ынцами за поругание своей родины. Это уже кое-что."
- Но государь, - тихо заметил один из вельмож, стоявших подле
главнокомандующего, - можно ли забыть, что руки этих дикарей обагрены
кровью тысяч христиан? Что многие из приближенных блаженнейшего патриарха
Иерусалимского пали под их мечами? Ему самому едва удалось спастись.
  - Прекраснейшим образом можно. Кстати, о патриархе. Я велел доставить его
в лагерь. Надеюсь, он уже здесь?
  - Как вы и велели, государь, - склонился в поклоне один из военачальников.
  - Прекрасно. Вечером приведите его ко мне. Я желаю знать, что теперь он
думает об отлучении, наложенном на меня этим недоумком Папой Григорием. Но
это после. Сейчас для нас основное - Орда. Господа рыцари, - он резко
повернулся к нам, - я знаю, вам уже доводилось встречаться на поле битвы с
этим врагом. Даже удавалось его побеждать. Я хотел бы выслушать ваши
соображения на этот счет.
  - Ну что, Капитан, давай, - едва заметно подтолкнул меня Лис. - Лекции по
военному делу - по твоей части.
  Мое повествование о тактике и стратегии Золотой Орды выслушивалось в
гробовом молчании, лишь изредка прерываемом замечаниями Лиса. Император
внимательно следил за ходом моей мысли, иногда переспрашивая и уточняя
некоторые моменты, делая знак писцам зафиксировать сказанное в специальной
памятной книге. Дослушав меня, он благодарно кивнул и тут же обратился к
военачальнику, недавно докладывавшему о прибытии патриарха Иерусалимского:
  - Есть ли сообщения от ландграфа Тюрингского?
  - Так точно, ваше величество. Его сиятельство отступил к Сен-Жан Д'Арку и
сейчас готовит крепость к возможной осаде.
  - Что Аль Кемаль?
  - Ваш союзник уже выслал войска. Предположительно, к концу недели они
должны соединиться с ландграфом Тюрингским.
  - Хорошо. Есть новые сообщения об Орде?
  - По слухам, в районе Тиверийского озера произошло сражение, в котором
войска Анназира Дауда и графа Ибелина нанесли кочевникам сокрушительное
поражение.
  Мы с Лисом переглянулись.
  - Простите, государь, - начал я, - мы с Венедином были на месте этого боя.
Потери с обеих сторон не более полутора тысяч человек. Мне неведомо,
насколько сильны войска графа Ибелина, но для Орды это ничтожная потеря.
Слухи о сокрушительной победе изрядно преувеличены. Скорее всего со
стороны Орды в сражении участвовал всего лишь передовой отряд, не более
того.
  - Прекрасно, - скороговоркой бросил Фридрих. - Значит, Орде щелкнули по
носу. Это хорошо, злее будут. Они ударят по нашим врагам всеми силами, за
это время Аль Кемаль соединится с нами, а тут еще и карезмины... Пожалуй,
нам может удасться... Очень славно. Где, черт побери, Хонштайн?! Я уже
битый час его ожидаю!
  "Битый час" длился не более двадцати пяти минут, но стремительного, как
полет стрелы, императора раздражало любое ожидание.
  - Я здесь, ваше величество. - Воин в красно-белом нарамнике выступил из-за
полы шатра.
  - Входи, входи, друг мой. - Государь порывистым движением шагнул к
пропыленному рыцарю и крепко обнял его за плечи. - Рад видеть тебя.
Докладывай.
  - Мы перехватили золотую казну графа Ибелина, которую он послал для
подкупа в Иерусалим, - кланяясь императору, сообщил граф фон Хонштайн.
  - Молодец! Настоящий герой! Я велю надзирателю своего гарема подарить тебе
любую наложницу по твоему выбору. Нет, не одну, двух! Ступай, дружище,
отдохни.
  Я отвернулся, пытаясь отогнать невесть откуда всплывшую картину княжеского
дворца острова Костаматис.
  - Эй! - Фридрих, резко повернувшись на месте, окликнул своего
референтария. - Ты слышал, теперь нам есть чем заплатить карезминам
обещанную тобой сумму. Спасибо графу Ибелину. Представляю, как вытянется
его рожа, когда он узнает, что мы заплатили карезминам его же золотом.
Теперь наша задача - заставить Орду повернуть в Малую Азию, через
Константинополь и Трапезунд на Рим.
  - "По-моему, император решил силком загнать Орду в Европу", - удивленно
передал я.
  - "Ну, это к гадалке не ходить. Я только чего-то не врублюсь, на кой хрен
ему это нужно?"
- "Быть может, он желает затормозить движение Орды в Киликийских горах и
ударить ей в тыл..."
- "Конечно", - подхватил Лис. - "Шоб она летела до самой Италии. У тебя
шо, со слухом проблемы, не слышал, что ли: Византия и Италия входят в
программу шоп-тура, уготовленного стариной Фридрихом для Орды. Как
говорится - галопом по Европам".
  Над лагерем заунывно завыла труба, заставляя всех бодрствующих
прислушаться к подаваемому сигналу.
  - Обед. - Император обвел глазами своих приближенных, собранных в шатре
для военного совета. - Я жду вас после трапезы. А вы. - Фридрих повернулся
ко мне и Лису, - сегодня обедаете со мной. Все, я не задерживаю вас,
господа.

  * * *

  Трапеза в императорском шатре мало напоминала ту, в несказанно далеком
Санкт-Йоханесбурге. Да и вообще, император нынешний не слишком походил на
себя прежнего. Темные тени, залегшие под большими выразительными глазами,
и жесткая складка у губ словно стерли античную красивость с его лица,
придавая тому жесткое волевое выражение.
  - Вам очень повезло, - усмехаясь, бросил он, жадно вгрызаясь в ножку
жареной пулярки, поставленной перед нами на низком левантийском столике. -
Если бы не стечение обстоятельств, мы бы уже давно были в Иерусалиме.
Сначала жестокая лихорадка трепала сицилийский лагерь, затем, когда в
ноябре мы наконец вышли в море, там разразился дикий шторм, заставивший
нас вернуться обратно.
  - Вернуться? - удивленно переспросил Лис, украдкой кидая на меня
ошарашенный взгляд. - В конце осени вы вышли в кюре, а затем вновь
вернулись в порт?
  - Ну да, черт побери! - макая пшеничную лепешку в глиняную миску с
благоухающим аравийскими пряностями соусом, зло бросил Фридрих. - И этот
старый болван, именующий себя наместником апостола Петра, тут же поспешил
отлучить от Церкви тот самый крестовый поход, на который его
предшественники пытались меня подвигнуть полтора десятилетия перед тем.
Этот чертов недоумок панически боится всякого, кто имеет свою голову на
плечах. Он решил, что я намереваюсь зимовать в Италии и уж наверняка не
премину поблагодарить его святейшество за неоценимую поддержку, которую
оказывает он Лиге ломбардских городов, оспаривающей мои итальянские
владения.
  Я послал в Рим письмо, в котором объяснял причины моего возвращения и
заверял его, что вовсе не планирую зимовать на Сицилии и, лишь только
вновь соберу эскадру, выступлю в Святую землю. Это не возымело действия.
Когда же я отправился сюда, этот ублюдок в тиаре объявил крестовый поход,
равного которому не было прежде, пиратским набегом, направленным на
завоевание Иерусалимской короны. - Он замолчал, ожесточенно пережевывая
очередной кусок мяса, исподволь наблюдая за нашей реакцией на его слова. -
Да, я буду королем Иерусалимским. Я никогда не скрывал этого намерения.
Теперь же благодаря браку с наследницей Иерусалимского трона я имею на то
полное право. И настаиваю, что папский престол не волен распоряжаться
престолами светскими, как о том говорит его святейшество. Восток нужен
христианскому миру, да и в конце концов все это территория Римской империи
и, стало быть, моя священная обязанность отвоевать наши исконные владения
для моего народа.
  При всем своем фарисействе слова Фридриха были не лишены известной логики.
Его величеству можно было бы напомнить, что наряду со Священной Римской
империей наличествует еще и Восточно-Римская, сиречь Византия, но, по
правде говоря, после того погрома, который устроили благочестивые
крестоносцы в Константинополе четверть века тому назад, тамошние монархи
еще долго не могли всерьез претендовать на что-то, больше скромного
подаяния.
  - И вот я прибыл сюда, - продолжал император, - и со мной сорок тысяч
хорошо подготовленных, отлично снаряженных, накормленных и напоенных
воинов. Я заключил мирный договор с египетским султаном Аль Кемалем. За
это меня наименовали прислужником Магомета. Прекрасно! Просто превосходно!
По этому договору в руки христиан переходят Иерусалим, Вифлеем, вся
Галилея. Надо быть абсолютным слепцом, чтобы не видеть тех выгод, которые
даст нам такой союз.
  Аль Кемаль еще в прошлый крестовый поход предлагал вернуть христианам эти
земли в обмен на Дамиетту, но войсками командовал папский кардинал. Он не
пожелал знаться с "нечестивым мусульманским псом", спесивый индюк. Что же
вышло? Крестоносцы затратили столько сил на овладение ключом к Египту, что
в результате не смогли двигаться дальше. Но и тогда преосвященный Пелагий
отверг предложение Аль Кемаля. Результат: разгром армии и позорный мир.
  Но все это ничему не научило эту тонэурную сволочь! Я заключаю договор,
добиваюсь передачи христианам святых для каждого верующего мест, они же,
вы только вдумайтесь, - Фридрих грохнул кулаком по столу, - отлучают от
Церкви христианские святыни. Неизъяснима мудрость сия! Причем добро бы
святые отцы так ненавидели магометан, что всякое сношение с ними почитали
бы преступлением. Так нет же, они умудряются вовсю поддерживать графа
Ибелина, заключившего союз с Анназиром Даудом, и проклинать меня. Ну
ничего, нынче вечером я расспрошу патриарха Иерусалимского, что двигало
его рукой, когда он подписывал мое отлучение. Вот уж действительно, что ни
делается, все к лучшему. - Фридрих печально вздохнул, переводя дух. -
Хотя, признаться, в первый час я был оглушен известием, что невесть откуда
взявшиеся карезмины захватили Иерусалим. Этого я никак не ожидал. Впрочем,
вы-то им как раз должны быть благодарны. Город был не более чем в дневном
переходе от нас, когда пришли известия о приближении Орды. Не остановись я
тогда, не пошли навстречу этой напасти войско ландграфа Тюрингского, мы
были бы уже в Иерусалиме. А там...
  Что должно было быть там, я прекрасно помнил. И все же благодарить
карезминов мне отчего-то не хотелось.
  - С девушкой все в порядке? - наконец отвлекаясь от своего монолога,
бросил император. - Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.
  - В полном порядке, ваше величество.
  - Прекрасно. - Он сделал знак приблизиться одному из ждущих у входа
оруженосцев. - Отведи господ рыцарей к шатру, в котором содержатся их
люди, да передай распоряжение фон Нагелю разместить их с подобающими
званию удобствами.
  Сопровождаемые императорским оруженосцем, мы шли через лагерь, радостно
предвкушая встречу с боевыми товарищами.
  - Дьявольщина! - невольно вырвалось у меня, когда на подходе к заветному
шатру я разглядел плещущееся над ним знамя. - А скажи-ка, приятель, - я
положил руку на плечо оруженосца, - верно ли, здесь живет Ульрих фон
Нагель или же какой-то другой представитель этого рода?
  Лис посмотрел на меня удивленно.
  - В чем проблема, Капитан? Шо еще не так?
  - Видишь золотую пряжку, процветшую пятью золотыми лилиями?
  - Ну, вижу. Теперь буду знать, шо оно такое. В чем дело-то?
  - Когда мы расставались с Ульрихом, он был прецептором Тевтонского ордена
и, как все его рыцари, носил не собственный герб, а орденский крест.
  - Два месяца назад герр Ульрих испросил у великого магистра фон Зальца
позволения для себя снять орденское одеяние и разрешить его от данных
обетов, - пояснил всезнающий императорский оруженосец.
  - С чего бы вдруг? - спросил я, но юноша промолчал, словно пропустил
вопрос мимо ушей.
  В шатре нас ожидал горячий дружеский прием с громогласными воплями
радости, увесистыми хлопками по плечам, незамысловатыми шуточками в
изысканном казарменном духе и неизменными возлияниями Бахусу за нашу
удачу, за благополучное возвращение и скорейшую победу христианского
оружия.
  - И все же, - в самый разгар веселья спросил я, отхлебывая изрядный глоток
вина из монастырских виноградников благочестивых отцов кармелитов, - чего
это тебя вдруг дернуло выйти из ордена?
  Ульрих прервал на полуслове какую-то пустую фразу, помрачнев, поставил на
расстеленный посреди шатра ковер недопитый кубок и произнес не громко, но
очень внятно:
  - Господа, друзья мои... Впрочем, не знаю, имею ли я теперь право
по-прежнему величать вас друзьями. За месяцы, прошедшие с вашего отъезда,
произошло мною такого. - Он замолчал и начал вновь: - Когда вы отправились
на поиски ее высочества, император поручил мне охранять ваших спутников и
среди них камер-фрейлину госпожи Альенор, несравненную Татьяну Викулишну.
  - Ну-у? - Лис начал медленно подниматься со своего места.
  - "Сядь!" - скомандовал я по каналу связи.
  - "Вот щас только его прибью и сяду".
  - Эта почтеннейшая девушка, которой место меж ангелов Господних,
благосклонно приняла мои ухаживания и дала согласие стать дамой моего
сердца...
  - "Ща я, кажется, дам согласие стать кошмаром его морды!"
- "Сережа, я тебя очень прошу, не смей. Они люди этого мира и строят здесь
свою жизнь, а не так, как мы - чужую".
  - Я понимаю ваши чувства, господин Венедин, и готов дать любое
удовлетворение. Пеший и конный, копьями или мечом, днем или ночью, по
вашему выбору.
  Лис молча встал, обводя пустым взглядом шатер и его хозяина.
  - Вальдар, пошли отсюда, душно здесь как-то. "Капитан, валить надо.
Задолбало все. Как только армия начнет ломиться на Орду, теряемся и делаем
ноги. Притомила меня эта не наша жизнь".

  * * *

  Время шло, а мы по-прежнему оставались в лагере. Как правильно гласит
безрадостная русская пословица: "Близок локоток, да не укусишь". Армии
продолжали торчать на своих позициях, пережидая, когда наконец закончатся
зарядившие зимние дожди. Душевная травма Лиса и наше общее чемоданное
настроение заставляли держаться подальше от бурной стремнины жизни
крестоносного лагеря. Иной раз Фридрих вызывал нас в ставку
проконсультироваться по поводу Орды, иной раз вместе с отрядом графа
Хонштайна мы участвовали в вылазках против мусульманских союзников Жана
д'Ибелина и трижды - трижды! - видели вход в пешеру, где находилась
заветная камера перехода.
  Место это, именуемое здесь могилой Синедриона, еще совсем недавно было
глухоманным уголком в окрестностях Иерусалима. Некогда грозной мощью
пугала стоящая здесь над обрывистым склоном башня донжона, принадлежавшая
сподвижнику первого иерусалимского короля Готфрила Буйонского, князю дель
Полжио Сейчас на ее месте красовались романтические руины, сохранившие
часть зубчатой боевой галереи, с которой открывался потрясающий вид на
арабские селения вокруг Иерусалимской крепости.
  Еще совсем недавно редкий человек забредал в эти заросшие колючими
кустарниками дебри. Нынче же дебрей не было и в помине. Лишь кое-где
тянулась аккуратная терновая изгородь. Карезмины, отнюдь не дикари, какими
их пытались представить вожди крестоносного воинства, в один момент
оценили достоинства этой позиции, и теперь здесь вовсю кипела работа.
Разбирались старые развалины, росли стены новой башни, а внизу, в глухом
склепе могилы Синедриона, теперь располагался штаб одного из вельможных
полководцев, едва ли не шахского рода.
  Как бы то ни было, мы трижды сопровождали в эти места посланников
императора и трижды наблюдали, как укрепляется позиция вокруг камеры
перехода.
  - Не, ну это полный дурдом! - ругался Лис. - Ща они тут нагородят стен, а
потом и вовсе решат, что им наше дупло не нужно, забетонируют, и поминай,
как звали! Тогда шо? В Хорезм переться?! Они сюда, мы туда - рокировка?
  - Нет, - качал головой я. - Все произойдет здесь.
  - И откуда такая уверенность? - горячился мой напарник. - Ты видишь, какую
они тут стройку века развернули?
  - Как бы тебе это так объяснить? - Я не находил слов для логичного
истолкования своих эмоций. - Видишь ли... Ну, помнишь того старца из
Мегидо?
  - Помню. Дальше что?
  - Помнишь, он говорил: "Черная лилия в залитом солнцем поле..."?
  - Ну, была какая-то ботаника. Шо-то он поутру молол.
  - Так вот, эта башня, то есть, конечно, не эта, а та, которая здесь раньше
стояла, принадлежала роду дель Поджио.
  - Обалдеть!
  - Герб дель Поджио: диамантовая лилия в золотом поле.
  - Ну, хорошо, - недоверчиво соглашался Лис. - Предположим, что диамантовая
- это действительно черная. Ну а поле, залитое солнцем?
  - Вес дело в том, что в княжеских гербах золото обозначается не "ор", а
"сол", то есть солнечный. Так что вот тебе, пожалуйста, "черная лилия в
залитом сиянием ноле там, над скалой".
  - Ага, это ты ловко придумал. Значит, как только Красное морс подступает к
этим скалам, мы домой и отправимся. Отчего нет? Если ему не лень было
когда-то расступиться перед заслуженным туристом всех времен и народов
папашей Моисеем, шо ему стоит сейчас пробежать еще сотни две километров,
ну и подняться еще метров эдак на пятьдесят ради двух таких классных
парней. Ну шо, как тебе версия?
  Да, с Красным морем пока ничего не выходило. Как ни крутись, оно
продолжало оставаться на своем привычном месте, не делая заметных попыток
помочь нашему делу.

  * * *

  А время шло, приближалась весна, и по лагерю уже вовсю носились упорные
слухи о скором походе.
  - Вес, - заходя как-то вечером в шатер, резко произнес Лис. - Сегодня
выступаем. Я только что от Хонштайна, он утверждает, что сегодня войска
выдвигаются навстречу с ка-рсзминами в район Газы. Так шо у нас появляется
реальный шанс добраться до камеры. Так, где Ансельм?
  - Где ему быть? - пожал плечами я. - Либо, как всегда, у Алены, либо
трактат изучает.
  - У Алены, у Алены, - пробурчал Лис, укладывая в седельные сумки увесистые
мешочки с монетами. - Последнее время он мало занимается. Я ему - сколько?
- полтора месяца назад тайну шифра раскрыл! Ну и где результат? Эдак он до
бакалавра не дослужится.
  - Чего тебя вдруг так проняло? - бросил я через плечо, складывая веши в
объемистый тюк.
  - Я уверен, что в талисмане должна быть пиротехника. Чтоб китайцы туда
каких-нибудь петард не насовали? Такого же быть не может! Так шо чем теток
развлекать, лучше б делом занялся. Ща вся толпа из Иерусалима свалит, в
берлоге нашей останется человек десять, ну двадцать. Вот тут бы их и
шугануть, да Ансельм в герои-любовники записался.
  - Ты к нему несправедлив, - вступился я за юного мага. - На прошлой неделе
он открыл, как источать воду из камня, на позапрошлой заращивал раны...
  - Да хоть запасные руки-ноги приживлял! - не унимался Лис. - Согласись,
иметь под рукой такую мощную магическую штуковину и ждать, когда какие-то
ковбои освободят камеру перехода? В этом есть что-то неправильное.
  Я был готов с этим согласиться, но в этот момент в наши апартаменты,
запыхавшись, ворвался один из императорских оруженосцев.
  - Государь, - еле переводя дыхание, начал он, - велел срочно препроводить
вас в ставку.
  - Ну что за срочность! - скривился Венедин. - В чем проблема? Не видишь,
что ли, у нас парко-хозянственная ночь.
  - Срочно препроводить! - вновь выдохнул оруженосец.
  - Ладно, - кивнул я, откладывая уже уложенный тюк. - Проведаем Фридриха
напоследок.

  * * *

  Император ждал нас в шатре.
  - Монголы, собравшись с силами, идут на нас, - без всякого вступления
начал он.
  - Это было ожидаемо, - ответил я. - Насколько я могу видеть, мы вполне
готовы к их приходу.
  - Я о другом, - прервал меня Фридрих. - От имени малолетнего Хулагу-хана
войско ведет ваш старый знакомый Субедэй.
  - Очень опасный полководец, - вздохнул я, вспоминая битву при Калке. -
Стремительный, отважный, хорошо рассчитывающий силы.
  - Да, я знаю. А еще я помню, что по его требованию на Руси вы были
казнены. Но сейчас не об этом. Мне нужны переговоры с ним. Причем на
выгодных условиях. Наше войско изрядно потреплет Орду на марше, не
ввязываясь в сражение. Я думаю, это заставит монгольского полководца
благосклонно принять предложение о перемирии и дальнейших переговорах. Но
требуется еще что-то, что может окончательно перевесить чашу весов на нашу
сторону.
  - Вряд ли мы сможем помочь вам здесь советом, ваше величество, - с
поклоном произнес я.
  - Слава Богу, я не нуждаюсь ни в чьих советах! Этой самой пушинкой,
которая, как здесь любят выражаться, переломит спину верблюду, будете вы.
По его мнению, вы мертвы. Стал