лучайно не увидят.
   Я  собирался  присмотреть корабль,  что  готовится в  море  выйти,  и
приметить,  как к нему добраться.  Вся надежда у нас была --  укрыться в
трюме, да выйти уже в море. Тогда, может, и столкуемся с капитаном. Была
у меня на материке еще заначка, на черный день берег, но куда уж чернее?
   Вот только все мои надежды рухнули,  когда я  выбрался к набережной и
посмотрел на порт. Сердце в пятки рухнуло и пот прошиб.
   Весь  порт  был  яркими огнями опоясан.  Прямо  на  земле  расставили
карбидные фонари,  у  каждого солдат сидел,  да  еще  несколько патрулей
прохаживалось.  И корабли в гавани стояли, вытравив канаты на всю длину,
и тоже в огнях, как на именинах главы Дома, и матросы на палубах.
   Они и  не таились ничуть.  Вовсе не для того порт оцепили,  чтобы нас
поймать --  понимали,  что  мелкая рыбка  в  любой сети  прореху найдет.
Отпугивали они нас от порта,  вот как. Ясно давали понять -- не подходи,
ничего здесь не выйдет.
   -- Сестра-Покровительница...  --  прошептал я.  --  За что же так? А?
Разве я последний гад на земле? Разве заветов не чту?
   Молчала Сестра. То ли не хотела помочь, то ли не могла. Говорят же --
Сестра всем помогает, только кому больше, кому меньше.
   Вот, видно, и для меня настало меньше.
   За минуту в  голову двадцать безумных планов пришло,  и все оказались
недостаточно безумными.  Не пройти.  Никак.  Не проползти по канавам, не
проплыть  вдоль  берега,  не  пройти  в  одежде  мирного  гражданина или
стражника.
   Конец.
   В  порт не  пробиться,  а  завтра придет к  острову линкор...  тут-то
потеха и начнется.  Выйдут на берег высокородные, в своих жилетах серого
металла,  что и  пулей-то не пробить,  выведут лошадей,  привыкших и  по
горам лазить,  и по болотам плестись.  Выгонят всех жителей из домов,  с
собаками прочешут остров...
   Тихонько застонав,  я двинулся обратно. Это что ж такое! Откуда такой
переполох,  такое рвение?  И  почему комендант готов из  рук славу нашей
поимки выпустить,  лишь бы совсем не упустить? Словно не о почестях речь
идет, а о том, чтобы голову сохранить!
   Марк ждал меня под балконом.  Молча выступил навстречу, взял за руку,
прижался  на  миг.   Я  почувствовал,   что  сердце  у  него  колотится.
Волновался, значит.
   -- Плохо дело, -- честно сказал я. -- Порт оцеплен, не пройти. Стражи
-- как блох на псе.  Да и псов хватает...  Приплыли мы,  Марк.  Видно не
стоило дергаться... в руднике тоже живут.
   -- Если в каком-нибудь доме укрыться? -- спросил Марк.
   -- Отсрочка. Только отсрочка.
   Мы  стояли  во  тьме,  прижавшись голова  к  голове  и  шепчась.  Два
неудачливых беглеца, успевших к тому же руки кровью обагрить.
   Самая пора себя пожалеть.
   -- Ничего, Ильмара так легко не возьмешь, -- сказал я, даже не Марку,
а себе самому.
   -- Много солдат в порту?
   -- Очень много.
   -- А город плотно оцеплен?
   -- От души.
   -- Тогда кто в форте?
   Я заглянул мальчику в глаза. Глаза были злые и упрямые.
   -- Да я и не знаю толком, есть ли тут план„ры. Тем более -- дальние.
   -- Один точно есть. Как бы еще в гарнизоне узнали, кто я?
   Прикрыв глаза,  я начал вспоминать, не маячил ли на воде быстроходный
военный клипер. Вроде бы нет. Значит по воде нас никто догнать не мог.
   -- В одной сказке говорится,  как лиса спряталась от собаки в конуре.
Даже если план„ра нет  --  укроемся в  форте.  Уж  там они нас искать не
будут.
   А вот это было такое безумие, что оно мне понравилось.
   -- В сказках люди на небо по бобовому стеблю забираются! -- буркнул я
для порядка.
   Но  из  всего,   что  мы  могли  сделать,   поход  в  форт  оставался
единственным шансом. Пусть даже совсем крошечным.
   -- Только бы до света успеть, -- сказал я. -- Как нога?
   -- Болит,  но несильно. Ты не бойся, Ильмар, я помехой не стану. Надо
-- так побегу.
   -- Надо будет, так ты у меня птичкой полетишь.
   Я сдался.

   Может,   когда  раньше  и   был  форт  неприступной  крепостью.   Сам
Ушаков-паша острова осаждал,  и  кипела здесь настоящая схватка.  Только
теперь форт осады не боялся,  стены у  него остались лишь с двух сторон,
остальные снесли для  удобства застройки;  служил он  просто здоровенной
каменной казармой для трех сотен стражников.  И сейчас,  когда почти все
они  по  городу бегали,  да  порт  охраняли,  пройти в  него  было легче
легкого.
   На  дороге,   что  вела  на  утесы,   пост,   конечно,   стоял.  Трое
солдат-новобранцев, сидели в кругу света от фонаря, да в карты играли. У
меня глаза на лоб полезли от такой беспечности.  Тоже отпугивают,  как в
порту?
   Обошли мы  их  легко,  по крутому,  заросшему жимолостью склону.  Дул
ровный бриз,  кусты так  шумели,  что  можно было и  верхом,  не  таясь,
проехать.  Вышли снова на дорогу --  хорошую,  каменную,  широкую. И тут
меня сомнение взяло.  Пост --  это  не  дозор,  собаки ему не  положено.
Собаки по  острову бегают.  Это как раз понятно.  А  все же откуда такое
разгильдяйство,  при тревоге-то,  да у  начальства под боком?..  Я снова
оставил Марка одного и прошел вперед.
   Верно. Был и второй пост. Двое солдат с офицером -- в темноте блеснул
ствол пулевика.  Полчаса я  за ними наблюдал,  уже и  небо чуть светлеть
начало,  пока не уверился,  что и секрет обойти можно.  Расслабились они
под утро,  задремывать стали. Я вернулся за Марком, и мы тихо прокрались
мимо караула.
   Сколько  же  времени?  Часов  пять  утра,  наверное.  Еще  часок  нам
обеспечен --  хорошо,  что небо тучами затянуто.  А дальше все. Рассвет,
солдаты в казармы начнут возвращаться, так и возьмут нас.
   -- План„рная площадка за стеной, -- шепнул я Марку. -- Так сделаем...
глянем,  есть ли что,  да и будем искать ухоронку. Может, жратву удастся
своровать...
   Марк меня и  не слушал.  Смотрел на развилку --  одна дорога к самому
форту вела,  к казармам и комендантскому дому;  другая к ровной площадке
на утесе,  где план„ры садились.  Напряжен он был как струна.  Долго так
пацану не выдержать.
   Впрочем, и я не железный.
   -- Давай попробуем,  Ильмар,  --  сказал он вполголоса. -- Клянусь, я
сумею план„р поднять.
   -- А посадить сумеешь?
   -- Должен.
   Ничего я  еще для себя не решил.  Спрятаться в форту --  безумие,  но
безумие  правильное,  самое  подходящее для  Скользкого Ильмара.  А  вот
довериться мальчишке,  что грозится план„р в воздух поднять -- я столько
не выпью.
   Но почему бы не поискать укрытие на план„рной площадке?
   -- Идем.
   Дальше постов совсем не было. Видно и впрямь, все в городе, раз такие
места не охраняют.
   А  в  общем-то,  чего план„ры охранять?  Кому они  подвластны,  кроме
летунов высокородных?
   Площадка была велика,  занимала почти столько же  места,  как  и  сам
форт.  Да и  труда в  нее вложили немало --  камень стесали ровнее,  чем
площадь перед графским дворцом. Идешь, ног не чуешь, как на льду. Только
в отличии ото льда подошвы не скользят,  камень ровный, но шершавый. Эх,
сколько же  каторжников здесь судьбу проклинали,  киркой да ломом гранит
ковыряя,  потом  на  карачках ползая,  шлифуя и  выравнивая?..  На  краю
площадки,  ближе  к  форту,  высились несколько строений,  мы  обошли их
стороной.
   А  план„ры  и  впрямь  были.   Целых  три.   Два  поменьше,   чехлами
брезентовыми укрытые, один большой, без чехла. Марк сразу потянул меня к
нему,  и я послушно двинулся следом. Проснулось любопытство... даже если
помирать,  так хоть погляжу на чудо из чудес, перед которым все на свете
меркнет.
   План„р казался птицей.  Огромной птицей,  расправившей крылья,  да  и
замершей устало, не решаясь взлететь. С каждым шагом меня брала робость.
Казалось,  что  исполинское тело сейчас дрогнет,  повернет к  нам острый
клюв кабины и  разразится насмешливым клекотом.  Я даже не заметил,  что
шепчу молитву Искупителю, во всех грехах каюсь, да приношения обещаю.
   А Марк шел вперед.
   Лишь рядом с план„ром я чуть успокоился.  Живого в нем было не больше
чем  в  телеге.   Крылья  оказались  из  дерева,   из  тонких,  решеткой
переплетенных  планок,  обтянутых  плотной,  глянцевой  --  будто  лаком
покрытой,  материей.  Все  разукрашено большими яркими аквилами и  иными
эмблемами. Впереди -- маленькая застекленная кабина. Высокий раздвоенный
хвост --  тоже из дерева и ткани,  все это подрагивало на ветру и тонко,
жалобно стонало.  Под кабиной была закреплена длинная труба,  охваченная
серыми металлическими обручами. План„р держали крепкие веревки, иначе он
давно бы укатился в пропасть на своих колесиках.
   -- Дальний,  --  сказал Марк.  -- Дальний план„р. Вот как они узнали,
Ильмар.  Говорил я  тебе  --  пошлют вслед нам  план„р...  повезло,  наш
корабль его опередил.
   -- Значит,  ты  Сестре люб,  --  я  чувствовал,  что мне надо сказать
что-то  правильное и  лишенное мистики.  Избавится от  сказочных страхов
перед план„ром.
   Мальчишка уже  лез  в  кабину.  Я  заглянул туда  --  два  деревянных
креслица,  таких хлипких,  не понять,  как и держатся, перед передним --
рычаги,  педали,  тяги на тросах.  На доске --  несколько циферблатов --
механические часы,  вроде бы барометр,  компас, да еще что-то. Стрелки и
цифры  на  приборах были  покрыты  фосфором и  таинственно мерцали.  Все
остеклено, только потолок из туго натянутой ткани, но тоже с окошечком в
деревянной раме.
   Марк посидел миг в кресле, озираясь. Потом потянулся в Холод -- и дал
мне зажигалку.
   -- Подсвети, Ильмар. Только осторожно, план„р горит как спичка.
   Я стал светить.  Зажигалка быстро нагрелась, серебро обжигало пальцы,
но я терпел. Марк внимательно разглядывал приборы.
   -- Туши, -- наконец сказал он.
   Он  откинулся в  кресле --  при  его  маленьком росте оно  было  даже
удобным. Вздохнул.
   -- Можно попробовать. Не струсишь, Ильмар?
   И до меня стало доходить --  мальчишка вполне серьезен. Он собирается
поднять план„р в воздух и улететь на материк.
   Сестра,  вразуми дурака!  Отсюда --  до материка! Над морем! Такое не
всякому летуну под силу!
   -- Когда штаны будешь сушить, спроси, не струсил ли я!
   Ну кто меня за язык тянет!  Дать Марку по шее,  да и  пойти на поиски
укрытия!
   -- Тогда посвети еще.
   Я послушался, хоть зажигалка еще и не остыла. Марк между тем запустил
руку под кресло. Поискал там, покачал головой. Перегнулся назад, обшарил
второе кресло.  Посмотрел под доской с  циферблатами --  я  послушно вел
зажигалку вслед за его лицом.
   -- Карт нет, -- тихо сказал Марк. -- Беда. Карт нет, и...
   Он уставился на приборную доску.  Я проследил его взгляд. Циферблаты,
рычажки... Круглая дырка, из которой торчали два стальных штыря.
   -- И запала нет... -- устало добавил Марк.
   -- Не полетим?
   -- До материка не долетим.
   -- Ну так пошли, живо!
   -- Подожди.
   Марк  выскользнул из  кабины.  Безнадежно глянул  на  другие план„ры,
покачал головой. Потом его взгляд вновь обрел твердость.
   -- Летун нужен. Ильмар, пошли.
   Летун?
   Это мне понравилось.
   Нет,  Марку веры нет,  не  может он  план„ром управлять.  А  вот если
настоящему летуну нож к горлу приставить, да потребовать крепко...
   -- Светает уже, -- напомнил я. -- В форт лезть...
   -- Летун далеко от машины не уйдет. Надо в тех домиках посмотреть.
   Тоже мне --  машина! Деревяшки, да парусина. Видел я настоящие машины
-- насос  паровой,   что  из  шахты  воду  откачивает,   главную  машину
оружейного завода, от которой сто ремней ведет, и каждый станок вертит.
   Вот это --  машины.  Котел размером с карету.  Десять кочегаров уголь
таскают.  Пар ревет,  колеса крутятся.  Шатуны бронзовые ходят,  блестят
смазкой.
   А  план„р,  хоть  и  не  суеверный  я,  скорее  на  колдовскую  штуку
походит...
   И все же я послушно шел за Марком.  Голова у него работает,  и сейчас
его наивная отвага -- полезнее моей осторожности.
   Два строения были без окон,  большие, хоть план„р в них загоняй. Марк
их миновал,  не взглянув даже.  А третье -- просто домик, аккуратный, но
небольшой.   Может  для  обслуги,  может  для  поста.  Да  разве  станет
высокородный летун  в  таком ночевать?  Он  лучшую комнату форта займет,
коменданта из постели выгонит...
   Марк  потянул дверь и  беспомощно посмотрел на  меня.  Ага,  мальчик.
Заперто?
   Я  протянул руку  --  он  без  слов дал  кинжал,  и  получил в  обмен
зажигалку.
   -- Свет, -- шепнул я.
   Теперь Марк светил,  а я работал. Замок был простенький, халтурный. Я
провернул механизм,  даже не выбив ключ,  вставленный изнутри.  Подергал
дверь -- так, еще засов.
   Засов не поддавался. И щели не было, чтобы клинком отодвинуть.
   -- Никак? -- одними губами спросил Марк.
   -- Зачем человеку голова дана? -- так же тихо спросил я.
   -- Чтобы рукам было меньше работы.
   -- А руки зачем, знаешь? Чтобы не думать там, где думать не надо...
   Я отошел шагов на пять. Еще раз окинул домик взглядом.
   Нет, не может тут быть крепкого засова. Никто не ожидал, что придется
в домишке осаду выдерживать.
   Разбежавшись я  ударил в  дверь  плечом.  Задвижка звякнула,  выдирая
гвозди,  дверь  распахнулась.  Кубарем вкатившись внутрь,  я  вскочил --
Марк,  умница,  заскочил  следом,  подсвечивая.  Нормальному человеку от
жалкого язычка огня пользы никакой,  а я разглядел шкафы,  грубую лавку,
кадку с водой, вторую дверь. Пнул ее ногой -- распахнулась.
   А вот в этой комнате живут.  Раздался шорох,  испуганный вскрик. Марк
уже  заглядывал следом.  Я  скорее  почувствовал,  чем  увидел движение,
прыгнул,  навалился,  нащупал горло  и  прижал к  коже  кинжал.  Человек
испуганно затих. Страшно оно -- просыпаться с ножом у горла.
   -- Лампу ищи!  --  крикнул я.  Марк заметался по  комнате,  зажигалка
погасла.  Ойкнул,  налетев на что-то.  -- На столе ищи! -- уже спокойнее
добавил я.  В комнате явно больше никого не было, лишние секунды роли не
играли.
   Наконец-то   звякнуло  стекло,   зашипел  разгорающийся  фитиль.   Не
карбидный фонарь, керосинка...
   Я посмотрел на своего пленного.
   Вот незадача!
   Не летун -- молодая девица.
   Застонав от досады, я убрал нож, сел на краю постели. Девушка сжалась
у  стены,  натянув одеяло  до  подбородка.  Хорошенькая.  Светловолосая,
волосы в  косу заплетены,  по  модному руссийскому обычаю,  мягкое голое
плечо белой кожей светится.
   -- Не бойся,  --  сказал я. Посмотрел на Марка, зачарованно глядящего
на девицу: -- Нет фарта, мальчик. Нет.
   Девица всхлипнула.
   -- Где летун? -- спросил я, строго, но без грубости.
   -- В форт пошел... комендант его позвал...
   Голос приятный.  Гулящая девка,  а ведь еще не затертая, свеженькая и
соблазнительная.  Куревом не балуется,  с солдатами не спит. Расстарался
комендант ради высокородного летуна.
   -- Давно?
   -- Нет...  шум был...  --  она всхлипнула.  -- Не убивайте меня, люди
добрые,  ради Искупителя --  не убивайте.  Я вам обоим хорошо сделаю,  я
умею...
   -- Спасибо на добром слове,  --  я хмуро улыбнулся. -- Когда голова в
петле, о забавах не думаешь. Да не хнычь ты, не трону.
   Марк  оторвался  наконец  от  созерцания  голого  плечика,  пошел  по
комнате,  словно  вынюхивая что-то.  В  шкаф  заглянул,  потом  вдруг  к
диванчику у стены метнулся, вскинул в руке голубые тряпки.
   -- Ильмар, форма!
   -- Так,  --  на этот раз моя улыбка была совсем не мирной.  -- А что,
летун голый к коменданту пошел?
   -- Только плащ накинул...
   Девка разревелась, не хуже чем Марк накануне. Ох, у детей да у женщин
всегда глаза на мокром месте...
   -- Ильмар, ты погляди, -- очень спокойно сказал Марк.
   До  меня  дошло не  сразу.  А  уж  когда дошло,  то  пришлось глазами
поморгать, прежде чем я им поверил.
   -- А что, подружка, -- спросил я. -- Летун-то твой в юбке ходит?
   Словно кистенем по морде отвесили!
   Я и заметить не успел,  как девица из-под одеяло кулаком замахнулась.
Откуда такая сила...  да  такой навык...  на  два метра от  кровати меня
унесло.  Лежал я на полу, кинжал, правда, не выпустив, и никак подняться
не мог.
   А   девушка  --   девицей  или  девкой  ее  назвать  больше  язык  не
поворачивался,  уж больно зубы болели, стояла у кровати. Голая, красивая
и быстрая,  словно не спала вовсе.  Один взгляд на меня -- и рванулась к
Марку.  Мальчишка так и застыл,  таращась,  видно не приходилось ему еще
голых женщин видеть.  Сейчас и ему достанется. Только он от такого удара
напрочь сознания лишится...
   Марк ускользнул.  В последний миг,  так же ловко,  как девушка. Юбкой
взмахнул,  набросил ей на голову,  да и отскочил к стене. Девушка в окно
влетела --  чудо,  что стекло не  разбилось.  Через миг оба они стояли в
хитрых позах,  и было это одинаково смешно,  потому что никогда раньше я
не  видел ребенка,  который бы  русское або знал,  а  уж голая женщина в
стойке задиристого петуха -- ничего смешнее на свете нет.
   -- Не сопротивляйся,  мальчик, -- процедила девица. -- Никуда тебе не
деться больше.
   Он молчал, то ли дыхание берег, то ли на движении ее ловил.
   Я помотал головой и стал подыматься.
   -- Тебе мало?  --  не поворачивая головы спросила девушка. -- Остынь,
вор, не за тобой охота.
   Может и  не за мной,  верю теперь.  Только когда охота медведя гонит,
лисой случайной тоже не побрезгуют.
   -- Лицом к стене стань,  да ноги раздвинь,  -- сказал я. -- Не бойся,
не трахну... даже бить не стану.
   Чего я хотел,  того и добился.  Вновь она на меня развернулась,  да и
бросилась в атаку. Ну и фурия! Чисто черная дикарка, из тех что в цирках
выступают,  в грязи друг с другом бьются... только ее бой куда страшнее.
Русское  або  --  вещь  страшная,  оно  не  для  обороны придумано,  для
убийства.
   Об этом я  и  думал,  когда задирать ее начал.  Если хороший удар або
пропустишь --  можно и не подняться. Зато и поймать бойца або в атаке --
одно удовольствие.
   Налетела она  на  мой  кулак --  что  уж  тут поделать,  руки у  меня
длиннее,  а ловкостью Покровительница не обделила. А дальше я полный ряд
провел --  от подсечки под колено,  до удара в пах. На мужиков, конечно,
рассчитано, только и ей несладко пришлось.
   Прости,  Сестра,  но  ты же сама видишь --  не женщина это,  а  дикий
зверь!
   Сел я ей на живот,  будто собирался снасильничать по-обидному, прижал
покрепче, и сказал Марку:
   -- Кидай сюда ее тряпки. Только карманы проверь.
   Мальчишка повиновался.  Я  заглянул девушке в  глаза,  удовлетворенно
кивнул. Пропала из них вся уверенность.
   Неужто и впрямь считала, что может с мужиком в честном бою сладить?
   -- Одевайся... летунья, -- сказал я, поднимаясь. Быстренько так, пока
не опомнилась,  а то достанет таким же ударом,  как я ее.  -- Не срамись
перед мальчишкой.
   Марк ухмыльнулся.  Он  весь был в  горячке драки,  а  глаза все равно
нет-нет, да и стреляли по голому телу.
   -- А  ты  отвернись,  --  велел  я.  --  Нечего позорить девушку,  не
душегуб...
   -- Чего я тут не видел,  --  огрызнулся Марк,  но все же отвернулся к
окну.  В стекле все отражалось,  но я спорить не стал. Уж больно опасная
девица, глаз да глаз нужен.
   Всхлипывая  --  снова  за  старое  взялась,  только  теперь  меня  не
проведешь, девушка встала. Глянула мне в глаза:
   -- И ты отвернись!
   Я засмеялся в голос,  и она молча стала одеваться. Мне сейчас было не
до  ее  прелестей.  Многие на  девицах залетают,  особенно сразу,  как с
каторги вырвутся.  Вмиг голову теряют, и насильничать готовы, и воровать
без ума, лишь бы на девку заработать.
   -- Нужно нам  кое-что от  тебя,  летунья,  --  сказал я.  --  Дашь --
свяжем,  но  не  тронем.  А  нет...  прости,  только все  равно боли  не
выдержишь.
   Она молчала, застегивая небесно-голубой жакет. Форма у летунов -- как
праздничная одежда.  Голубые шелка,  медные  пуговицы,  белые  кружевные
оторочки.  Даже теплые чулки --  в тон, из белой и голубой шерсти. Знаки
различия на форме незнакомые,  летунские -- в виде серебряных птичек. На
мужиках  все  это,  пожалуй,  слишком  помпезно,  а  в