  старинные
способы выживания в необитаемой местности. У сиу, якутов,  полинезийцев  и
ванаби он научился, как раскалывать кремень и делать  из  него  ножи,  как
соорудить лук и как выследить на звериной тропе неосторожное животное.
   Первого оленя он добывал целую неделю.  Если  говорить  честно,  то  он
думал не только о выживании среди дикой природы. Сколько раз - и в засаде,
и при выслеживании - Бертингасу приходилось прерывать охоту. Там,  где  он
ожидал  услышать  мягкую  поступь  осторожных  лап   достаточно   большого
животного, на которого стоило поохотиться, до его слуха доносилось шумное,
с топотом сапог и хрустом веток, движение человеческого  патруля.  Который
не был обучен лесному искусству и неслышной поступи. Значит, солдаты.
   Пока его руки работали над разделкой оленя, выбирая нужные  ему  части,
глаза и уши были настороже. Если кто-нибудь наткнется на него до того, как
он успеет вырыть тайник и спрятать остатки - включая и пропитанную  кровью
землю под тушей, - то ему  придется  бежать  очень  быстро.  Неплохо  быть