жнем кругу оного изрядно таких, что изменою пробавляются,
а мне о том достоверно ведомо".
  Целый день получившие секретные известия вожди не трогались с места,
подозревая друг друга в разглашении военной тайны, затем... Затем
необходимость в их стоянии и вовсе отпала.
  Впрочем, Герман фон Зальца по-прежнему мог быть уверен в моей преданности
и глубоком почтении.

  * * *

  Пребывание в Новгороде заняло чуть больше двух недель. Старина Хельмут,
уже каким-то образом прослышавший о казни на берегах Калки, вначале
опешил, увидев нас целыми и невредимыми на пороге своего дома, затем,
выслушав адаптированное изложение геройских похождений витязей Воледара
Ингваровича и Лиса Венедина, смягчился и дал приют вынужденным
подпольщикам. Это было очень любезно с его стороны, хотя, прямо скажем, в
благодарность за проявленное гостеприимство долговая расписка ливонского
магистра, превращенная у нас на глазах отчасти в ганзейский вексель,
отчасти в звонкую монету, похудела примерно на четверть своей
первоначальной стоимости.
  - И это старый приятель? - бушевал Лис. - Это Международный валютный фонд!
Ничего себе у него процент при обмене!
  Однако выбирать не приходилось. Как не приходилось, к великому его
огорчению, самолично заниматься заготовками, продажей трофеев и тому
подобной хозяйственной суетой.
  - Обокрали! - возмущался Венедин, услышав очередные сводки наших трат. -
Без ножа зарезали! По миру пустили!
  Это было некоторым преувеличением, но, похоже, для Лиса, воспринимавшего
монеты в чужих руках как личное оскорбление, сопутствующее началу нашей
миссии транжирство граничило с трагедией. К счастью, к концу второй недели
откуда-то приехал воевода Ропша с невестой его высочества принца Людвига и
ее ближней свитой. Еще через три дня большой двухмачтовый когг Ганзейского
союза с нами на борту вышел из Ильмень-озера в Волхов, и по мере того как
вдали скрывались очертания Софийского собора, Ярославова двора, Нерсвского
и Плотницкого концов, к Лису вновь возвращалось его обычное радостное
восприятие мира. А еще через день над палубой уже вовсю гремела задорная
Лисовская песня под аккомпанемент гуслей и бубна:

  А ежли кто на Русь,
Я мигом разберусь
И ворогом проклятым подотрусь,
Ать-два!
  Вали меня под нож,
Но Родину не трожь,
Ядрена вошь!

  Никогда ранее суровые воды Волхова не слыхали таких разухабистых напевов.
Команда корабля, состоявшая преимущественно из той самой странной помеси
славян и германцев, населявших берега Балтики, а потому успешно сочетавших
славянские суеверия с германским мистицизмом, обнаружив на борту девушек,
да еще и незамужних, пыталась впасть в истерику и немедля разорвать
контракт в одностороннем порядке.
  - Морские девы приревнуют, - твердил просоленный как норвежская сельдь
шкипер, закатывая при этом глазные яблоки в такие глухие уголки глазниц,
что глянуть в них прямо не представлялось никакой возможности. - Морские
девы приревнуют - конец кораблю.
  Может быть, ему бы и удалось повернуть судно назад, когда бы не одна
веская причина. Причина эта обладала огромными зелеными очами, опушенными
длинными ресницами, толстенной русой косой и звалась Татьяной Викулишной.
В первое же утро радующийся наконец свободе Лис вылез поразмяться на
палубу и столкнулся со взглядом этих задумчивых зеленых глаз.
  С этого мига все морские девы могли ложиться на грунт и весь Ганзейский
союз мог присоединиться к ним в полном составе. Любые попытки помешать
моему другу обхаживать наперсницу княжны были обречены на неудачу. Не
катаньем, так битьем влюбленный Венедин заставил экипаж продолжать путь,
угрожая в противном случае по одному выбрасывать моряков за борт до той
поры, пока остальные не одумаются. Сокрушенные его напором ганзейцы нехотя
повиновались, продолжая кидать косые взгляды на влюбленную парочку. Но
никакие взгляды не могли свернуть Венедина с выбранного пути, и, к
немалому удовольствию прелестной девушки, смутившей Лисовский сон, лихие
казачьи песни сменялись английскими балладами, баллады - разухабистым
кантри, а уж те - цветистыми историями из жизни, отчасти собственными,
отчасти заимствованными у классиков приключенческого жанра.
  - А вот однажды, - напустив на себя самый серьезный вид, вещал Лис, -
когда мы шли по Бискайскому заливу, налетел чудовищный шторм. Огромные
валы швыряли суденышко, точно расшалившиеся ребятишки мячик, молнии
рассекали ночную мглу, да так, что казалось, будто кто-то по ту сторону
небес огромными вилами ворошит морские волны. Брызги и ветер мешали
дышать... И в это время один из матросов крикнул, что в трюме течь...
  Татьяна Викулишна, слушавшая пламенного оратора раскрыв рот, всплеснула
руками, сопереживая рассказчику.
  - Вот Вальдар не даст соврать, - завидев меня, кинул Лис, делая при этом
весьма выразительные глаза и показывая из-под полы кулак.
  - Не дам, - согласился я. - Я как раз тогда был смертельно ранен, но все
прекрасно помню.
  - И как же вы выжили? - переключая внимание на меня, поинтересовалась
красавица.
  - Выжил? А кто сказал, что я выжил?
  - Да ну вас, - возмутилась благодарная слушательница. - Что ж вы меня,
вовсе за дуру держите? Все бы вам шутить!
  - Вальдар не шутит, - поймал пас Лис. - Полдня после этого его пришлось
живой водой отпаивать. Хорошо, у меня еще ковшик оставался.
  - Да ну! - Девушка изумленно взметнула вверх ресницы. - Это правда?
  - Но я же перед вами.
  Татьяна Викулишна поразилась неопровержимости моего довода. "Нашел
свободные уши", - усмехнулся я, зная, что юную очаровательницу ожидает еще
много чудесных историй в том же духе.
  - А вообще-то, Лис, на корабле не принято рассказывать истории о
крушениях. Дурная примета.
  - Крушениях? - Лицо Венедина приняло задумчивое выражение. - А, нет,
крушение было во время плавания через Бискайский залив обратно, а в тот
раз мы чудесным образом спаслись.
  - Как же? - затаив дыхание, поинтересовалась красна девица.
  - В трюме нашего корабля, - вновь залился соловьем мой друг, - находился
груз солода для английских пивоваров и кули с мукой. Ну, во время шторма
все это перемешалось, и когда вода начала поступать внутрь корабля, там
образовалось такое тесто, что судно буквально всплыло, и нам пришлось
прорубать дыры в палубе, чтобы забродившая смесь не разорвала корабль.
Когда показался берег, мы все уже ютились на мачте, а чертово тесто
поднялось до уровня фальшборта и начало вываливаться за борт.
  - Да ну! - восхитилась девушка.
  - То ли еще бывало! - Лис набрал полные легкие воздуха, готовясь начать
очередную историю. - Вот однажды... - Набор таких "однажды" у Лиса был
неисчерпаем.
  - Господин фон Ингваринген. - Плотный коренастый боцман, чем-то неуловимо
напоминавший северного моржа, остановился возле меня, склоняясь в
почтительном, но не подобострастном поклоне. - Я хотел бы поговорить с
вами наедине. - Он бросил на Лиса недобрый взгляд, очевидно, памятуя о
клятвенном обещании отрезать и съесть боцманские уши, если тот еще хоть
раз заикнется о присутствии женщин на борту.
  - Да, я слушаю.
  - Ваша юная принцесса, - гневно начал морской волк, - изволила похитить
мой кинжал.
  - То есть как похитить? - изумился я.
  - Она велела мне показать его. Затем сказала, что он ей нравится,
развернулась и унесла его с собой. Это очень хороший кинжал, очень
дорогой, и я хочу получить его обратно.
  - Да, конечно. - Я тяжело вздохнул и, оставляя Лиса затачивать лясы до
бритвенной остроты, отправился возвращать имущество незадачливого ганзейца.
  Что и говорить, с подопечной нам неслыханно повезло. Это миловидное дитя,
уж никак не более четырнадцати лет от роду, выросшее во дворе между
княжьими хоромами и гридницей, кометой носилось по кораблю, доводя до
истерики мамок, экипаж и нас, своих великовозрастных нянек.
Самоустранившийся от этих обязанностей Лис мерзко хихикал, цитируя время
от времени куски из "Вождя краснокожих" О'Генри. Впрочем, на наше счастье,
невеста принца Людвига была куда добрее и милее несносного сорванца с
Дикого Запада.
  Подойдя к двери каюты, я постучал, прежде чем открыть ее, и был немедля
вознагражден за свою деликатность, поскольку, открой я ее сразу, нож,
воткнувшийся в филенку в момент тактичных "тук-тук", имел реальный шанс
войти мне аккурат в солнечное сплетение. Оценив этот факт, я выдернул из
двери кинжал и стал вертеть его в руках.
  - Судя по клейму, "Золинген", хотя и посредственный, - завершив осмотр,
констатировал я. - Ваша светлость, и стоило забирать у бедного моряка
столь нужную ему вещь? К чему он вам?
  - А мне нравится! В конце концов, почему у меня нет кинжала?
  - Зачем вам оружие, маленькая барышня, - усмехнулся я, дивясь комичному
гневу юной княжны.
  - У каждого вольного человека должен быть кинжал! - не вдумываясь ни
секунды, выпалила она. - Только рабы ходят без них. Это каждый знает.
  - Но наш боцман тоже вольный человек, - пытался увещевать ее я. - И он
весьма дорожит своим оружием.
  - Ну так подарите ему какой-нибудь перстень или десяток золотых монет, и
пусть он купит новый. А этот я оставлю себе. Впрочем, - глаза несносной
девчонки хитро блеснули, - я готова вернуть боцману его ножик, если вы
подарите мне свой.
  Я кинул на вымогательницу гневный взгляд. Кованный из метеоритного железа
кинжал, стружащий гвозди, как карандаши, стоил, вероятно, поболе, чем вся
годовая продукция кузен "Золинген".
  - Пожалуй, я лучше подумаю, чем одарить бедного моряка, чтобы он не так
горевал.
  Я поклонился и развернулся, собираясь уходить.
  - А жаль! - в спину мне крикнула дочь Мстислава Киевского. - Я уж совсем
было собралась отдать ему эту дрянную железяку.

  * * *

  Наше безмятежное плавание продолжалось недолго. Спустя пару дней после
выхода в море с северо-запада потянул пронзительный холодный ветер, и
небо, сохранявшее доселе голубизну индейского лета, быстро затянулось
изнуряюще низкой серой пеленой, от которой, казалось, отражались и падали
вниз слова, сказанные даже самым тихим голосом. Потом ветер стих, и
небеса, теперь лишь едва светлевшие в дневное время, опустились совсем уж
на клотики мачт. Понимая, чем грозит подобное затишье, матросы, и до того
не приветствовавшие присутствие женщин на борту, теперь, завидев их,
начинали бормотать проклятия, одаривая ни в чем не повинных барышень
весьма недружелюбными взорами.
  Заметив это, я распорядился эскорту не выходить на палубу без оружия, и на
некоторое время подобная демонстрация силы заставила мореходов прикусить
язык. Уж и не знаю, сколько это могло еще продолжаться, но вот очередной
ночью, сырой и душной, так что казалось, воздух можно нарезать ломтями,
испуганный голос вахтенного разнесся над палубой, пугая дремлющих на
бортах чаек:
  - Огни святого Эльма!
  Я выскочил на палубу, застегивая на ходу перевязь меча, и жуткое
завораживающее зрелище предстало моему взору. На клотиках мачт, на ноках
рей голубовато-желтым светом играли огоньки, отчего-то весьма напоминающие
мне поминапьные свечи.
  - Огни святого Эльма! - единым выдохом пронесся по толпе суеверный шепот.
  - Мы обречены.
  - А ничего так себе иллюминация, - оценив естественное освещение, заявил
вывалившийся из каюты Лис. - Хотя свечей маловато.
  Десятки глаз, объятых животным ужасом и оттого .особенно злых, обратились
к нему в один миг.
  - Это они во всем виноваты! - крикнул кто-то.
  - Женщины на борту к несчастью! - вторили первому голосу другие. - За борт
их! За борт! В жертву морским девам!
  - Э-э-э! - беззаботность Венедина слетела с его лица быстрее последнего
осеннего листа под ноябрьским ветром. - Куда поползли?! А ну, назад! - В
толпе стал ясно слышен звук обнажаемых ножей. Матросы, вооруженные
кинжалами, топорами, баграми и дубинами, шаг за шагом начали приближаться
к корме, где находились мы. Привыкшие к ярости абордажных схваток, в
критические моменты они начисто забывали о каких бы то ни было сословных
различиях.
  - Жизнь дается один только раз. Но некоторым явно не вовремя, - процедил
Ляс, поигрывая мечами.
  Тяжело вздохнув, я потянул из ножен "Отца вдов", понимая, что на нашем
безоблачном вояже придется поставить крест и, вероятно, не один.
Высыпавшие на палубу венедские лучники, мои кнехты и повольники Ропши
изготовились к бою. Сам новоиспеченный воевода слегка согнул колени,
принимая боевую стойку, взмахнул рукой, и из рукава его богатого боярского
кафтана, словно вожделенная птичка из фотоаппарата провинциального
фотографа, вылетела граненая гирька-кистень на кожаном ремешке.
  Замерев, забыв обо всем, два отряда стояли друг против друга, ожидая
сигнала к началу схватки, И тут первая штормовая волна, подобно
центрфорварду, вышедшему один на один с вратарем, что есть силы пнула когг
в корму, заставляя его буквально выскочить из воды и превращая враждебные
отряды в одно невообразимое людское месиво.
  Кровавое безумие царило на корабле, толкая разумных двуногих тварей
рубить, колоть, рвать зубами, убивать ближнего своего безо всякого
разбора, начисто забыв об управлении судном. Ореховой скорлупкой летело
оно с волны на волну, и те, перекатываясь через палубу, сбивали дерущихся
с ног, бросали безжизненными куклами на мокрые доски, швыряли за борт, по
так и не могли остудить отчаянного остервенения этих обреченных на скорую
гибель людей.
  - Остров! - внезапно крикнул кто-то и тут же рухнул с перерезанным горлом.
  И в тот же миг страшный, леденящий душу треск, каковой бывает, лишь когда
крепкое просмоленное дерево ломается при ударе о камни, сотряс то, что еще
секунд назад именовалось кораблем. Следующая волна, пришедшая на смену
той, что швырнула суденышко на скалы, молотом ударила в корму,
перебрасывая жалкие останки ганзейского когга через зубастую челюсть
прибрежной отмели на мокрую каменистую осыпь неведомого острова.
  Обессиленные, разбросанные по берегу, мы с ужасом дожидались утра, чтобы
увидеть, как разделила судьба на выживших и мертвых всех тех, кто лишь
несколько дней тому назад мирно и неспешно покидал новгородскую землю.
  - "Капитан, ты жив?" - услышал я на канале связи опасливо-осторожный голос
Лиса.
  - "Да", - буркнул я. - "Хотя с тем, как я промок, и здешним ветром, не
думаю, что этот процесс продлится слишком долго".
  - "Ну, слава Богу!" - обрадовано вдохнул Лис. - "А теток наших не видел?"
- "Нет. Но они были на корме, так что, возможно, им тоже повезло".
  - "О, блин, какое попадалово!" - .Судя по тону, мой друг готов был рвать
на голове не только волосы, но и все прочие выпирающие части. - "Ну это ж
надо было так лохануться! Японский городовой, если с ними, не дай Боже,
что-то случится, я себе этого вовек не прощу..."
Он хотел добавить еще что-то, но то, что произошло в следующий миг,
прервало его речь и ввергло спасшихся в трепет еще больший, чем огни
святого Эльма.
  Откуда-то из глубины острова, с отвесного утеса вдруг показался светящийся
шар, медленно движущийся к кромке береговых скал. Когда он приблизился
настолько, что бледное сияние уже не мешало лицезреть то, что оно
окружало, мы увидели невысокого мужчину в странном одеянии, разрисованном
драконами, со слабо изогнутой саблей и подобным же кинжалом за поясом, с
раскосыми глазами, высоко выбритым лбом и длинными черными волосами,
собранными в пучок на затылке.
  Завидев подобное, все, кто пережил кораблекрушение, рухнули ниц, требуя
немедленной защиты у небес от злого духа.
  Лишь мы с Лисом опознали в светящемся пришельце стопроцентного самурая,
судя по мону "Мон - японский герб", явно из клана Санада. Неспешно, храня
благородное величие, самурай приблизился к корабельному остову, в
накрененном состоянии торчащему между двух скал, и скрылся в обломках
когга. Отсутствовал он недолго, чуть больше минуты, затем появился вновь
и, сдержанно поклонившись в ту сторону, где, очевидно, находился Лис,
произнес одно лишь слово, окончательно повергшее в прострацию вынужденных
свидетелей. "Живы", - не преминула перевести нам система "Мастерлинг",
после чего самурай степенно растаял в воздухе, а мы с Лисом, не
сговариваясь, со всех ног припустили туда, где только что стоял наш
таинственный помощник.
  - Где вы были так долго? - возмущенно встретила меня Алена Мстиславишна. -
Здесь мамки устроили плач, будто на тризне. А вы, Лис Венедин, отлепитесь
от моей Таньки! Вас не ее, а меня стеречь приставили. Да закройте вы рты,
квочки! - поворачиваясь к белым как полотно придворным дамам, скомандовала
она. - Чего ревете, точно белуги, не видите, что ли, все обошлось.
  Мы поспешили наружу, торопясь вывести людей и бесившихся в трюмных яслях
коней на убогую островную твердь.
  - Мавр, хороший мой, испугался. - Я обнял шею коня, пытавшегося грудью и
копытами расчистить себе дорогу на волю. - Спокойней, спокойней.
  - Что за черт! Опять, что ли, тетки воют? - Лис, уже выведший на берег
своего андалузца, гневно оглянулся.
  - Да вроде нет.
  - Да кто ж тут воет? Вальдар! - вдруг завопил он, едва не срывая голос. -
Сюда! Скорее!
  Я вылетел пулей, пытаясь сообразить, какой еще напастью решила нас одарить
напоследок сегодняшняя ночь.
  - Вон! - Венедин ткнул пальцем в сторону бушевавшей стихии. - Вон-вон,
гляди!
  Я уставился туда, куда указывал мой друг. Исчезая в предрассветном
полумраке, в серой мешанине волн кроваво-алым пятном виднелся
распластанный во всю ширь богатый плащ с затейливым золотым шитьем по
краю. Он то рвался к берегу, то вновь уносился прочь, словно не зная, что
и решить.
  - Это плащ Эрхарда из Вагры, - меняясь в лице, мрачно бросил Лис. -
Похоже, Горе-злосчастье в розницу грозит обойтись нам куда как дороже, чем
оптом.


                                  Глава 11


  Пристают к заставе гости...
  Из протокола

  Разделка останков судна и строительство временного жилища продвигались
полным ходом, когда на канале связи вдруг возник Лис, отправившийся в
глубь острова на разведку.
  - "Вальдар, вы только не обижайтесь, но я вам таки шо-то скажу".
  - "Что случилось?" - встревожено бросил я, прикидывая, как бы получше
переместить на берег вполне сохранившуюся каюту Алены Мстиславишны.
  - "Ровным счетом ничего", - успокоил меня Венедин. - "Если, конечно, не
считать, что эта часть суши, со всех сторон окруженная водой, наш с тобой
любимый остров троллячьей задницы".
  - "Как, опять?!" - В тоне моем послышалась безысходность. Было отчего
впасть в отчаяние.
  Этот клочок земной тверди, едва-едва покрытый обычной для северных широт
хлипкой растительностью, вовсе не имел источников пресной воды, а все, на
что мы могли рассчитывать в качестве еды, были обитавшие на острове птицы,
их яйца и, возможно, выловленная в прибрежных водах рыба. Не слишком
густо, особенно учитывая приближавшиеся осенние шторма. Памятуя же, что
остров и до нашей "драки" с троллем посещался нечасто, а уж после нее и
вовсе стал притчей во языцех, ситуация складывалась весьма безрадостная.
Нам следовало готовиться к продолжительной робинзонаде, причем отнюдь не в
тропических широтах.
  Вполне возможно, что, начни мы сегодня требовать спасательный катер,
институтское начальство ближе к зиме сочло бы ситуацию достаточно
критической для того, чтобы выслать нам помощь. Но при нынешнем положении
дел даже Лис, твердивший всю дорогу, что проблемы этого мира волнуют нас
исключительно с теоретической точки зрения, отказался бы бросить на
острове товарищей по несчастью и уж тем более свою зазнобу и юную княжну.
  - "Что делать будем?" - поинтересовался мой друг.
  - "Для начала строить дом", - мрачно изрек я, понимая, что сейчас главное
- занять всех делом. В противном случае путь до помешательства и
каннибализма проходился со скоростью курьерского поезда.
  - Воледар Ингварович, - подошел ко мне Ропша, - у нас четверо человек
тяжело ранены, двое вряд ли доживут до вечера. У остальных же, почитай у
всех, так, по мелочи.
  Что такое "по мелочи" в устах повольника, я себе вполне представлял. Это
мог быть и синяк под глазом, и изрядный след от кинжала