вероятно  тоскливую
мелодию. Она заставила напрячься обжигающие красные полосы на спине Анито.
   Танцоры  Нармолома  вышли  в  полукруг  и  стали  издавать  скрежещущие
ритмичные звуки, сопровождая их шумом погремушек и кастаньет,  укрепленных
на ногах и руках. Анито украдкой взглянула  на  Миато.  Обычно  именно  он
возглавлял  хоровод,  но  сейчас  раненая  нога  лишала  его   возможности
танцевать. Нога Миато быстро заживала - уже и ступня,  и  колене)  отросли
настолько, что нога касалась земли, хотя он пока  и  ковылял  на  костыле.
Через полмесяца кости и сухожилия должны окрепнуть, и нога  будет  служить
как положено.
   Танцоры хлопали себя ладонями по бедрам, вызывая  танцоров  лайли-тенду
выйти к ним. Те встали на  колени,  их  влажная  кожа  сверкала  в  сиянии
светящихся грибков. Волны ослепительной синевы накатывались  на  их  тела.
Танцоры же Нармолома стали совершенно черными, но потом на этом фоне стали
взрываться зеленые пятна и полосы. Сами же танцоры  гремели  погремушками,
стрекотали и раскачивались взад и вперед,  почти  невидимые,  кроме  ярких
всполохов  красок.  Танцоры  лайли-тенду  отвечали  зелеными  и   розовыми
вспышками, что означало одобрение и сильное возбуждение. Танцоры Нармолома
подхватывали их узоры и как  эхо  повторяли  их.  Таким  образом  началась
долгая импровизация вызовов и откликов, которая постепенно  перерастала  в
крещендо движений, музыки  и  красок.  Потом  интенсивность  представления
стала волнообразно затихать, сопровождаясь печальным пением рогов. И вдруг
наступила мертвая тишина.
   Зрители переливались лазурью и густым синим цветом, означавшими восторг
и полное одобрение. "Историю, историю, историю, расскажите нам историю!" -
раз за разом повторяли эти узоры большими  и  яркими  символами.  Встал  и
вышел в круг, образованный актерами  и  зрителями,  Укатонен.  На  толстых
ластах  приковыляла,  чтобы  присоединиться  к  нему,   Нарито   -   глава
лайли-тенду. Собравшиеся люди суши и моря бешено аплодировали.
   Анито отвернулась - память о недавнем прошлом была  еще  жива.  Сколько
раз приходила она сюда, и каждый раз ее ситик исполнял роль  руви-тенду  в
этом представлении. И хотя то время ушло, Анито было больно видеть на  его
месте кого-то другого.
   Укатонен сыграл на своем роге еще  одну  печальную  мелодию,  а  Нарито
ответила  на  нее  целой  серией  нот,  сыгранных  на  флейте.  Барабанщик
отозвался мощными гулкими ударами  по  выдолбленному  бревну  -  так  было
официально открыто торжественное кворбирри.
   Знакомая всем история развертывалась одновременно в  музыке,  танцах  и
цветных узорах. Первые попытки сухопутных тенду жить в море были сыграны и
пояснены стилизованной речью кожи Укатонена. Это был очень древний,  очень
традиционный стиль, вполне  соответствующий  статусу  энкара,  но  в  этой
древней   манере   Анито   внезапно    прослеживала    движения,    узоры,
фразеологические обороты совершенно современные и оригинальные. Было  ясно
- Укатонен - мастер кворбирри.
   Нарито отозвалась на  вызов  впечатляющего  представления  Укатонена  с
изяществом и силой. Она исполняла роль моря и живущих в нем созданий,  она
проверяла способность тенду жить в океане. Анито бросила взгляд на Моуки и
Иирин. Они были в буквальном смысле  поглощены  кворбирри.  Иирин  достала
свой живой камень и изображала на нем картину всего  происходившего  перед
ней.
   Анито видела десятки раз, как это  делает  Иирин,  как  она  записывает
разговоры, а затем просматривает их вновь и вновь. Иирин говорила, что это
помогает ей учить язык и что записи помогут ее народу лучше понять, о  чем
говорят тенду. А что могут понять ее люди в кворбирри? И какая часть  этой
стилизации будет понята самой Иирин?
   Волна сожаления прокатилась по спине Анито.  Ей  было  жаль  это  новое
существо. Она была слепа к нюансам стиля  и  техники,  которые  превращали
кворбирри в уникальное зрелище.
   Представление близилось к концу, то есть  к  рассказу  об  установлении
торговых отношений между  лайли-тенду  и  руви-тенду.  Укатонен  и  Нарито
взялись за руки и плясали в круге, их движения символизировали  слияние  и
гармонию. Затем каждый из них вовлек еще кого-то из зрителей в этот танец,
хоровод ширился и ширился, пока его участниками не  стали  все  зрители  и
танцоры,  включая  даже  Иирин.  Круг  становился  теснее,  его  участники
ритмично чирикали, опускаясь на колени в песок. Танец перешел во  всеобщее
слияние. Анито ощутила соленую кровь лайли-тенду и знакомую -  сладковатую
- жителей Нармолома.


   Джуна с восторгом смотрела, как расцветают в радужных красках  танцоры,
как меняется темп танца. Она нащупала свой компьютер и  превратила  его  в
видеокамеру. Да, людям из отдела Контакта  с  инопланетянами  это  зрелище
должно понравиться. Съемка делалась автоматически, и Джуна могла  спокойно
наслаждаться  невиданным  спектаклем.   Ей   казалось,   что   перед   ней
разворачивается  лишенное  внутреннего  содержания  переплетение  цвета  и
движений. Иногда ей попадались отдельные знакомые слова  или  символы,  но
скорее  всего  это  было  нечто   вроде   эквивалента   джазового   пения,
преимущественно импровизационного и абстрактного. Представление, достигнув
кульминации,  шло  к  концу,  и  наконец  аудитория   взорвалась   шквалом
визуальных аплодисментов, что было ничуть не менее красиво и занимательно,
чем само представление,  которое  только  что  доставляло  зрителям  такое
наслаждение. Аплодисменты постепенно перешли  в  ритмизованное  повторение
одних и тех же слов. Слова требовали какой-то истории.
   Укатонен и один из морских тенду вышли в  центр  круга.  И  зрители,  и
участники  представления  покрылись  рябью   одобрения.   Джуну   поразила
наступившая тишина. Единственными звуками был тихие вздохи ветра и прибоя,
да изредка случайный шорох погремушки,  когда  кто-то  из  танцоров  менял
позу. Иногда слышался и еще один  слабый  шорох  -  это  компьютер,  меняя
фокус, вращал кольца объектива.
   Укатонен сыграл длинную монотонную мелодию на своем роге, сделанном  из
витой  раковины.  Прогремели  гулкие  удары   по   выдолбленному   бревну,
заменявшему здесь барабан. К Укатонену присоединился морской тенду, и  они
начали танцевать строгий стилизованный танец, который как  бы  сопровождал
сложнейшие торжественные узоры языка кожи, излагавшие смысл происходящего.
   Этот  формализованный  язык  был  почти  недоступен  для   Джуны,   она
улавливала лишь отдельные повторяющиеся  слова.  Им  эхом  вторил  морской
тенду. Нить повествования переходила  от  одного  исполнителя  к  другому,
выражаясь визуальными вопросами и ответами. История касалась моря и тенду.
Джуна наклонилась вперед, стараясь глубже вникнуть в смысл  повествования.
Вполне возможно, что это что-то вроде мифа - о сотворении мира? Но если он
повествует о  том,  как  тенду  вышли  из  моря,  то  почему  складывается
впечатление, будто история рассказывается от конца к началу?  Впрочем,  по
мере развития сюжета Джуна стала понимать, что  это  рассказ  о  том,  как
тенду копили знания о море. Рассказ завершился тем, что Укатонен и морской
тенду взялись за руки и стали отплясывать вместе. Потом они стали  вводить
в танец зрителей и танцоров, образовывая огромный круг. Прохладные влажные
руки подхватили и Джуну с  Моуки,  вовлекая  в  танец.  После  длительного
сидения на песке движение показалось  Джуне  исключительно  приятным.  Она
поводила плечами, изгибала спину, имитировала движения тенду  и  их  тихое
постанывание. Потом все начали становиться на колени, изгибаясь то вправо,
то влево. Джуна тоже опустилась на колени, время от времени ощущая, как ее
касаются прохладные влажные тела участников танца. Она вдруг почувствовала
слабый укол и утонула в слиянии прежде, чем успела  испугаться.  В  панике
она попыталась было сопротивляться, но с ней был Моуки, он встал преградой
между нею и другими участниками слияния, он давал ей время для  адаптации.
Когда она  успокоилась,  Моуки  позволил  слиянию  проникнуть  сквозь  его
защитный  блок.  Он  останавливался  каждый  раз,  когда  Джуна   начинала
волноваться. Она ощущала и эго Укатонена, который действовал  согласованно
с Моуки, руководя им и успокаивая ее.
   Постепенно Джуна начала ощущать и присутствие других, кроме Укатонена и
Моуки. Острое солоноватое чувство любопытства доминировало в слиянии.  Они
ждали, чтобы Джуна открыла себя деревенским и морским людям.
   Джуна в страхе жалась к Укатонену и Моуки,  ужасаясь  даже  мысли,  что
какие-то чужаки будут шнырять в ней, касаясь ее самых интимных чувств.  Ее
друзья укрыли ее, гарантируя защиту и покой. Когда она снова  успокоилась,
они  потихоньку  стали  снимать  блокировку,  давая  возможность   слиянию
проникнуть к ней. Когда Джуна опять стала волноваться, блокировка окрепла.
Так постепенно Джуна начала как бы растворяться в слиянии, оно проникало к
ней во все возрастающих дозах через защитное эго друзей.  Теперь  всеобщее
слияние омывало ее подобно теплым водам  моря.  Моуки,  Анито  и  Укатонен
поддерживали ее, помогая обучиться искусству  плавания  в  этих  водах.  А
потом слияние  кончилось,  и  Джуна  очнулась  на  берегу,  чувствуя  себя
успокоенной и в мире со всем миром.
   Она встала и пошла в море, чтобы смыть налипший  на  кожу  песок.  Море
фосфоресцировало, оно горело зеленым светом,  омывая  тело  Джуны.  Быстро
движущийся зеленый след совсем рядом заставил Джуну испуганно вздрогнуть и
втянуть в легкие воздух, чтобы закричать, но тут на  поверхность  вынырнул
лайли-тенду. Она выдавила из себя неуверенный смешок, когда  тот  высветил
слова приветствия. Она ответила ему тем же и глубоко  нырнула,  забавляясь
случившимся, а потом поплыла прочь от берега, оставляя за собой сверкающий
зеленый след - свечение потревоженного движением планктона.
   Джуна освобожденно вздохнула, поднырнула  под  накатывающуюся  волну  и
открыла глаза навстречу  фосфоресцирующей  зеленой  завесе.  Она  плыла  в
ночном море, давая холодному морскому огню искрами сверкать  на  ее  коже.
Слияние прошло великолепно, особенно благодаря защите Моуки и других.  Она
испытала  великолепные  ощущения,  особенно  после   того,   как   удалось
расслабиться.  Аллу-а  принесло  ей  чувство,  что  она  -  Джуна  -  есть
неотторжимая часть чего-то очень большого: бесконечного и живого, как море
или лес. И оно ничуть не походило на насилие. Джуна распрямилась и стрелой
вынеслась на поверхность, вдыхая сладость воздуха. Это не ее мир,  это  не
ее люди, и все же слияние почему-то дало ей ощущение возвращения домой.
   Джуна поплыла к берегу и вскоре вышла на  пляж,  роняя  капли  зеленого
огня. Соль и планктон она смыла  в  ближайшем  пресном  ручейке.  А  потом
свернулась клубочком возле Анито и других и крепко заснула.


   Анито проснулась очень рано. Напилась,  выкупалась  в  ручье,  а  потом
долго стояла на берегу, глядя на океан, пока волны спокойно  плескались  у
ее  колен.  Сегодня  состоится  ее  первый  нерест.  Она  была  благодарна
вчерашнему слиянию, но хотя  лайли-тенду  стали  после  него  ей  ближе  и
понятнее как группа, индивидуально они оставались чужими.
   Брачный сезон всегда страшил Анито. В это время  даже  Илто  становился
каким-то далеким и раздражительным. Один раз, когда она  была  совсем  еще
юной, он даже накричал  на  нее,  почему-то  спутав  с  соперником-самцом.
Правда, он немедленно извинился, но память о том случае все  еще  саднила.
Неужели и она станет  такой  же?  Она  вспомнила  силу  своего  случайного
эротического возбуждения и неумение его контролировать.
   Раздались звуки шагов по воде. Это был Укатонен. Он погладил ее плечо.
   - Волнуешься? - спросил он.
   Она высветила утвердительный ответ.
   - Всегда  немножко  страшно,  пока  наконец  не  возбудишься.  А  когда
начинается гон, то уже ничто другое не имеет значения. У  тебя  все  будет
хорошо. - Он протянул ей только что пойманную рыбу. - Дар одного из  твоих
воздыхателей. Тебе сегодня надо хорошо поесть. Нерест берет много  сил,  а
подкрепиться никакой возможности не будет.
   Вместе с Укатоненом Анито вернулась в гнездо. Иирин  и  Моуки  помогали
Нинто готовить обильный завтрак.
   - У тебя, по-видимому, куча воздыхателей, - сказал Укатонен. - Это  все
понатащили самцы лайли-тенду.
   Анито  ела,  пока  не  набила  желудок  до  отказа.  Остатки   наименее
скоропортящихся  продуктов  Нинто  сложила   в   сумку   Анито,   завернув
предварительно в зеленые листья. Та повесила сумку через плечо и высветила
слова благодарности. Ее проводили на пляж, где Нарито уже  ожидала  женщин
Нармолома, которые должны были  принять  участие  в  нересте  с  мужчинами
лайли-тенду,
   Когда Анито пошла к другим женщинам, Нинто ласково сжала ей плечо.
   - Не волнуйся, - сказала она. - Тебе это понравится.
   Анито согласилась. Она с трудом проглотила слюну - глотка пересохла  от
волнения. Укатонен вышел вперед и дотронулся до ее руки.
   - Поскольку в Нармоломе еще нет главного старейшины, я  буду  наблюдать
за гоном от лица деревни, - сказал он.
   Анито сразу успокоилась. Там будет  Укатонен.  Он  о  ней  позаботится.
Значит, все будет хорошо.
   Самцы лайли-тенду вышли из моря  на  берег  и  уселись  вокруг  Нарито.
Женщины же  Нармолома  сели  в  кружок  вокруг  Укатонена.  Каждая  группа
слилась. Анито почувствовала мощное  эго  Укатонена,  возбуждающее  в  них
желание.  В  ее  репродукционных  органах  вспыхнул  жар.  Когда  Укатонен
разорвал контакт, этот жар уже ощущался ее кожей,
   Анито опустила глаза. Ее кожа  приобрела  цвет  тусклой  бронзы,  но  в
нижней части живота, на  бедрах  и  на  ягодицах  этот  цвет  был  ярче  и
золотистее. С другими женщинами происходило то же самое. У мужчин  слияние
еще не кончилось. На каждую женщину приходилось примерно по три мужчины.
   - Нужно будет пригласить их посетить нас  в  верховьях  реки  на  время
брачного сезона. Тогда нам не пришлось бы драться  за  хороших  самцов,  -
сказала одна из женщин. Это была Нанто. В прошлый сезон она нерестилась  с
Илто.
   Другие женщины выразили полное согласие.
   - Жаль, что море так далеко, - сказала Янито. - Было бы совсем  неплохо
всегда иметь достаточное количество самцов для нереста.
   - Для этого вам следует выбирать больше тинок-самцов в  качестве  своих
бейми, - вмешался Укатонен.
   -  Но  ведь  бейми-самки  более  полезны,  -  ответила  Барито.  -   Их
неоплодотворенные яйца - хорошая пища для нейри.
   - Кроме того, - заявила Нанто,  -  это  вряд  ли  помогло  бы.  К  тому
времени, когда новые бейми-мужчины достигнут половой  зрелости,  меня  уже
давно не будет.
   - Нам всегда нужны энкары, - сказал  Укатонен.  -  Возможно,  некоторым
вашим старейшинам, у  которых  есть  взрослые  бейми-самцы,  следовало  бы
подумать о том, чтобы стать энкарами.
   Большинство  женщин  отвернулись:  мысль  о  расставании  с  Нармоломом
расстраивала их, но в то же время они не хотели сказать ничего, что  могло
бы обидеть энкара. Анито, сочувствуя, погладила плечо  Укатонена.  Он  был
прав - в деревне слишком мало  мужчин.  Это  была  проблема,  над  которой
новому главному старейшине придется серьезно задуматься.
   - Лайли-тенду кончили сливаться, - сказала Ханто.
   Мужчины теперь тоже были бронзового цвета.  Анито  обнаружила,  что  ее
взгляд приковывают к себе золотые полосы в нижней части живота и на  боках
самцов. Ее внутренний жар стал усиливаться и как  бы  распространяться  по
всему телу. Она ощутила внезапную потребность оказаться рядом  с  самцами.
Сила этого влечения испугала  ее.  Она  хотела  бежать,  нырнуть  в  море,
почувствовать, как оно все крепче обнимает ее с погружением в глубину.
   Нарито жестом указала на океан. Анито  с  трудом  удержалась  от  того,
чтобы не рвануться вперед, и чинно последовала  в  воду  за  Укатоненом  и
женщинами Нармолома. Желто-черные  рыбы,  подобно  стае  испуганных  птиц,
брызнули во все стороны, когда они вступили в волны. Анито нырнула прямо к
песчаному, покрытому мелкой рябью  дну.  Два  стремительных  сильных  тела
нырнули следом, их золотые полосы ярко сверкали в подводном сумраке. Анито
стрелой взмыла к поверхности, взлетев в воздух в красивом  мощном  прыжке.
Самцы следовали за ней вплотную. Теперь к ним присоединились еще  двое,  и
Анито увидела,  что  со  всех  сторон  окружена  ослепительно  сверкающими
золотом самцами. Она ощущала в воде их возбуждение - соленое и жгучее, как
перец. Ее кожа горела огнем. Она поглядела вниз:  теперь  все  тело  сияло
золотом. Скоро яйца будут готовы к оплодотворению, и тогда наступит  время
для совокупления. Она рванулась вперед, нырнула - очень глубоко, уводя  за
собой самцов и  чувствуя,  как  растет  давление  на  ушные  перепонки,  с
гордостью ощущая свою силу и скорость. Иногда на золотом фоне кожи  у  нее
проступали синие разводы. Она выдохнула из легких воздух  и  пошла  вверх,
окутанная облаком серебристых пузырьков. Она  позволила  мужчинам  догнать
себя, дразня их  близостью  своего  присутствия.  А  самцы  бешено  вились
вокруг. Они  выпрыгивали  из  воды,  они  оповещали  о  своем  возбуждении
серебряными фонтанами брызг.
   Теперь мужчины были полностью золотые, что заставляло  ее  кожу  гореть
еще сильнее. Один из них проплыл совсем рядом, задев  Анито  своим  телом.
Она снова  нырнула,  а  из  ее  уст  вырвался  тихий  брачный  стон.  Вода
завибрировала ответными криками самцов,  и  возбуждение  Анито  перешло  в
яростный сексуальный зов течки. Это чувство захлестнуло  ее,  она  уже  не
могла больше сдерживать  себя.  Анито  снова  простонала,  блеском  золота
оповещая мир о силе своего желания. На мгновение она  поняла  страх  Иирин
перед слиянием. Еще одно быстрое тело скользнуло рядом,  заставив  сжаться
кожу на спине Анито. Она снова рванулась к поверхности. Самцы  выскакивали
почти вплотную, их тела горели в лучах солнца.  Страх  исчез,  вытесненный
страстным желанием. Она качалась на морской зыби, спина  изогнута  в  знак
готовности.
   Один из самцов  схватил  ее,  и  она  ощутила,  как  спина  сама  собой
изгибается еще больше. Она подставила клоаку и ощутила, как  клоака  самца
прикасается к ней. Внезапная теплота выброшенной спермы  проникла  в  нее,
замутила воду, придав ей известковый горьковато-мускусный привкус, что еще
сильнее возбудило Анито. Незнакомые мышцы, о существовании которых  она  и
не подозревала, теперь сокращались, загоняя  сперму  вглубь  -  туда,  где
хранилась гроздь яиц. Самец отпустил Анито, и она  почувствовала,  как  ее
обхватывает другой партнер. Мыслей не было - ею владели  лишь  инстинкт  и
страсть.
   Анито  совокуплялась  снова  и  снова,  потеряв  счет  самцам,  которые
обнимали ее. Было  уже  темно,  когда  она  вышла  из  океана  -  усталая,
умирающая от голода и измученная. От резких движений  ныла  спина.  Живот,
казалось, отяжелел от яиц и спермы. Клоака тоже болела, но эта  боль  была
приятна. Какая-то часть Анито все еще жаждала изгибаться, быть схваченной,
но по мере того, как морской ночной воздух охлаждал ее темнеющее тело, это
желание пропадало.
   На пляже ее ожидала Нинто. Она обняла Анито за  плечи,  как  только  та
вступила на песок, и, поддерживая, повела к гнезду.
   - Извини, я где-то потеряла  твою  еду,  -  сказала  Анито,  когда  они
проходили мимо полосы истоптанного песка, где утром сидели женщины.
   Нинто покрылась рябью смеха.
   - Она бы тебе только мешала, - сказала она.  -  Но  ты  выглядишь  так,
будто утром тебе потребуется солидный завтрак.
   - А где же Укатонен и все остальные?
   - Спят где-то в другом месте. Я подумала, что сегодня  тебе,  возможно,
захочется побыть одной.
   Анито поблагодарила Нинто. Ей и в самом  деле  хотелось  побыть  одной,
чтобы последние остатки брачного возбуждения исчезли вместе со  сном.  Так
много случилось за этот день, что никакой компании ей не  требовалось,  во
в