спирали, набирая высоту. Луиза начала молится. На мой взгляд, поздновато
спохватилась,  сейчас уже опасности почти не было,  и план„р выдержал, и
от линкора мы ушли...
   -- Хелен, где будет граница? -- вдруг спросил Марк. -- А?
   -- Какая граница? -- занервничала Луиза. -- Куда мы летим?
   -- Я не о том,  -- терпеливо объяснил Марк. -- Я о силе своего Слова,
о его пределах!
   -- А у Искупителя была граница? -- вопросом ответила Хелен.
   План„р снова выравнялся,  пошел к  берегу.  Теперь уже у меня не было
никаких сомнений, что мы долетим.
   -- Хелен...   --  тихонько  позвал  Марк.  Летунья  молчала.  Мальчик
посмотрел на меня. -- Ильмар, я боюсь.
   -- Ровно же идем,  тебе ли полета боятся! -- я похлопал его по плечу,
обнял.
   -- Да нет, не полета! Что вы все такие... прямые...
   -- Себя? -- сообразил я.
   -- Слова в себе. И себя в Слове.
   -- Теперь уже поздно боятся,  Маркус.  Ты уже перевернул мир с ног на
голову,  --  Хелен вела  план„р легко и  бездумно,  голова ее  явно была
забита другим.  -- Когда ты прочитал Истинное Слово, когда убежал, унося
книгу -- ты выбрал, кем станешь.
   -- Хелен! -- Луиза возвысила голос. -- Не богохульствуй!
   -- Это я богохульствую?  --  возмутилась летунья.  --  Полно,  сестра
Луиза. Я правду говорю. Хочешь -- еще больше скажу. Когда я тебя увидела
в гостинице,  от ярости чуть...  ладно,  что уж.  Сама знаешь, в мирской
жизни мы подругами не были.
   -- А у тебя вообще подруги были?  --  взвилась Луиза.  -- Одни мужики
без счета...
   Она вдруг посмотрела на меня и осеклась.
   С чего бы вдруг?
   Разве я  сам этого не  понимаю?  Странно,  если бы  Хелен,  молодая и
красивая женщина,  с ее славой,  титулом, чином, не имела десятков... ну
да, десятков, любовников.
   Я назад смотреть не люблю. В будущее -- не умею. А вот настоящим жить
-- это всегда от тоски спасает.
   -- Луиза,  выслушай меня,  -- очень спокойно и вежливо сказала Хелен.
-- У нас есть минут десять до берега,  потом... не знаю, как сложится. Я
вот что хочу сказать...  видно не зря так получается, что вокруг Маркуса
самые разные люди собираются.  Вот  Ильмар...  ну,  титул у  него теперь
есть,  а в общем-то кто он?  Вор.  Тать нощной. Авантюрист безродный. Не
обижайся, Иль, ведь так?
   -- Так,  --  признал я.  Упоминание безродности меня слегка кольнуло,
пусть я  и не дворянин,  но своих предков знаю.  А в общем --  все верно
Хелен сказала.
   -- А ведь,  наверное, должен ты был стать купцом или мастеровым, так,
Ильмар?
   -- Ну...  так.  Только не  по мне это.  Лучше уж в  гробницах древних
рыться.
   -- О чем и говорю. А я... Какая из меня высокородная дама, Луиза? Так
уж случилось, что в свете на меня разве лишь пальцами не показывали...
   Лицо Луизы пошло красными пятнами.
   -- Ладно,  дело прошлое. Пошла я в летуньи, это теперь мой дом, и моя
судьба.  Я  военный человек,  пусть  и  женщина.  Теперь  ты...  ну,  со
светскостью у тебя тоже плохо получилось? Верно? А вот настоятельница из
тебя хорошая вышла,  уверена.  Раз  никто из  монашек немедля Маркуса не
выдал... ну не слепые же они, должны были заподозрить, что мальчик он, а
то и  лично признать...  Наверное,  тебя твои сестры любили.  И простить
были готовы.  Может молились втихую,  чтобы одумалась ты, да раскаялась,
но не предали.
   Сестра-настоятельница молчала.  Уже  это  было прекрасным результатом
слов летуньи.
   -- Так вот...  -- Хелен оглянулась на напряженно слушающего Марка. --
Теперь ты сам. Бывший младший принц.
   -- Принцы не бывают бывшими!
   -- Думаю,  мальчик,  мы еще не про такие чудеса услышим,  как лишение
титула и  рода...  Что  получилось?  Бывший принц,  сейчас --  хранитель
Истинного Слова.  И Слово в нем растет.  Вокруг --  тоже все неудачники,
что  в  предназначенной судьбе счастья не  нашли.  И  сами  себе  судьбу
выбрали. Разбойник, военная, духовное лицо...
   -- Остановись, летунья, -- тихо сказала Луиза. -- Не множь грехов, не
говори!
   -- Сказала бы. Только ты и сама все поняла.
   -- Я не понял ничего!  --  воскликнул Марк.  Посмотрел на меня, будто
ища поддержки.
   -- А  я  понял,  --  шепотом ответил я.  В  горле холодный ком встал,
сердце екнуло.
   Не думаю,  что Марк хуже меня или летуньи Писание знает.  Просто... к
себе приложить -- тяжело.
   Две  тысячи  лет  назад  Искупитель,   которому  судьбой  иная  жизнь
предназначалась,  за  добродетели  свои  стал  Господу  приемным  сыном,
отражением  его  земным.  И  пошел  по  земле  арамейской,  вокруг  себя
апостолов собирая.  Не силой,  не убеждением даже,  любовью и  добротой.
Сами к нему люди приходили,  прошлое свое отвергая... и были среди них и
военный,  и  вор-душегубец,  и  даже  сборщик  податей,  что  уж  совсем
последнее дело...  Всех  принял,  всех  простил,  всех  в  Истинную Веру
направил...
   А   потом  попал  Искупитель  под  земной  суд,   по  лживым  наветам
священников иудейских. Одиннадцать апостолов от него отреклись, предали,
пусть и  сами  того  не  понимая,  а  лучшего желая.  Один лишь верность
сохранил,  да еще Сестра,  которая и  не Сестрой тогда была,  а  простой
женщиной Марией Башенной...  Смешна была римлянам вера,  не признали они
Искупителя сыном  Божьим  сразу.  И  только  когда  сотворил  Искупитель
подлинное чудо,  Слово произнес --  не стены темницы руша,  а всего лишь
оружие вокруг себя в Холод убирая,  Сестру спасая, только тогда коснулся
римских солдат свет  веры.  Упали они  на  колени перед Искупителем,  из
темницы его вывели, и пошли с ним до самого Рима, Вечного города, где уж
склонились перед Пасынком Божьим все -- от цезаря до последнего раба...
   Сразу все для меня сложилось.
   Давно уж пора была прийти Искупителю снова. Давно.
   План„р  уже  шел  над  землей,  над  поселками  прибрежными,  летунья
выбирала,  где садиться станем.  Марк ответа так и не дождался, и сидел,
вцепившись в  потолочные рейки.  А  я,  чувствуя его  невеликую тяжесть,
частое биение сердца под ладонью, думал об одном.
   Я же его чуть не предал!
   Едва среди преторианцев не оставил!
   А кто же,  потом, когда Марк себя осознает, Двенадцатерых вокруг себя
соберет, да в полную силу войдет, останется единственным верным?
   Кто?
   Нас сейчас трое, еще девять должны прийти.
   Через сомнения, через ненависть даже...
   Или не так все будет в этот раз? Совсем не так?
   И  кто  из  нас  обречен предать Искупителя,  желая лучшего,  а  кто,
единственный, поверит, поймет, как можно планам его помочь?
   Или и тут все по-иному может выйти?
   Не знаю. Не умею я наперед загадывать.
   План„р носом  клюнул,  пошел  на  снижение.  Я  обнял  Марка  крепче,
постарался зафиксировать в  узком пространстве кабины.  Он,  пока еще --
просто Маркус.  И удар о землю, и лезвие меча, и пуля свинцовая -- могут
убить его, как любого человека. Значит, долг мой отныне -- беречь его.
   Как смогу.


   Глава  пятая,  в  которой  я  всех  спасаю,  но  не  получаю  никакой
благодарности.

   Из всех мест для посадки,  что только были перед нами,  Хелен выбрала
самое необычное. Не на воду морскую у берега решила сажать план„р, не на
дорогу, не на поле -- впрочем, что бы из этого вышло, с поплавками-то, а
на маленькое озерцо, километрах в пяти от ближайшего рыбацкого поселка.
   Над поселком мы  прошли уже совсем низко,  и  я  разглядел,  что люди
особенно на  план„р не дивились.  Так,  задирали головы,  кое-кто руками
махал,  и все. Лишь ребятишки пытались бежать вслед, упрямо соревнуясь с
рукотворной птицей.
   Потом мы перемахнули несколько оливковых рощ, апельсиновую плантацию,
на  которой  работали  сборщицы,  и  понеслись  над  озерцом.  Мне  даже
показалось,  что Хелен не рассчитала,  и  мы воткнемся в заросший осокой
берег.
   Да нет, все было верно сделано.
   Поплавки коснулись воды, за план„ром раскинулся веер брызг, будто еще
одни крылья выросли --  из сверкающих капелек.  Подскок, другой -- никак
не  хотела машина с  небом расставаться,  потом мы понеслись по воде.  Я
крепко сжимал Марка,  слегка растерявшегося от такой заботы.  Скомканная
тряпка в дыре вмиг намокла,  отяжелела,  и легко выпала наружу.  Хелен с
натугой потянула какой-то рычаг,  сбоку,  от поплавков,  раздался скрип,
они слегка развернулись, и план„р начал тормозить.
   В  осоку мы въехали уже медленно и вальяжно,  будто экипаж к подъезду
дворца подкатил.  Затрещала осока,  с  треском стала  рваться материя на
крыльях и на кабине.  Со щелчком вылетело переднее стекло,  почему-то не
разбившись при этом.  И все стихло.  План„р стоял,  носом на берегу,  на
песке, а опустившимся хвостом окунувшись в воду.
   -- Все, -- сказала Хелен. -- Сели...
   Никто и  слова не  произнес.  Какая-то  усталость накатилась на всех.
Хелен выдернула из приборной доски запал,  сунула в карман --  сил взять
на Слово не было,  вяло оглянулась,  подмигнула мне, потом стала дергать
дверцу.
   Не открывается. Видно, тростником заклинило.
   -- Милости прошу через окно,  --  не  смутившись,  решила летунья.  И
подала  пример,  на  четвереньках выбравшись  на  короткий,  смятый  при
посадке нос план„ра.  Следом полезла Луиза,  потом я  подсадил Марка,  и
выбрался сам.
   Мы стояли возле помятой, но в общем-то целой машины, и глупо смотрели
друг на друга.  Переход от захваченного десантом,  бьющегося в  истерике
Миракулюса к этой сельской пасторали был слишком резок.
   -- Люди идут... -- задумчиво сказала Луиза.
   Я   резко  повернулся  --   но  это  были  всего  лишь  две  женщины,
простолюдинки, явно из тех, что собирали на плантации апельсины.
   -- Поговори с ними,  сестра,  --  попросила Хелен. -- Спроси, как нам
быстрее добраться...  да  куда угодно.  До  любого города,  где  станция
дилижансов есть.
   -- Хорошо... сестра...
   Надо же. Какое-то примирение между ними намечается!
   Присев  на  песок,  я  разулся,  вытряс из  ботинка завалившийся туда
невесть  когда  камешек.  С  наслаждением  размял  ступни.  Оказывается,
закоченели за время полета, а ведь невысоко летели, и недолго совсем...
   -- Хелен,  --  Марк не отводил взгляд от летуньи.  --  Что ты имела в
виду? Когда про меня, и про Слово говорила?
   -- Ничего особенного. Компания у нас собралась неплохая, вот и все.
   Марк пытливо вглядывался в  Хелен,  но  прочесть хоть что-то  на лице
графини было невозможно.
   -- Угу.  Спасибо, что сестру Луизу взяли. Она мне помогала, ее нельзя
было бросать.
   -- Конечно, Маркус.
   Удивительно,   что  такая  доброта  его  не   обескуражила.   Мальчик
переступил с  ноги  на  ногу,  глянул на  Луизу,  осенявшую склонившихся
крестьянок святым столбом, сказал:
   -- Я отойду, ладно?
   -- Куда? А... конечно.
   Марк быстро пошел по берегу, заворачивая за тростники.
   -- Не убежал бы, -- глядя вслед пробормотал я.
   -- Не думаю. Присоединись, если боишься.
   -- Лучше тут посижу. Совсем скрючился в этом полете.
   -- Сиденье неудобное, -- согласилась Хелен, присела рядом.
   -- Скажи... летунья... ты уверена?
   -- В чем?
   -- Да в том,  что про Маркуса сказала!  Он,  -- я сглотнул, набираясь
духу, -- Мессия?
   Ночная Ведьма молчала.
   -- Он всего лишь мальчишка, -- размышлял я вслух. -- Высокородный, но
в общем, обычный.
   -- Ага, вон, в кустики убежал...
   -- Хелен, я серьезно спрашиваю.
   -- Не знаю я,  Ильмар.  Нет,  конечно, он не Искупитель. Пока. Но вот
что станет дальше?  Когда Слово в нем прорастет окончательно? Искупитель
вначале  был  человек,  от  других  неотличимый.  Во  всяком  случае  --
человеческим глазом.
   -- Вот и я так думаю,  --  с облегчением сказал я.  -- Он может стать
Мессией. А пока -- обычный мальчик...
   -- А может и не стать,  --  задумчиво сообщила Хелен.  -- Но, знаешь,
тут главное -- загадывать по максимуму. Надеяться на лучшее.
   -- Опять кощунствуешь.
   -- Бог за дела судит, не за слова.
   -- Ты еще на острове поняла? Потому и решила его взять?
   -- Да  нет,  Ильмар,  ничего я  там не поняла.  Злость меня охватила,
когда  увидела,  что  план„р  пылает,  а  преторианцы  на  берег  валят.
Знаешь...  решила, что если и не уйдем, то хоть Маркус им не достанется.
А  если  доведется уйти --  то  теперь уж  лучше с  ним.  Раз  на  такое
Владетель  пошел  --   собственный  остров  штурмом  брать,   никого  не
предупредив, -- то на пощаду рассчитывать не стоит.
   -- Особенно теперь.
   -- Да уж,  -- Хелен мрачно усмехнулась. -- Но все равно, хорошая была
атака.  А когда Маркус груз на палубу скинул... сказка, а не бой. Ребята
оценят.
   -- Что?
   -- Нет, меня они не простят. Но такой маневр всякого летуна восхитит.
В любом случае,  кто бы его не провел.  Хоть китаец,  хоть русский, хоть
дикарь-майя... Гляди-ка, возвращается!
   Марк и впрямь шел обратно.  У меня отлегло от сердца --  я уже ожидал
повторения старой истории. Хелен помахала ему рукой.
   -- Сняла бы ты свой лубок,  --  кивнул я на замотанное предплечье. --
Призналась ведь уже, что нет там ничего.
   -- Почему же?  Кое-что есть, -- летунья усмехнулась. -- К тому же мне
не мешает,  а у встречных сочувствие вызывает.  А вон и Луиза... как они
дружно с делами управились.
   И  впрямь --  сестра Луиза и  принц Маркус возвращались одновременно.
Настоятельница выглядела довольной.
   -- Добрые новости!  В пяти километрах отсюда -- проезжий тракт, можно
подсесть в  любой дилижанс.  Ходят они часто,  и обычно места находятся.
Только надо обогнуть селение, оно за леском...
   -- Это хорошо.  Как бы  нам еще Маркуса замаскировать,  --  задумчиво
сказала летунья.
   -- Я платье больше не одену! -- сразу завелся тот. -- Хватит!
   -- Один финт два раза повторять не  стоит,  --  согласился я.  --  Но
способов много придумано.  Можно зайти в село... без Маркуса. Купить там
гроб, наверняка у местного столяра есть готовые...
   -- В гробу не поеду!
   На Марка напала строптивость. Может, почувствовал, что наше отношение
к нему резко изменилось?
   -- Не  пойдет,  --  согласилась с  ним Хелен.  --  Не всякий дилижанс
согласится гробы подвозить. Да и возни много.
   -- Сундук,  --  упорствовал я.  Мне не давали покоя плакаты, что были
развешены по всей Державе. Лицо у Маркуса приметное, легко запомнить...
   -- Время,  Ильмар. Время. Надо идти быстрее, линкор уже пары разводит
и  сюда двигается.  Нет,  вру,  ему надо преторианцев обратно принять...
часа три форы есть.
   Я вздохнул.  Она была права.  К тому же,  спрятав Марка в сундуке, мы
лишились бы свободы маневра.
   -- Хорошо. Тогда вспомню старые навыки.
   -- Какие? -- подозрительно спросил Марк.
   -- Как  розгой  от  пререканий  отучивать!  --  прикрикнул я.  И  сам
остолбенел. Не на бродяжку маленького кричу, не на принца, а на... на?
   На предполагаемого Мессию?
   Но  Марк,  как ни  странно,  от оклика притих и  вопросов не задавал.
Оглядываясь на план„р, мы пошли к лесу.
   -- Поджечь стоило,  --  заметил я.  --  Выгорел бы  за  десять минут.
Меньше следов.
   -- Все равно крестьяне видели,  --  махнула рукой Хелен.  --  Да и не
могу я...  он так хорошо послужил.  Как старого боевого коня зарезать...
не могу...

   Главное,  что меня смущало -- это странность нашей компании. Допустим
я, по-прежнему, человек из богемы. Возвращаюсь из Миракулюса. Нормально,
бывает.  Летунья --  куда  ей  из  формы  своей деться,  тоже  могла там
развлекаться.   Луиза  в  монашеском  облачении...   ничего  особенного,
конечно.  Марк --  мальчик,  по одежде не высокородный,  но из приличной
семьи. Тоже бывает.
   Но все вместе!
   Вот так алхимики берут самые обычные вещи,  соединяют,  и  получается
такая гремучая смесь,  что держись.  При взгляде на всю нашу компанию --
любой насторожится. А приглядевшись к Марку -- поднимет тревогу.
   Разделяться мне  тоже  не  хотелось.  Такие фокусы кончаются одним --
кого-то ловят,  он,  вольно или под пыткой,  выдает остальных. Тем более
Хелен никогда в  бегах не была,  а в сообразительность Луизы я верил еще
меньше.
   Значит,   надо  сделать  нашу  компанию  обычной,   тривиальной,   не
заслуживающей  внимания.  По  пути  я  все  обдумал,  и  невольно  начал
улыбаться. Никому мои действия не понравятся -- но иного выхода нет.
   Мы остановились на краю рощи,  там протекал тоненький ручеек,  а вода
была нужна. Я посмотрел на свою команду -- и вдруг осознал, что все ждут
моих  решений.  Все-таки  я  был  здесь единственный мужчина,  какими бы
военными подвигами ни  прославилась Хелен,  какую бы силу ни нес в  себе
Марк, сколь угодно строптивой ни была бы Луиза...
   -- Так,  -- сказал я, смущенно подавляя желание откашляться и придать
голосу командный тон.  --  У меня есть план.  Но вначале пообещайте, что
будете его выполнять!
   -- Если не в женском платье, и не в гробу... -- буркнул Марк.
   -- Договорились.
   Хелен подозрительно смотрела на меня:
   -- Только меня не наряжай мужчиной. И не брей налысо. И... ну... и не
заставляй изображать сумасшедшую.
   -- А  хорошая идея!  --  с  интонациями летуньи,  когда ей понравился
пол„т с подвешенным Марком, произнес я. -- Ладно, не стану.
   Луиза мучительно пыталась придумать то,  чего она никак не  допустит.
Но то ли настоятельница уже на все была готова, то ли фантазия пасовала.
Махнув рукой, Луиза сказала:
   -- Тебе виднее, Ильмар-вор...
   -- Спасибо,  --  от  души  сказал я.  Настоятельница вызывала у  меня
наибольшие опасения.  --  Тогда запоминайте.  Мы с Хелен --  муж и жена.
Луиза --  приживалка,  дальняя родственница Хелен,  из милости взятая на
содержание...
   Летунья  мстительно улыбнулась,  но  тут  же  задавила улыбку.  Луиза
пожевала губами, но смолчала.
   -- А я? -- подозрительно спросил Марк.
   -- А ты -- наш сын.
   Мальчик с сомнением посмотрел на летунью.
   -- Глупо. Разве что, Хелен меня в тринадцать лет рожала...
   -- Вполне допускаю! -- немедленно отквиталась Луиза.
   Господи Боже!  Ну что за змеиный клубок? Без шпилек и часа прожить не
могут!
   -- Стоп!  --  закричал я, заставив Хелен проглотить ответную реплику.
-- Хватит!  Моя жена любит свою тетушку, тетушка обожает племянницу! Так
себя и вести!  Клянусь,  иначе я беру Маркуса и ухожу с ним вдвоем! А вы
можете лаяться до прихода преторианцев!
   Марк глянул на меня -- и сообразил. Подошел, демонстративно взял меня
за руку.
   Бунт  был  подавлен в  зародыше.  Женщины пыхтели,  мерили друг друга
совсем  не  любезными  взглядами,   но  молчали.  Потом  Хелен  обратила
подавленное ехидство на меня:
   -- И это все, что ты придумал? Кем бы будем называться? Гениально!
   -- Нет, не все. Сейчас будем творить маскарад. Доставайте пудреницы.
   Женщины переглянулись.
   -- Хелен,  Луиза,  если у вас нет с собой косметики -- где угодно, на
Слове,  за пазухой,  в потайных карманах --  значит, я последний дурак в
Державе!
   Хелен вздохнула,  прикрыла глаза.  Потянулась в Холод. Я принял из ее
рук увесистую сумочку, кивнул.
   Луиза извлекала пузырьки,  баночки,  тюбики из многочисленных, хотя и
совершенно неприметных карманов монашеского одеяния.  Это  заняло у  нее
гораздо больше времени, зато в результате она превзошла летунью.
   -- Знаток, -- возмущенно сказала Луиза, расставаясь с богатствами.
   -- Ага.  Мне  однажды друзья сделали подарок,  после полугода тюрьмы,
когда я только вышел... -- я покосился на Марка, но решил, что мальчика,
выросшего при  дворе,  и  в  пять лет  ничем не  смутишь,  не  то  что в
двенадцать.   --  Под  вечер  привели  и  втолкнули  в  номер  гостиницы
девушку... ну, абсолютно голую...
   Марк хихикнул. Луиза негодующе посмотрела на меня.
   -- Ей хорошо заплатили!  --  только и сказал я в свое оправдание.  --
Профессиональная блудница,  очень опытная,  с  церковной лицензией!  Так
вот, утром, когда я проснулся, она красилась у окна.
   Я считал эту тему законченной, но теперь вмешалась Хелен.
   -- Подожди, но... я могу предположить... она Слово знала?
   -- Нет, откуда ей.
   -- Тогда... раз ты с ней спал...
   Луиза укориз