-- Что, простите?
   -- Молодец мальчик, говорю, -- барон иронически посмотрел на меня. --
Что, изменой запахло? Рад я, что Марк ушел.
   -- Да ты ведь его, наверное, знал? -- догадался я.
   -- Как сказать --  знал... Я его на свет принимал. Ногами вперед шел,
паршивец. Думал, что либо ему конец, либо и ему, и матери...
   От волнения я ничего не мог сказать. Это же надо -- брести по дороге,
и  вдруг напроситься на  ночь к  полусумасшедшему старику,  лекарю Дома,
принимавшему на свет Марка!
   -- Интересно, да? -- спросил старик.
   Я  кивнул.  Жан  ничуть  не  удивился тому,  что  простой матрос  так
заинтересовался его словами.
   -- Очень болезненный был ребенок, -- заметил барон.
   Что? Да полноте, об одном ли Маркусе мы говорим?
   -- Дурная наследственность, -- продолжил лекарь.
   -- Как -- дурная?
   -- Ты понимаешь, что такое титул младшего принца?
   -- Младший -- это, в смысле, возраст, а принц...
   -- Эх,  нет ныне дисциплины во флоте.  Когда я,  в  молодости,  после
Сорбонны, службу на "Сыне Грома" нес... -- быстрый взгляд в мою сторону,
-- да  нет,  не дергайся,  не на нынешнем,  на старом еще...  так каждую
неделю в  общей молитве весь Дом поименно перечисляли.  От  Владетеля до
младшего принца...  со всей генеалогией.  А уж что чей титул значит, как
его  приветствовать,  если  решит на  корабль наведаться...  Хочешь,  не
хочешь,  а запомнишь.  Так вот,  Марсель, младший принц может быть самым
старшим из  детей Владетеля.  Дело вот  в  чем...  для простого человека
ребенок со стороны --  ублюдок, для графа или барона -- чуть повежливее,
бастард.  А вот кровь Владетеля --  она священна. Владетель бастардов не
плодит. Младший принц -- и все в порядке.
   -- А...  -- прошептал я, прозревая. Вот чего Марк так дергался, когда
я  назвал его бастардом!  Он  им  и  был!  Только бастардом самой высшей
пробы.
   -- Титул,  вроде бы,  уважительный,  --  продолжал старик. -- И самые
древние фамилии ничего не  имеют  против младшего принца в  своих рядах.
Маркус --  он сын Владетеля и княжны Элизабет, из варшавской ветви Дома.
Как-то  удостоил Владетель визитом приграничные земли.  Княгиня была еще
совсем юной,  только семнадцатилетие отпраздновала.  Но, скажу честно, в
рождении Маркуса --  ее заслуга. Три дня перед Владетелем вертелась, как
могла.   Добилась  своего.   И   в   Версаль  после  рождения  мальчишки
перебралась. Будь покрепче... стала бы и законной женой. Все к тому шло.
Красота у  нее  была...  ангельская,  не  от  мира сего.  Вся  светится,
тоненькая,   прозрачная,  даже  после  родов  девочкой  выглядела...  От
туберкулеза сгорела за две недели.
   -- Чего ж  так,  лекарь,  чахотку нынче даже простой человек вылечить
может.
   -- Да скрывала она,  дуреха! -- рявкнул дед. Тут явно были задеты его
личные амбиции,  а  может быть  вспомнились неприятности,  последовавшие
после смерти княжны Элизабет.  -- Стать женой Владетеля хотела, дурочка!
А потом уже -- вылечиться! Только вот бациллы туберкулезные ее планов не
оценили!  Когда  я  ее  первый раз  осмотрел,  от  легких одни  лохмотья
остались, в костях уже зараза сидела!
   Он взмахнул сигарой, роняя тяжелый серый пепел. Поморщился.
   -- Так вот и не вышло у красивенькой, умненькой, ловкой девочки... не
сложилось.  Отвезли ее обратно,  в  Варшаву,  там и схоронили.  А принца
Владетель при себе оставил.  Как бы в  память...  он и  впрямь о княгине
переживал.  Потом,  конечно,  ему стало не до мальчишки.  В  Лувре таких
десятка  два  бегает...  младшие принцы  на  государственных харчах.  Ни
поместий,  ни денег,  ни власти им не жалуют.  Хочешь --  живи при своих
семьях,  хочешь вечно при дворцах обивайся, от младенчества до старости.
Все равно -- наследовать трон не могут...
   -- Понятно, -- сказал я. -- Потому он и сбег, верно? В Варшаве никому
не  нужен,  при  Доме --  тоже,  захотелось приключений,  ушел,  тем Дом
опозорил, и начали его ловить...
   Старик улыбался.
   -- Эх,  как тебя там...  Марсель...  Это купеческий сынок с  ветром в
голове,  или бюргерский ублюдок, из жалости на кухне пристроенный, может
захотеть приключений и  в  странствия податься.  А младшему принцу,  тем
более мальчишке, никакой нужды в том нет. Приключений... да подойди он к
Владетелю,  попросись --  тот бы ему,  с готовностью и любовью,  устроил
приключения.  Назначил бы  сопляка  офицером,  и  отправил в  Вест-Индию
краснокожих бить.  Или капитаном на мелкий корабль.  Или послом в  какое
государство...  что, улыбаешься? Я видел, как преторианцы честь отдавали
командиру, которого кормилица на руках держала! Я помню как, смеха ради,
Владетель младшую принцессу --  девочку девяти лет от роду,  -- назначил
послом в Мероэ!
   -- Какой же тут смех? -- не понял я.
   -- А  когда ее  принять должным образом отказались --  вот тут и  был
смех,  а для преторианцев --  разминка! Чем не повод для войны -- дикари
отказались Дом  уважить!  Так что...  не  просто так Маркус убежал.  Тем
более -- никто не стал бы шум поднимать, и награду подобную объявлять за
поимку.   Оповестили  бы   тихонько  Стражу,   что  младший  принц  Дома
путешествует инкогнито,  --  ведь и  сумасшедших мальчишек,  назвавшихся
принцами,  надо  не  сразу  пороть,  а  вначале  на  опознание  со  всей
вежливостью отправить.
   -- Почему же он убежал?
   -- Не  знаю,  морячок,  не  знаю.  Вроде я  Маркуса понимал хорошо --
как-никак десять лет за его здоровьем присматривал.  Все боялись, что он
от матери болячек нахватался,  но хранила Сестра...  Закалялся по методе
т„мника Суворова,  окреп... Мальчик как мальчик. Не дурак, скорее умный.
Больше любил по  библиотекам рыться,  чем с  оружием упражняться.  Может
потому Владетель к нему и охладел совсем --  был бы нормальный,  в отца,
отпрыск, а то книгочей юный...
   -- За книги он душу готов отдать,  --  согласился я,  вспоминая,  как
Маркус отверг мое предложение пустить книжку на факел.
   -- Ага.  Учителям он нравился.  Больше,  пожалуй, никому. Мне, лично,
так  проще было  десяток идиотов со  сломанными конечностями и  колотыми
ранами  врачевать,  чем  за  ним  одним  присматривать.  Ухитрялся  даже
детскими болезнями по  два раза переболеть.  Нервы ни к  черту --  как у
старика. Эх...
   Старик  оставил  дотлевать сигару  в  массивной каменной  пепельнице.
Задумчиво произнес:
   -- А  все-таки вру я.  Скучаю по нему.  Подлости в  мальчике не было.
Наоборот,   этакая  обостренная  жажда  справедливости.  То  он  учением
Энгельса увлекается, то начинает русский учить -- чтобы сочинения нойона
Кропоткина почитать в подлиннике. Неплохо для ребенка? В храме Сестры со
священниками спорил,  в  Церкви  Искупителя такие  вопросы задавал,  что
ответы только через пару дней находили.  Я,  в  общем,  уже  решил,  что
младший принц Маркус пойдет по  духовной линии.  И  было бы  это  лучшим
итогом -- Владетель бы поддержал, лет через двадцать, глядишь, и стал бы
внебрачный сын Владетеля приемным сыном Божьим...
   Он потер щеку.
   -- Да, любопытно. Кем бы после этого Владетель Богу приходился?
   Я хихикнул.
   -- Хорошо это, или плохо, но могло такое быть, -- старик посерьезнел.
-- Но теперь уже не будет. Маркус что-то такое сотворил...
   -- Что?
   -- Не  знаю,  морячок.  Не  знаю.  Может дружок его,  тот  каторжник,
Ильмар, сумел бы ответить?
   У меня спину приморозило от взгляда лекаря.
   -- Да его,  небось,  со дня на день схватят!  -- с жаром сказал я. --
Куда вору скрыться,  от всей Стражи зараз?  Да с наградой...  его дружки
сдадут...
   -- Не скажи,  моряк,  не скажи.  С Островов каторжник ушел. Через всю
страну до Амстердама добрался --  слышал,  наверное?  Когда весь город в
кольцо взяли -- ускользнул! Что это?
   -- Сестра хранит, -- мрачно ответил я.
   -- Сестра всех хранит,  да не каждый умеет этим пользоваться. Когда у
человека головы на плечах нет, то и Бог новую не приложит. Нет, морячок,
не прост этот Ильмар,  совсем не прост. Не зря его Маркус напарником для
побега выбрал...
   -- Что?  --  возмутился я.  --  Да  я...  Я  сам слышал,  как офицеры
говорили, что это каторжник пацана с собой прихватил!
   -- Ерунда,  --  обрезал старик.  --  Полагаю, дело было так... Маркус
оценил,  кто из каторжников более полезен ему будет,  потом подставился,
будто  невзначай,  ну,  показал,  что  у  него  на  Слове  отмычка есть,
например.  Дальше уж каторжник его с собой тащил,  как склад ходячий.  А
когда  добрались они  до  большой земли,  так  Маркус Ильмара и  бросил.
Убивать, конечно, не стал, он добрый. Просто скрылся.
   -- Ты  будто не  про маленького мальчика говоришь,  а  про секретного
агента...
   -- А  ты подумай,  где мальчик этот рос,  какие интриги на его глазах
закручивались. Он людьми умеет вертеть, куда да него простому вору.
   Я   молчал.   Я  был  раздавлен  и  оплеван.   Дед  говорил  с  такой
убежденностью, что трудно было не поверить.
   -- Выходит,  принц  Маркус хитрее всей  Стражи?  Захочет --  от  всех
уйдет?
   -- Да нет,  морячок.  Конечно, нет. Один против всех -- тут конец все
равно будет.  Разок не сложится у него -- например, ошибется в человеке,
или где-то на мелкой краже подставится,  питаться-то ему надо... Возьмут
мальчишку,  и привезут в Дом. Хотел бы я услышать, о чем с ним Владетель
будет говорить, чего требовать. Темное дело творится, Марсель.
   -- Нам о том не узнать,  --  сказал я. -- Одна радость... как возьмут
мальчишку, так всей панике конец. Небось и каторжника искать перестанут?
   -- А это вряд ли.  Каторжника ищут потому, что боятся -- ни сказал ли
ему  мальчик чего лишнего.  И  тут для Дома самое правильное --  загнать
Ильмара в могилу.  Может охоту и прекратят,  но награду не снимут.  Рано
или поздно... сдадут его дружки.
   Сдадут.  Я  и  сам  это  понимал.  Даже  Нико,  с  его  склонностью к
авантюрам, доложил обо мне Страже. А уж все остальные вмиг предадут.
   -- Чего же ему делать, а?
   -- Кому?
   -- Каторжнику Ильмару, -- глядя в глаза старому барону, сказал я.
   -- Это от него зависит.  Он,  конечно, может в чужие страны податься.
Всегда есть шанс на краю мира укрыться. Если родина дорога, так можно со
старым порвать, уехать в маленький городок, лавчонку открыть.
   -- Мне кажется, что Ильмар не такой человек.
   -- Ну,  если то,  что про него говорят, правда... Конечно, он может и
по-другому поступить...
   -- Ну?
   -- Самому найти Маркуса,  да  и  сдать Дому.  Возможно,  что за такую
услугу Владетель его и помилует.
   -- Ты, вроде бы, за парнишку переживаешь, -- задумчиво сказал я. -- А
такие вещи советуешь. Как же так?
   -- Значит,  вижу резон.  Да и  потом --  я же не Ильмару советую,  --
ухмыльнулся старик.
   -- И  верно,  --  согласился я.  --  Только как одному человеку найти
того, за кем вся страна охотится?
   -- Головой поработать, например. Шататься по миру Марку не с руки. Он
уже попробовал --  и угодил на каторгу, за мелкую кражу. А теперь, когда
Стража оповещена, его не на Печальные Острова, а в Дом отправят.
   -- Ага...
   -- Значит, паренек попробует укрыться. Где?
   -- В Варшаве. У родственников.
   -- Не те родичи,  чтобы у них прятаться...  В чужих землях ему делать
нечего,  там тоже интересуются,  кто такой принц Маркус, и почему за ним
охота идет. Поместий, замков, ничего такого у мальчика нет.
   -- Тогда и зацепиться не за что.
   -- Верно. Надо его хорошо знать, чтобы след найти.
   -- Вот как ты, например, Маркуса знаешь...
   -- Да  что я  знаю?  Мелочи всякие.  Помню,  например,  как мальчик с
увеселительной поездки в Миракулюс вернулся...
   -- Это на Капри?
   -- Да.  Тогда  Страну  Чудес  только  открыли.  Владетель визитом  не
удостоил,  а  вот  несколько младших принцев туда  ездили...  Маркус две
недели на острове был. Никогда не видел паренька таким радостным.
   -- Что там хорошо? Развлечения всякие...
   -- Ну,  не только...  да ты и учти,  сколько тебе лет, а сколько ему.
Маркусу тогда  десять исполнилось.  После возвращения сиял  мальчик так,
словно его Владетель полноправным наследником признал.
   -- Глупо...  --  сказал я.  -- Все равно -- глупо. Миракулюс -- место
особое, под прямой властью Дома, Стража там за порядком строго следит...
   -- Это  так.  Только кроме Страны Чудес нет  в  Европе другого места,
которое Маркус знает досконально.
   Я  молчал,  глядя в  огонь.  Не  слишком мне  улыбалось такое дело --
вместо того,  чтобы  самому прятаться,  искать Маркуса,  и  отдавать его
Страже.  Может и  впрямь,  конечно,  снимут после того с меня обвинения,
простят, а то еще и титул подтвердят...
   -- Да что я все о каторжниках, да о принцах-ренегатах! -- вдруг шумно
возмутился старик. -- Рядом с таким интересным человеком сижу, а слушать
не желаю. Расскажи лучше, какие диковинки видел в Вест-Индии?
   Лучше бы  я  сказал,  что  ходили мы  в  азиатские земли.  О  них  не
понаслышке знаю. Но теперь делать нечего...
   -- Вест-Индия --  страна большая,  вся населена дикарями, кроме наших
да руссийских поселений, -- мрачно сказал я. -- Дикари те, в большинстве
своем,  поклоняются лживым богам, цивилизации не знают, не понимают цены
железа  и  не  способны  его  обрабатывать.   Торговать  с  ними  хорошо
стеклом...
   -- А какие у них есть чудеса?
   Почему-то мне не хотелось повторять те истории, что я плел в тавернах
накануне.  Лекарь --  человек мудрый, и книги у него на полках не только
для вида стоят.  Может и  об Вест-Индии он слышал немало,  и меня сейчас
пытает для проверки.
   -- Да много ли простому моряку удается увидеть?  --  вздохнул я. -- В
Бостоне ходили  в  увольнительную,  так  город  почти  как  европейский.
Краснокожие встречаются,  но  и  то,  куда больше на людей походят,  чем
черные или желтокожие.
   -- Это верно,  верно...  -- вздохнул старик. -- Ладно, Марсель-моряк,
не буду я тебя расспрашивать.  Ты человек неприхотливый,  ночуй здесь, у
камина.  Вот,  плед тебе оставлю,  подушку.  Отдыхай. А я в свою спальню
пойду, дверь от греха запру, да и лягу тоже...
   -- Не причиню я тебя зла, Жан-лекарь...
   -- Знаю.  За свой век уж научился в людях разбираться. А дверь все же
прикрою. Не уйдешь ночью с моими вещичками?
   -- Не уйду, Сестрой клянусь.
   -- Тоже верю. И без вещичек не уходи, вымокнешь зазря.
   Старик поднялся, и пошел к двери в ту комнату, куда я не заходил.
   -- Скажи,  барон,  а почему ты меня в курятник посылал?  -- спросил я
вслед. -- Ведь не потому, что сил нет из дома выйти.
   -- Не  потому,  --  буркнул дед.  --  Решал я,  что  с  тобой делать.
Впустить, прогнать, или картечью угостить.
   -- И чем же я угодил? Неужели так удачно курицу выбрал?
   Старик постоял у двери, прежде чем ответить:
   -- Да  нет...  Марсель.  Не  потому.  Было мне что-то  вроде знака...
Пустое. Спи.
   Дверь  он  захлопнул с  неожиданной силой,  и  сразу  же  с  грохотом
задвинул засов.  Все-таки опасается,  значит не  совсем из ума выжил,  а
только наполовину.
   Я  походил по  комнате,  поглядел в  окно  --  тьма кромешная,  дождь
хлещет, иногда гром вдали бормочет. Знак... Какой еще знак?
   Мой взгляд упал на пулевик.  Старик оставил его в комнате... надо же.
Я подошел и взял оружие.
   Знакомая штучка,  такие  у  многих офицеров были,  когда  я  в  армию
нанимался. И солдат учили, как с ней обращаться, на случай, если убьют в
бою стрелка.  Пулевик старый,  но верный,  бьет далеко и  точно.  Осечки
только часто дает.
   Вот как этот,  например. Курок у него спущен, а искра почему-то порох
не подожгла.
   Счастлив я,  наверное.  С  двух метров мне бы  картечью голову снесло
начисто.
   -- Ах ты сволочь... -- прошептал я. -- А еще лекарь... змея старая...
   У меня задрожали руки.  Значит,  знак свыше? Да нет, не знак, кремень
стерся, отсырел порох, вот и все.
   Первой мыслью было прихватить у  негодяя все вещички поценнее,  да  и
уйти в ночь. А то еще и подпалить дом изнутри.
   Потом я опомнился.
   Нет,  старый лекарь смерти не  заслужил.  Я  на его месте,  наверное,
взвел бы курок повторно, и уж точно не пустил бы чужака в дом.
   Припер я  аккуратно дверь в спальню стулом,  чтобы без шума и заминки
нельзя  было  выйти,  затушил лампу,  разулся,  лег  у  камина,  в  плед
завернувшись. На душе было гнусно. В одном старик прав -- нет и не будет
нигде спасения каторжнику Ильмару Скользкому.  Пока  Дом  ищет  младшего
принца Маркуса -- не будет.
   Значит,  путь мне лежит на остров Капри,  в Миракулюс,  Страну Чудес,
построенную для увеселения детей и  взрослых высочайшим повелением Дома,
в  место развлечений и  забав.  Не понимаю я,  как на маленьком острове,
полном народа,  может укрыться мальчишка,  которого вся страна ищет!  Но
проверить придется.  Нет иного выхода. Не хочу я убегать в чужие страны,
не смогу я жить в обличье бюргера,  не дана мне такая святая вера, как у
Рууда,  паладина покойного.  Значит один путь --  найти Марка,  и  лично
сдать его Дому.  Владетель суров,  но справедлив,  это никто не оспорит.
Что я ему -- мелочь досадная. Простит -- так только больше народом любим
будет.  А  тайн  никаких я  все  равно не  знаю,  могут меня  магнетизму
подвергать, могут на дыбу вздернуть -- нечего мне сказать, нечего...
   Уснул я под шепот дождя, под треск углей в камине, в тепле и уюте. Но
снился мне холод и снег, снилась бесконечная ледяная пустыня, по которой
я бреду во тьме.  Долго брел,  ног не чуя,  бездумно,  но зная, что надо
идти. А потом выступила из темноты женщина со светлым ликом, тьму вокруг
раздвигая. Рухнул я на колени, глаз поднять не смея. И главное, понимал,
что это сон, и такие сны посылают свыше.
   Но Сестра ничего не сказала.  А когда я протянул руку,  и коснулся ее
-- только холод почувствовал. Ледяной, смертный...
   И какая польза в таких снах?
   Даже если был это знак, то не для моего скудного ума.
   Полежал я в темноте,  таращась на последние искорки огня в камине,  и
уснул снова. Может что хорошее приснится?
   Но больше в ту ночь мне ничего не снилось.


   Глава вторая,  в  которой меня  дважды узнают,  но  оба  раза  ничего
страшного не происходит.

   Встал я раньше старика Жана.  Убрал стул от двери, нечего ему знать о
моих страхах. Постоял у окна.
   Кончился дождь,  отплакала Сестра по людским грехам.  Светило солнце,
на  траве  искрилась  роса.  А  вот  цветы  на  клумбах  поникли,  будто
признались себе -- осень в права вступает, кончилось их время.
   У цветов век недолог.
   Пошел я  на  кухню,  растопил плиту,  чайник из  бочонка чистой водой
наполнил.  Пока кипел,  сходил на улицу,  нашел сортир,  после умылся из
колодца мутной от дождя водой. Постоял босиком на холодной траве, в небо
глядя.
   Сестра, ну подскажи!
   Вразуми дурака!
   Может и впрямь убраться куда на край света? Вот и Нико так советовал,
а  попробуй,  найди лихого человечка хитрее;  и  барон старый,  которому
опыта не занимать... Все они умные, один я на свою шею приключений ищу.
   И нахожу, что характерно!
   Главное ведь в жизни --  сама жизнь. Любой грех замолить можно, любую
беду  поправить.  Пока  живешь --  всегда найдется место  и  радости,  и
надежде, и любви.
   А кто умер -- он уже проиграл. Даже если был святым паладином.
   -- Хороша погода.
   Я оглянулся -- барон-лекарь стоял в дверях, кутаясь в халат.
   -- Хороша, -- признал я. -- Только осенью запахло.
   -- Пора уж.
   -- Пора.
   Старик вздохнул:
   -- Пошли, перекусишь перед дорогой. Тебе ведь путь дальний, так?
   -- Знать бы, какой дальний... -- я вошел в дом...
   Мы  молча позавтракали остатками вчерашней курицы,  сыром,  выпили по
чашке кофе.
   -- Деньги-то у тебя есть, моряк? -- спросил барон.
   -- Есть.
   -- Оружие, оборониться если что?
   -- Найду.
   Он кивнул, снял со шкафа плетеную корзинку:
   -- Выйду, яички свежие соберу...
   Я  вышел вместе с ним.  Поколебавшись,  протянул руку,  мы обменялись
рукопожатием.
   -- Какой тебе прок, старик?
   -- В чем? Не понимаю.
   -- Да все ты пон