еред ликом Пресвятой Девы было
ему послано видение: он узрел несчастную Гиперборею, задыхающуюся в
зловонии язычества, и крест, обвитый алой розой, который он устанавливает
посреди этих земель. И тогда он сказал мне: "Распродадим все и пойдем".
  И я пошел, и воочию узрел многие чудеса, явленные этим святым человеком в
далеких землях дикой Гипербореи, отныне осиянной светом истинной веры.
Когда же, два года тому назад, смежил он веки, - Лис шмыгнул носом, - я
поклялся исполнить его волю во что бы то ни стало. И как ни труден 6ыл
путь, вот я здесь.
  - Но какова же была его последняя воля?
  - Дайте сначала закончить с делами. Вот жемчуг, пишите расписку, я заберу
монеты и отправлюсь исполнять наказ моего блаженного учителя.
  - Конечно, - торопливо кивнул хозяин лавки, делая знак слуге привести
городского писаря. - Может быть, вам пока что-нибудь предложить освежиться
с дороги?
  - Не откажусь, пожалуй. Мне и моему ученику.
  Спустя минут двадцать сделка была заключена, налитое вино выпито, и
дрожащий от нетерпения хозяин поинтересовался вновь, досадливо глядя на
писаря и ученика, все еще толкущихся в лавке:
  - Так что за воля?
  - Блаженный Дезодоран, - повышая голос так, чтобы его слышали все
присутствующие в помещении, а по возможности и прохожие на улице, - велел
мне продать то дорогое, что сыщется в его имуществе, и вырученные деньги
раздать без изъятия наиболее праведным и благочестивым жителям
Штраумберга. Что я и намерен сделать немедля. - Он замолчал и потер
озадаченно лоб. - Быть может, вы, почтеннейший мастер, соблаговолите
провести нас доратушной площади?
  - Да, конечно, - закивал тот. - Но стоит ли туда ходить? Мы э-э... и сами
можем пригласить наиболее почтенных и уважаемых граждан.
  Лис насупился.
  - Вложенный Дезодоран велел собрать на площади всех жителей города, и я,
со всем моим глубоким почтением к вам, остаюсь покорен его воле.
  - О да, - вздохнул златоторговец, огорченный неудачей вылазки. - Конечно,
, всех. Разве мог блаженный Дезодоран поступить по-другому? Пойдемте,
господа.
  Путь, начатый от ювелирной лавки впятером, на ратушной площади закончился
шествием не менее чем пяти десятков любопытствующих горожан.
  Штраумберг нельзя было отнести к плеяде крупных городов Европы, и весть о
том, что сейчас на площади будут раздавать деньги, облетела его быстрее,
чем расторопный стриж успел бы пронестись по периметру крепостных стен.
Однако, не обращая, казалось, внимания на столпотворение, Лис был суров и
преисполнен важностью возложенной на него высокой миссии. Дойдя до входа в
ратушу, он вытащил из висевшего на поясе кошеля коробочку с запасной
тетивой и, не говоря ни слова, склонившись пополам, начал отмерять ею
какое-то одному ему ведомое расстояние от массивной дубовой двери до...
Заинтересованная толпа расступилась, освобождая ему дорогу.
  - Вот! - произнес он, останавливаясь посреди площади. - Вот оно, это место!
  - Он узнал! Он узнал его! - зашумели в толпе.
  - Именно здесь, - во всю мощь своей луженой глотки вещал Лис, - блаженный
Дезодоран сказал мне: "Мы не отправимся на ярмарку в Кельн, ибо забота о
земных богатствах суетна. Мы распродадим все немедленно и отправимся нести
свет истины в Гиперборею".
  - О! - восторженно выдохнула толпа.
  - И да будет свят этот город! - продолжал свой вдохновенный монолог
Венедин. - Ибо в нем мне открылась истина. И да будут блаженны жители,
имеющие счастье жить в его стенах!
  Народ, внимательно слушающий каждое слово моего друга, взорвался
восторженными рукоплесканиями.
  - Бочку! Бочку прикатите! - заорал кто-то. - Не видно ничего!
  - Умирая, - уже с бочки горланил Лис, - блаженный Дезодоран велел мне
раздать вам все деньги, полученные от продажи его имущества.
  - Давай! - заорали из толпы и десятки, а вернее, сотни рук устремились
вверх, словно ожидая золотого дождя.
  - Но как найти благочестивейшего среди благочестивых? - вопил в ответ Лис,
картинно простирая над толпой руки с поднятыми вверх ладонями. - Как найти
набожнейшего среди набожных? Добродетельнейшего в этой цитадели
добродетели?
  Алчущая золота mama на секунду схлынула, задумываясь. Этого времени Лису
было достаточно, чтобы начать очередное действие своего спектакля.
  - Не в силах человеческий ум принять такое решение. Лишь Божье соизволение
позволит выбрать достойнейших.
  - Верно! Верно! - вопил возбужденный люд, и каждый прикидывал набор добрых
дел, совершенных за время, прошедшее с последней исповеди.
  Лис обвел глазами собравшихся и, увидев среди людского моря монашескую
тонзуру, прикрикнул:
  - Эй, расступись! Прошу вас, преподобный отче. Помогите мне в этом
богоугодном деле. - С трудом протискиваясь через тесный коридор,
внушительных размеров монах пробрался к бочке, с которой вешал Лис. -
Знаете ли вы этого человека? - крикнул мой друг, указывая на румяного
священнослужителя.
  - Знаем! Знаем! Это отец Юрген! Викарий монастыря Святого Тибальта.
  - О! - Лис склонился в поклоне. - Для меня высокая честь. Не будет ли
любезен достопочтенный отче отметить один из предложенных кусочков
пергамента священным для всех нас знаком креста. - Викарий согласно
кивнул, сохраняя горделивое спокойствие, и принял из рук ошеломленно
взирающего на происходящее Ансельма смоченное в чернилах гусиное перо. -
Пожалуйста, - Лис протянул ему полный колпак обрезков пергамента, -
выберите любой. И да свершится воля Небес! - Священнослужитель неспешно и
величественно сунул руку в колпак, вытянул один из обрезков и с явным
удовольствием начертал на нем требуемый знак. - Вот он! Глядите все - вот
он! - вскричал душеприказчик апостола Гипербореи, затем, предъявив искомый
пергамент обществу, вновь обратился к монаху: - Прошу вас, святой отче, не
оставляйте меня в этот час. В вашем присутствии я буду чувствовать себя
увереннее.
  Тот важно кивнул, распираемый невольной гордостью от возложенной миссии.
  - А теперь, с Божьей помощью, каждый из вас может стать обладателем этого,
или этого, или этого золотого солида. Любого из них, пока все они не
закончатся. Каждый из вас может принести маленький серебряный денарий,
который пойдет на богоугодное дело, на нужды похода в Святую землю к Гробу
Господнему, а взамен вытащить заветный крест, который я тут же на ваших
глазах обменяю на золотую монету. Будьте свидетелем этому, отче. Всего
лишь один маленький серебряный денарий для святого дела, и золотая монета
в награду самому благочестивому из благочестивых, достойному из достойных!
Вы можете испытывать милость Божью сколь угодно раз, бросив обратно в
шляпу кусок пергамента, который вы вытащили до того, и заплатив еще одну
монету!
  - Э-э, да за это платить надо! - раздался голос из толпы, но он не был
услышан в общем хоре участников священной лотереи.

  * * *

  - Воледар Ингварович, - Татьяна Викулишна подошла ко мне, явно
встревоженная какой-то неведомой мне неприятностью, - там Ропша захворал,
весь в испарине, трясется, бредит. Я велела мамкам ему лоб водой
смачивать. Быть может, здесь в кладовой яблочный уксус сыщется? Или какие
травяные сборы? Вчера, помнится, трактирщик о них говорил.
  - Он много чего говорил. - поморщившись, ответил я. - Ладно, идем поищем.
  В кладовой нашлись и уксус для обтираний, и пучки различных трав,
подвешенных сушиться под стропила. Татьяна Викулишна, обладавшая, как
оказалось, изрядными познаниями в прикладной ботанике, немедля занялась их
сортировкой и приготовлением чудодейственного отвара, способного, по ее
уверениям, поднять нашего друга на ноги самое большее за пару дней. Пока
же Ропша был совсем плох, он метался в горячке, выкрикивая
нечленораздельные ругательства и обещая кому-то отомстить за смерть брата.
  Велев переполошенным служанкам княжны почаще менять компрессы и обтирать
повольника уксусом, я спустился вниз, где наблюдалась картина всеобщего
лазарета. Менее фатальная, зато более многочисленная. "Господи, -
страдальчески думал я, - ну что за напасть? Вздумай сейчас грабители
вернуться, и постоялый двор можно брать голыми руками. Конечно, если это
только негодяй трактирщик с подручными, тогда дело ерундовое, но если
прибавить к ним десятка полтора встреченных нами по дороге стражей, оно
приобретает нешуточный оборот. За одной моей спиной всем не отсидеться.
Эх, жаль, черт возьми, что рыцари Храма Девы Марии Горной умчались куда-то
в ночь, все бы спокойнее было".
  Занятый такими невеселыми мыслями и госпитальными делами, я почти забыл
вспоминать о Лисе. С помощью инвалидной команды мы забаррикадировали
первый этаж строения, чтобы в случае возможной атаки иметь шанс хоть
как-то использовать наличествующий "гарнизон". Я вышел на связь лишь часа
через полтора.

  * * *

  - А ну, не толпитесь, - ревел Лис, расталкивая "благочестивых и набожных".
- В очередь! Я сказал, в очередь! Всем хватит! Одна монета - один шанс.
Хотите вновь испытать судьбу - кидайте пергамент в шляпу. Не хотите -
можете забрать его с собой. По предъявлении мандата, благословленного
блаженным Дезодораном, святой Петр как пить дать скостит десяток-другой
ваших грешков. Так, по одному подходи! Я же говорю, по одному! Ну-ка, -
Лис повернулся к обалдевшему от происходящего Ансельму, стоявшему возле
бочки, - отсчитай тут серебра да мухой лети к менялам, приволоки мне еще
десяток солидов.
  - Я не умею, о великий, - едва слышно выдавил юноша.
  - Чего не умеешь? Считать?!
  - Нет, превращаться в муху.
  - О Господи, неуч! Тогда беги ногами, а если кто пристанет, разрешаю
превратить в жабу.
  - Я...
  - Как, и этого тоже не умеешь?!
  Не пускаясь в дальнейшие объяснения, юноша сорвался с места и бросился
сквозь толпу, откуда послышались хлопки, сопровождаемые явно
электрическими разрядами. Воистину, забота о сохранении наличности в
стенах благочестивого Штраумберга не была пустой предосторожностью.

  * * *

  Я отключил связь. По крайней мере на этом участке нашего фронта все шло
хорошо.
  После обеда, любезно приготовленного Татьяной Викулишной, квелое воинство
несколько воспрянуло духом, и в движениях храбрых ратников появилась явная
осмысленность. Немного успокоившись, я расставил посты и собрался было
вздремнуть часок, чтобы наверстать вырванное магическим нашествием время
ночного сна, но не тут-то было.
  - Воледар Ингварович, - заметив мою робкую попытку принять горизонтальное
положение, изрекла юная княжна, - давно хотела вас расспросить...
  Я не стал интересоваться, почему эта тяга к расспросам прорвалась у нее
именно в тот момент, когда мне более всего хотелось смежить веки, и лишь
вздохнул, обреченно склоняя голову:
  - Готов к услугам вашим.
  - Вы долго прожили в этих землях, - не спеша произнесла Алена
Мстиславишна, - не доводилось ли вам встречать моего будущего мужа принца
Людвига? Конечно, я, как подобает воспитанной девушке, покорна воле своего
отца и прекрасно понимаю, какие выгоды принесет Руси мой будущий брак. Но
все же хотелось бы знать - каков он, мой суженый?
  - Увы, моя маленькая княжна, - развел руками я, - мне не доводилось видеть
его даже мельком. А вот о его отце, императоре Фридрихе II, если желаете,
могу рассказать.
  - Да, - после минутной задумчивости произнесла девушка, - пожалуй, это
будет полезно.
  И я начал повествование. Красивое, цветистое повествование об императоре,
словно затерявшемся во временах и эпохах. Государе, свободно владеющем
всеми европейскими языками, ведущем ученые беседы на арабском и
персидском, переводящем с арамейского, древнееврейского, греческого и
латыни. Императоре, установившем в своих владениях мир между всеми
религиозными общинами, будь то христиане, мусульмане или иудеи, мудром
властителе, с равным успехом побеждающем врагов мечом и словом, человеке,
изрядную часть своего времени отдающем изучению опаснейших болезней и
самолично изобретшем ряд весьма действенных лекарств для борьбы с ними. "
Правда, чтобы не травмировать психику будущей невестки государя Священной
Римской империи, я не стал рассказывать ей о случае, имеющем место быть
что-то около двух лет назад, когда Фридрих, накормив обильным завтраком
двух своих придворных, оставил одного в замке, с другим же отправился
охотиться в ближайший лес. Ну а вечером того же дня его величество
собственноручно вспорол животы обоим, чтоб посмотреть, у кого из них лучше
усвоилась пища.
  Так это было на самом деле или нет, сказать не могу. Что это были за
вельможи и что нужно было сделать, дабы заслужить право принять участие в
подобном научном опыте, я тоже не знал. Человек, рассказывавший мне об
этом, клялся, что именно так оно и произошло и он сам был свидетелем.
Оставим это на его совести.
  Лично мне довелось встречаться с Фридрихом всего лишь раз, но этот раз
стоил того, чтобы о нем рассказать. В то время я уже был рыцарем свиты
графа Генриха Шверинского, и в моем послужном списке значился ряд весьма
полезных для Лиги северных баронов успехов, поэтому встречать бежавшего из
завоеванных императором земель графа фон Ратцеборга выпало именно мне.
  Внезапный удар императорской армии застал правителя древнеславянского
Ратцеборга врасплох, вынудив скрыться с десятком верных слуг безо всяких
средств к существованию. Недавний союзник моего сюзерена, занимавший
весьма высокое положение в северной Лиге, явился ко двору графа Генриха в
запыленном дорожном платье просто лишь потому, что другого у неф не было.
Он плакал навзрыд, заклиная графа Шверинского помочь ему вернуть утерянные
владения, и мой добрый господин, как и подобает доброму господину,
согласился.
  Правда, при этом он выдвинул условие, что либо фон Ратцеборг после
возвращения ему феода признает вассальную зависимость от Шверина, либо в
пятилетний срок вернет графу Генриху сумму, троекратно превышающую ту, что
может понадобиться для выкупа владений или же для ведения в них боевых
действий.
  Никакой войны граф Генрих вести не собирался, у него попросту не было для
этого сил. Зато у него был крестный - маркграф фон Нордальбинг, стоявший в
стороне от северной Лиги и в то же время весьма почитаемый императором за
обширные познания в охотничьем деле и благодушный нрав. Сам граф Генрих не
мог напрямую посылать герольда ко двору Фридриха II, император попросту
отказался бы разговаривать с посланником бунтовщиков, но зато он мог
отправиться на охоту к своему крестному, попросив его пригласить в это же
время и его величество.
  Ни о каких засадах здесь речь идти не могла - это было священное место
водопоя, где враждующие стороны могли сколь угодно общаться между собой,
не теряя лица. И император, и мятежный граф охотились в разных угодьях и
жили в разных охотничьих замках в Нордальбингии. Толстяк же маркграф, едва
отдуваясь от необходимости носиться взад-вперед, брал на себя многотрудные
функции посредника.
  Услышав предложение фон Нордальбинга уступить Ратцеборг его прежнему
владельцу за весьма внушительную сумму, столь необходимую на организацию
грядущего крестового похода, Фридрих II расхохотался и хлопнул вельможного
охотника по плечу (во всяком случае, так рассказывал подкупленный мной паж
маркграфа). "Когда хороший пес почует вальдшнепа, он станет отвлекаться на
сорок?" - оборвав смех, спросил император. "Нет!" - тут же затряс головой
фон Нордальбинг. "То-то же. Скажи, Шверин уже дал тебе деньги? Ну,
признавайся, дал. Не думает же он, что я приму их от него самого!" "Верно,
ваше величество", - склонился в поклоне толстяк. "Вот и великолепно.
Оставь их себе. Да только, чур, расскажи об этом Шверину. И порадуй его, я
верну Ратцеборг его законному владельцу. Так что эти деньги, которые
мошенник Генрих заплатил тебе наверняка за посредничество, ты отработал
сполна". - "Но..." - "Иди, иди. Сообщи ему, чтобы провел со мной
переговоры и я возвращаю Ратцеборг".
  Граф Генрих радовался недолго: на следующий день фон Ратцеборг был
приглашен к императору, обласкан им, осыпан милостями и подарками; еще
через неделю он с императором въехал в свой город, где на ратушной площади
принял вассальную присягу на верность Фридриху II. Взбешенный граф
Шверинский потребовал было обратно деньги у своего крестного, но, как
выразился по этому поводу Лис: "Дэ той хлиб, шо мы зъилы?" Спустя еще
неделю и Ратцеборг, и Нордальбингия в едином порыве выступили против
Шверина.
  Уже начинало вечереть, и я активизировал связь.

  * * *

  - ...Послушайте, почтеннейший, - судя по тону, которым были сказаны эти
слова, Лис произносил их отнюдь не в первый раз, явно по одному и тому же
поводу, - вот ваша расписка, вот ваши деньги, и я хочу видеть жемчужины,
принадлежавшие блаженному Дезодорану.
  - Ноя вам предлагаю по три солида за каждую жемчужину. Это хорошие деньги.
- Ювелир, в лавке которого происходил торг, уже взмок от напряжения, но,
похоже, был готов стоять насмерть.
  - Нет, ну просто беда какая-то, - страдальчески воздел очи Лис. - Видимо,
за годы, проведенные в Гиперборее, я совсем разучился говорить по-немецки.
Вы, очевидно, не поняли меня: они не про-да-ют-ся, - по складам произнес
мой друг. - Они священны.
  - О-о-о, - взвыл хозяин лавки, прикидывая в уме, хватит ли у него
наличности, чтобы оплатить бесценные перлы. - Вы губите меня, мой дорогой
друг! Послушайте, пять солидов - прекрасная цена.
  - Нет, - покачал головой Лис, - мы с вами решительно говорим на разных
языках. Какие пять солидов? О чем речь? Подумайте сами, как можно
продавать чудодейственный жемчуг с четок блаженного Дезодорана, вылечивший
от ящура верховного адидаса Гипербореи, победивший моровую трясучку и
перепоит головы, случавшийся у гиперборейского народа каждое утро после
очередного праздника? Подумайте сами, где перепоит головы, а где пять
солидов - вы чувствуете разницу?
  - Семь! Семь солидов! - стонал доведенный до отчаяния торговец. -
Послушайте, ваше преподобие, сегодня днем я был в ратуше: господин
бургомистр и господа бурграты, услышав о деяниях святого Дезодорана,
постановили построить часовню в его честь. Эти жемчужины, эти священные
реликвии, они бы украсили алтарь. Они бы излечивали страждущих, они бы
привлекли толпы паломников в наш город.
  - "О", - хмыкнул Лис на канале связи, - "впервые слышу речь не мальчика,
но налогоплательщика! Вот наконец начался настоящий торг".
  - "Ладно, Лис", - отозвался я. - "Поторопись, уже темнеет, скоро закроют
ворота. Да не забудь, нам еще нужны пара коней, возница, продовольствие и
хорошо бы лекарь. Ропша что-то совсем плох".
  - "Не боись, Ансельм уже всем занимается. А лекаря?.. Хорошо, найдем и
лекаря..." Почтеннейший, я весьма чту ваш город... - Я отключил связь.

  * * *

  Лис вернулся уже затемно.
  - Ну, как успехи? - поинтересовался я.
  - А, уболтали-таки, черти языкатые!.. - махнул рукой Лис. - Продал им
пятнадцать жемчужин за триста золотых. Пусть себе люди радуются! - Он
протянул мне мешочек с жемчужинами, утром едва-едва потянувший на
семнадцать солидов. - На, верни княжне. Скажи, уж больно добрый ювелир
попался. - Венедин победно смерил меня взглядом. - И распорядись, будь
добр, перегрузить провизию и подать нам с Ансельмом ужин, а то мы со всех
святых дел, почитай, целый день не жрамши. Вот за что я не люблю буржуев,
в смысле, бюргеров, ну ни хрена же гостей уважить не умеют.
  - А лекарь где? - поинтересовался я, проверяя, не пропустил ли кого из
спутников моего друга.
  - А на кой нам ляд их здешний лекарь? Он тут, поди, запор от забора не
отличает. У нас свой ученый эскулап есть, в Кордове по передовым тамошним
технологиям ученый. Пусть пользует. Он, в общем, малый не дурак, хотя,
конечно, дурак немалый.
  До полуночи все было тихо. Расставив на ночь караулы, мы было отправились
спать, когда дежуривший у постели Ропши Ансельм растолкал меня самым
немилосердным образом.
  - Вставайте, господин рыцарь. Ропша совсем плох, вас кличет, бьется в
горячке, все поминает вас и учителя. Только я его сыскать нигде не могу.
  Я вскочил, застегивая на ходу пояс и оглядываясь: тюфяк Лиса был пуст,
впрочем