"Олений Рог".  В
карманах у меня было не глухое золото,  а звонкая сталь и серебро,  цены
не пугали.
   Впрочем, я сюда не есть пришел.
   Зал в  ресторанчике небольшой,  зато во все стороны открываются двери
кабинетов.  Туда не только еду могут подать,  а еще и девочек-мальчиков.
Амстердам  в  этом  отношении город  очень  либеральный,  сюда  даже  из
Руссийского Ханства развлекаться ездят.  Три  молоденькие девицы как раз
танцевали посреди зала, на маленькой круглой эстраде. Только народ плохо
реагировал,  время  дневное,  все  кроме  меня  сюда  на  обед  явились.
Чиновники-лихоимцы из  ближнего порта,  таможенники,  даже  офицер  один
высокородный сидел в сторонке,  прямой и важный, словно копье проглотил.
"Олений Рог" -- заведение уважаемое.
   Тем у воров и ценится.
   Подошел я  к  стойке бара,  даже плаща не  сняв,  монетку бросил,  на
бутыль с коньяком показал.  Ресторанный вийнмайстер,  которого всю жизнь
здесь помню, глаза поднял, да и захлопал ими.
   Узнал.
   -- Полный бокал "Реми",  сказал я,  садясь на высокий стул. -- Самого
старого "Реми", именно полный... А все остальное, как положено.
   Одной  рукой  мастер  бутылку над  пузатым бокалом опрокинул,  щедро,
словно  молодое  вино,  отмерив тридцатилетнего коньяка.  А  другой  под
стойкой шнурок звонка дернул.  Где-то там,  в хозяйском кабинете, сейчас
трезвон начался.
   Сидел я,  потягивая коньяк,  закусывая крохотными тартинками с черной
икрой  и  ломтиками  вяленой  конины,  щедро  приправленной  перцем,  по
руссийской моде.  Никто на меня внимания не обращал.  Пришел богатенький
бюргер, да и кутит себе потихоньку.
   Потом стул рядом под тяжестью вздохнул, и на стойку легла морщинистая
рука, вся в перстнях стальных. Вийнмайстер сразу напрягся, превратился в
сплошное внимание и готовность услужить.
   Одевался господин Нико как самодовольный дурак. Это в жизни помогает,
когда тебя дураком считают.
   -- Воды,  --  буркнул  Нико.  Потом,  без  всякого перехода,  ко  мне
повернулся: -- Дурак.
   Надо же, словно мысли прочитал.
   -- Почему же?
   -- Дурак,  что сюда пришел.  Неужели читать разучился? Я специально у
дверей плакат вывесил... думал, поймешь.
   -- Неужели сдашь меня, Нико?
   Я   посмотрел  на   старика.   Ему   уже   за   семьдесят,   грузный,
неповоротливый, но голова работать только лучше стала.
   -- Тысяча стальных, Ильмар.
   -- А вот имя лишнее, -- заметил я. -- Что тебе тысяча, старик? Узнают
ребята, что ты меня сдал, так за год трижды больше потеряешь.
   -- Ты мои деньги не считай,  --  оборвал Нико. -- Ладно, я не сдам. А
слуги?
   -- Много ли тут слуг осталось,  что меня в лицо помнят? -- спросил я.
-- Небось за последнюю неделю всех мало-мальски ненадежных разогнал.
   Я  подмигнул вийнмайстеру.  Он-то  точно был надежным.  Мастер слегка
улыбнулся, кивнул, сдвинул залихватски охотничий берет с пестрым пером.
   -- Все-то ты знаешь,  все-то ты вперед решил,  -- Нико повздыхал еще,
глотнул минеральной из стакана, тяжело встал. Обронил: -- Как допьешь...
ко  мне  поднимайся.  Сразу  бы  шел,  чего  старика гонял?  Твоим ногам
ступеньки не помеха, а мне... эх, старость...
   Нико ушел к себе, поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, где
были кабинеты для самых доверенных клиентов и его собственная берлога. Я
немного посидел,  коньяк смакуя,  потом оставил для мастера еще монетку,
да и двинулся следом.
   Тихо было на  втором этаже.  Ни стонов притворных,  ни свиста кожаных
плеток, ни смешков мерзких. Отдыхали все затейники, к ночи готовились.
   Я  стукнул легонько в  дверь --  не  хватало еще заряд из  пулевика в
живот получить, входя без стука. Отворил.
   Тут было жарко,  камин так протопили,  будто снег во дворе.  Со стены
торчали  исполинские  оленьи  рога,   давшие  когда-то   название  всему
ресторану.  В  зале  такие же  к  стене прибиты,  только эти  куда более
ветвистые, красивые.
   Нико сидел в  громадном мягком кресле,  одна седая голова над  столом
торчала. Смотрел на меня задумчиво, и я почему-то понял -- в руке у Нико
и впрямь пулевик.
   -- Не будешь ты стрелять,  -- сказал я. -- Ты жадный, конечно, и риск
любишь. Только...
   -- Что "только"?
   -- Ты еще и любопытный, Нико.
   Секунду старик молчал, потом закряхтел, захихикал:
   -- А  что еще мне остается,  Ильмар?  Икру ложками есть и  шампанским
запивать?  Меня с того пучит. Девочек молоденьких приглашать -- так ведь
раз  в  год если что получится...  уже праздник.  Деньги...  с  собой не
заберу.  Что мне,  на железный гроб копить?  В деревянном теплее, знаешь
ли. Искупитель вовсе без гроба остался, и то не жалуется.
   Вот такой он  и  был,  Нико,  хозяин ресторана и  воровского притона,
скупщик краденого, подлец и богохульник.
   Сволочь, но родная сволочь, и умная.
   А мне сейчас и впрямь -- своего ума не хватало.
   -- Глянь...  -- брезгливо сказал Нико, кидая на стол бумажные листки.
Я подошел,  склонился, глянул. Листовки маленькие, с теми же рисунками и
текстами,  что на плакате. Только здесь рисунки были цветные. На цветном
Марк был вообще как живой, зато я последнее сходство утратил.
   -- Раскрасили? -- полюбопытствовал я.
   -- Да  нет.  Говорят,  машину печатную сделали,  что  семью  красками
печатает. Дорогая штука. Каждый такой листок железную монету стоит.
   -- И что, их тоже на стены вешали?
   -- Уважаемым людям раздавали.  Капитанам на корабли.  Офицерам,  а те
солдатам показывали.  А кое-где и на стенах...  в людных местах, чтоб не
сорвали. Только все равно посрывали, висит теперь твоя морда в бедняцких
домах, интерьер облагораживает.
   Я еще раз глянул на свой цветной портрет.  Взял обе листовки, спрятал
в карман.
   -- Возьму на память.
   -- Бери. Я от твоей физиономии восторга не испытываю. Ни от живой, ни
от нарисованной. Чего в Амстердам-то заявился?
   -- Подальше ринулся. Думал, на другом конце Державы никто меня искать
не станет.
   Нико нехорошо засмеялся:
   -- И как, не ищут?
   -- Плакаты чуть  ли  ни  гуще висят,  --  признал я.  --  Подвел меня
Маркус. Впутал в свои дела.
   -- Где пацана-то оставил? -- небрежно спросил Нико.
   Засмеявшись, я покачал головой.
   -- Вот ты о чем,  Нико.  Брось.  Не знаю я,  где мальчишка.  Хотел бы
знать, но не знаю.
   Отойдя к окну,  я уставился на улицу.  Была она в меру людная, в меру
шумная. Проезжали экипажи и телеги, фланировали по тротуарам богатенькие
бездельники и  просто  лоботрясы.  В  пестрой  будочке  торговал  нежной
малосольной сельдью с  луком  и  печеными угрями  рыбник.  В  другой  --
румяная  тетка  жарила  в   кипящем  масле  сладкие  колобки-ойленболен,
разливала горячий глювайн.  Девица понятных занятий скучала под тентом в
открытой забегаловке на углу,  --  будто и не холодно ей,  и не сыро,  в
легком платье на  ветру.  Чашечка кофе перед ней давно остыла,  но сидит
терпеливо, ждет удачи.
   -- Как же так,  Ильмар-вор, -- в голосе Нико появилось разочарование,
как у  умного отца,  дивящегося на глупого сына.  --  Ты с каторги сбег,
мальчишку утащил, план„р угнал. А потом -- упустил принца?
   -- Расшибся я,  Нико.  Знаешь, как это -- летать по небу? Ноги отшиб,
самого помяло. Лекарь сказал, что, может, в ребре трещина есть.
   -- А... -- без всякой веры произнес Нико. -- Бывает.
   -- Да не скалься ты,  старик!  --  я повернулся, сам пораженный своей
яростью. -- Не вру я! Сестрой клянусь, не вру!
   Пожевав губами, Нико неохотно кивнул:
   -- Ладно,  верю.  Ты  парень  богобоязненный,  Покровительницу чтишь.
Верю. Так хоть расскажи, что было? Я многое слышал... и в газете писали,
и  глашатаи рассказывали,  и  так...  слухи ходят.  Только твой  рассказ
интереснее будет.
   -- Горло хоть дашь промочить?
   -- Дам, -- засуетился Нико. -- Доставай сам, вон, в углу...
   -- Знаю.
   -- И плащ сними, не марай мне кресло!
   Я снял и повесил на оленьи рога.
   -- Нашел куда... -- недовольно буркнул Нико.
   В  буфете  красного дерева,  под  фальшивой дверцей  была  еще  одна,
железная,  незапертая.  За  ней  прятались такие  напитки,  что  даже  в
"Оленьем Роге" редко кто закажет.  Вытащил я бутылочку коньяка, постарше
меня возрастом,  два дорогих --  резного хрусталя,  в блестящей стальной
оправе, -- бокала, поставил на стол.
   -- Я не буду, -- отказался Нико.
   -- Давай, хоть пригуби. За встречу.
   Не то, чтобы я отравы боялся. Но мало ли...
   Нико спорить не  стал.  Кивнул на столик в  углу,  там под салфетками
стояли блюдца с сыром, ветчиной, оливками, еще какой-то закуской. У него
всегда к неожиданному визиту все приготовлено.  Как станет засыхать еда,
так ее вниз, на стол посетителю попроще...
   -- Здоровье твое, Нико...
   -- И твое, Ильмар...
   -- Что в газете-то писали? И в какой?
   -- Да во всех,  одно и то же.  Эдикт Дома.  О том,  что ищется беглый
каторжник Ильмар и  младший принц Маркус.  О  награде.  Портреты,  опять
же... хотя по газетным портретам даже я тебя не узнал.
   -- А кроме эдикта?
   -- Ничего.   Видно,   сказали  газетчикам,  что  судачить  не  стоит.
Щекотливое дело... ты рассказывай, Ильмар.
   Вздохнул я -- ничего из Нико не вытянуть, пока он свое любопытство не
удовлетворит.  И начал рассказывать,  с того дня, как меня взяли в Ницце
-- прямо у  церкви Искупителя,  на  улице,  позорно,  руки заломив и  на
голову колпак преступника набросив...
   -- Так и  прогулялся до тюрьмы?  --  захихикал Нико.  --  В  позорном
колпаке, в колодках?
   -- Так и прогулялся.
   -- Что тебе приклеили?
   Чего уж теперь таится?
   -- Мелочи, Нико. Повод им был нужен, а повод найти...
   -- Конкретно!
   -- Я  налог с  железа не  заплатил.  У  меня были слитки,  я  не стал
официально заявлять... сменял у одного купца...
   -- Франц Сушеный?
   О том,  что Франца звали Сушеным, я и не знал. Но прозвище подходило.
Тощий, как вяленная рыба, с белесыми глазами...
   -- Он самый. Его накрыли сразу, как я ушел. Он и открылся.
   -- За тобой следили,  Ильмар.  А  ты подставился.  Еще и купца в беду
вверг.
   -- Ему бы мою беду,  --  разозлился я. -- Хоть бы для вида отпирался,
уйти дал!
   -- У  каждого свои проблемы,  --  рассудил Нико.  --  Ладно,  это все
ерунда.  Слишком ты популярный стал.  Явишься невесть откуда,  притащишь
оружия и  металлов на  горбу,  шикуешь,  кутишь...  Дому на твои шалости
плевать,  а вот страже -- как бельмо на глазу. Еще скажи спасибо, что по
закону все сделали, не зарезали в темном переулке. Ты семь лет получил?
   -- Да.
   -- Так и отсидел бы,  дурак!  Деньги твои я сохранил, и все остальные
дождались бы. Семь лет -- не вся жизнь. Вышел бы, поумнел, успокоился.
   -- Ты на рудниках был, Нико? -- спросил я. -- Знаешь, что такое год в
шахте? Мне через семь лет деньги разве что на лекарей бы понадобились!
   -- Ладно, не ворчи. Рассказывай.
   Я  продолжил.  И  про  корабль  тюремный  рассказал,  как  душегубцев
утихомирил,  и  про  то,  как звяк железный ночью услышал.  Нико слушал,
облизывая губы, кивая, прикладываясь потихоньку к бокалу.
   -- И ты у него Слово не выведал?
   -- Не до того было. Что же ты думаешь, стал бы я мальчишку пытать?
   -- А то нет?
   -- На корабле,  среди толпы?  А стражники --  идиоты,  думаешь? Зачем
честному вору мальчика мучить? Что выведывать?
   -- Ладно, тебе виднее...
   Я  рассказал про  побег.  Даже вспомнил,  как  дикарь-кузнец душегуба
Славко отделал.
   Нико хихикнул.  Он  очень любил такие вот  истории --  про  честных и
наивных остолопов.
   Когда  я  сказал про  ухоронку с  железом,  Нико  заинтересовался еще
больше.  Вида,  впрочем,  не  подал.  Лишь  будто  ненароком задал  пару
вопросов, выведывая место, но я от них ушел. Нико крякнул, полез в стол,
вытащил карту.
   Надо же!
   Печальные Острова. Да как точно -- каждый дом виден!
   -- Откуда? -- заворожено спросил я, пожирая взглядом "свои владения".
Если бы я раньше ее видел -- насколько легче было бы уходить!
   -- От стражи... откуда еще?
   Я пощупал карту. Новенькая. Непохоже, что давно сделана. И...
   Линия тянется от порта,  красными чернилами нарисованная.  И  крестик
перед площадью -- в том месте, где бунт начался.
   -- Колись.
   -- Стража ко мне приходила,  -- неохотно сказал Нико. -- Допрашивали.
Про тебя.
   Я  вздрогнул.  Нет,  это что же...  не так часто я  в  вольном городе
бываю, чтобы искать меня тут!
   -- Дали карту, велели указать, куда ты побежал.
   -- Откуда тебе знать?
   -- Так и ответил. А он -- укажи, что думаешь, ты Ильмара знаешь...
   -- Кто он?
   Нико вздохнул. Но запираться было глупо, и он ответил:
   -- Офицер стражи.  Чин не  знаю,  формы он  не носил.  По выправке --
высокородный. Здоровый мужик, ты рядом с ним -- сопляк. Вроде из немцев,
по акценту, но точно не скажу, говорили по-романски. Назвался Арнольдом.
Я так понял, он сейчас именно тобой занимается.
   Вот  незадача.  Значит в  каждом городе стража на  мою поимку офицера
отрядила? Это плохо, совсем плохо.
   -- Показывай, где ухоронка, -- велел Нико.
   -- А   еще  что  тебе  показать?   Сплясать  тарантеллу,   или  штаны
приспустить?
   -- Да  что тебе толку с  того железа?  --  визгливо спросил Нико.  --
Укажи -- я тебе двадцать марок плачу!
   Я прикинул.
   -- Сто.  Сто стальных.  Там железа на  тысячу будет,  даже если через
самых жадных перекупщиков сбрасывать!
   -- Его еще достать надо. Тридцать.
   -- Сто.
   -- Пятьдесят, больше не торгуюсь.
   Подумав,  я решил,  что предложение честное. Мне сейчас деньги ох как
нужны, а достать железо с Островов -- и впрямь нелегкое дело.
   -- По рукам.
   Склонившись над картой, я поискал ориентиры.
   -- Вот. Этот большой дом. Он порушен немного, но второй этаж частично
стоит.  Там кабинет купеческий, пустой. В полу люк. Это первая ухоронка,
в ней еще люк...
   -- Ясно.
   Отмечать ничего  Нико  не  стал,  глянул цепко,  сложил карту,  да  и
спрятал обратно в стол. Из всего выгоду выжмет, собачий сын.
   -- Слушаю дальше, Ильмар...
   -- Деньги.
   Нико с оскорбленным видом полез в карман. Из расшитого бисером кошеля
достал новенькие монеты в десять марок. Бросил пять на стол.
   Что-то больно легко расплатился.
   Больше он меня не перебивал.  Лишь покачал головой, когда я рассказал
про схватку со стражниками,  посмеялся,  когда я описал поединок с голой
летуньей, поцокал сочувственно языком, выслушав историю о полете.
   Не стал я  об одном рассказывать --  как мы с  Ночной Ведьмой любовью
занялись.  И не потому,  что не хотелось сплетничать,  -- почему бы и не
похвастаться тем, что аристократку имел? Только глупо все это выглядело.
Словно не я ее взял, а девушка надо мной снасильничала.
   -- А потом...  дело обычное.  Стащил одежду поприличнее.  Добрался до
Байона, слиток железный продал, дальше уже с комфортом ехал.
   -- Покажи кинжал, -- попросил Нико.
   Я достал подаренное оружие.  Старик его схватил, осмотрел, чуть ли не
обнюхал.  По  ногтю  чиркнул,  край  стола безжалостно ковырнул.  Глянул
вопросительно,  достал свой нож --  хороший,  ничего не скажешь,  ударил
лезвием по лезвию.
   Я не возражал. Такую проверку уже и сам устраивал.
   -- Хороша  сталь,  --  сказал  Нико,  разглядывая зазубрину на  своем
кинжале.  На отличном кинжале толедской стали.  --  Ума не приложу,  чья
работа.  Вроде бы не старый,  а как рубит. Я за свой двести монет отдал,
веришь?
   -- Верю. И если ты двести платил, значит ему цена все триста.
   -- Четыреста...  Все хиреет,  Ильмар.  Все.  Знали ведь мастера,  как
хорошие клинки делать... и забыли.
   -- Знаю.  За  один меч  старой работы сейчас пять новых дают.  Тем  и
живу.
   -- Вот ты  мне скажи --  почему так,  Ильмар-вор?  То  ли  глупеем мы
понемногу.  То  ли  земля  устала  хорошее железо рожать...  Продашь мне
кинжал?
   -- Нет.
   -- Точно?
   -- Нико, не говори глупостей. Хороший нож каждому нужен.
   -- Для вора он слишком хорош.
   -- Пусть. Ножу без дела лежать -- позор. Не для того делан.
   Нико неохотно вернул кинжал. Спросил:
   -- Хоть цену хочешь узнать?
   -- Нет. Вдруг жадность задавит.
   -- Эх... Вору такой нож...
   Он ухмыльнулся:
   -- Впрочем, ты же теперь не просто вор. Ты еще и граф.
   -- Не остри, Нико. Не я себя так назвал.
   -- А ведь ты и верно граф,  по всем законам державным,  --  задумчиво
сообщил Нико.  --  Принца никто титула не лишал,  он в  своем праве был.
Значит --  повесят тебя на  шелковой веревке.  Или стальным мечом голову
отсекут.  Может и яду в вине поднесут... со всеми церемониями, как особо
благородному.
   -- Подавись ты своими словами,  Нико!  --  в сердцах бросил я. -- Я к
тебе не за тем пришел.
   -- А зачем же?
   -- Во-первых -- деньги. У тебя триста моих монет.
   -- Допустим.
   -- Во-вторых --  совет мне нужен. Ты жизнью тертый, сообразишь лучше.
Что мне делать теперь?
   -- Вешаться.
   -- Нико, я не шучу!
   -- И я не шучу! -- рявкнул Нико. -- Ильмар, ты парень славный, я тебя
из всех прочих выделял.  Только теперь ты в такую беду попал, что выхода
нет!
   -- Брось! С Островов я ушел, через всю Державу проехал...
   Нико вздохнул.
   -- Ничего-то ты не понимаешь. Дурак.
   От моего терпения жалкий огрызок остался:
   -- Нико, ты меня третий раз уже дураком назвал...
   -- Это я сдерживался, вор! Знаешь, в чем твоя главная глупость?
   -- И в чем же?
   -- Про  мальчишку ты  ничего не  выведал!  Про то,  что он  на  Слове
держит!
   Я молчал.  Ну -- держит. Кинжал, перстень, зажигалку, книгу какую-то.
Что с того?
   -- Пойми ты,  Ильмар-вор, не в тебе ведь дело! Стал бы Дом всю стражу
с ног на голову ставить?  Линкор с Серыми Жилетами к Островам гнать? Все
воровские притоны перетряхивать?
   -- А что,  всех перетрясли?  -- глупо спросил я. Нико разинул рот, но
сдержался, и придержал ругань на языке.
   -- Всех!  Если уж ко мне пришли! Если из под суда половину воров, что
тебя знают,  выпустили --  с  обещанным прощением и наказом Ильмара-вора
найти!  Тебе повезло, что решил с комфортом добираться, к старым дружкам
не захаживать. Сдали бы тебя, Ильмар! Сдали!
   Нико  так  разошелся,  словно  не  со  мной  спорил,  а  самого  себя
уговаривал.
   -- Неужто все-таки ты меня сдашь? -- спросил я.
   -- Я тебя не сдам,  --  буркнул Нико,  разом успокоившись. -- Доложу,
врать не  буду.  Вот  как  уйдешь от  меня --  сразу засобираюсь,  да  и
поковыляю к страже в управление.
   -- Пугаешь, Нико?
   -- Предостерегаю.
   Нет, не такого разговора я ожидал. Совсем не такого.
   -- Да откуда мне было знать,  что Марк -- принц Дома! -- сказал я. --
Сам подумай! О нем объявили, когда корабль каторжный в море вышел.
   -- Пусть ты не знал, кто он. Пусть. Что пацан -- высокородный, понял?
   -- Понял...
   -- Что у него Слово -- понял. Что на Слове он вещи прячет -- знал!
   -- Да вещей-то там было...
   -- Это он так сказал!  А ты,  вор, поверил? Да ты пойми -- не стал бы
Дом никогда о  бегстве принца объявлять!  Зачем позориться?  У  них этих
принцев,  со  всех  родов,  десятка  два  наберется.  Есть  кому  власть
наследовать, есть кому парады принимать.
   -- Не знал я, что он принц!
   -- Выведал бы Слово -- понял бы! -- рявкнул Нико. -- Что-то важное он
спер,  понимаешь?  Уж не знаю почему.  С ума сошел,  власти возжелал,  с
врагами снюхался.  Не знаю!  Только перед тем как уйти,  мальчик этот на
Слово что-то очень дорогое положил. Такое, из-за чего Дом готов весь мир
перевернуть.  Границы закрыты,  понимаешь?  Корабли в  море не  выходят!
Вест-индские  колонии  стонут,  у  них  краснокожие  бунтуют,  а  войска
посланные -- обратно отозваны.
   -- Да что мальчишка мог взять?
   -- А мне откуда знать?  Подвалы Версаля! Все железо и серебро, что от
рождества Искупителя накоплено!
   -- Нико, он сказал, что много вещей на Слове таскать не может.
   -- И ты поверил!  Ильмар,  да что с тобой?  Высокородному верить -- в
твои-то годы! Не тот сопляк, поди, что в первый раз ко мне товар принес.
   -- Нико,  поверь,  я в людях раз