ги вперед, пока еще дело не завершено, какому-то там шотландскому
солдату? Но саксонец... к тому же, фон Бек... это же совсем другое дело.
  
  Мы вернулись к "Замученному Попу". Пока сержант Шустер ходит объясняться
с супругой по поводу своего продолжительного отсутствия, мы с Сент-Одраном
уселись у камина, раскурили по трубочке замечательно мягкого табаку и,
выставив ноги поближе к огню, продолжили давешний разговор о наступлении
нового века и о способах обогатиться в связи со знаменательным сим
событием.
  
  После ужина мы немедленно разошлись по своим комнатам-спать. Я спал как
убитый и проснулся лишь перед рассветом, разбуженный шумом, что доносился с
площади Младоты. Я встал с кровати и подошел к окну, погасив предварительно
лампу,-которую, засыпая, оставил горящей,-чтобы ясней разглядеть сквозь
стекло пустынную ночную площадь. В бледнеющем свете луны мне представилась
еще одна сторона Майренбургской жизни. Две темных фигуры прошли быстрым
шагом с восточного угла площади в западный. У обоих мужчин были шпаги, а их
манера придерживать на ходу ножны изобличала людей военных. Парочка эта,
без сомнения, направлялась сейчас на дуэль. Скорее всего, к мосту
Радоты-традиционному для таких столкновений месту.
  Признаюсь, я позавидовал этим двоим: их конфликт разрешится так просто,
за какой-нибудь час или два,-и обжалованию, как говорится, не подлежит. За
окном плясали снежинки, а из-за темнеющей, в причудливых изломах, линии
остроконечных крыш уже пробивалось бледное свечение рассвета. В окно
сквозило; зимний холодный ветер просочился в комнату, и я поспешил
вернуться в постель. Какое-то время я лежал без сна, погруженный в
меланхоличные грезы и драматичные измышления-закономерное следствие моей
суетности и тщеславия. Как я томился желанием вновь увидеть свою Либуссу!
  
  Наконец, потеряв уже всяческое терпение, я снова встал, торопливо умылся,
оделся, спустился на кухню и, точно домашний кот, устроился рядом с теплою
печкой в самом тихом уголке, чтобы не смущать своим присутствием прислугу и
фрау Шустер (обычно я появлялся часа на два позже, меня не привыкли здесь
видеть в такую рань). Я попросил только чашку подогретого молока и бокал
бренди, объявив, что у меня страшно болит голова.
  
  Я сидел и наблюдал за этими людьми, которые занимались обычной своей
работой, разжигали огонь в печах, готовили завтрак, чистили то, что должно
быть как следует вычищено на процветающем и приличном постоялом дворе,
составляли длинные списки того, что надлежит закупить,-и делали это все так
ловко и весело, что я вдруг почувствовал себя оторванным от простой
повседневной жизни и позавидовал очевидной их безмятежности. Вся моя юность
и годы расцвета прошли в служении делу просвещения (за исключением лет,
проведенных в России), и из-за этого безоговорочного посвящения себя
политике и военным кампаниям,-"всеобщему благоденствию",- я оказался вовсе
неподготовленным, даже где-то наивным, во всяком вопросе, касающемся
повседневных каких-то забот, которые этими, например, женщинами
воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Есть что-то влекущее для
человека в великих замыслах, может быть, потому что они позволяют отвлечься
от повседневных драм, каковые уже начинают казаться мелкими и
незначительными. Я представил себя на месте Ульрики Шустер, этой доброй,
радушной девочки. Будь я ею, разве я не испытал бы уже к сему возрасту
половины всех разочарований, что уготованы были мне жизнью? Разве стал бы я
терзаться этим чувством обиды и негодования, которые я, - из-за своей
принадлежности к сильному полу и воспитания, приучившего меня с младых лет
воспринимать власть как данность,- переживал теперь? Размышления сии, хотя
и помогли мне немного приободриться, боли моей не уняли.
  
  Наконец и Сент-Одран спустился вниз. Одет он был как зажиточный егерь или
провинциальный землевладелец, в зеленый охотничий костюм, бурого цвета
камзол и высокие ботфорты с отворотами. В точно таком же костюме батюшка
мой захаживал в гости к местному пастору по будним дням. И действительно,
как признался мне шевалье, он оделся подобным образом для того, чтобы видом
своим произвести впечатление скромного, некичливого аристократа и
землевладельца. У Сент-Одрана, как я уже убедился, был прямо-таки
выдающийся актерский дар; он держался всегда в соответствии с тою личиной,
которую принимал на себя. Заметив мое изумленное выражение, он улыбнулся.
  
  - Мне потребуются услуги плотника и кузнеца, но нужно как-то склонить их
к тому, чтобы они мне открыли кредит. А почтенному землевладельцу кредит
откроют скорее, чем какому-то хлыщу в щегольском одеянии.
  
  - Стало быть, имя фон Бека пока не понадобится.
  
  - Еще как понадобится, но злоупотреблять им мы не будем.-Тут шевалье
подмигнул.
  
  - То есть, как я понимаю, мне нет надобности идти сейчас с вами.
  
  Он покачал головой.
  
  - Вы займетесь другим, друг мой, а именно: подготовкой проспектов
учреждаемой нами компании. Нужно, чтобы это звучало как следует, в этакой
развитой манере.-он вытащил из кармана какие-то свернутые в трубочку
бумаги.-Вот тут у меня все заметки о воздушном военном судне со всеми
подробными характеристиками. Просто перепишите, только корабль пусть будет
торговым. Добавьте немного литературных красот и фантазии. В общем,
займитесь, пока я там буду улаживать все дела. А в одиннадцать встретимся у
адвокатов на Кенигштрассе.
  
  - Вы хотите, чтобы проспекты были готовы к одиннадцати?
  
  - Уж сделайте мне одолжение.-Быстренько опрокинув рюмку горячего грога
(необходимая подготовка перед выходом на холод), Сент-Одран поднялся из-за
стола, сгреб в охапку теплый свой плащ и трость, перчатки и широкополую
шляпу.-Я хотел бы сегодня отдать из в печать, чтобы завтра уже мы взялись
за дело. Оденьтесь так, как сочтете нужным.
  Поскольку вы происходите из старинного рода, вам позволительны всякие
модные новшества. Мы же... из новой, так сказать, буржуазии... не имея
возможности апеллировать в древнему имени, вынуждены следить за тем, чтобы
камзолы наши отдавали классической древностью!-Заговорщицки мне подмигнув,
Сент-Одран вышел на улицу.
  
  Поприветствовав Шустера, я вернулся к себе наверх. На лестнице я
повстречал Ульрику. Она любезно со мной поздоровалась и справилась, намерен
ли я утро сегодняшнее провести у себя. А когда я ответил ей, что собираюсь
писать, она сказала, что сейчас же растопит печь у меня в гостиной, не то
придется мне думать и одновременно стучать зубами-уж слишком сегодня
холодно. Меня очень тронула ее заботливость.
  Интересно, что бы я делал здесь в Майренбурге один, без друзей, мучимый
одержимым своим устремлением к герцогине.
  
  Нежась в тепле от растопленной печки, я без особенного труда сотворил
нижеследующий опус: "Воздушная экспедиция. Новейшие достижения современных
колумбов".
  
  По сообщениям английской прессы, возвращение выдающегося аэронавта,
шевалье Колина Джеймса Чарльза Гордона Ковье Лохорка Сент-Одрана, дворянина
Шотландии и Люксембурга, подвизавшегося до недавнего времени на службе у
императора Пруссии Фредерика, после продолжительного его отсутствия в
экспедиции, совершенной им на борту летающей шхуны Данос, отмечено было
великою радостью в Лондоне и Эдинбурге. Доклад шевалье Королевскому
Обществу Научных Исследований в Гринвиче целиком посвящен был новым землям,
каковые открыл он за антарктическим континентом, и поразительному
разнообразию обнаруженных им существ и туземных народов, о коих еще не
известно миру. В конце доклада шевалье предъявил уважаемому собранию
привезенные им образцы драгоценных камней уникальных размеров и чистоты.
Представленные каменья были переданы впоследствии доверенным лицам короны,
каковые и по сию пору не определили ценность их в денежном выражении,
поскольку доселе подобных сокровищ никому прежде видеть не приходилось.
  
  Шевалье де Сент-Одран,-герой Ост-Индийской Кампании, кавалер ордена
Святого Леопольда,-уведомил королевское Общество о намерении своем учредить
воздушно-навигационную компанию с целью снаряжения большого летающего
корабля, дабы осуществить продолжительную экспедицию в открытые им новые
земли и вернуться с образцами флоры и фауны, равно как и полезных различных
руд и минералов, каковые он видел своими глазами в изрядных количествах.
  
  КОРРУПЦИЯ В АНГЛИЙСКОМ ПАРЛАМЕНТЕ
  Сей благородный прожект, однако, оказался под угрозою срыва, поскольку
правительство Англии заявило,-невзирая на гневный протест самых широких
слоев общественности,-что половину всякого груза, доставляемого для
подобного рода исследований, забирает Корона, в результате чего шевалье де
Сент-Одран отбыл из Англии на воздушном своем корабле. Ходят слухи, что
отправился он в африканское свое поместье, куда можно добраться только по
воздуху.
  
  ЦЕЛЬ ВИЗИТА ЕГО В МАЙРЕНБУРГ
  Накануне отъезда из Англии шевалье выразил надежду встретить больше
Доверия и меньше Алчности у жителей Континента. Также он заявил о своем
намерении посетить просвещенный город Майренбург, столицу Вальденштейна,
чьи жители славятся великодушной своею щедростью и положительной
любознательностью и где он ожидает добиться большей заинтересованности в
учрежденной им пара-антарктической Воздушно-навигационной компании.
  
  Признаюсь, я был весьма горд литературным своим измышлением. В последние
  годы я не писал ничего, кроме речей, и
высокопарная их риторика, как неожиданно выяснилось, подходила вполне и для
жанра коммерческого объявления. Во времена революции и разлада,- продолжал
я,-человеку, владеющему капиталом и желающему мудро им распорядиться, всего
выгоднее вложить средства свои в исследование новых далеких земель, где
рьяные радикалы еще не устроили жизнь по-своему. Шевалье де Сент-Одран
владеет картами,-составленными как им самим, так и другими
исследователями,-земель, еще не обозначенных на привычном глобусе. Он
намерен построить большой воздушный фрегат, оснастить его вооружением
новейшего образца, собрать команду из бывалых солдат с уживчивым нравом и,
отправившись к этим землям, объявить их собственность Компании или любой
страны, которая выделит средства для снаряжения такой экспедиции.
  Всякое лицо или группа лиц, пожелавших финансировать упомянутую Компанию,
заслужат тем самым почет и славу как учредители одного из благороднейших
предприятий современности,- дерзновенного и рискованного,-и более того, у
них будет реальный шанс обогатиться, ибо прибыль превысит во много раз
первоначальные их вложения.
  
  Я сотворил еще пару пассажей в подобном духе, сослался на уже готовые и
превосходные чертежи проектируемого фрегата с овальным куполом и деревянным
корпусом, каковой оборудован будет системою парусов и воздушных весел,
равно как и усовершенствованным балластом. Настоящим директором учреждаемой
Компании,-продолжал я,-является рыцарь Манфред фон Бек, происходящий из
древней и благородной саксонской фамилии, имя которой на протяжении многих
веков связывалось исключительно с предприятиями стабильными и
заслуживающими безоговорочного доверия. Приключения его во Франции, где
рыцарь фон Бек нашел в себе мужество открыто выступить против Робеспьера и
бросить вызов толпе, защищая приговоренного короля и его семью, получили
теперь широкую известность. Упомянутые события и побудили Манфреда фон Бека
обратиться в исканиях своих к новым колониям, где не должны повториться
ошибки прошлого. Дабы удостовериться в безусловной честности шевалье де
Сент-Одрана, рыцарь фон Бек лично сопровождал исследователя в последней его
экспедиции к сей земле воплощенной идиллии, не знающей ни разладов, ни
бедствий, каковую шевалье де Сент-Одран назвал Квази-Африкой. Рисунки в
бортовом журнале сделаны были рукой самого фон Бека, и представляют они
удивительный мир дальних тропиков во всем многообразии минеральных,
растительных и животных его форм. Имеются также изображения туземцев, людей
приветливых и радушных, чье одеяние состоит лишь из замысловатого головного
убора и набедренной повязки, усыпанных изумрудами, алмазами и сапфирами,
каковые они набирают в необходимых количествах в одной долине,
расположенной милях в двух от их столицы. Что же касается жизни
растительной и животной,-поражающей, как отмечалось уже, многообразием
форм,- то большинство из растений пригодны в пищу, а животные в массе своей
не опасны. Самого крупного, некую разновидность страуса с разноцветными
перьями, туземцы используют для того, чтобы возить колесницы и тянуть плуги
на пашнях. С тою же целью приручают они и зверей, обликом походящих на
оцелота, а мехом-на горностая, но с розоватым оттенком.
  
  Опасаясь зайти слишком уж далеко, я придержал буйный полет фантазии и
заставил себя остановиться. Часы на Соборе как раз отзвонили десять. Выбрав
самые чистые копии, я свернул манускрипты свои, перевязал их лентою, надел
пальто и отправился в адвокатскую контору, расположенную на Ралоской авеню,
завернув по пути к портному, где я заказал себе новый костюм.
Головокружительные посулы сочиненного мною проспекта, кажется, произвели
впечатление и на меня самого.
  
  У господ Ойхенгейма, Плейшнера и Паляски меня проводили в приемную,
хорошо освещенную комнату с огромным окном, выходящим на шумную
Фальфнерсалею: река за нею была так запружена лодками, что вода едва-едва
виднелась между бортами судов. Сдержанную остановку приемной составляли
несколько неудобных стульев с высокими спинками, карта Майренберга,
красующаяся на стене, длинная, до блеска отполированная скамья,
изразцовая,-синяя с белым,-печка, дающая экономное, если вообще не скупое
тепло, и заключенный в рамочку под стеклом сертификат, удостоверяющий, что
в году 1732 Исаак Ойхенгейм успешно выдержал высший экзамен перед
Майренбургским Королевским Советом по Праву и получил разрешение на
практику. В комнате пахло воском и старым пергаментом. Фирма явно была
богатой, с солидною клиентурой.
  На полу лежал дорогой турецкий ковер. Лакей в форменной ливрее справился,
не нужно ли мне чего. Я сказал, что не нужно. Мне хотелось просто побыть
здесь, подышать этой пылью богатства.
  
  Вскоре лакей вернулся. Он сопровождал моего партнера. Сент-Одран выступал
  точно этакий занятой землевладелец, с
превеликою неохотой приехавший в город по неотложным делам. Передавая свой
  верхний сюртук слуге, маячившему за спиной у
лакея, шевалье незаметно мне подмигнул. На пару минут мы остались одни. За
это время Сент-Одран успел просмотреть мои сочинения, при этом он
одобрительно хмыкал, хвалил, зачитывал вслух особенно, на его взгляд,
удачные пассажи.
  Потом снова вернулся лакей, и мы прошли по коридорам,-мимо библиотек,
заполненных книгами, мимо кабинетов, где у конторок своих на высоких
стульях сидели клерки, точно фламинго в клетках, скрипя перьями по
пергаменту,-и вступили наконец в святая святых, в тронный зал принца
Закона, огромный кабинет с круглым окном под самым потолком.
  Сквозь окно это сияющим столпом изливался солнечный свет, пронзая
вездесущую пыль и обрушиваясь на мраморный бюст какого-то законодателя,
должно быть, века семнадцатого, в гофрированном парике и наряде, отделанном
каменным кружевом, таким тонким, что, казалось, оно должно раскрошиться от
малейшего прикосновения. Его белое сосредоточенное лицо никак не вязалось с
претенциозным этим обрамлением, и у меня создалось впечатление, что кто-то
сыграл с ним ловкую шутку и обрядил его в сие одеяние, пока он мирно спал.
Но достойный сей муж, похоже, надменно не замечал обмана.
  
  Из сумрака в дальнем конце комнаты навстречу нам выступил человек, -чье
лицо не только поразительно походило на сосредоточенный лик вычурного
бюста, но было еще и таким же бледным,-одетый в кремового цвета шелка.
Только глаза его, ясные и лишенные всяческого выражения, имели цвет. Тонкие
губы с усилием выдавили:
  
  - Доброе утро, джентльмены,-после чего он представился герром
доктором-адвокатом Ойхенгеймом-Плейшнером, младшим партнером фирмы (и это в
возрасте лет шестидесяти как минимум!) и попросил нас назваться. Мы
поклонились, возвестили о всех своих титулах и уселись по его приглашению
на стулья перед рабочим его столом, а сам он занял позицию в кресле, в
котором,-судя по тому, как идеально тело его подходило под форму
сидения,-провел большую часть своей жизни.
  
  - Я, джентльмены, представляю одного своего клиента, и прежде чем я
изложу вам суть дела, мне хотелось бы получить подтверждение того, что вы
сохраните все услышанное здесь в секрете.-Когда он говорил, он теребил
шейный платок, глядя куда-то вниз, но когда складывал руки6 готовясь
слушать, взгляд его немигающих бирюзовых глаз, которые сами уже по себе
могли бы убедить любого в правоте его доводов, буквально пригвождал
собеседника к месту.
  
  Мы с шевалье дали ему слово чести, что будем молчать. Удовлетворенный, он
  взял какую-то папку и, справляясь время
от времени с содержимым ее, продолжил неспешную свою речь:
  
  - Мой клиент, житель этого города, принадлежит к самому высшему обществу.
По причинам, каковые пока что не могут быть разглашены, клиент мой желает
подготовить ваш воздушный корабль к плаванию.
  
  - Вы хотите сказать, полностью снарядить его, сударь?-Похоже, Сент-Одран
удивился.-Наличествующий корабль?
  
  - Наличествующий корабль, сударь.
  
  - Но мы планируем построить новый, больших размеров. И оснащенный более
сложными механизмами.
  
  - Я проинформирую своего клиента. Благодарю вас, сударь.
  Сент-Одран нахмурился.
  - Так какой же из кораблей мы сейчас обсуждаем?
  - Оба, сударь. В данном конкретном случае это не так уж и существенно.
  - Чтобы как следует оснастить корабль, потребуется немало наличных
средств,-заметил Сент-Одран.
  - Я уполномочен проинформировать вас, что наличные деньги уже скоро
поступят в ваше распоряжение. В необходимых количествах.
  Должен заметить, что адвокат вел себя с нами весьма осторожно, избегая
давать слишком уж щедрые обещания, но при этом дал нам понять, что клиент
его не стеснен в средствах.
  Мы с шевалье едва сдерживали свою алчность! Планы наши продвигались
быстрее и легче, чем мы смели надеяться!
  - И больше мы ничего не узнаем о вашем клиенте?-осторожно спросил
Сент-Одран.-Как вы, сударь, наверное, понимаете, мы сами люди
принципиальные и...
  Адвокат поджал свои бледные губы.
  - Вам, сударь, вовсе не предлагают участвовать в тайных махинациях.
  - Конечно нет, сударь.
  - Мой клиент предлагает взять на себя все расходы, связанные со
снаряжением вашего корабля. При этом он ставит Компании вашей одно только
условие.
  - Сударь?
  - Что мой клиент сам выбирает, куда лететь кораблю и с какой целью,
причем исключительно-в первом рейсе, после чего корабль поступает уже в
ваше полное распоряжение.
  Сент-Одран, который вообще даже и не собирался переоснащать свой корабль,
сделал вид, что серьезно задумался над полученным предложением.
  - И нам даже не скажут, куда мы летим и зачем?-наконец спросил он.
  - Пока корабль не будет готов к отплытию-нет.
  - Единственный рейс? А потом корабль всецело наш?
  - Всецело ваш.
  - Весьма заманчивое предложение, сударь. С элементами тайны и риска, что,
должен признаться, возбуждает во мне интерес.
  Однако нам нужно заранее получить определенные сведения относительно
места назначения упомянутого вами рейса, дабы при подготовке шара к полету
мы смогли бы учесть и климатические условия, и некоторые другие необходимые
параметры.
  - Мой клиент понимает необходимость такой информации. Итак, джентльмены,
вы принимаете предложение или же мы пожимаем друг другу руки и на сем
расстаемся?
  - Велико искушение принять предложение, сударь, но существует одна
проблема... мы ведем сейчас переговоры с инвесторами, заинтересованными
вложить на паях свои средства в строительство нового корабля. Уже готовится
объявление о создании акционерного общества. Быть может, клиенту вашему
стоит дождаться, пока объявление это не будет готово? Он бы прочел