ась, сердясь,  что  они
смеются над тем, что для тинки было вопросом жизни или смерти.
   - Что-нибудь не так? - коснулась Анито ее руки.
   - Тинка умрет, а ты смеешься над ним, - сказала Джуна. -  Тинке  не  до
смеха.
   - Все мы рано или поздно умрем, это неизбежно.  Кроме  того,  он  всего
лишь тинка, - ответила Анито. - Он не личность. По-своему он был счастлив.
Имел убежище в деревне. Если этот не вернется поскорее, его  место  займет
какой-нибудь другой. Если так случится, этому придется  жить  в  джунглях,
пока его не съест хищник. Это глупый тинка. Ему не стать бейми.  Перестань
о нем беспокоиться. Он того не стоит.
   - Но это нехорошо! - воскликнула Джуна, не в  силах  больше  сдерживать
гнев. - Зачем давать тинкам умирать?  Почему  не  иметь  меньше  потомков?
Тогда тинки не умирали бы.
   - Но что бы мы тогда стали есть? - спросила Анито. - Если б у нас  было
меньше молоди, то и деревни стали бы меньше. Мы же не  можем  поддерживать
существование деревень, не поедая свою молодь.
   Джуна стала бежевой от отвращения.
   - Вы едите свою молодь? - воскликнула она с ужасом.
   - Конечно. И ты тоже ела нейри вместе с нами.
   Джуна  припомнила,  как  помогала  разделывать  огромных  головастиков,
которых аборигены разводили в прудах на дне дуплистых деревьев,  вспомнила
слегка похожий на сыр вкус их сырого мяса и только теперь поняла, что ела.
   - О мой Бог! - Внезапно невероятно яркое видение ребенка, разделанного,
как козленок, возникло в ее воображении. Она вспомнила и своего  братишку,
чьи крошечные пальчики цеплялись за ее руку, когда мать  учила  ее  менять
пеленки малышу. Тенду едят своих детей!  Содержимое  желудка  поднялось  к
горлу и полетело с ветки прямо на землю. Укатонен коснулся ее плеча.
   - Тебе плохо? - спросил он с беспокойством.
   - Я ела детей! - громко выкрикнула Джуна. - Что же вы за  люди!  -  Она
повернулась и слепо бросилась в густую крону.
   Джуна рвалась сквозь листву, пока ее нога не поскользнулась  на  мокрой
ветке и она не повисла на одной руке над сорокаметровой пропастью.  Только
когда она подтянулась и уселась на ветке, Джуна смогла оглядеться.  Где-то
вдали перекликались какие-то  животные.  Сквозь  путаницу  ветвей  сверху,
шурша,  падал  лист,   неспешно   опускавшийся   к   земле.   Джуна   была
одна-одинешенька.
   "Что же дальше?" - подумала она. Она не знала, где находится, не знала,
как вернуться к Укатонену и Анито. Она оглядела буйство листвы, с  которой
капала роса, и вдруг почувствовала стыд за реакцию  своего  организма.  Но
тут же видение освежеванного ребенка снова встало перед ее глазами, и  она
вздрогнула. Как тенду могли делать такое?!
   И опять покачала головой.  Она  позволила  себе  забыть,  что  тенду  -
аборигены, что у них своя, чуждая ей культура. Она же  биолог,  она  может
назвать десяток примеров каннибализма, бытующего в природе. Надо принимать
их  такими,  каковы  они  есть,  какими  бы  ужасными   и   жестокими   ни
представлялись ей их обычаи.
   Головастики - совсем не то, что человеческие дети, напомнила она  себе.
Они,  надо  думать,  нисколько  не  разумнее   обычных   головастиков.   С
биологической  точки  зрения  аборигены  невероятно  интересны.  Никто   и
предположить не мог существования разумных видов, чьи способы  размножения
были бы столь же расточительны и безлики, как у устриц.  Людям  из  Отдела
Контакта с инопланетянами придется  отказаться  от  уймы  нынешних  теорий
культурного развития и начать заново.
   Когда же у этих аборигенов зарождается разум? Надо будет  порасспросить
Укатонена и Анито, каковы их самые ранние воспоминания... Разумеется, если
они когда-нибудь отыщут ее!
   Джуна обвела взглядом кроны, разыскивая своих спутников, но не заметила
и следа их. Она было подумала, не поискать ли ей пути назад самой, но  тут
же решила, что это только ухудшит дело. Ведь Укатонену и Анито куда  легче
отыскать ее, чем ей - их. Она взвесила в руке свою сумку  для  сбора  еды.
Пищи хватит и на сегодня, и на завтра. Кроме того, с  ней  компьютер.  Она
подождет тут до завтра. А если ее не найдут, пойдет к  берегу  и  отдастся
под сомнительное покровительство жителей Лайнана. Перспектива  не  слишком
приятная, но все же лучше, чем заблудиться в джунглях.
   Она нашла подходящее место и устроила из ветвей нехитрое гнездо.  Затем
взяла компьютер и принялась за работу. Углубившись в  создание  экспертной
лингвистической   системы,    она    обнаружила    несколько    интересных
несоответствий грамматического характера. Вдруг шорох  над  головой  Джуны
заставил ее поднять глаза.
   Это был все тот же тинка. Он прильнул к толстой ветви, наблюдая  за  ее
работой.
   - Уходи! - сказала она ему на языке кожи и одновременно  сделала  рукой
прогоняющий жест. Тинка метнулся в гущу ветвей, оставив ее в одиночестве.
   Джуна вздохнула, стряхнула дождевые капли с ресниц и снова  огляделась.
Где-то совсем близко кричала птица пууиит, жужжали насекомые, а незнакомая
зверюга издавала душераздирающие вопли. Стайка ящериц объедала  листья  на
соседнем дереве, а дождь  равномерно  барабанил  по  кронам.  Джуна  снова
вздохнула, ощутив, какая она  маленькая  и  одинокая  в  этой  неизмеримой
огромности леса.
   - Черт! - пробормотала она, желая от всего  сердца,  чтобы  Укатонен  и
Анито ее поскорее отыскали. Настроение  работать  пропало.  Она  выключила
лингвистическую программу и вызвала запись своих  любимых  песен.  И  сама
стала им подпевать. От долгого неупотребления  ее  голос  стал  хриплым  и
грубым. Аборигены считали голос Джуны либо неприятным, либо  исключительно
смешным, а потому она приобрела привычку молчать. Джуна  закрыла  глаза  и
вся отдалась музыке.
   Песня кончилась. Джуна выключила музыку и попила воды,  чтобы  освежить
охрипшее горло. Она не пела с  той  самой  ночи,  когда  "Котани"  ушла  в
гиперпространство. Да и одной Джуне не приходилось оставаться с  тех  пор.
Каждую минуту - и во сне  и  наяву  -  она  принуждена  была  проводить  в
компании тенду. Джуна включила  еще  одну  песню  -  из  самых  любимых  -
старинный блюз. Сама-то она отнюдь не была одаренным  певцом.  Она  обычно
пела  либо  в  собственной  ванной,  либо  подпевала   записям   известных
вокалистов. Но петь она любила, особенно если была одна.
   Когда песня кончилась, Джуна открыла глаза и прямо перед собой  увидела
следившего за ней тинку - уши широко  расставлены,  голова  повернута  под
углом,  будто  он  с  изумлением  прислушивался   к   чему-то   совершенно
невероятному. При виде такого выражения Джуна громко расхохоталась,  и  ее
смех стал еще громче, когда тинка в страхе бежал. Она подумала - а  стоило
ли ей отпугивать тинку, но  потом  решила,  что  пусть  этим  делом  лучше
занимаются Анито и Укатонен.
   Она снова пустила музыку и пропела еще несколько песен, но после них ей
снова захотелось пить.
   Взглянув кругом, она увидела Укатонена  и  Анито,  сидящих  на  той  же
ветке, где только что сидел тинка. Они рассматривали ее, насторожив уши, а
их кожа от удивления и недоумения приобрела цвет фуксина.
   Джуна выключила музыку и села, выражая позой свое  раскаяние.  Приятное
времяпровождение кончилось, пора было приступать к  работе.  Надо  думать,
пройдет еще много времени, пока ей снова удастся побыть одной,  когда  она
сможет вести себя, как обычное человеческое существо.
   - У тебя что-нибудь болит? - спросила ее Анито. - Может, тебя полечить?
   - Со мной все в порядке, - заверила ее Джуна.
   - Тогда почему ты убежала? - спросил Укатонен.
   Джуна покачала головой.
   - Это трудно объяснить, эн, - сказала она вежливо. - Мой народ  не  ест
свою молодь. Мы считаем это неправильным. Я была... - Она заколебалась, не
зная, как продолжить и не находя слов для выражения обуревавших ее чувств.
- Я думаю, я поняла, что ты чувствовал, глядя на лес,  уничтоженный  моими
людьми. И мне тяжело принять то, что вы едите свою молодь. -  Джуну  опять
затошнило, когда она подумала об этом. Анито и Укатонен вспрыгнули  на  ее
ветку.
   - Я думаю, мы не поняли друг друга, - сказал Укатонен. - Мы едим только
головастиков, и то только  тех,  у  кого  нет  передних  ног.  Как  только
вырастут передние лапы, их уже нельзя трогать.
   - А что же с ними происходит потом? - спросила Джуна.
   - В  сезон  наводнений  они  уплывают  в  джунгли.  Те,  что  выживают,
возвращаются к нам  в  виде  тинок.  Самых  умных  и  самых  лучших  тинок
старейшины отбирают  и  воспитывают  как  бейми.  Затем  бейми  становятся
старейшинами. Поняла?
   - Думаю, да. Это очень отличается от того, как ведут себя мои  люди  со
своей молодью. Мы редко за раз рожаем больше одного ребенка. Каждый из них
поэтому нам дорог. Вот почему мне было так трудно  принять,  что  вы...  -
Джуна замолчала, борясь с новым приливом тошноты, - едите своих.
   - Мы едим только головастиков, - напомнил ей Укатонен. - А тинки и сами
могут за себя постоять.
   - Это тоже мне кажется неправильным. Мы заботимся о своих  детях,  пока
они не становятся совсем взрослыми.
   - Но у вас мало детей. А тинок много; даже за  теми,  которые  живут  в
деревнях, и то не хватит времени ухаживать. Да это было бы и неправильно в
отношении тех тинок, которые живут в лесу и ждут, когда же освободится для
них место в дереве.
   Джуна  вздохнула.  Этот  разговор  становился   слишком   трудным   для
понимания.
   - Наши народы очень разные.
   - Да, - согласился Укатонен, - очень.
   Анито коснулась руки Укатонена.
   - Нам пора двигаться, эн.
   Укатонен высветил согласие.
   - Мы поговорим обо всем этом как-нибудь потом.
   Они подождали, пока Джуна собрала свои вещи, а затем втроем пустились в
путь.
   Тинка продолжал следовать за  ними.  На  следующее  утро,  когда  Джуна
проснулась, она нашла  у  своих  ног  только  что  убитую  ящерицу.  Анито
остановила ее, прежде чем она успела взять подарок.
   - Это от тинки, - сказала Анито. - Если б ты приняла ящерицу, то только
обнадежила бы его. - Она подняла  ящерицу  и  перебросила  ее  через  край
гнезда. Они позавтракали оставшимся мясом  и  свежими  фруктами,  а  затем
двинулись в путь.
   Примерно час спустя Анито поймала тинку. Укатонен  опять  приказал  ему
вернуться в деревню и отослал его туда с помощью крепкого подзатыльника.
   И все равно тинка продолжал тащиться за ними. Анито и Укатонен  швыряли
в него гнилые фрукты и  даже  помет,  но  тинка  отбегал  подальше,  чтобы
оказаться вне досягаемости, и упорно шел  по  их  следам.  Наконец  у  них
остался лишь один выход - мрачно сжать зубы и не обращать внимания. Борьба
между упрямым тинкой и не менее упрямыми  старейшинами  была  бы  забавна,
если б для тинки ставкой в ней не являлась  его  жизнь.  Когда  этот  юнец
пропадал из виду на день или около того, Джуна начинала тревожиться  -  не
убил и не съел ли его какой-нибудь хищник. Теперь она уже не хотела, чтобы
он повернул в Лайнан, и начала надеяться, что ему найдется место в деревне
Анито.  Не  может  же  быть,  что  никто  не   пожалеет   этого   мрачного
целеустремленного юнца и не возьмет его в ученики.
   Однажды, когда Анито разделывала крупное, покрытое перьями животное,  у
которого голова напоминала голову оленя или другого травоядного  жвачного,
а ноги - птичьи лапы, Джуна  спросила  ее,  не  возьмет  ли  она  тинку  в
ученики.
   - Нет, я слишком молода, чтобы иметь бейми. Это  было  бы  неправильно.
Кроме того, я выбрала бы тинку из своей деревни.
   - А как насчет других старейшин? Может, кто-нибудь захочет этого тинку!
   Анито покачала головой.
   - Вероятно, он даже на плотах не получит места. Его  придется  бросить,
когда мы пойдем вниз по течению.
   - Но он так смел, так решителен,  -  спорила  Джуна,  -  наверняка  это
должно иметь значение.
   - Он знал, как ничтожны его шансы, когда  пошел  за  нами,  -  ответила
Анито. - На такой риск идти глупо. Если он умрет, то сам будет виноват. Да
и ты тоже - ведь это ты поощряла его пойти за нами.
   Слова Анито больно укололи Джуну, и она отвернулась. Она была  добра  к
тинке в Лайнане, она сделала глупейшую ошибку,  принимая  от  него  мелкие
дары, так как  видела  в  этом  всего  лишь  ответную  благожелательность.
Невежество иногда хуже намеренной жестокости.
   - Что же мне теперь делать? - спросила она.
   - Не обращать внимания, как  делала  последнее  время.  Ничего  другого
сделать нельзя.
   - А как насчет Укатонена? Он не возьмет тинку в ученики?
   Уши  Анито  растопырились  от  удивления.  Огоньки   негодования   ясно
проступили на груди.
   - Было бы просто грубо предложить  Укатонену  такое.  Не  делай  этого.
Поняла?
   - Поняла, - кивнула Джуна.
   - Это хорошо.
   Через два дня, когда они шли по  вершинам  деревьев,  на  тинку  напала
большая ящерица.  Услышав  крики  атакованного  тинки,  Укатонен  и  Анито
бросили  взгляд  в  том  направлении  и  равнодушно  пошли  дальше.  Джуна
остановилась. Юный туземец сражался  храбро  -  зубами  и  когтями,  -  но
прорвать толстую  кожу  ящерицы  не  смог.  Если  ничего  неожиданного  не
произойдет, тинка погиб.
   Анито и Укатонен продолжали путь, как будто ничего не произошло.  Анито
обернулась и сделала Джуне знак  поторапливаться.  Тинка  уже  слабел.  Он
метнул Джуне  молящий  взгляд  своих  зеленых  глаз.  Она  вспомнила,  как
толпились вокруг нее  тинки,  похожие  на  десятилетних  ребятишек.  Джуна
сломила сухой сук и с криками и яростным воем  бросилась  на  ящерицу.  Та
бросила тинку и прыгнула на другое дерево.
   Джуна поймала маленькое тело в тот миг, когда оно уже падало  с  ветки.
Тинка был весь залит кровью. На груди глубокие раны от когтей,  на  шее  и
плечах еще более страшные следы укусов. Она  видела,  как  бьется  главная
кровеносная артерия под тонким слоем обнаженных мышц.
   Джуна уже рылась в своей аптечке, когда почувствовала  чью-то  руку  на
плече. Это была Анито.
   - Брось его, пусть ящерица получит свой обед, - сказала Анито.
   Джуна поглядела на несчастного, залитого кровью тинку. Он понимал,  что
сейчас решается его  судьба.  Спасти  ему  жизнь  -  нарушение  одного  из
важнейших правил Контакта:  Джуна  вступила  бы  в  конфликт  с  культурой
аборигенов. Ведь это  было  не  человеческое  дитя,  и  применять  к  нему
человеческую шкалу ценностей  она  просто  не  имела  права.  Глаза  тинки
закрылись, голова безжизненно упала набок.
   Джуна вспомнила, на какие жертвы шла ее мать, чтобы спасти Джуну  и  ее
брата Тойво в воющем аду лагерей для беженцев. Она слышала об этом от отца
и от своей тетки Анетты, она слышала  и  о  том,  что  они  делали,  чтобы
разыскать их. Без их любви и настойчивости сегодня в живых не было  бы  ни
ее, ни Тойво. Она вспомнила, как сама воровала хлеб для Тойво, воровала  у
тех, кто, возможно, нуждался в нем не меньше, воровала  только  для  того,
чтобы выжил ее брат. Как может она предать этого маленького аборигена?
   - Нет.
   - Но ты должна, - сказал Укатонен.
   - Не могу, - ответила Джуна. - Не могу, раз он последовал за  мной.  Он
слишком смел, чтобы я могла позволить ему умереть.
   Укатонен дернул подбородком, задумчиво глядя на тинку.
   - Если он выживет, тебе придется взять его  в  ученики.  Готова  ли  ты
принять такой груз?
   Джуна подняла глаза и прямо взглянула на аборигена. Как может она взять
ответственность за другое живое существо? Она сама-то живет  чудом.  Кроме
того, это будет серьезнейшее нарушение Протокола. Все остальные нарушения,
которые она имела  на  своей  совести,  можно  было  оправдать  -  правила
нарушались ради выживания. А это? Она покачала головой. Ни один специалист
КСИ в здравом рассудке  не  сделал  бы  ничего  подобного.  Это  бредятина
целиком и полностью. Но она не может дать этому малышу умереть, и к  черту
все, что из этого получится! Тинка слишком  смело  дрался  за  свое  право
жить! Джуна уже все  решила,  и  никакие  трезвые  рассуждения  не  смогут
изменить ее решения. Это касалось такой сферы, куда правила  Протокола  не
имели доступа.
   - Да, я приму эту ношу, эй.
   - Ты понимаешь, что ни я, ни Анито не можем лечить этого тинку? А  если
он помешает нам идти вперед, его придется бросить. Ты принимаешь это?
   - Да, эн.
   - Тогда ладно. Но спеши. Нас сегодня ждет дальний путь.



13

   Пораженная до глубины души, Анито  смотрела,  как  Иирин  возвращается,
чтобы вырвать тинку из зубов голано. Ее интерес возрос еще  больше,  когда
та стала торговаться с Укатоненом из-за жизни какого-то ничтожного  тинки.
Действия этого нового существа казались Анито  совершенно  дикими.  Ничего
хорошего из них получиться не могло. Анито прямо-таки рвалась вмешаться  и
положить конец страданиям несчастного тинки, но Укатонен уже  сказал  свое
слово, и оспаривать его решение она права не имела. Ей  оставалось  только
надеяться, что тинка умрет от ран.
   Тварь вылила на раны тинки какую-то прозрачную жидкость, которая тут же
стала пузыриться. Любопытная Анито капнула одну капельку себе  на  ладонь.
Жидкость жгла кожу, как укус  огненной  мухи.  Затем  Иирин  взяла  тонкую
изогнутую иглу и  еще  какое-то  устройство  из  мертвого  камня  и  стала
зашивать раны. Это было страшнее всего, что только могла вообразить Анито.
От неимоверной боли тинка застыл, как в  параличе.  Иирин  издавала  тихие
успокаивающие звуки, шедшие откуда-то из самой глубины горла.
   - Лежи тихо, все  будет  хорошо,  -  сказала  Иирин  тинке.  Судорожные
движения тинки прекратились, но время  от  времени  дрожь  боли  сотрясала
тонкий костяк юнца, особенно когда игла Иирин вонзалась в его плоть. Время
от времени у него вырывались жалобные звуки, похожие на стрекотание.
   - Не сердись на меня, - шептала Иирин, вся  охряная  от  жалости.  -  Я
знаю, это больно, но ты бы истек кровью, не  сделай  я  этого.  Скоро  все
кончится.
   Анито  отвернулась.  Смотреть  на  такое  не  было  сил.  Укатонен   же
наклонился, внимательно наблюдая за происходящим.  Его  кожа  представляла
сложную смесь пурпурного любопытства, пятен  бежевого  цвета,  выражавшего
отвращение, и оранжевого - цвета ужаса.
   Анито коснулась его руки.
   - Неужели ты не можешь остановить это! -  молила  она.  -  Она  же  его
пытает!
   - Иирин приняла на себя ответственность за тинку. Все, что  она  с  ним
сделает, - ее право.
   - Но это же неправильно! - протестовала Анито. - Она моя атва, и  я  не
могу выносить такого! Пожалуйста, останови  это  отвратительное  действие.
Убей несчастного тинку, пока еще есть время.
   - Ты просишь моего суждения, кене? - спросил Укатонен. - А чем  ты  мне
за него заплатишь?
   Анито поглядела на тинку. Он лежал с плотно закрытыми  глазами,  а  рот
был широко раскрыт в безмолвном вопле муки. Она снова отвернулась; вид его
страданий был непереносим.
   Со стороны Иирин ужасная ошибка взять к себе тинку  в  качестве  бейми.
Как может она воспитать бейми, если она и себе-то пищи  добыть  не  может?
Как может она научить бейми стать мудрым старейшиной, когда она  сама  так
невежественна? Все это сплошная нелепость! Новое существо - атва Анито,  и
она должна остановить ее любой ценой.
   - Да, эн. Я прошу твоего суждения. Чего ты хочешь взамен?
   Укатонен смотрел на нее. Глаза оценивающие, холодные.
   - Ты уверена, что хочешь этого? Цена может оказаться слишком высокой.
   - Да, эн. Ты можешь просить все, что захочешь.
   - Что ж, хорошо. Цена - ты сама. Я хочу, чтобы ты стала энкаром. Хочешь
ли ты, как и раньше, услышать мое решение?
   Если Анито согласится, это значит, что она  покинет  Нармолом,  покинет
все, что знает и  любит,  и  пойдет  одинокой  дорогой  энкара.  Это  была
огромная цена, и на мгновение она уже готова была отступить. Но потом  она
поглядела на тинку. Его руки корчились в когтях боли.  Иирин  уже  кончила
зашивать самую глубокую рану и теперь соединяла края кожи над пульсирующей
артерией на шее тинки. Анито не могла позволить такому жестокому