через всю грудь.
  - Мамки пусть займутся тяжелоранеными, - кивнул я, - остальным скоблить с
камней мох и прикладывать к ранам, иначе загноятся.
  Вчерашнему ватажнику сказанное было понятно и без моих слов. Он и сам
вполне мог справиться с обязанностями главного робинзона, и лишь мое
старшинство в возрасте заставило его избрать роль подчиненного.
  - Я здесь на утесе расселину нашел, - продолжал Хват, - по ней в дождь
вода стекает. Так что, ежели желоб сработать да в камне колодец выдолбить,
глядишь, и при воде будем.
  - Дельно, - согласился я. - А я вот что думаю, надо нынче сети .сплести да
птиц наловить.
  - Жарить будем?
  - И жарить тоже, - согласился я. - Но тут иной резон есть: пока у нас
пергамент да чернила не перевелись, надо записки написать да к птичьим
лапам привязать. Птицы вокруг кораблей летают, глядишь, кто и найдет
письмецо.
  - Да как же мы укажем, где нас искать? - удивился Ропша.
  - Ну-у, место это примечательное. - Я скривил губы в усмешке. - Мы с Лисом
против тролля здесь бились.
  - Ишь ты! - изумился повольник. - Так, значит, не байка про тролля-то?
  - Да уж какая тут байка, - вздохнул я так тоскливо, что всякий вопрос о
правдивости моих слов отпал сам собой. - Вернется Лис, могу тебя сводить,
показать, где окорока его торчат.
  Ропша покачал головой:
  - Да, занесло нас. Сказывают, недоброе место.
  - Верно сказывают, - согласился я. - А потому след на ночь здесь охрану
выставлять вокруг лагеря, а то не ровен час какая нечисть нагрянет.
  - Против нечисти-то, - мрачно заметил Ропша, - оружием нашим не шибко
постоишь. А... - Он замялся.
  - Что? - спросил я, видя заминку боевого товарища.
  - Да вот люди бают... - неохотно начал повольник.
  - Что бают-то?
  - Бают, что Лис Венедин не токмо витязь отменный, но тако же и кудесник. И
что он с самим Яросветом-ведуном дружбу водит.
  - Водит, - согласился я, как бы случайно оставляя без ответа остальную
часть вопроса.
  - А еще люди говорят, что морок, который нынче ночью на берегу видали,
Венедину служит.
  - А! Это о-о-о... у-у-у... - Я поднял вверх указательный палец и, переходя
на полушепот, предложил: - Вот ты у самого Лиса и узнай, служит ему этот
морок или нет.
  Честно говоря, за сегодняшнее утро ни у меня, ни у тех, кто пережил вместе
с нами вынужденную высадку, не было времени задумываться над природой
необычайного явления, свидетелем которого мы были. Лишь об одном мы с
Лисом могли судить более чем однозначно: наш утренний пришелец никоим
образом не поюлил на обитателя здешних мест и, вероятнее всего, каким-то
образом был связан с амулетом, подаренным Лису таинственным Яросветом.
  Амулет этот, как и велел чародей, Венедин не снимал, таская под одеждой. В
первое время, в те самые дни, когда мы в Ропшином обозе тащились до
Новгорода, Лис силился добиться от .этой древней безделушки если не
магических, то хоть каких-то действий: он тер его, стучал по нему пальцем,
шептал со зловещим видом: "Сезам, отворись!" и прочие
"крибле-крабле-бумс", но волшебная, по уверению Яросвета, вещица с
абсолютным презрением игнорировала все попытки активизировать ее
магическую мощь, сохраняя надменное, овеянное многими веками величие.
  - Слушай, - в очередной раз гневно вопрошал Венедин, вертя в пальцах
причудливо изогнутого китайского дракона на тонкой золотой цепи, - ты не в
курсе, у всего этого магического хлама, часом, не бывает пенсионного
возраста? Может, эта хрень уже того, давным-давно выдохлась?
  Мне оставалось лишь пожимать плечами. Все, что можно было рассказать другу
об этой странной вещице, я поведал ему уже в первый день. Впрочем, то была
всего лишь краткая историческая справка, да и то не о самом амулете, а о
его вроде бы как первом хозяине.
  Великий мастер Ю Сен Чу, читавший лекции по истории Древнею Китая в
Кембридже, повествовал, что когда-то, давным-давно, за два с половиной
века до нашей эры в Поднебесной жил молодой принц. Как и большинство
царских детей, его ожидало безрадостное детство, и око его дождалось.
Ранняя смерть отца, протекторат безвольной матери и ее коварного
любовника... Впрочем, на этом гамлетовская завязка истории его
царствования и закончилась.
  В один прекрасный день к юному принцу, носившему тогда имя Ин Джен, явился
в гости дедуля, своим убогим одеянием совершенно не гармонирующий с
роскошью дворца. Возможно, визит бы прошел незамеченным, но после него
вдруг тринадцатилетний принц открыл заговор против себя, казнил виновных,
привел к общему знаменателю до того весьма своенравный двор и... еще через
десять лет вес шесть царств Поднебесной были собраны под единой могучей
рукой Ин Джека, принявшего теперь новое императорское имя Цинь Шихуань-ди.
  Дальнейшие реформы сыпались как из рога изобилия: он ввел единые деньги на
всей территории страны, единые меры веса, емкости, длины, единую систему
письма и единые, обязательные для всей Поднебесной, законы. Понятное дело,
что такая власть непременно вызвала зависть врагов внутренних, а
неслыханные богатства, текшие нескончаемым потоком в сокровищницу Цинь
Шихуань-ди - врагов внешних. Однако и тех, и других великий император
крушил с легкостью, едва лишь отвлекаясь от своих обычных дел. А среди них
было и строительство Великой Китайской стены, возведенной всего лишь за
два года, и дворца Эпан, простиравшегося на сто пятьдесят километров и
имевшего один только передний зал размерами сто семьдесят на восемьсот
метров, и усыпальницу, в любом углу которой могла свободно поместиться
самая большая из фараоновых пирамид. Когда же, на радость многих, грозный
император умер, ему наследовал сын Эр Шихуан. Однако его правление было
кратким и безрадостным - созданная Цинь Шихуань-ди империя раскалилась на
отдельные царства, едва успел остыть труп ее владыки.
  Что еще я мог рассказать Лису? О том, что император Цинь Шихуань-ди был на
редкость суеверен и. не жался сил и средств, искал эликсир вечной жизни и
даже отправлял экспедиции ловить лунного зайца, по легендам, обитающего на
ночном светиле? Что он построил башню из чистого золота для шарлатана,
выращивающего траву бессмертия, вымачивая семена "пяти злаков" в смеси из
костного мозга журавля, толченых черепашьих панцирей, рогов носорога и
яшмы? Немало поучительных легенд и историй, но ни слова об изящном черном
драконе на филигранной цепочке, украшавшем ныне грудь венедского лучника.
  Строительство нашего временного обиталища шло вовсю, и я уже начал
надеяться, что ночевать нынче мы будем под крышей, а возможно, даже и в
четырех стенах, когда один из мореходов, обкладывавший камнями нижнюю
часть стены, внезапно заорал что есть мочи:
  - Корабль! На горизонте корабль!
  Все взоры обратились туда, куда указывал матрос. Среди волн, уже
потерявших штормовую ярость, но все же весьма резво скакавших навстречу
серой в темных разводах драной ряднине балтийского неба, из стороны в
сторону, словно ванька-встанька, раскачивался крутобокий неф, держащий
курс к острову.
  - Кого это, интересно, сюда принесло? - Стоявший рядом со мной Лис начал
всматриваться в прыгавшее на волнах суденышко, стараясь разглядеть эмблему
на флаге.
  Наш берег огласился громкими нестройными воплями, призванными привлечь
внимание экипажа неизвестного корабля. И хотя с такой дистанции нас явно
не было слышно, вероятнее всего, еще даже и не видно, все собравшиеся на
берегу вопили самозабвенно, рискуя сорвать голос еще до того, как первые
звуки донесутся до нефа.
  - Это ж надо, как подфартило! - пробормотал мой друг. - Интересно, что его
сюда занесло?
  - Какая, в сущности, разница? - Я пожал плечами. - Глазное, у нас вновь
появляется шанс добраться до большой земли, а там уж, даст Бог, разберемся.
  - Так-то оно, конечно, так, - неспешно кивнул Лис, продолжавший
вглядываться в приближавшийся корабль, - но тут, пожалуй, есть одна
закавыка. - Он повернулся ко мне с выражением, явно нешутейным. - Ты
видишь на мачте этого нефа красный флаг?
  - Ну, что-то там такое, - начал я.
  - А я вижу. И на этом флаге - золотой леопард. Это шверинский корабль.
Причем, похоже, боевой. Так что с поздравлениями пока что можно
повременить.
  - Э-эй, мы здесь! Спасите нас! - кричали люди на берегу, размахивая, кто
чем.
  - Эх, сделать бы так, чтобы он не пристал, - безнадежно махнув рукой,
прошептал Венедин. - Как-то не тянет меня зимовать в подземельях.
  - Погоди, Лис, - поморщился я. - До Шверина еще путь неблизкий. И сбежать
можно, и, на крайний случал, попробовать бунт на корабле поднять.
  Венедин посмотрел на меня тоскливо.
  - Наших тут - раз-два и обчелся. Ганзейцы, едва ступят на борт корабля,
сдадут нас с потрохами, так что особо не набунтуешь. К тому же ты забыл о
тетках. Прикинь, в руки старины Генриха попадет невеста императорского
принца. Как ты думаешь, скоро она своего суженого после этого увидит?
  Я нахмурился:
  - Боюсь, что никогда.
  - Эй! - кричали люди на берегу, обуреваемые надеждой на скорое спасение. -
Мы здесь!
  Лишь мы с Лисом глядели на приближающееся судно, моля небеса совершить
чудо и внушить мысль шкиперу повернуть его вспять. Но оно все приближалось
и приближалось. Червленый вымпел с леопардом уже во всей красе был виден
каждому из стоящих на берегу, и тут Лис потряс головой, словно отгоняя
морок:
  - Капитан, ты видишь то же, что и я? В смысле, я схожу с ума или они
поворачивают?
  Сомнений не было: корабль, находившийся не более чем в двух кабельтовых от
берега, явно отворачивал в сторону.
  Невозможно передать словами то отчаяние, которое овладело всеми,
находящимися на острове, при виде исчезающей за горизонтом кормы нефа.
"Ничего еще не потеряно", - утешали собратьев по несчастью мы с Лисом.
"Верно, - поддерживал нас Ропша. - С борта, видать, буруны разглядели, вот
и решили, неча на скалы лезть. По такой волне к острову не пристанешь. А
как; море утихнет, они сюда вновь придут. Нас-то, поди, виднее было, чем
буруны".
  И я, и Лис были благодарны повольнику за поддержку. Лишь совместными
усилиями порядок и дисциплину среди робинзонов удалось восстановить. В
унынии, кутаясь кто во что, отправлялись они к сооруженной из обломков
корабля хижине, надеясь провести в ней ночь хотя бы с каким-то, пусть
самым мизерным, комфортом.
  Чтобы скрыть от невольных сподвижников ту радость, которую мы испытывали,
нам следовало уйти подальше от чужих глаз, "дабы страдания и стенания
начальствующих не смущали и не вводили в панику подчиненных". Конечно, с
уходом судна проблема оторванности от мира вновь приобретала свою остроту,
но у нас по-прежнему оставалась свобода бороться за свою жизнь любыми
средствами. А это было немало.
  Доверив Ропше расставлять посты, мы удалились туда, откуда всего несколько
месяцев назад началась наша "небольшая" командировка в Новгород. Все так
же торчала из пещеры кремнистая туша тролля, все так же плескалась о скалы
острова балтийская волна, все так же орали чайки, и мы все так же стояли у
запечатанных дверей между мирами. Дав Лису полную возможность развлекаться
выстукиванием посланий Институту морзянкой по троллячьей ягодице, я
отправился туда, где полыхал некогда огненный круг, спасая нас от лап
монстра. Когда-то здесь должны были сойтись в смертельном поединке подлый
изменник, то есть я, и верный патриот, сиречь Венедин. Я криво усмехнулся.

  * * *

  Не знаю уж, в чью светлую голову пришла идея, что для компенсации слишком
быстрых успехов Реконкисты в Испании следует сохранить сильную Данию, но
наша миссия звучала однозначно: "Предотвратить пленение короля Вольдемара
Победоносного". Ничего себе заданьице, учитывая, что у самого потомка
викингов в голове уже давно наступила республика, отчего он сует ее в
любую мало-мальски пригодную для этого дыру.
  В этот раз дыра была не просто пригодна, а специально приготовлена
Генрихом Шверинским для головы и всех оставшихся частей тела буйного
венценосца. Крепость Тромменштайн, выстроенная графом на землях ободритов,
имела исключительное стратегическое значение, позволяя отрезать Шверину
судоходный путь к Балтике и тем самым практически обезопасить подвоз
датского десанта морским путем. Естественно, когда комендант крепости
вошел в тайные переговоры с Вольдемаром, обещая за соответствующее
вознаграждение сдать ему Тромменштайн, монарх заглотил и наживку, и
половину идущей наверх лески. Он моментально двинулся вперед, стараясь не
упустить миг удачи, как видно, начисто позабыв, что бесплатный сыр бывает
только в мышеловке.
  Генрих Шверинский уже потирал руки, предвкушая, как захлопнется за спиной
короля Вольдемара западня, как въедет тот в открытые ворота крепости и
останется в ней один, в окружении гарнизона, преданного графу. Вероятно,
все бы так и было. Уж и не знаю, что произошло с посланным мною гонцом,
везшим королю уведомление о засаде, но Вольдемар мчался, как шар в лузу, и
слышать ничего не желая об опасности. Настало время действовать самим,
благо, пост начальника шверинской стражи позволял мне вести активные
действия.
  План не нужно было вынашивать, готовить втайне, он был уже готов, и
оставалось только наклониться, чтобы подобрать его. Последние три месяца
Аделаида фон Шверин-Мекленбург, терзаемая любовной мукой, из-за редкости
наших тайных свиданий, похоже, пришла в полнейшее неистовство. При каждой
встрече она самозабвенно твердила, что желала бы наконец-то остаться
молодой вдовой и немедля по окончании срока траура сочетаться со мной
законным браком. Я старательно отнекивался, пытаясь объяснить ей, что вряд
ли бароны Северной лиги потерпят вестфольдинга во главе Шверина. Она
давила, я сопротивлялся, и так раз за разом.
  И вот теперь час пробил. Когда фон Шверин с войском отбыл ловить датского
короля, я, выждав немного, заявил во всеуслышание, что получил известие о
гибели графа, и потребовал у двора, гарнизона и городского старшины
немедленной присяги законной наследнице.
  Мой план удался на славу. Среди тысяч прилежно присягнувших нашелся
десяток тех, кто решил воочию убедиться в гибели своего сюзерена. Узнавший
о собственной смерти граф Генрих пришел в звериную ярость и, грозя
испытать на мне сорок казней египетских и еще десяток местных, бросился к
родным стенам искоренять злую измену. Всецело увлеченный этим делом,
славный граф, похоже, начисто забыл о том, ради чего покинул стены своей
резиденции. Развернув войско, он устремился к Шверину, оставив королю
Вольдемару возможность спокойно маршировать к Тромменштайну.
  Подошедший к стенам крепости победоносный монарх попытался было напомнить
коменданту оной о его жгучем желании перейти под датские знамена, однако
тот, не дождавшись ни своего законного сюзерена, ни каких-либо внятных от
него распоряжений, решил действовать на свой страх и риск. Гарнизон
крепости изготовился к бою, чем привел Вольдемара Победоносного в явное
недоумение. Король, вовсе не бывший новичком в военном деле, тут же
заподозрил подвох и, решив, что его желают окружить, прижав к крепостным
укреплениям, приказал трубить отступление.
  В то время, когда Вольдемар Победоносный стоял под стенами Тромменштайна,
его противник готовился штурмовать совсем другие стены.
  - Мы обречены, - объяснял я Аделаиде, показывая, что Генрих возвращается,
не вступив в бой с моим родственничком. - Помощи ждать неоткуда.
По-видимому, люди твоего мужа перехватили моего гонца.
  - Но мы можем сражаться! - сводя брови на переносице, жестко отвечала
внучка Генриха Льва.
  - Гарнизон ненадежен, - вздыхал я. - Силы слишком неравны.
  - Мы можем бежать вместе! Мы доберемся до Мекленбурга, я подыму против
мужа все свои владения. Призову князей-ободристов...
  - Нет, - качал головой я. - Слишком опасно. Ты можешь погибнуть в пут и.
  - Ты тоже!
  - Мне не привыкать. К тому же гадалка обещала мне долгую жизнь. Твоя же
бесценна для меня! - Желваки катались при этом по моим скулам, и две
суровые колеи-морщины поднимались ко лбу от переносицы. - Я уйду один со
своими людьми. Ты же скажешь, что я обманул тебя, подсунув ложное
послание. Что я домогался твоей любви и хотел стать новым графом. Что едва
ты узнала о моей измене, повелела взять меня под стражу, но мне удалось
бежать, перебив охрану. Ты радостно откроешь ворота своему мужу и
встретишь его со всеми почестями.
  - Я ненавижу его! - Воинственная северная дева стучала мне в грудь вполне
увесистыми кулаками. - Я не желаю его видеть!
  - Поверь, я тоже. Но ты сделаешь то, что я тебе говорю, тем самым отведешь
от себя подозрения и сохранишь свою драгоценную жизнь. Когда же все
уляжется, ты сможешь, не привлекая особого внимания, покинуть Шверин и
перебраться в Мекленбург. Я найду тебя там.
  Дело было сделано. Я умчался из Шверина всего лишь за чару часов до
появления у его стен передовых отрядов графа Генриха. Тот брызгал слюной
во все стороны, не сподобившись получить меня в свои руки, когда пред его
ясны очи предстал Лис Венедин и поклялся на оружии не возвращаться более в
эти места без моей головы. А еще через несколько дней два "заклятых врага"
высадились на острове, затерянном посреди Балтийского моря, чтобы свести
последние счеты с этим миром. Но не судьба...

  * * *

  - Але, Капитан, ты тут то, решил ночевать под открытым небом?
  - Что? - Я повернулся на голос, отгоняя воспоминания.
  - Шо ты стоишь, как памятник себе? Где диалектический подход и
историческая справедливость?
  - В каком смысле? - непонимающе спросил я, констатируя но цветущему виду
своего друга, что обстукивание каменного окорока дало какие-то весомые
результаты.
  - В смысле памятника двум бравым Мальчишам-Кибальчишам, гордо заныкавшим
от злобных буржуинов и коварных феодалов страшную военную тайну.
  - Лис, ты о чем?
  - Прикинь, мы будем стоять здесь, протянув руки... то есть нет, я хотел
сказать, вытянув руки и протянув ноги... хотя нет, и это тоже как-то не
то. Но не суть важно, мы будем стоять, два несгибаемых Мальчиша, капитаны
Ким и Буран. Пройдут пароходы - привет Мальчишам, пролетят самолеты -
привет Мальчишам, пройдут пионеры... хотя нет, пионеры здесь не пройдут...
  - Ли-ис!
  - Короче, внимай. По ту сторону тролля во всю богатырскую мочь суетятся
криптобиологи. Понятное дело, они тихо ошалели, услышав морзянку с нашей
стороны, но потом, как ни странно, среди них нашелся кто-то цивилизованный
и сумел прочитать мое послание потомкам.
  - Ну-ну-ну, и что дальше?
  - Ну, сначала они нас, понятное дело, поблагодарили за неоценимый вклад в
криптобиологию, выразили надежду на скорую встречу, сообщили, что горят
желанием пожать нам не то чтобы руки, скорее горло, но в целом - весьма
милые ребята. Во всяком случае, пока они по ту сторону тролля.
  - Лис, не томи, дальше-то что было?
  - Ах дальше! - словно вспоминая о чем-то, хлопнул себя по лбу мой
глумливый напарник. - В общем, я попросил подогнать сюда Рассела, а по
пути подкинуть ему мыслишку, что неплохо бы прислать сюда какой-нибудь
корабль.
  - Какой корабль, ты о чем?
  - Я так думаю, лучше, чтоб побольше, а то задолбала эта скученность. Ты
как считаешь?
  - Откуда у Рассела возьмется здесь корабль?
  Лицо Лисa внезапно стало серьезным.
  - Да, честно говоря, мне наплевать. Как ты считаешь, у Института в этом
мире агентура есть?
  - Конечно, - ответил я.
  - Я надеюсь, среди них найдется кто-нибудь, по статусу выше чистильщика
сапог в Бомбее. Вот пусть отвалят ему купу грошей на покупку судна. Что он
там будет плести - дело десятое, это забота разработчиков. Если хочешь, я
тебе навскидку могу дать пару версий: Вальдар фон Ингваринген, прежде чем
исчезнуть вдали, зарыл здесь богатый шверинский клад. Или, скажем, мозоли,
срезанные с окаменевшего тролля, обладают магическими свойствами, и
человек, который постоянно носит их за пазухой, в воде не горит и в огне
не тонет.
  Я усмехнулся:
  - Мысль, конечно, неплохая. Но даже если в Институте тут же дадут "добро",
если бухгалтерия мгновенно изыщет требуемые средства, если ближайший
стационарный агент, бросив все, займетс