меня в том
направлении, против которого восставала душа моя? Наверняка нечто большее,
чем могло бы показаться на первый взгляд. Или то было просто очарование
какого-то необъяснимого сдвига в моем естестве, как будто, захваченный
фабулой некоей великолепной выдумки, я стал околдован этим потоком,
уносящим меня к моей гибели.
  
  Вскоре в пивной появился Шустер и тут же сделал мне знак рукою, явно
желая что-то мне сообщить в конфиденциальном порядке. Извинившись перед
собеседниками своими, я подошел к его стойке. Сержант протянул мне письмо,
адресованное мне и Сент-Одрану. Я спросил, кто доставил его.
  - Уличный мальчишка,-ответил мне Шустер.-Я сам не видел, письмо забирала
супруга.
  
  Почерк, выдававший руку человека образованного, был мне незнаком. И все
же мне показалось, что где-то я его уже видел. Быть может, это писала нам
ландграфиня. Я сломал печать. Записка внутри оказалась весьма лаконичной.
Подписи не было.
  
  Горючий газ, потребный вам для воздушного корабля, теперь имеется в
городе и может быть вам доставлен в любое удобное для вас время. Никакой
платы не требуется, за исключением согласия вашего обеспечить проезд
дарителя и слуги его на принадлежащем вам корабле в назначенное ими время.
Посыльный придет за ответом завтра.
  
  Подошел Сент-Одран. Весь его вид выражал раздражение его юными
идеалистами.
  
  - Что там такое?
  
  Прочитав записку, шевалье насупил брови.
  
  - Водород! Какая удача, фон Бек.-Разумеется, он имел в виду то, что
теперь у нас есть возможность отбыть с награбленными деньгами еще даже
раньше, чем предполагалось сначала, поскольку газом сим с тем же успехом
можно было наполнить и старый воздушный шар, не дожидаясь знаменательного
того дня, когда будет построен новый. Я, конечно, был посвящен в
сент-одрановы планы, но только в общих чертах. Не вдаваясь в подробности.
Мы предполагали совершить как-нибудь демонстрационный подъем и неожиданно
"потеряться" в небесных высях.
  
  - Надо принимать предложение,-продолжал шевалье.-Хотелось бы только
знать, от кого предложение сие исходит? Сейчас в Майренбурге алхимиков
всякий не меньше, чем блох на собаке.
  Тут уж не угадаешь: любой может быть.-Он повертел письмо так и
этак.-Только магистр имеет в распоряжении своем и оборудование, необходимое
для производства такого объема горючего газа, и резервуары для хранения
его. Так что вычислить его, вероятно, будет несложно. Скорее всего, это
Иоганнес Каритиан. Он к тому же богат и владеет землею в десяти милях от
города вверх по реке. Или, может быть, Маркус ван дер Гит, который переехал
сюда из Нидерландов лет двадцать назад. Подобно многим, он избрал
Вальденштейн из-за известного покровительства государства сего изысканиям в
области различных наук. Или один из тех, кто приехал на это таинственное их
совещание...
  
  - Кем бы он ни был,-перебил его я,-вам бы следовало написать ответ. Я
поступлю так, как вы сочтете нужным. Но мне не нравится сама мысль о
заключении каких-то таинственных сделок с анонимным алхимиком.
  
  - Сделка эта меня устраивает, фон Бек, поскольку газ будет доставлен
прежде, чем нас призовут дать отчет о деятельности нашей компании. Это дает
нам немалое преимущество.
  
  Я лишь пожал плечами. Шотландец был у нас рулевым в этом плавании к
иллюзии и проклятию. Моя же воля осталась где-то на полпути между Парижем и
Прагой, а что сохранилось еще от решимости моей, уходило на то, чтобы не
дать мне сойти с ума под натиском ночных кошмаров. Я весьма опасался, что
восторженное решение Сент-Одрана приведет к бесконтрольному хаосу. Я был
преисполнен страхов, но в то же время какая-то часть меня ликовала, словно
бы я всей душою желал скорейшего наступления неотвратимых последствий
деяний наших,
  -отмщения, каковое обрушит на нас судьба.
  
  Пока мы с Сент-Одраном обсуждали полученное письмо, четверо наших юных
идеалистов продолжали беседу свою, в коей затрагивались проблемы
безнравственности войны и естественной добродетели человека, каковую
последнюю изобретение денег и частной собственности на землю исказило и
притупило в каждом из нас. Я едва ли не завидовал им, но к сожалению по
утраченной мною невинности и юношеской восторженности примешивалось еще и
сожаление о том, что в их годы я не обладал пусть даже малою частью того
прагматизма, который имелся в избытке у Сент-Одрана. Тогда, может быть, я
не бросался бы из одной крайности в другую, пока наконец не оказался в
таком затруднительном с точки зрения морального выбора положении, в каком
пребывал я теперь. Я осознал вдруг, что меня всего трясет, что я близок к
обмороку.
  Ощущение было такое, точно меня отравили, но, скорее всего, я просто пал
жертвой бессонницы и потревоженной совести. Я решил, что мне надо как
следует отдохнуть,-лечь в постель и попытаться заснуть,-и собрался уже
пожелать доброй ночи своим юным друзьям, как вдруг взгляд мой случайно упал
на входную дверь. То, что я там увидел, не на шутку меня испугало: я решил,
что и в самом деле схожу с ума, проецируя в явь фантомы, терзающие
воображение мое.
  
  Обрамленная на мгновение белым сиянием, окутанная серым дымом, что тут же
рванулся из пивной наружу, отрясающая снег с воротника и шляпы и топочущая
сапогами по полу, явилась мне высокая худощавая фигура моей Немезиды!
  
  Неужели Монсорбье следил за четверкою юных моих романтиков от самого
Парижа? Или, быть может, прочел сообщение о предприятии нашем,
промелькнувшее в иностранной прессе? Или, подобно мне, тоже бежал от
предательской тирании, установление коей так рьяно поддерживал?
  
  Я поднялся из-за стола,-настороженный, точно какой-нибудь подозрительный
хулиган из среды золотой молодежи,-и смотрел на него, пока он шел через зал
как всегда элегантною и притягательной даже походкой, похожей на волчий
шаг, бросая быстрые взгляды на лица сидящих за столиками и поправляя
попутно поля своей смятой шляпы. Он изящным движением скинул плащ и
перебросил его через руку, обнаружив при этом на поясе шпагу и единственный
пистолет с длинным прикладом.
  Тонкие, красиво очерченные его губы сложены были в подобие улыбки, а
проницательные глаза светились обманною доброжелательностью. Волосы
зачесаны назад и стянуты на затылке шнурком; сюртук безукоризненного
покроя, брюки и сапоги-как всегда щегольские и изысканные. Отрекся ли он от
былых политических своих взглядов, остался ли верен им,-только Монсорбье во
всем оставался сановником революции. Я вдруг обнаружил, что близость
опасности придала мне сил. Я кивнул ему головою и громко осведомился о его
здоровье.
  
  - Спасибо, гражданин, теперь уже лучше. А ваше как?-Голос его прозвучал
очень даже язвительно.
  
  - Так, простудился немного. Зима, понимаете ли... Но в остальном я себя
чувствую замечательно. Что-то вы далековато заехали от Парижа, сударь.
Может быть, тамошний климат слишком для вас суров?
  
  - Там дьявольски холодно и промозгло, но климат этот меня устраивает,
гражданин, и всегда очень даже устраивал.
  
  - Однако, средства к существованию там теперь добывать несколько
затруднительно, или нет?
  
  - Не так чтобы и затруднительно, гражданин. Мои потребности весьма
скромны. Я вполне доволен своим теперешним положением.
  
  - Стало быть, я ошибаюсь, сударь. Мне показалось, что вы существуете тем,
что сосете у волка.
  
  При сем замечании глаза Монсорбье вспыхнули гневом,-точно внезапный шквал
пробежал по морю,-но потом вновь преисполнились обманным спокойствием.
  
  - Как вы узнали, что я сейчас в Майренбурге?
  
  - Я и не знал. Я здесь совсем по другому делу. Прибыл по официальному
приглашению как посланец Франции. Но, разумеется, я только рад этой
возможности возобновить нашу старую дружбу. Я два дня уже в Майренбурге.
Как поживает ваша приятельница, та дама, что величает себя герцогиней
какого-то отдаленного мыса в Адриатическом море?
  
  - Вы меня очень обяжете, сударь, если станете говорить со мной прямо, не
напуская туману. Вы собираетесь арестовать меня?
  
  - Здесь у меня нет на то власти, фон Бек. И на что вы, собственно, тут
намекали?-Он в искреннем недоумении приподнял бровь. Я, однако, не мог
поверить что он так вот вдруг перестал ненавидеть меня. Даже теперь в
манерах его ощущался намек на то, что он собирается перед ударом. И
последующие его слова подтвердили мою догадку:-Речь, как я понимаю6 идет о
личных наших разногласиях, и вопрос сей надлежит разрешить немедленно.
Надеюсь, у вас сохранились еще представления о чести с тех пор, как вы
занялись частным предпринимательством. Вы понимаете, что я имею в виду?
  
  - Разумеется, сударь.
  
  - Выбор оружия я оставляю за вами.
  
  Я пожал плечами.
  
  - Место?
  
  - Я слышал, что традиционное место таких разбирательств-Двор Руна у
причала Младоты. У моста.
  
  - Я выбираю клинки,-проговорил я, понизив голос, не желая, чтобы меня
услышали мои друзья.
  
  - Шпаги?
  
  - Как вам угодно.
  
  - Стало быть, шпаги. Теперь время, сударь?
  
  - Я, сударь, во времени не стеснен. Но, также традиционно, споры такие
решаются на рассвете. Встретимся у моста часов в семь утра.
Завтра-воскресенье, и нас никто не потревожит.-Майренбургский власти к
поединкам такого рода относятся крайне неодобрительно, и были случаи, когда
дуэлянты, застигнутые на месте "преступления", подвергались весьма суровому
наказанию.
  - Думаю, это у нас не займет много времени,-проговорил Монсорбье, делая
знаки сержанту Шустеру, занятому на дальнем конце стойки.
  
  - Надеюсь, сударь, что нет. У меня много дел.
  
  Он едва ли не улыбался от удовольствия, предвкушая, как он получит свою
сатисфакцию. Я в последнее время забросил все упражнения в фехтовании, но
все же надеялся, что мы с Монсорбье будем где-то на равных. Ни я, ни он не
выстояли бы и пяти минут против настоящего мастера, но все же мы оба
неплохо владели шпагой. Это будет не первая у него дуэль. У меня,
разумеется, тоже.
  
  Сей вызов, честно признаюсь, мне пришелся весьма ко времени. Я испытал
  несказанное облегчение; обещание такого
незамысловатого разрешения проблемы весьма меня воодушевило. Заметив
  наконец, что Монсорбье подзывает его, сержант Шустер
направился к нам. Француз прищурился. Он явно узнал лицо Шустера, но никак
не мог вспомнить, кто он и где они с ним встречались. Сержант же насупился
и помрачнел. Монсорбье почувствовал себя несколько неуютно. Он вдруг
отвернулся от Шустера и, отвесив мне любезный поклон, быстрым шагом
направился к двери.
  
  - Значит, до завтра, сударь!
  
  Мне нужны были секунданты, поэтому я сообщил Сент-Одрану и Шустеру, что я
принял вызов своего преследователя.
  Сент-Одран тут же принялся обрисовывать способы, как побить Монсорбье
посредством различных хитрых уловок, припомнил еще одну дуэль в Пруссии,
которую выиграл именно так, а Шустер,-опытный фехтовальщик,- предложил мне
поупражняться с ним в качестве партнера, за что я был очень ему благодарен.
  
  - Я помню еще его стиль,-сказал мне сержант.-Вы ведь знаете, я однажды с
ним дрался. Все, что я потерял в той схватке,-свой офицерский чин, но вы,
похоже, рискуете потерять жизнь.
  
  - Но если он вас убьет, как же мне быть без партнера?!-искренне огорчился
Сент-Одран. Грубая реальность так неожиданно пробила брешь в яркокрасочных
облаках, каковые давно уже затянули пространства мыслей шевалье.
  
  Я улыбнулся.
  
  - Быть может, покончив со мною, Монсорбье пожелает присоединиться к вам?
  
  - Мне нужно имя,-резонно возразил шевалье.-Ваше имя, а не его.
  
  - Тогда, прежде чем я отправлюсь на договоренную встречу, я отпишу письмо
брату и изложу ему ваши планы.
  
  Тут Сент-Одран неожиданно проявил искреннюю сердечность.
  
  - Я, друг мой, говорю серьезно.
  
  - Я тоже серьезно. Может так получиться, что завтра меня не станет. Я,
однако, рассчитываю победить. У меня все же побольше опыта, как защитить
свою жизнь, чем, подозреваю я, у Монсорбье. А почему вы не отвечаете нашему
таинственному поставщику горючего газа?
  
  Он заколебался, покосился на Шустера, потом направился вверх, к себе в
комнаты. Я же, хотя и принял вызов Монсорбье с некоторым облегчением,
преисполнился теперь того самого леденящего страха, который придает
человеку ложное,-как часто оказывается,- ощущение полной своей
беспристрастности к происходящему. Однако именно страх сей и пробудил во
мне решимость.
  
  В тот вечер пивная опустела рано. Мои юные друзья очень устали с дороги,
и все вчетвером отправились к Красному,-у семейства которого в городе был
свой дом,-спать. Шустер распорядился, чтобы из центра зала убрали столики и
скамьи, и, закатав рукава, мы с ним взялись за шпаги. Сент-Одран снова
спустился низ и уселся в уголке, грызя ногти. Ульрика и матушка ее, фрау
Шустер, со встревоженным видом наблюдали за нами с верхней галереи. Я был
очень доволен, что мне представился случай заняться физическими
упражнениями.
  Шустер тоже улыбался, пока мы фехтовали, и былая сноровка моя
восстанавливалась очень быстро.
  
  Но и на этом тот долгий день не закончился. (Забегая вперед, скажу, что
он явился как бы поворотною точкою в нашей дальнейшей судьбе.) Впереди нас
ждало еще много событий.
  Едва мы с сержантом покончили с нашими выпадами и гамбитами, как в
наружную дверь постучали. По знаку мужа фрау Шустер пошла открывать.
  
  - Вряд ли это патруль,-успокоил меня сержант, но, предосторожности ради,
мы все же спрятали шпаги под стойку и схватились за кружки.
  
  Фрау Шустер неспешно прошествовала к двери, подняла засов и отшатнулась
назад. Дверь резко открылась внутрь, едва не сбив ее с ног, и в пивную
"Замученного Попа" ввалилась дюжина здоровенных зловещего вида мужчин. Лица
их были скрыты шарфами. Я сначала подумал, что это вернулся Монсорбье со
своими людьми, но одеты они были вовсе не на французский манер. Эти громилы
вынули из-под широких пальто громадные пистолеты и угрожающе наставили их
на фрау Шустер и Ульрику, которая так вся и пылала от возмущения.
  
  - Будете сопротивляться, мы убьем женщин,-шарф заглушал хриплый голос их
вожака, но в тоне его явственно слышалось раздраженное нетерпение
профессионала, торопящегося поскорее исполнить свою работу, каковая
подразумевает и устрашение беспомощной жертвы, и даже пытки, если возникнет
в том необходимость. Неужели Монсорбье сыграл труса и нанял шайку
головорезов, дабы избавить себя от неудобства и не вскакивать завтра чуть
свет. Я не мог в это поверить. Но тогда кто же послал их? Какие еще враги
есть у нас в Майренбурге?
  
  - Это вы Сент-Одран?-спросил предводитель, тыча в меня своим пистолетом.
Я ничего ему не ответил. Тогда он поглядел на моего партнера, который так и
сидел у себя в углу, разыгрывая этакую небрежную беспечность.
  
  - Это я,-протянул он.-Чем могу быть полезен вам, джентльмены? -Шевалье
встал и поглядел на них как бы сверху вниз, причем взгляд его словно
скользил по его длинному носу и только потом обращался на
собеседников.-Боже ты мой, вы же большие здоровые парни. Мы что, будем
драться за приз?
  
  - Значит, это второй,-объявил предводитель банды, кивнув в мою сторону.
Он резко выдохнул воздух через плотную повязку, что скрывала его
лицо,-Хорошо.
  
  Нас окружили. У меня была под рукой только шпага, которую я убрал под
стойку. На сержанта и семейство его рассчитывать не приходилось. Шустер
незаметно указал взглядом туда, где лежали спрятанные наши шпаги, но я
качнул головой. Мы не могли рисковать жизнью женщин. Пришлось ему
удовлетвориться гневной тирадой:
  
  - Чего вы хотите? Денег? Их уже нет в доме. Патруль пройдет здесь через
десять минут, и если я не отвечу им на условленный сигнал, вам придется
сразиться с десятком солдат милиционного войска! На вашем месте, будь у
меня хоть немного ума, я поспешил бы убраться отсюда!
  
  Но речь сия не впечатлила мрачного предводителя этой шайки.
  
  - Мы пришли за двумя этими джентльменами,-он повел дулом своего
пистолета.-Тебя мы не тронем, если ты только не вздумаешь нам
помешать.-Голос его оставался зловещим и хриплым.-И не говори ничего
дозорным, хозяин, если ты только не хочешь, чтобы к утру этих милашек
приготовили в лучшем виде для жаркого, освежевали, и выпотрошили и даже по
яблочку положили в рот.-Ни один из шайки его не рассмеялся и никак вообще
не отреагировал на отвратительную его шутку.
  Тишина накрыла всех нас, точно саван.
  
  На мгновение все застыло в этакой немой сцене; потом вожак подал сигнал.
Нас с шевалье грубо схватили и потащили во двор, где в снежной тьме стояла
уже в ожидании повозка с распахнутыми дверями, -крытый фургон, в каких
перевозят коров на базар или развозят мясные туши со скотобоен по
бакалейным лавкам. Судя по страшной вони, от него исходившей, фургон этот
недавно использовали по назначению.
  
  - Не подвергайте опасности ваше семейство, сержант,-выкрикнул я на
ходу.-Мы сообщим о себе, если сможем.
  
  - Заходите,-коротко приказал предводитель.
  
  Сент-Одран колебался.
  
  - Черт возьми,-проговорил он по-английски, растягивая слова и театрально
закатывая глаза.-Я так понимаю, парень не шутил. Нас захватили, дружище, не
за какие-то личные наши заслуги. Просто у мясников не хватает в последнее
время свинины! Нам предстоит стать начинкою пирога!
  
  Он вошел в вонючий, залитый кровью фургон и прокричал на манер
раздражительного вельможи:
  
  - Эй ты там, трогай! Сегодня холодная ночь, а мы с другом не захватили
пальто!
  
                               ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  В которой мы обнаруживаем кое-что из того, что скрывается под
поверхностью Майренбурга. Опасный фарс. Имя Люцифера, произнесенное всуе.
Разговор о пришествии в мир Антихриста. Предполагаемые знакомства славного
моего предка. Приглашение отобедать в Аду. Я его принимаю.


  Мы были одеты легко, и к тому времени, когда повозка въехала, судя по
гулкому эху, во внутренний двор, мы с шевалье так замерзли, что казалось,
еще немного-и мы совсем уже заиндевеем. Ворота за нами закрылись на засов,
из темноты снаружи донеслись приглушенные голоса.
  - Ну и воняет же здесь!-простонал Сент-Одран.-Они что, хотят, чтобы мы
задохнулись до смерти?
  В то же мгновение, как будто жалоба его была услышана, дверцы фургончика
распахнулись, и мы с благодарностью глотнули воздуху посвежее. В повозку
вошли трое мужчин. Двое приставили нам к вискам пистолеты, а третий тем
временем скрутил руки нам за спиною и завязал нам глаза, словно мы были с
ним заключенными, которых ведут на казнь.
  А может быть, вдруг подумалось мне, так оно и есть, и все это подстроено
Монсорбье. Есть у него, интересно, своя гильотина? Разве не может он в
гневе своем решить, что уж машину-то я не одурачу? Но к чему простирать
свою мстительность и на бедного Сент-Одрана, который ничем его не оскорбил,
разве что носимым им титулом и аристократическою картавостью, пусть даже и
то, и другое приобретено им совсем недавно.
  И вот нас вывели из фургона, и, проковыляв по выщербленной мостовой, мы
прошли через дверной проем куда-то, где воздух был заметно теплее (хотя и
сырым), и начали долгий спуск, плечом к плечу, по узенькой скользкой
лестнице, ворча и спотыкаясь, но уже безо всякого выражения громких
протестов, поскольку на все предыдущие возмущенные наши тирады ответа так и
не получили,-и не получим, скорее всего, пока не спустимся наконец в
преисподнюю. Еще ниже,-эхо капающей воды, с высокого свода на залитый
пол,-и еще ниже,-естественная скала, сталактиты и мшистые наросты плесени,
звук какой-то тягучей жидкости и вонь, словно где-то поблизости прорвало
сточную трубу.
  - Умоляю вас, джентльмены, закройте мне лучше нос, не глаза,-в отчаянии
взмолился Сент-Одран, может быть, шутки ради. Но эти мерзавцы только
подталкивали нас, спотыкающихся, вперед, по крайней мере, еще на один
уровень вниз. Неужели под сточными трубами может быть что-то еще?
  Или это, возможно, и есть катакомбы Свитавиана, где сначала христиане
скрывали