езные двери в
склеп, где мертвые лежат? Я -- видел. Сил унести не было, а так... сидел
бы я тут.
   -- Повезло мне, что у тебя сил не хватило, -- сказал Марк.
   -- Значит,  повезло,  --  согласился я.  Мне  было  очень  интересно,
попросит мальчик взять его в  подручные,  или нет?  Я бы на его месте --
попросил. Точнее, я в свое время -- попросил.
   -- А почему ты мне это рассказываешь, Ильмар?
   -- Это не тайна,  Марк.  И я не один такой, может удачливее других --
вот и все. Ну, знаю кое-что полезное. Языки древние, например.
   Мальчишка молчал.  Сейчас он сидел,  подтянув колени к груди, опустив
на них подбородок,  и, казалось, о чем-то глубоко задумался. Лицо у него
умное,   даже  под   размазанной  слезами  грязью.   Если  попросится  в
подручные...  а ведь возьму,  точно возьму! Смышленый, не подлый, да еще
со  Словом.  Знай я  Слово --  ох,  что бы тогда было!  Сбил бы железные
ворота с петель, коснулся, да и отправил в Холод. А потом...
   Меня обожгло припоздалой мыслью.
   -- Марк, мальчик, а можешь ты еще что-нибудь в Холод спрятать?
   Он  грустно посмотрел на  меня.  Словно  я  сказал  ужасную глупость,
отрывая его от важного дела:
   -- Кирпичик железный?
   -- Например. Можно не один.
   -- Нет,  Ильмар. Честное слово, нет, Слово не то, -- он улыбнулся, то
ли  своему незамысловатому каламбуру,  то ли моей огорченной физиономии.
Будем считать, что каламбуру.
   -- Тяжело тащить?
   -- Да нет,  что ты.  На Слово можно что угодно подвесить,  разницы не
чувствуешь. Дело в том, какое Слово.
   -- Понятно. У тебя -- слабое.
   -- Тут не  в  силе дело,  я  же  говорю.  И  от Слова зависит,  и  от
человека. Может, кто другой с тем же Словом сумел бы все эти кирпичи...
   Марк замолк и съежился под моим взглядом.
   А мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть,  вспомнить, что Сестра
заповедала, да представить себе ад, куда Искупитель подлецов отправляет.
   -- Знаешь  что,   Марк...   Пойдем  мы,  пожалуй.  Подальше  от  этих
кирпичиков.
   Я встал сам, помог подняться мальчишке. Ступал он уже неплохо, может,
с перепугу, -- но не морщась.
   -- Только если  нас  поймают...  не  ляпни стражникам про  Слово,  --
посоветовал я. -- Видел я однажды мужика, из которого Слово пытали...
   -- Ильмар...
   Вытащив факел --  тот уже начал потрескивать и чадить, я посмотрел на
Марка. За эти мгновения мальчишка словно повзрослел года на три.
   -- Спасибо тебе,  Ильмар. Пусть Сестра тебя отблагодарит. А я никогда
не забуду. Что хочешь для тебя сделаю, Искупителем клянусь!
   Я не стал ловить его на клятве и просить Слово.  Вместо того потрепал
по плечу и стал подниматься по лесенке.  Кинжал я взял в зубы,  опасливо
поджав язык. Полезная предосторожность, от многих бед избавляет.
   Еще бы и Марк это понял...

   Марк шел сзади, с факелом. Он хромал, и оттого шумел, но шел довольно
быстро.  А я крался впереди,  вне круга света. Бесшумно, никто не учует.
Если вдруг есть в  доме засада --  кинутся на мальчишку,  тут и настанет
черед кинжалу поработать.
   Но никого в доме не было. Видно, сработали мои уловки. Отбил крысиный
помет нюх  собакам,  замела ветка следы.  Двинулись стражники по  улице,
уткнулись в арык, да и решили, что по воде мы ушли...
   У дверей я дождался Марка.  Молча забрал факел, затоптал. Крепко взял
мальчика за руку,  и повел за собой.  Темно было, очень темно, луну тучи
закрыли,  Опять спасибо Сестре.  В темноте мне любой стражник не помеха.
Для меня --  едва контуры домов проступают, а для солдат -- непроглядная
темень.
   -- Хорошо складывается, -- прошептал я на ухо Марку. -- Теперь в горы
пойдем.  Там отсидимся --  неделю, две... да и двинемся к порту. Морякам
приработок не лишний будет. Заплатим -- укроют, отвезут.
   Марк замотал головой:
   -- Нет! Нельзя в горы!
   -- Это еще почему? Меня боишься?
   -- Нет... Ильмар, меня искать будут!
   -- Неделю, не больше. Солдатам дел больше нет, как по горам...
   -- Ильмар, милый! -- он схватил меня за руку, впился ногтями до боли.
-- Ты же умный! Поверь! Я на каторгу по ошибке попал... как поймут в чем
дело,  пошлют за мной!  И тогда весь остров перероют, горы снесут, шахты
наизнанку вывернут... Ильмар, поверь!
   От такого напора я остолбенел.  А Марк все цеплялся за меня, и шептал
не переставая:
   -- Ты  же  хорошо людей понимаешь,  я  вижу.  Так  подумай,  правду я
говорю, или нет!
   -- А сам-то ты себя понимаешь? Ну с чего тебя искать будут?
   Марк тихонько застонал. Безнадежно сказал:
   -- Ну вот...
   Я закрыл ему рот ладонью -- уж очень голос повысил. Спросил:
   -- Мальчик, а что делать прикажешь? Солдат всех перерезать, да власть
на  островах держать?  Корабль штурмом взять,  да  черный флаг на  мачте
выкинуть? План„р в крепости захватить, да улететь как птицы?
   -- Можно и план„р.
   -- А летуна попросим, чтобы вез куда надо?
   -- Я сам поведу. Я умею.
   -- Да ты с ума съехал...  -- я легонько тряхнул мальчишку. -- План„ры
водить лет  семь учатся,  лучшие из  лучших!  Это  тебе не  из  пулевика
стрелять, это наука тонкая, ее и в Доме не всякий знает!
   -- Я знаю!
   -- Марк,  --  я  постарался,  чтобы  в  голосе  сейчас  появилась вся
строгость,  от природы отпущенная,  и несложно это было сделать,  честно
скажу.  --  Я  дурью страдать не намерен,  и голову в петлю не суну.  Не
хочешь в горы --  уходи,  куда знаешь.  Нож я тебе... нет, нож не отдам.
Тебя не спасет, мне поможет. А в остальном преград не ставлю. Решай.
   Он всхлипнул.
   -- Марк, говори!
   -- Я... я пойду... с тобой.
   -- Вот и хорошо. Умный мальчик. Идем.
   Двинулись мы  по  улице,  и  Марк сразу затих.  Не  стал на слезы сил
тратить,  и  шуметь не стал.  У меня даже подозрение закралось,  что все
всхлипы были для того, чтобы меня растрогать.
   Нет уж,  дружок.  Я не злой, видит Искупитель. Даже добрый, наверное.
Но по глупости умирать не собираюсь.
   В  горах нас никто не  достанет,  и  с  голода там не пропадешь --  в
холмах кроликов,  как  на  болоте комаров.  Холода тоже  бояться нечего,
Печальные Острова --  они теплые,  не чета материку.  Отсидимся в горах,
доберемся до  побережья,  найдем  корабль с  жадным капитаном,  вернемся
домой.  Поумнеет парнишка, так и впрямь не брошу, пристрою к лысому Жаку
или Пейсаху-иудею.  Все хорошо будет.  Если уж Сестра с  этапа вытащила,
так теперь...
   Слишком я расслабился. И почуял засаду шагов за двадцать, хотя должен
был за пятьдесят.  Впрочем,  и засада была хороша --  застыли недвижно у
стены три силуэта, два побольше, один поменьше. Молча, без болтовни, без
курева. То ли новобранцы ретивые, то ли опытные служаки.
   Я застыл, сжал ладонь Марка до боли. Мальчишка понял, замер.
   Вот ведь незадача.  Они нас пока не слышали, может, задремали все же?
Но не ровен час... треснет щепка под ногой пацана, откроет он рот...
   Очень медленно я  подхватил Марка под коленки,  поднял на  руки.  Его
шагу я не доверял, лучше уж за двоих прошагаю.
   Только бы молчал, погодил с вопросами!
   Марк словно онемел.  Даже дышать перестал.  Молодец.  И  вот  это его
понимание, готовность доверится, меня и подвели. Вместо того чтобы сразу
отступить я решил пройти мимо дозора. За кольцо облавы вырвемся -- легче
будет.  Поутру стражники доложат,  что никто мимо не  проходил,  значит,
станут развалины прочесывать. А мы уже далеко!
   И я шагнул вперед.  Бесшумно, не подвели ботинки на дорогом заморском
каучуке, и все навыки разом вернулись, и мальчик застыл, цепляясь мне за
шею, съежившись, будто стараясь полегче стать.
   Вот только тот силуэт, что поменьше, шелохнулся -- и залаял!
   Дурак!
   Я дурак!
   Конечно, кто же наряжает в ночь дозор из трех человек, по караульному
уставу положено посылать двоих с собакой!
   -- Кто  идет!  --  рявкнули от  стены.  Голос был  совсем не  сонный,
прокуренный, крепкий. Не салага-новобранец, опытный стражник там сидел.
   Уже не таясь я  поставил Марка на землю,  толкнул за спину,  выхватил
кинжал.
   -- Взять их, Хан!
   Все  правильно,  как  еще  свирепую русскую овчарку назвать,  как  не
Ханом...
   Черная тень метнулась к нам,  я вытянул вперед руки с кинжалом. Когда
между нами оставалось шагов пять,  пес прыгнул, норовя вцепится в горло,
как учили.
   Вот  только я  уже присел,  вскидывая руки,  ловя беззащитное собачье
брюхо на стальное острие.
   Пес  взвыл,  когда  металл  вспорол ему  живот.  Инерция прыжка  была
велика,  и ударил я хорошо. А уж к заточке лезвия никто бы не придрался.
Вспорол я  пса от  горла до  кобелиных достоинств,  меня окатило кровью,
словно небеса разверзлись.  Пес перелетел через меня,  сбил с ног Марка,
задергался -- но уже в предсмертных конвульсиях. Мальчишка вскрикнул, но
не от боли, от испуга, разницу тут сразу чувствуешь.
   -- Сукины дети, душегубцы! -- заорал стражник. Видно понял, что с его
псом случилось, и остервенел. -- На клочки разорву!
   Все бы ничего, в темноте он бы мигом отправился свою собаку догонять,
вот только второй стражник время даром не терял.
   Зашуршало, и ночь расступилась под светом новомодной карбидной лампы,
ярче которой и у высокородных ничего не водится.
   Оказались мы перед стражниками как на ладони --  я с кинжалом, весь в
крови и Марк, по земле от дергающегося пса отползающий.
   -- Оба тут!  -- сказал стражник с фонарем. Голос был не испуганный, и
не злой,  а  это хуже всего.  Еще и лампа у них оказалась не с зеркалом,
что только в одну сторону светит,  а круговая --  не вырвешься из света.
Стражник поставил фонарь, и потянулся к поясу.
   Сверкнули палаши.  Хорошие палаши --  пусть и не стальные, и не такие
острые, как мой кинжал, да только длиннее его раза в четыре.
   Они оба на меня двинулись --  видно, поняли, что Марк им не помеха. А
может  еще  почему...  стражник с  фонарем напомнил товарищу,  быстро  и
коротко:
   -- Пацана не тронь, награда...
   Это что же такое,  братцы-воры,  не за меня --  Ильмара Скользкого, о
котором по  всей  Державе лихая  слава идет  --  за  маленького бастарда
награда назначена!
   Я начал отступать,  отведя кинжал к плечу, к броску изготовившись. На
миг-другой это их сдержит. Без кинжала я добыча легкая, только тому, кто
первый вперед шагнет, от этого не легче.
   -- Эй, шваль...
   Марк,  согнувшись,  стоял над затихшей собакой. И голос у него был...
правильный голос,  настоящего аристократа,  которому глупый  стражник на
улице дорогу заступил. Солдаты вздрогнули и невольно повернулись.
   Руки  у  мальчишки почему-то  были  во  вспоротом собачьем брюхе.  Он
распрямился,  сжимая ладони --  лодочкой, прости Сестра! -- взмахнул ими
-- как детишки, играющие и брызгающиеся в воде.
   Густая,  темная собачья кровь плеснула в лицо стражникам. Вот уж чего
они не ожидали -- так это умыться кровью.
   -- А... -- как-то глупо и растерянно сказал стражник, который спустил
на нас пса.  А в следующий миг обида перестала его занимать -- я прыгнул
вперед,  и дотянулся клинком до шейной артерии.  Что там брызги собачьей
крови... теперь он в своей был с ног до головы.
   Второго стражника я ударить не успел.  Он отступил, умело прикрываясь
палашом,  не  тратя времени на напрасную атаку.  Только теперь силы были
неравные --  он один,  а  нас двое.  И  мальчишку он больше со счетов не
сбрасывал,  не  решался  к  нему  спиной  повернуться.  Так  и  пятился,
отступая,  ловя взглядом кинжал в моей руке. Взгляды наши встретились, и
в  его  глазах я  прочитал страх.  Достаточный для того,  чтобы рискнуть
нагнутся и вынуть из мертвых рук палаш.
   -- Брось оружие, -- сказал я. -- Слово Ильмара -- не трону!
   Я бы его и впрямь пощадил. Если бы оружие кинул, и рассказал все, что
знал --  где  другие посты,  сколько человек нас ловит,  что за  награда
обещана  за  Марка.  Связал  бы,  да  и  оставил  в  развалинах,  судьбы
дожидаться.
   Только  стражник  не  поверил.   Пятился,   сколько  мог,   а   потом
развернулся,  и бросился бежать,  на ходу что-то из кармана доставая.  В
запале мне померещилось, что это ручной пулевик.
   Ножи метать я умею.  Самое воровское оружие,  что уж тут говорить.  К
этому кинжалу я  еще не привык,  да и не пробовал его метать.  Но баланс
был правильный, кровь кипела в горячке драки, и я решился.
   Кинжал  вошел  ему  под  лопатку,  и  стражник кулем  рухнул.  Лежал,
подергивался, но ноги его уже не слушались.
   -- Одиннадцать предателей...  --  выругался я.  Посмотрел на Марка --
хотелось на ком-то сорвать злость.
   -- Я  же говорил,  не надо в горы,  --  быстро сказал мальчишка.  И я
опомнился.  Все верно,  это я  выбрал дорогу.  Да и  в схватке Марк себя
показал  настоящим  мужчиной,  а  не  высокородным сопляком.  До  такого
додуматься... кровью из собачьих потрохов глаза врагам залить.
   -- Спасибо, Марк, -- сказал я. -- Снова я твой должник.
   Мальчик посмотрел на собаку. Попросил:
   -- Дай палаш, Ильмар.
   Я  подошел,  протянул  ему  оружие.  Марк  нагнулся и  одним  взмахом
перерубил собаке горло.
   Правильно. Пес еще жив, просто оцепенел от боли. Нечего ему мучаться.
Он-то не виноват.
   С   голыми  руками  я  пошел  к  стражнику.   Тот  отчаянным  усилием
перевернулся на бок.  Посмотрел на меня,  скривился в злой ухмылке...  и
поднял руку с короткой трубочкой.
   Нет,  это был не пулевик.  Ракета сигнальная. С самозапалом. Стражник
последним усилием сжал трубку, и в небо с воем взмыла огненная стрела. У
меня все внутри похолодело --  я  запрокинул голову,  и увидел,  как над
городом расцвела алая  звезда.  Ракета  визжала еще  секунд пять,  потом
разорвалась красивым, карнавальным дождем.
   Я нагнулся над стражником, оперся на одно колено, с запоздалым ужасом
понимая,  что подожди он,  пока я  приближусь,  да  направь ракету мне в
живот -- все. Отбегался бы Ильмар. Стал бы не Скользким, а Жареным.
   Видно и  впрямь он  был хорошим стражником.  Предпочел не  с  убийцей
своим поквитаться, а сигнал подать.
   -- Конец тебе,  душегуб,  --  прошептал стражник.  -- Линкор завтра в
гавань входит...  десант высокородный весь остров прочешет. Нахлебаешься
кровушки...
   -- Не ври перед смертью,  --  сказал я, чувствуя противный холодок по
хребту. -- Ради двух каторжников аристократ зад от кресла не подымет...
   Стражник осклабился жуткой предсмертной ухмылкой и закрыл глаза.
   Вот тебе и восьмой из дюжины,  Ильмар. Видишь, как Искупитель с небес
грустно смотрит? Скоро он вздохнет, да и отвернется...
   -- Если Серые Жилеты за остров возьмутся, тут мышиной норы неучтенной
не останется, -- сказал Марк из-за спины. Я повернулся:
   -- Ты что, веришь ему? Орлы мух не ловят, преторианцы за каторжниками
не охотятся!
   -- А что еще за линкор с десантом? -- мальчишка остался невозмутимым.
-- Серебряные Пики на Кавказе, хану руссийскому помогают...
   Я вспомнил собачий прыжок и невольно вздрогнул.
   -- Золотые Подковы -- в столице, Медные Шлемы из Лондона не выведены,
неспокойно там. Только Серые Жилеты и остаются.
   О   лучших  преторианских  частях  Дома   Марк   рассуждал  с   такой
небрежностью,  как я мог бы вспоминать подружек,  сидя за кружкой пива в
кабаке.  Галина на юг поехала,  Джуди опять замуж вышла,  Натали болеет,
одна только толстушка Мари готова Ильмара утешить...
   -- Да не станут аристократы...
   Я  замолчал.  Марк смотрел мне в глаза --  виновато и безнадежно.  Он
тоже понимал, что такое Серые Жилеты -- не щеголи для парадов и почетных
караулов,  вроде Золотых Подков, а подлинная боевая сила Дома, каждый со
Словом,  каждый с пулевиком,  пороху понюхавшие,  кровушки попившие, и в
огонь и в воду готовые,  не ради денег --  что им, высокородным, деньги,
-- ради славы...
   Может быть, Марк понимал это лучше меня.
   -- Чего ты натворил, парень? -- спросил я.
   -- Вор я,  Ильмар Скользкий.  Вор,  как и ты. Только то, что я украл,
дорого стоит. Очень дорого.
   И  на  этот раз я  ему поверил.  Перевернул тело,  выдернул из  спины
стражника нож, обтер о мундир, протянул мальчишке.
   -- Возьми. Я палаш прихвачу.
   -- Зря я к тебе навязался,  --  вдруг сказал Марк. -- Знаешь, Ильмар,
разделиться нам надо. Если Серые Жилеты меня раньше схватят, то за тобой
гоняться не станут. Отсидишься, да и уйдешь.
   Секунду я размышлял, нет ли в его словах чего дельного. Потом покачал
головой. Даже если и впрямь -- главная охота за Марком, меня все равно в
покое не оставят.  От такого конфуза, как высадка на остров высокородных
преторианцев, стражники с ума сойдут. Им тоже сил хватит горы перетрясти
и шахты вывернуть.
   -- Вместе уйдем, -- сказал я. -- Обшарь карманы у того стражника.
   Марк спорить не  стал.  А  вместо того прикоснулся к  мертвому телу и
сказал:
   -- Беру его смерть на себя, Искупитель.
   Я раскрыл было рот,  но промолчал. Поздно уже. Чего теперь. Имел Марк
такое право, как-никак мы вместе сражались.
   А  мне все же  полегче.  Семь --  не  восемь.  Чувствовал я,  что еще
придется пролить кровь на проклятых Печальных Островах.

   Глава четвертая,  в  которой я  решаю,  какая смерть веселее,  но мне
ничего не нравится.

   Эх, если бы не Серые Жилеты! Уйти сейчас в холмы, и никакие стражники
не  успеют на  сигнальную ракету.  Но теперь...  это все равно,  что при
пожаре в дальний угол забиться, чтобы попозже поджарится.
   При пожаре бежать надо.  Бежать,  пусть даже сквозь огонь --  пока не
разгорелся как следует.
   Я  снял со  стражника плотную зеленую куртку,  надел вместо своей.  В
карманах  ничего  хорошего  не  оказалось.  У  второго  Марк  нашел  три
маленькие медные  монетки и  еще  одну  сигнальную ракету.  Ни  еды,  ни
карты...  да  зачем им  карта,  если они на  Островах годами живут,  все
закоулки знают?
   Фонарь брать  не  стали,  я  просто потушил его,  чтобы не  облегчать
врагам работы. Велел:
   -- Пошли. Хватит медлить.
   Марк вопросительно смотрел на меня. Я вздохнул.
   -- Нет, не в горы. К порту идем. Вдруг да повезет?
   -- На корабль?
   -- Пошли, времени нет!
   Как стража посты расставила, я примерно представлял. На всякий случай
прикинул по самому тревожному расписанию --  когда офицеры с пеной у рта
бегают,  комендант  оплеухи  налево-направо  раздает,  сержанты  пинками
солдат  гоняют.   Сеточка  была  плотная,  но  не  настолько,  чтобы  не
прошмыгнуть. Если бы еще один пост заметить, совсем спокойно бы шли...
   Отошли мы  метров на  сто,  когда мимо нас,  затаившихся в  переулке,
прогрохотали сапоги.  Бежали четверо,  к  счастью --  без собак,  двое с
фонарями,  яркие лучики скользили по развалинам. Я прикинул направление,
время, и мы свернули правее. Вовремя -- как раз успели разминуться с еще
одним нарядом. Эти были с собакой. Хорошо, что их азарт передался псу, и
тот нас не учуял.
   Ох,  сейчас станет тяжко.  Найдут тела --  озвереют вконец.  Из самой
опасной зоны  мы,  правда,  выбрались,  и  затянутые силки  поймали лишь
пустоту. Зато и развалины кончились, потянулись трущобы. Кое-где в окнах
горел свет.  Хорошо хоть  по  улицам никто не  шастал,  все  укрылись за
крепкими дверями...  беглых каторжников боятся.  Это  значит --  нас.  Я
поглядывал на Марка.  В  неверном жиденьком свете лицо казалось бледным,
но губы сжаты твердо, и глаза живые. Хорошо держится. Я решил, что можно
особо за него не беспокоится.
   Мы  уже почти до  порта добрались,  когда с  окраины с  визгом взмыли
сигнальные ракеты. Три ,красных, желтая, а потом еще красная.
   -- Армейским  кодом  сигналят,  --  шепнул  я  мальчишке.  --  "Дозор
потерян, враг не обнаружен".
   Марк промолчал.
   -- Постой здесь,  --  велел я.  --  Если услышишь шум...  ну,  шум --
ничего.  А вот если после шума минут десять пройдет,  а меня не будет --
уходи. Куда хочешь уходи, Сестра тебе в помощь. Чуть-чуть я позапираюсь,
потом все выложу, уж не серчай.
   Мальчик кивнул,  и дальше я пошел один. Место у него было удобное, за
толстыми колоннами,  поддерживающими полукруглый балкон,  в полной тьме.
Искать тут не станут, а с