оящем,
неощутимо  -  на  сантиметры,  меняя  климат  и  геотектонику.  Земная  кора
содрогалась  все  чаще  и  сокрушительней,  оживали  вулканы,   следственно,
становилось еще жарче. Удивлялись климатическим загадкам, строили  гипотезы,
тем  временем  губительный  цикл  сокращался,  землетрясения  и   наводнения
невиданной силы напомнили и самому  тупому  из  жителей  Земли  о  том,  что
имеется существо, безусловно, заслуживающее пощады:
   Это  он  сам.  Пропасть,   раскрывшаяся   под   ногами,   заставила   его
остановиться... Но не попятиться! Достойно  и  мужественно  встречали  целые
народы свои прежние беды, с достоинством и мужеством встретило  человечество
всеобщую беду. Наступило подлинно Героическое время, но о  нем,  исполненном
труда, аскетизма и подвшов разума, почему-то никто  не  тоскует,  хотя  оно,
безусловно,  должно  восхищать  нас,  потомков,  больше,  чем  век  апофеоза
человеческой глупости и жестокости.
   Мы, однако, увлеклись: ко дню, с которого начинается наше  повествование,
экологические вопросы далеко еще не вытеснили политических, они  только  все
громче о себе  заявляли,  и  людям  становилось  все  труднее  прикидываться
глухими. Начинал изменяться  облик  городов:  крыши  зданий  были  соединены
легкими мостиками, избавившими пешехода от бесчисленных опасностей улицы, от
ее отравленного воздуха...
   Поднявшись наверх, странник увидал унылейшее зрелище - целое  море  крыш,
плоских  крыш,  залитых,  для   водонепроницаемости,   посеревшим   битумом,
утыканных вразнобой антеннами телеприемников, и подумал, - имеется запись  в
толстой тетради! - что  покуда  ученые  архитекторы  фантазируют  о  городах
будущего, простой строитель мог бы сделать куда привлекательнее обыкновенный
город настоящего. Отчего, спрашивается, должна пропадать понапрасну  площадь
крыши? Отчего не поместить на ней солярий, небольшой кустарниковый сквер,  а
то, глядишь, и настоящий парк, отчего не устроить площадку для детских  игр,
с каруселью, с фонтаном? Все это  нагоняющее  тоску  пространство  могло  бы
зашуметь зеленью, затем наступила бы очередь стен: вьющиеся растения  скроют
постыдные уродства бетонных чудовищ. Город станет  не  только  потреблять  и
отравлять, но и производить кислород, возместит природе часть отвоеванного и
украденного, а мог бы это вернуть даже с лихвою! Зачем упрятывать под  землю
водопроводные,  отопительные,   канализационные   трубы?   Вынести   их   на
поверхность, защитить от морозов, возведя над ними теплицы и оранжереи, - до
последней  калории  израсходуется  пропадающее  понапрасну  тепло...  Отходы
незамедлительно перерабатывать в удобрения и пускать тут же  в  дело  вместо
того, чтобы ими грязнить убитые давно уже реки.  Человек  должен  убедиться,
что может возвращать природе больше, чем от нее получает!
   Не забудем, что герой наш был провинциал, в детстве  деревенский  житель:
тема эта занимала его весьма.
   Город!.. Город, разумеется, необходим, но обязан ли  он  непременно  быть
мерзок? Деревенский простор, независимость, уединенность  -  это  в  тесноте
города, конечно же, только пустые мечтания, однако...
   Мы знаем, что мечтания не остались без последствий.
   Как мало нам этих страниц, как неряшливы и отрывисты его записи!
   Он шел и улыбался...

***

   - Удивляюсь? господин Эстеффан, чем не нравится вам  наш  мэр,  -  сказал
Доремю но дороге из ратуши.
   - Он жулик, - отвечал  аптекарь,  -  а...  -  спохватившись,  он  порешил
сохранить мнение о секретарше в глубине язвы своего  сердца,  так  как  этот
Доремю был вряд ли способен верно понять его.
   - Конечно, жулик, - согласился Доремю не задумываясь. - Но какой жулик! -
это  было  сказано  с  уважением  к  чужому  мастерству,  -  Я  не  особенно
проницателен, а мигом это понял,  как  только  он  вошел  тогда  в  калитку,
помните?
   - Еще бы! И сразу начал прибирать к рукам что плохо лежит!
   - То, что никому не принадлежало, - попытался г-н Доремю внести поправку.
   - Ну, положим, кое-что принадлежало господину Ауселю.
   - Это совсем другой случай!.. Он только всех опередил, мы и  сами  могли,
бы...
   - Нас с вами, господин Доремю, могли бы остановить соображения морального
свойства! А гостиница? Казначей намекает, городу не миновать банкротства.
   -  Эти  двое  приезжих...  Конечно,  это  еще  не   называется   наплывом
туристов...
   - Сколько он им, по-вашему, заплатил?
   - Как?! - г-н Доремю даже остановился в изумлении. - Вы думаете, господин
мэр их попросту нанял?
   - И расходы, как всегда, оплатит город. Туристов же нет и не будет.
   - Господин Эстеффан, я вас не узнаю! Вам самому эта идея очень нравилась,
вы даже составили путеводитель!..
   - Я не голосовал за строительство гостиницы!
   - Извините, вы предубеждены!
   - Я предубежден? А весь этот сброд на муниципальных должностях?
   - Да, возмутительно! - подхватил тут и сам г-н Доремю. - Господину  Коглю
следовало бы вмешаться!
   - Господин Когль - всего только нотариус.
   - И все же... Он так  изменился,  господин  Эстеффан,  мне  Сегодня  даже
страшно стало, -  пожаловался  г-н  Доремю.  -  И  между  нами:  невыносимый
буквоед! Зачем, спрашивается,  было  подряд  записывать  то,  что  мы  тогда
наговорили.., спьяну!..
   Г-н Эстеффан тоже слегка покраснел. Вычеркнул ли булочник  ту  фразу?  Не
имеет, конечно, значения... Но не напрасно ли он сам  воздержался  высказать
г-ну Коглю свои пожелания насчет..,  гм,  женитьбы?  Неужели  могущественный
клиент ноодортского нотариуса и впрямь стал бы  заботиться?..  И  даже,  чем
черт не шутит, развеять проклятое невезенье?.. Но это было бы вписано в  эти
несчастные бумаги, могло бы попасться кому-нибудь на глаза...
   - Что ни говори, господин  Когль  исполнил  все  остальные  пожеланья!  -
неожиданно для себя сказал он вслух - и торопливо перескочил на  прежнее.  -
Город, поднятый чуть ни из руин, островок спокойствия в море страстей - все,
что мэр ставит в заслугу себе...
   - И правильно, и правильно! Вспомните, что делалось по всей  округе!  Это
сумасшествие с крестовым походом и прочее! А у  нас?  Пустячки,  хулиганские
выходки!..
   - Полкилометра бинта и трехлитровая бутыль  йода,  за  которую  никто  не
уплатил, - с горечью вставил г-н Эстеффан. - И вы забываете про Дамло!
   - Да, при Дамло не очень  разгуляешься,  -  признал  г-н  Доремю,  -  он,
конечно, может усмирить, но, примирить, господин Эстеффан, примирить...
   - ..удается только кому-то третьему - ни мэру и ни Дамло это не по зубам,
хотя действует он, наверное, через них не знаю, каким способом, и  помимо  -
тоже не знаю как.
   - Ах, вы намекаете...
   - Да, я намекаю.  Вот  посмотрите,  например,  на  Биллендона.  Его  ведь
преследовали...
   -  Этого  Биллендона  тоже  голой  рукой  не   ухватишь.   Я   могу   вам
порассказать...
   - Нет, вы знаете, кто его враг? Приятель из префектуры шепнул на ушко,  -
тут г-н Эстеффан и сам перешел на шепот, - это был сам Тургот!
   - Тургот? - повторил  г-н  Доремю,  бледнея  и  принявшись  озираться.  -
Господи, почему же его не изловят! - возопил он  вполголоса.  -  Не  понимаю
тогда, почему Биллендон еще жив до сих пор! Кажется, такого еще не бывало!
   - Вот именно, - с демонической усмешкой подтвердил г-н Эстеффан. -  Такое
возможно, если кто-нибудь имеет власть и над  самим  Тургогом.  Кому-нибудь,
наверное, даже не очень трудно какими-то своими средствами навести в  городе
порядок, если ему желательно...
   - Кто же он, этот наш Некто? - воскликнул трепеща г-н Доремю.
   - Попробуйте спросить у господина Ауселя, - посоветовал  г-н  Эстеффан  -
опять с демонической миной.
   Доремю от неожиданности приостановился.
   - Неужели?.. Я не знаю, могу ли... Трудно верится!
   Господин Аусель не приносит нам чести... С некоторых пор!..
   - Именно потому он теперь иногда пробалтывается. Но не до конца.
   - Нет, я не осмелюсь, хотя мне  крайне  любопытно  его  мнение...  -  г-н
Доремю вдруг замялся. Г-н Эстеффан, напротив, вскинул ушки.
   - О чем?
   - О  разных  предметах,  -  отвечал  г-н  Доремю  уклончиво.  -  Господин
Эстеффан, возможно ли с научной  точки  зрения,  чтобы  наш  Некто  оказался
невидимкой? - ему было довольно трудно это произнести.
   - Что за фантазии! -  возмущенно  воскликнул  г-н  Эстеффан.  Г-н  Доремю
разобиделся.
   - Это не фантазии, - отвечал он запальчиво, - это секрет!
   Г-н Эстеффан был  заинтригован  до  крайности:  Доремю  ухитрился  что-то
выведать - или выдумать! У Доремю секреты - ну и ну!.. Конечно, какая-нибудь
чепуха, но ведь мучается, потеет, не желает сказать - небывалое дело!
   - Ну и  держите  при  себе  свои  секреты,  -  проговорил  он  как  можно
равнодушнее.
   - Господин Эстеффан, извините, но я.., обещал никому не рассказывать, вам
в особенности!
   - Госпожа булочница? - догадался г-н Эстеффан.
   - Ну да... Это она, - нехотя признал г-н Доремю. - Вы же  знаете,  нам  с
ней теперь приходится беседовать, поскольку я выступаю в роли вашего...
   - ..представителя, - подсказал торопливо г, - н Эстеффан.
   - Только прошу вас...
   - Вы мне, кажется, не доверяете? - гордо проговорил г-н Эстеффан.
   - Не обижайтесь, ради бога. Булочник ей запретил строжайше всякие об этом
упоминания, заботясь о семейной репутации...
   - ..в которой я лично заинтересован. Продолжайте,  господин  Доремю,  без
опаски!
   - Ив самом деле!.. Вы, конечно, помните обед  у  господина  Когля  -  тот
самый... Так, вот: булочница клянется всеми святыми,  что  кувшин  с  вином,
который стоял напротив пустого кресла, оказался открыт и почат!
   Т-н Эстеффан призадумался.
   - По бокам сидели Биллендон и Аусель, - начал он припоминать. - Биллендон
не выпил, кажется, ни капли, но Аусель.., ему, конечно,  не  хватило  своего
кувшинчика - вот вам разгадка! Ах, тещенька! - и он расхохотался.
   Г-н Доремю помрачнел.
   - Господин Эстеффан, я не для того  вам  рассказал!..  Она,  как  бы  это
выразиться, не выдумщица!  Мне  самому  пришло  в  голову  насчет  господина
Ауселя, он и тогда увлекался... Он пил из своего бокала, а если бы взялся за
чащу - мы бы заметили, верно?
   - Пожалуй!.. - согласился, подумав, г-н Эстеффан.
   - Но чаша была сперва с краями налита, а потом опорожнена до половины!
   - Господин Доремю, вы внушаете мне сомнения, -  сказал  г-н  Эстеффан.  -
Чего ж, ваша госпожа булочница сама видела,  как  пили  из  чаши?  Эти-то  -
невидимки?.. - Он приготовился  снова  захохотать,  но  Доремю  обрезал  его
веселье.
   - Поэтому вас и опасаются, - сказал он угрюмо. - Никто ничего не видел  -
в том-то и дело. Но  госпожа  булочница  прибирала  со  стола.  Она  женщина
наблюдательная: объяснила мне подробно, как выглядело бы винное пятно,  если
бы, наливая, слегка промахнулись - и как...
   - Главное, никто не наливал, - сказал г-н  Эстеффан.  -  Вздор  это  все,
господин Доремю, и семейство все вздор-нос! - это выскочило у пего нечаянно:
припомнилась утренняя обида.
   - Господин булочник прямо как в воду глядел, -  ответил  на  это  Доремю,
глубоко уязвленный.
   - Что  вы  ссоры  сегодня  заводите?  -  миролюбиво  приструнил  его  г-н
Эстеффан, взяв даже под руку. - То взял  с  чего-то,  что  наш  мэр  мне  не
нравится! А  я  только  настроен  критически  -  с  достаточным  основанием,
поэтому, когда иду па заседание в ратушу,  оставляю  бумажник  дома.  И  вам
советую инструменты застраховать. Меня кое-что раздражает и тревожит, но его
всегдашняя бодрость, этот неиссякаемый оптимизм - могу ли я не ценить? -  Он
говорил вполне искренне! - Я пригласил его на  наш  вечер!  -  заключил  г-н
Эстеффан.
   Доремю опять приостановился.
   - Н он придет?
   - Обещал. Интеллигентные люди должны держаться вместе, таково мое мнение.
   - И мое! - подхватил Доремю. - Это замечательно, я не знаю, что мы делали
бы тут без вас!
   Они распрощались, и Доремю помчался домой,  куда  оркестрантам  надлежало
снести инструменты, составлявшие личную собственность капельмейстера. А  г-н
Эстеффан повел себя несколько  странно.  Прохожие  могли  наблюдать,  и  они
наблюдали, как почтенный согражданин  сперва  припустил  по  улице  трусцой,
затем, подпрыгнув, остановился, с неприязнью дернул себя за нос, повернул на
мостовую, остановился опять, подумал, пятясь, добрался до тротуара и замер в
состоянии, напоминающем каталепсию.
   Отметим, что  и  повседневная  манера  поведения  г-на  Эстеффана  бывала
достаточно  живописна.  Кабы  последовавшая  череда  необычных  событий   не
породила сплетни л  различные  подозрения,  обыватель  скоро  позабыл  бы  о
чудаческих артикулах, объяснив их себе  тем,  что  на  г-на  аптекаря  нашло
вдохновение. Да и мало ли у него было в тот день забот?
   Часть городской элиты оказалась завлечена  в  завсегдатаи  его  салона  с
помощью напитков, изготовленных  им  лично  с  теми  преимуществами,  какими
снабдила  г-на  Эстеффана  его  Наука.  Бесплатный   медицинский   бар   так
прославился,  что  на  званые  вечера  нередко  пытались  прорваться  разные
забулдыги Следовало договориться об охране порядка. Исправен  ли  миксер?  А
закуски, закуски, проверен ли их запас? Боже, а сюртук? Эта разиня-экономка,
конечно, не догадается... Жениться  совершенно  необходимо.  Г-жа  булочница
проявляет здравый подход: лучшей партии не сыскать,  девицу  же  давно  пора
сбыть с рук. Но булочник, булочник!.. Невозможное дело  -  пожертвовать  для
булочника своими убеждениями, о которых всем,  вдобавок,  известно.  Упрямый
осел! "Не жениться бы вам никогда и детей не  заводить"!  Что  г-н  Эстеффан
плохого сделал?.. Предстоит решительный шаг.  Сегодня  же,  сегодня  сделать
предложение! Семейство приглашено, не повредит пригласить вторично...  И  за
минуту перед тем, как начаться фейерверку...  Проверить,  кстати,  готов  ли
этот  фейерверк.  Не  забыть  о  микрофоне!  Но  главное,  самое  главное  -
постараться, чтоб на вечере непременно присутствовал тот, кого г-н  Эстеффан
в мыслях своих именовал Высокочтимым Другом!..

***

   Тем временем Дамло, забежав на минутку в участок,  чтобы  хлебнуть  пива,
нашел на столе зашифрованную служебную фототелеграмму. Добраться  до  смысла
стоило многих трудов. Предписывалось взять немедленно под строжайший  надзор
мастерскую Биллендона, в особенности всех его служащих, и  ждать  дальнейших
указаний.
   Дамло хмыкнул, отворил сейф, где хранилось пиво, но призадумался Это  как
получается: они там, наверху, что-то знают, а Дамло не  знает?  Выходит,  он
допустил на своем участке недосмотр?
   Дамло, сопя, глядел на вскрытую  жестянку.  Пить  не  хотелось,  хотелось
есть, но бутерброды кончились. В минуты забот и раздумий мастер сыска ощущал
в пустом желудке тяжесть, будто был проглочен пистолет.
   "Ничего  непредусмотренного,  -  размышлял  Дамло  о  Биллендоне,   -   и
недозволенного не натворил, в свалке у собора не принимал даже участия, хотя
все там были, за исключением Эстеффана,  атеиста,  тот  прибыл  позднее  для
оказания медпомощи, и мэра: тому драться  нельзя,  и  он  неизвестно  какого
исповедания,  посещает  торжественные   службы   у   всех,   называет   себя
экуменистом.  Узнать  бы,  в  чью  пользу  платит  церковный  налог,  так  у
инспектора не спросишь, его человек, тьфу, о чем я?! Сказано: "в особенности
всех его служащих", к чему  бы?  У  Биллендона  все  служащие  -  один  этот
мальчишка, подручный, приезжий, имя  Рей,  нанят  по  газетному  объявлению.
Может, он в чем замечен? Задержать, допросить?  Опять  тьфу!  Стыд-позор:  с
несовершеннолетними связываться, может, они где  безобразят,  но  только  не
тут. И указания такого нету. Жизнь собачья!.. Дамло вздохнул почти  жалобно.
Он терпеть не  мог  думать,  это  причиняло  ему  физические  страдания.  Но
мыслительный аппарат, с трудом приведенный в действие,  требовал  такого  же
труда и на то, чтобы действие прекратилось.
   Ход его  мыслей  вызвал  следующие  поступки:  сержант  обошел  помещение
участка, убедился в отсутствии посторонних и запер  все  двери.  Вернулся  в
свой закуток. Выглянул наружу сквозь  зарешеченное  оконце,  установил,  что
никто не подсматривает. И тогда уж с вороватым видом присел возле  сейфа  на
корточки.
   В  нижнем   отделении   большого   сейфа   хранился   маленький   сейфик,
приобретенный на собственные сбережения по секрету от мадам  Дамло.  Сержант
отпер его.
   В сейфике лежала всего лишь одна папка,  довольно  пухлая,  на  ее  сером
картоне рукою Дамло было неумело  начерпано  крупное  готическое  "Т".  Сидя
по-прежнему на корточках, отгороженный  от  всего  мира  столом  и  запертой
дверью, полицейский углубился в чтение.
   Поверх прочего в папке лежали газетные вырезки, которые Дамло выпросил  у
Биллендона. Содержание он знал наизусть: такого-то числа,  в  таком-то  часу
двое  замаскированных  вооруженных  террористов  совершили  в  Дугген-сквере
попытку  похищения  трехлетней  дочери  известного   политического   деятеля
такою-то, что, кстати сказать, не мало повысило шансы  последнего  на  тогда
еще  предстоявших  выборах...  Гувернантка  упала  в  обморок,  но  девчонка
оказалась хоть куда - дралась, как кошка,  исцарапала  нападающих  в  кровь,
визжала на весь сквер. Похитителям помешал случайный прохожий. Он здорово их
отделал - из одного почти что вышиб дух, а другого, который собирался в него
стрелять, обезоружил и публично выпорол ремнем  -  здесь  же,  на  гравийной
дорожке! По одной этой подробности в городке любой угадал бы сразу, кто  был
этот прохожий, пожелавший, как писали газеты, остаться неизвестным...
   Впрочем, таковым он остался только для  газет  и  полиции.  Биллендон  не
знал, с кем связывается: он недавно воротился из  Австралии,  как  видно,  с
деньгами: купил домик в столичном предместье. Этот дом был взорван,  жена  и
сынишка погибли, на него самого несколько  раз  покушались,  однажды  ранили
легко в руку, он принужден был бежать, волей совершенно непостижимого случая
очутился здесь - и все странным образом прекратилось, никто  его  больше  не
трогал!..
   Дамло добрался до копии своего рапорта и обиженно  засопел.  Дугген-сквер
не входил в его участок, он побежал туда, заслышав крики,  и  никак  не  мог
успеть задержать машину, в которой субчики смывались с  места  происшествия,
это  для  всякого  очевидно!  Тем  не  менее  вот  приказ  о   выговоре   за
нерасторопность и,  пункт  второй,  о  переводе  в  эту  чертову  глухомань!
Приятели-постовые шепнули ему, правда, что он напрасно, видите ли,  запомнил
номер машины! Дамло разговорчики пресек.  Крамольничать  нечего.  Начальству
лучше знать. Тургот остановил его карьеру, с Турготом он и рассчитается. Как
и когда, он знать не знал, однако был почему-то уверен, что глава знаменитом
бандитской шайки из рук его не уйдет - и не один, а со всей своей шайкой!
   Этого надо было ждать, для этого копить сведения!..
   Но никто ничего толком не знал о Турготе, хотя шайка действовала  который
уже год. Даже сами бандиты главаря  своего  в  глаза  не  видывали.  Прямого
участия  в  делах  он  не  принимал.  Клиентуру  изыскивал   сам,   проявляя
поразительную  осведомленность.  Звонок  по   телефону,   незнакомый   голос
предлагает избавление от неприятностей, называет сумму оплаты  за  услугу  -
внушительную сумму, но обычно посильную, - и не вздумай  отказаться,  не  то
что донести или хотя бы разгласить! Всякий  знает:  расправа  за  это  будет
скорой и короткой, правда, без лишней жестокости.
   Семьям жертв даже выплачивалась компенсация - иногда очень приличная! Вот
это обстоятельство почему-то приводило Дамло в особенное  бешенство,  он  об
этом слышать боялся - не хватил , бы кондрашка!
   Материалы из папки с готическим "Т" трактовали Тур-гота по-разному, в том
числе  как  миф,   несуществующую   личность,   прикрытие   для   нескольких
гангстерских  шаек,  психологический  трюк,  разработанный  неким   мозговым
трестом по к