пред моей госпожой и выяснить все-таки, почему она вдруг решила
помочь мне, и выведать,-если удастся,-что потребует она взамен за такую
услугу.
  
  Насвистывая, я сел в седло. Мне даже казалось, что в воздухе ощущается
неизбежное приближение весны. Сие радостное настроение, которое я теперь
мог оценить по достоинству, и величие Природы во всех ее проявлениях
пробудили во мне мой былой оптимизм. Я давно уже не испытывал подобного
ощущения бодрости и душевного подъема, -со времен, предшествовавших
Революции. Такое светлое настроение продержалось еще где-то с час, пока я
не свернул за очередной поворот извилистой горной тропы. Там я застыл как
вкопанный. Сердце мое упало.
  Теперь-то я понял, что это был за шуршащий шум, удививший меня вчера
вечером.
  
  Мой собственный выстрел потревожил снега над ущельем и вызвал лавину,
которая полностью завалила проход. Предо мной возвышалась стена из снега,
камней и даже деревьев, сметенных обвалом. Я издал крик отчаяния, не в
силах сдержать себя. В своем огорчении я даже не сразу заметил, что был там
не один.
  
  Тот, другой, путешественник сидел в полном унынии на деревянной
приступочке большой крытой повозки, какими обычно пользуются странствующие
в поисках работы лудильщики, цыгане или бродячие актеры. Только то явно был
не какой-то там бедный точильщик, судя по длинному плащу, отороченному
горностаевым мехом (наблюдалось определенное сходство со шкуркою зайца,
которого я вчера подстрелил), меховому "треуху" на голове и муфте из белого
меха, в которой он прятал руки. Едва он заметил меня, взгляд его тут же
метнулся к зачехленному моему ружью, но когда он поднял тонкую руку, в
приветственном жесте его не было ни гнева, ни злобы.
  
  - Ну что, мой благородный охотник, надеюсь, выстрел ваш попал в цель и вы
славно поужинали вчера. И, скажите, к чему так стенать? Вам, может быть,
представляется, что это Судьба-злодейка свалила гору, дабы вам
воспрепятствовать?-говорил он язвительно, по-французски, с неуловимым
акцентом, который я никак не мог определить.
  
  - И проехать нельзя?-Похоже, чувства мои притупились от потрясения.
  
  - Есть какие-то шансы, что эту гору обломков можно будет расчистить за
месяц, впрочем, вряд ли... кто его знает, какой она там толщины. Вполне
может так получиться, что мы застрянем тут до весны. Делать нам будет
нечего, есть тоже нечего, нечем занять себя...-Тут он дружелюбно
добавил:-Но, может быть, вы постараетесь все же достойно и радостно
встретить свою судьбу, раз уж всему виной, несомненно, ваш злополучный
выстрел.
  
  Я тупо разглядывал стену снега, загромождающую проход. Ни на мгновение не
усомнился я в том, что человек этот в плаще с горностаевым мехом прав и что
теперь здесь проехать никак не возможно. Так что я подъехал к нему поближе
и спешился, изо всех сил стараясь держать себя в руках.
  
  Человек, сидящий на приступочке повозки, выглядел истинным джентльменом:
худощавый, высокий, утонченный. Он поднял глаза и улыбнулся мне, растянув
свои яркие чувственные губы, слегка изогнутые в уголках в выражении
перманентной иронии.
  
  - Итак, сударь?
  
  - Я искренне сожалею, сударь, что по собственной глупости причинил вам
столько неудобств,-сказал я.-Достаточно времени миновало с тех пор, как я в
последний раз охотился в горах, а поскольку я страшно проголодался после
недавнего своего столкновения с разбойниками, я не подумал как следует.
Приношу вам свои извинения, сударь. Позвольте представиться: Манфред,
рыцарь фон Бек. Не стоит, наверное, и упоминать, что я полностью к вашим
услугам. Как вы считаете, сможет всадник проехать по верху и привести
помощь? Это реально?
  
  - Да,-отозвался высокий джентльмен,-попробовать можно. Но я думаю, выйдет
гораздо быстрее, если перелететь. - Он рассмеялся (немецкий его, замечу
кстати, был так же хорош, как и французский, но акцент так пока и оставался
для меня загадкой) и поднялся с приступочки, стряхнув снег с колен и
седалища. Я подошел еще ближе. Два его мула, похоже, чувствовали себя
весьма даже непринужденно и, не жалуясь на судьбу, тыкались носами в
снег,-вынюхивали траву на краю завала.
  
  Я пожал ему руку.
  
  - Ок из Лохорка,-представился он,-окрещенный Колином Джеймсом Карлом.
  
  Выходит, он был уроженцем Северной Британии. Никогда еще я не встречал
британца, который бы так хорошо владел разговорным немецким,-я сразу принял
его за одного из ландскнехтов, наемных вояк, привлеченных в последнее время
"цветной гвардией" Фредерика. А поскольку Пруссия сейчас воюет с
революционной Францией, он, вероятно, ушел со службы, не желая6-подобно
многим,-участвовать в штурме молодой республики. В манере его говорить и
держаться явственно проступала военная выправка, равно как и черты,
присущие франту и щеголю. Похоже, он был из той породы людей, которые при
любых обстоятельствах довольны жизнью.
  
  - Я также известен под именем шевалье де Сент-Одрана. Должен сразу
  оговориться, дабы не произвести на вас ложного
впечатления, что я лаэрд лишь по имени. Несколько акров земли, еще
сохранившейся от моих владений, настолько скверны и бедны, что единственный
отличительный признак их-полная неспособность породить жизнь растительную и
поддерживать жизнь животную. Ничто не может там выжить, сударь. Даже я.
  
  - Вы из Шотландии, как я понял.
  
  - Да, сударь, оттуда. Батюшка мой, свято блюдя фамильную традицию, провел
жизнь свою, совершая долговременное паломничество по всяким злачным местам
и по более скромным монаршим дворам Европы. После известных событий сорок
пятого года мало уже было радости в том, чтоб оставаться на шотландской
земле, где ты в любое мгновение мог пасть жертвою диких толп своих же
сограждан из южной части страны и англичан, чья жестокость превосходит все
мыслимые пределы.
  Почти всю свою жизнь я провел за границей... под сим подразумевая я
двенадцать стран и множество мелких княжеств, большинство из которых
обеспечило мне в свое время вполне даже комфортное существование. Взамен я
показывал тамошним людям свои чудеса. Чудеса, коим я обучился, сударь, у
великих героев воздухоплавания, под началом которых мне довелось одно время
служить, у самих братьев Монгольфье!
  
  Я поглядел на повозку его с новым уже интересом.
  
  - Авиалодка!
  
  Он похлопал рукою по стенке повозки.
  
  - Он здесь, сударь, да. Мой корабль. Моя гордость. Семья моя и моя честь.
Моя судьба и, надеюсь, судьба человечества тоже. Да, сударь, как вы, должно
быть, уже догадались, я-аэронавт, искатель приключений, только в воздухе,
не на земле. И в настоящее время я странствую по проезжим и тихим дорогам
этого континента с целью собрать необходимые средства для снаряжения
экспедиции... столь дерзновенной, сударь, столь грандиозной... сокровища
лондонского Тауэра выглядят просто жалкими грошами по сравнению с тем, что
можно будет получить, если только сие начинание преуспеет.
  Впрочем, карты у меня правильные, показания компаса я разбираю, так что
трудностей быть не должно.
  
  - Так вы, стало быть, сударь, искатель сокровищ?
  
  - Сударь, я не ищу сокровищ, я продаю ключ к сокровищам. Верные способы
  отыскать золото в самых отдаленных уголках
земного шара. Я знаю, где можно будет найти неизвестные миру расы людей,
цвет кожи которых вообще нам неведом, или древние города в дебрях джунглей,
чьи обитатели почитают как высшую ценность листья простого платана и живут,
окруженные золотом, каковое у них не имеет вообще никакой цены. Они с
охотою обменяют фунт золота пробы в 24 карата на несколько листьев, да еще,
может быть, два кусочка коры. Есть страны, сударь,-только их не найдешь на
современных картах,-страны, известные Древним, но забытые нами, где женщины
необычайно красивы, а у мужчин, которых и так немного, вместо лиц-песьи
морды, так что всякий, скажем, невзрачный баварец для них будет смотреться
дьявольски привлекательным. У Платона встречаем мы упоминания об Атлантиде,
о Поляриде-у Сократа. Вот-лишь две из многих земель, которые вскоре начнем
мы исследовать, открыв их все заново: страны, сударь, где нет ни зла, ни
порока, ни политических переворотов, где человечество будет жить в мире,
укрывшись от страшной реальности, что ужасает всех нас.
  
  Должно быть, я слишком устал и был слишком расстроен постигшим меня так
внезапно разочарованием, потому что я вдруг обнаружил, что говорю ему вялым
подавленным тоном:
  
  - Сократ не упоминал Поляриду, сударь.
  
  Шевалье де Сент-Одран нахмурился, словно бы он уличил меня в проявлении
вопиющей невоспитанности.
  
  - Упоминал.
  
  - Нет, сударь. Ни разу.
  
  - Как я понимаю, вы не читали его Тайных Книг.
  
  - Тайных Книг?
  
  - Тех, что хранятся в Лондоне? Обнаруженных несколько лет назад
исследователями из Королевского Научного Общества.
  Извлеченных из пыльной библиотеки какого-то мусульманского али-паши. Ну
теперь-то вы припоминаете, сударь?
  
  - Нет, что-то не припоминаю.
  
  - В Британском музее, сударь. Да. Шесть книг Сократа, все подлинники, на
древнегреческом, писаные рукой самого философа. Я видел их, сударь, своими
глазами. Я их читал.
  
  Тогда-то я и составил себе представление о характере шевалье, причем
именно то впечатление, что сложилось о нем у меня, он, по всей вероятности,
и имел в виду произвести. Он совсем не хотел надо мной посмеяться или же
обмануть меня; скорее, он демонстрировал мне компетентностью свою и
профессионализм. Но демонстрация эта была отнюдь не бахвальством. Он
искренне стремился заинтересовать меня и доставить мне удовольствие своими
познаниями.
  
  - И признаюсь вам как на духу,-продолжал шевалье,-запродал их не раз уже
и не два.-Он рассмеялся.-Не раз и не два. Но шар есть. И на нем можно
летать.
  
  - И через завал этот можно перелететь?
  
  - Здесь мало места. Купол нужно разложить на земле. И развести большой
костер. Когда баллон наполнится газом,-ученые еще называют его
горючим,-можно будет лететь. Но газ этот редкий и весьма дорогой. Если уж
разжигать костер, то прямо под этим снежным утесом. Быть может, у нас
получится растопить его!
  
  - Мое дело, сударь, не терпит никаких отлагательств. Здесь есть другая
дорога на Лозанну?
  
  - Думаю, вон туда.-Он показал, куда именно.-Прямо на запад. Только она
очень долгая... много миль. Я предложил бы вам карту, но у меня на всех
картах еще неоткрытые земли, вы понимаете.-Тут он подмигнул.-А кое-какие,
если по правде, еще даже и не придуманы. -И вновь его свежее, румяное, так
и пышущее здоровьем лицо расплылось в широкой улыбке. Лицо у него было
вытянутым, под стать худощавой высокой фигуре, и смотрелось весьма
привлекательным, даже красивым, когда шевалье проявлял веселое расположение
духа.
  
  - Вы, сударь, слишком открытый и искренний для ловкача,-сказал ему
я.-Могу я задать вам вопрос, почему вы с такою охотой и видимым
удовольствием столь язвительно высмеиваете передо мною все уловки вашего
ремесла?
  
  - Вряд ли я их высмеиваю, сударь. Вы их разглядели, а это совсем
другое.-он извлек из глубин повозки громадную винную бутыль.-Не желаете
выпить со мной замечательного кларета, сударь?
  
  Зажав бутыль между колен, он принялся неуклюже пристраивать штопор.
  
  - Откровенно признаюсь вам, сударь, поначалу я принял вас за кондотьера,
авантюриста, которому не составило бы труда "раскусить" мое ремесло.
Впрочем, в одном я могу вас уверить: я действительно достаточно опытный
аэронавт-любитель. Я учился у самих Монгольфье. Я знаю все тонкости метода
Карлье. Среди прочих, Бланкард и Люнарди признали меня как равного. А
поднатореть мне еще и в области воздушных течений, и я смогу даже
немножечко управлять аэрокораблем. В настоящее время я как раз и работаю
над системой, позволяющей сделать воздушный шар полностью управляемым. Но
пока что еще никому не нужна эта машина, весьма, кстати замечу, выгодная и
полезная штука. Публика почитает науку воздухоплавания за обычное модное
новшество, а публика, как известно, очень упорна в своих оценках. А ведь с
этого шара, который без дела лежит у меня в повозке, можно было бы
обозревать поле битвы и направлять ход сражения. Или исследовать местность,
где зодчий наметил большое строительство. Перевозить на нем почту и
путешественников из города в город, из страны в страну... и гораздо
быстрее, чем в какой-то карете или на корабле по воде. Его можно
использовать для различного рода научных исследований. И все же, без этих
дурацких трюков, каковыми снабжаю я публику, жадную до чудес и сенсаций, у
меня не было бы ни единого су для продвижения и поддержки моих изысканий в
области воздухоплавания. Принцы ли, крестьяне, в этом все они одинаковы:
каждый готов рискнуть всем своим состоянием и вложить его в воплощение
какого-нибудь фантастического и заведомо нереального плана, обещающего
обогатить его несказанно за какую-то одну ночь, но зато с яростным
возмущением наотрез откажется инвестировать план реальный, осуществимый,
который в поддержку свою может выставить исключительно здравый смысл и
никаких буйных фантазий!
  
  Пожав плечами, он вытащил пробку из бутылки.
  
  - Ха! Это нас разогреет! Итак, сударь, перед вами находится человек,
начинавший как серьезный механик и инженер, но обратившийся волею
обстоятельств в комедианта, шута. Из человека науки я превратился в
сладкоречивого шарлатана.-Он нарочито весело рассмеялся, позабавленный
горькой иронией своих слов.-Но, полагаю, я бы не стал заниматься этим, если
бы не находил в том своеобразного удовольствия. Начал я, на континенте, по
крайней мере, как вполне честный солдат.
  
  Я немного воодушевился,-человек этот помог мне отвлечься от мрачных
раздумий насчет того, что сам я, по собственной глупости, создал
непроходимую эту преграду между собой и предметом страстных моих
устремлений. Больше того, прозаичные его манеры, его простой юмор и хорошее
настроение весьма способствовали тому, что я вновь пришел в согласие с
реальностью и достиг наконец,-пусть даже и временного,-ментального
равновесия. Сей стильный, обаятельный, я бы сказал, мошенник сумел
позабавить меня, пусть даже душа моя изнывала тогда от горчайшего
разочарования, побуждая меня броситься в этот завал и голыми руками прорыть
тоннель на ту сторону. Мечтания его захватили мое внимание, и я, напомнив
себе о хороших манерах, признал, что шевалье де Сент-Одран держится со мною
весьма любезно, если учесть, что вся ответственность за приключившееся
несчастье лежит только на мне. Я причинил ему несказанные неудобства, а он
ни единым словом не выразил мне своего недовольства.
  
  Но, несмотря на все эти разумные увещевания, едва отхлебнув из бутылки
вина, я бездумно вскочил и набросился на эту груду грязного снега и камней,
роя, точно барсук, не обращая внимания на холод; при этом я громко
выкрикивал ее имя,-той, кто взяла мое сердце в полон! Меня вдруг охватил
леденящий ужас. Мне почему-то представилось, что если она действительно
поменяла курс и решила поехать по этой дороге, она могла оказаться здесь
именно в тот момент, когда обвалилась лавина, и карета ее погребена теперь
под толщею снега!
  
  - Клянусь вам, я слышал крик, Сент-Одран! Помогите же мне, ради Бога!
  
  С тяжким вздохом,-полукритическим, полусмиренным,-и выражением усталого
недоумения на утонченном аристократичном лице шевалье забрался в свою
повозку и вернулся с двумя лопатами, одну из которых передал он мне.
  
  - Имущество одного молодого старателя, сударь. Проиграл их мне в карты,
не успев еще даже отправиться на серебряные поля Корниша. Впрочем, ладно,
карту-то я ему уже продал. А утешением мне послужила мысль, что я избавил
беднягу от весьма дорогостоящего путешествия.
  
  Я с размаху вонзил лопату в рыхлую стену снега. Было ясное утро, солнце
залило ущелье сияющим светом, радостное щебетание птиц вторило моей
отчаянной сбивчивой литании, воспевающей все добродетели обворожительной
моей возлюбленной. Шевалье слушал меня с выражением вежливого безразличия,
проявляя тем самым благовоспитанную тактичность. Он снял свой плащ,
отороченный горностаевым мехом, аккуратно сложил его, убрал в сторону и,
перебросив за спину кружева, украшавшие ворот его рубахи, взялся за дело,
напевая тихонько ритмичные шотландские песни и прерывая работу единственно
для того, чтобы вытереть пот со лба желтым шелковым платком. Время от
времени он бормотал:
  
  - В самом деле, сударь?-и делал глоток-другой из бутылки с кларетом.
  
  Когда излияния мои иссякли, он продолжил рассказ о своей жизни,
начавшейся с нищенского прозябания в грязных трущобах Эдинбурга,-поскольку
он не был шотландским лаэрдом, как признался он прежде,-когда шевалье мой в
возрасте семи лет бежал из тюрьмы, куда угодил за то, что украл в лавке
рулон материи (за подобное преступление кого-то постарше приговорили бы к
казни через повешение), и отправился в Лондон, где очень скоро очутился в
Нью-Гейте, но уже в более достойной компании возмутителей спокойствия,
-честных людей и отъявленных негодяев. В тюрьме он завербовался в солдаты
Ост-Индийской Компании и отправился в Азию, где участвовал в нескольких
боевых операциях и дослужился до офицерского чина, а также сумел снискать
расположение одного местного царька, к которому и дезертировал вскоре,-и
впоследствии сослужил этому хану хорошую службу, помог ему оттеснить войска
Компании от границ его владений, за что был пожалован титулом князя
Повджиндрского, но возбудил ярость и злобу в сердцах бывших своих
соратников (абсолютно, на его взгляд, необоснованно), каковые соратники
назначили даже награду за его голову. Сие последние, как шевалье мне
признался, он нашел весьма для себя лестным и счел, что подобное может
служить неплохою рекомендацией для его будущего нанимателя.
  Путешествуя по Афганистану и перебиваясь продажею мелочного товара,
шевалье в конце концов добрался до России. И весьма своевременно: он успел
записаться в национальную армию и поучаствовать в подавлении казачьих
бунтов на Дону и Днепре.
  Побывал он в Грузии и даже в Турции,-уже в качестве флибустьера,-где
принял самое деятельное участие в подготовке восстания армян-христиан
против их оттоманских хозяев, надеясь, что сие даст Московии достаточный
повод для того, чтобы объявить войну турком и в этом новом походе во имя
Святого Креста присоединить ко владениям своим по возможности большую часть
территории мусульманской империи!
  
  В тому времени, когда он "добрался" до Турции, бутыль опустела, а я
окончательно уверился в том, что любовь моя не погибает теперь под снежным
завалом, и посему стал гораздо внимательней слушать рассказ шевалье. Вскоре
я понял: вот она, родственная душа! У меня было такое чувство, что я сейчас
обрел брата.
  
  Но мусульманские султаны,-продолжал шевалье,-как-то прознали о его
происках и разрешили проблему просто: по повелению их в одну ночь сожжены
были шесть армянских поселений, и будущие повстанцы сгорели заживо, не
успев даже встать с постелей. Он неплохо знал Санкт-Петербург и
Москву,-гораздо лучше меня,-хотя и не был так близок ко двору. Мы сравнили
воспоминания свои о Московии, и он загорелся желанием узнать поподробнее о
годах, проведенных мною в Татарии. Но я настоял на том, чтобы он продолжал
свой рассказ.
  
  - Служил я еще и в Одиннадцатом Клинском легком пехотном полку в чине
майора; оттуда меня и забрал к себе герцог де Моссе, пребывавший тогда в
Московии на посту во французской дипломатической миссии. С ним я вернулся
потом во Францию, где стал баловнем светских салонов.-Он изыскал несколько
хитроумных способов, чтобы скопить себе некоторое состояние, которое тут же
и порастратил за какие-то пару месяцев, но прежде успел получить
предложение заняться вплотную разработкой новой национальной финансовой
политики.-похоже, французики почитали меня неким финансовым ведуном, лишь
потому, что у меня были кое-какие идеи, как всего лучше сбалансировать
бухгалтерские книги, и скромный талант выгодно п