из  крашеной "под  сталь" плотной
парусины,  рубашку в  красно-черную клетку,  серый  свитер грубой вязки,
наверное,  нарочито бесформенный -- чтобы на любую фигуру шел. С тяжелым
сердцем обернулся к небольшому мутному зеркалу.
   Хм.
   Даже странно, но выглядел я вполне пристойно. Не школяром, конечно. И
на клерка не тянул,  слишком жесткое лицо. А вот каким-нибудь художником
или музыкантом -- вполне можно представится...
   Я  пожевал губами,  разгладил щеки,  слегка  разворошил волосы.  Так,
нужны будут детали. Ворованный плащ никак не годится. Нужен более яркий,
или вообще кожаная куртка.  На голову -- какой-нибудь дурацкий берет или
руссийскую мурмолку с кисточкой. Яркий шарф. А вот ботинки еще послужат.
   Вынырнув  из  кабинки,  я  поймал  удивленный и  одобрительный взгляд
продавщицы.  Подобрал  среди  имеющихся серый  берет  и  клетчатый шарф,
глянул еще  раз в  зеркало.  Продавщица молча потянула меня к  большому,
установленному рядом с яркой лампой.
   Прекрасно.
   Во-первых,  выгляжу моложе.  Только надо  выбриться,  бородка слишком
мала,  и  смотрится  неряшливо.  Во-вторых  --  совершенно не  мой  вид.
Пожалуй, в таком облачении даже дряхлый физиономист барон Жан меня бы не
опознал.
   -- Вам очень идет, -- сказала девушка.
   Я с любопытством посмотрел на нее. Девушка улыбнулась.
   -- Пожалуй,  --  признал я.  --  А  в  каком заведении можно было  бы
провести вечер, никого не напугав мануфактурной одеждой?
   -- В "Индейской тропе", например.
   Кажется, мальчик из обслуги это место называл...
   -- Индийская кухня -- это здорово, -- признал я.
   -- Вы были в Индии?
   -- Нет, -- признался я. -- Но еду их пробовал.
   -- Только там не индийская,  там индейская,  -- хихикнула девушка. --
Там даже повар --  настоящая краснокожая женщина. Из Индии, да не той --
из Вест-Индии.
   -- Схожу, -- согласился я. -- А...
   -- Я, кстати, туда тоже хотела заглянуть вечером.
   Начало было многообещающее.  Мы обменялись понимающими улыбками, я не
торгуясь расплатился и вышел из магазина.  Одежда и впрямь была дешевой,
и загодя накопленное раздражение начало таять.
   Прогресс все-таки не остановить. Надо пользоваться его плодами.
   Прогулявшись по  улице,  я  обнаружил какую-то  лавку,  заполненную в
основном молодежью. Продавали тут всякую ерунду -- раскрашенные печатные
плакаты с лицами каких-то популярных личностей,  дешевые гитары и лютни,
тоненькие цепочки из плохого железа, и прочую отраду обеспеченных юнцов.
И все же тут я нашел два последних штриха к портрету --  кожаную куртку,
косо застегивающуюся на  десяток костяных пуговиц,  и  латунный значок с
надписью "Я --  скользкий тип".  Подобную дрянь таскали школяры и всякие
бедные художники, рисующие портреты на улицах.
   Усмехаясь  про  себя,  я  нацепил  значок  прямо  на  куртку.  Да,  я
скользкий.  Ну кто подумает, что Ильмар станет ходить со своим прозвищем
на груди?
   А все-таки,  кто я,  художник или поэт?  Подумав,  я решил, что стану
скульптором.  Труднее проверить мое умение,  а  то художнику в любой миг
могут  подсунуть бумагу и  стило.  В  свои  способности сочинять стихи я
вообще не верил.
   Избавившись от моряцкой одежды и  плаща самым простым и  естественным
образом --  кинув  все  тряпки кучке  нищих,  ошивающихся вокруг дешевой
распивочной,  --  я зашагал дальше.  За моей спиной шел энергичный дележ
одежды.   Скоро   весь   маскарадный  костюм   моряка  Марселя  окажется
разобранным пятью доходягами, а через пару ночевок на улицах превратится
в грязные, мерзкие тряпки. Никаких следов.
   Настроение  стремительно улучшалось.  В  каком-то  случайном  кафе  я
перекусил жареной телятиной с пивом -- пиво оказалось хорошим, не то что
амстердамское,  которое пить  --  все  равно  что  напиться воды  из  их
Амстеля.  Где-то  невдалеке,  на  храме,  часы  отбили  три.  Я  подавил
невольное желание пойти на звук --  с  моими-то грехами лучше Сестре без
посредников молиться.  Но  время  до  вечера занять стоило.  Глупо  было
бродить  без  толку  по  холоду,  еще  нелепее  сидеть  в  гостинице,  а
напиваться, учитывая многообещающий вечер -- тем более.
   И тут решение нашлось само собой. Я вышел к лионскому театру, где как
раз  начиналось представление.  Людей  было  немало --  может  и  впрямь
хорошая труппа?  А  давали  мольеровского "Тартюфа",  вещь  при  должном
умении актеров весьма смешную.
   Я зашел.
   Театр оказался приличный,  видно, искусства в Лионе, как впрочем и по
всей  галльской  провинции,   пользовались  покровительством  властей  и
благосклонностью богатой публики.  И  труппа,  хоть  ни  одного громкого
имени среди актеров не было,  играла славно. Актер, игравший Оргона, так
ловко отвлекал зрителей голосом и мимикой,  что все время казалось -- он
и впрямь знает Слово, на котором припрятан ларец с документами Аргаса. А
сцена во  втором действии,  где мерзавец Тартюф убеждает Оргона дать ему
Слово,  и  переложить на него ларец,  была сыграна поистине великолепно.
Мне  вспомнился короткий диалог покойного брата  Рууда и  епископа:  "мы
узнаем интервал и  длительную фазу Слова".  Конечно,  то,  что  Слово не
только произносят,  я  и раньше знал.  Но только тут,  глядя на движения
актеров,  я понял все, что имелось в виду. Чтобы открыть проход в Холод,
спрятать туда что-то или достать, нужно произвести и несколько жестов, и
звуков,  слив все воедино...  в  красивое,  плавное,  звучащее движение,
открывающее путь в ничто.
   Похоже,  великий комедиант действительно знал Слово.  Не  зря же роль
Оргона писал под себя? Я представил, на что была похожа комедия, когда в
ней играл сам Мольер.  Наверное,  он  старался представить это ловкостью
рук  --  как  сейчас  актер  пытается  выдать  за  подлинное Слово  свое
мастерство престидижитатора.
   Удивительно. Смотрят люди спектаклю, смеются над неуклюжими попытками
Тартюфа научиться Слову, и не понимают, что под маской насмешки спрятана
правда.
   Интересно, а можно было, наблюдая за самим Мольером, научиться Слову?
   Потом меня отвлек монолог Оргона -- уж очень с чувством был исполнен.
   -- По простоте своей я все открыл злодею
   С доверием к его познаньям и уму,
   И он мне дал совет -- дать Слово и ему:
   Что, дескать, ежели потребуют бумаги...
   Публика внимала.  Ни  у  кого  здесь,  конечно,  Слова  не  было.  Но
надежда-то никогда людей не оставляет!  И каждый, наверное, думал -- "уж
если узнаю Слово,  то никому,  никому --  ни жене,  ни сыну,  ни лучшему
другу..."
   Как  и  положено,  спектакль кончился благополучно.  Прибыла Стража с
личным повелением Владетеля,  Тартюфа сослали на рудник, Оргону простили
все прегрешения перед Домом.
   Пока  народ  расходился,  спустившийся со  сцены актер демонстрировал
всем  желающим,  как  он  достает  из  рукава  складной картонный ларец.
Нелишняя предосторожность --  а  то  нашелся бы дурак-душегуб,  желающий
выпытать Слово...
   Я вышел из театра в легкой задумчивости,  упорно вспоминая,  как Марк
лазил в Холод. Может, удастся что вспомнить?
   Нет. Не до того мне было. Правду сказал старый барон -- я воспринимал
Марка  как  маленький  ходячий  склад,   в  то  время  как  он  меня  --
инструктором по бегству с каторги. И Нико прав -- никогда я о будущем не
задумываюсь.  Живу нынешним днем, решаю проблемы по мере накопления. Так
оно, конечно, легче.
   Но может быть,  стоит посмотреть вперед?  Чего я добьюсь, укрывшись в
чужих  странах?  Рано  или  поздно Держава вновь  сойдется с  Ханством в
борьбе --  за  земли,  где еще не  истощились рудники,  за  господство в
колониях,  просто за власть над миром. Что тогда ждет меня, чужестранца?
Руссийские копи в непроходимых снегах? Топор палача, или дешевая удавка?
   А  что  меня  ждет,   если  я  все-таки  поймаю  Марка?   Очень-очень
маловероятная милость Владетеля?  Или снова каторга?  Или, из почтения к
свежему титулу,  сунут в  темницу,  как  Бронзовую Маску,  или  утопят в
бочонке мальвазии?
   Вот в чем проблема.
   Или безопасность на ближайшие годы --  или навсегда.  И  не надо себя
обманывать.  Вот в чем весь выбор --  готов я поставить все на одну,  но
сильную карту, или попытаюсь играть по маленькой.
   А, Ильмар Скользкий?
   Что решишь?
   Как только я понял все до конца,  так сразу стало легче. Этот выбор я
делал постоянно.  Всю жизнь --  с того дня,  как убежал из дома,  вместо
того,  чтобы  пойти  в  ученики  к  мяснику.  Был  бы  сейчас  уважаемым
человеком,  имел  свою лавчонку,  рубил свиные и  коровьи туши,  имел по
вечерам солидный кусок мяса в супе, послушную жену и толпу ребятишек, со
стражником квартальным за руку здоровался...  И  что меня в  такой жизни
напугало?
   Не знаю.  Вот только если передо мной лежит нераскрытый прикуп,  то я
его всегда поднимаю.
   Я зашагал к гостинице. "Индейская тропа" где-то рядом...

   Когда начало смеркаться я  уже  сидел в  "Настоящем Вест-Индском Баре
Индейская Тропа".  Снаружи это  было  здание как  здание,  два  этажа со
скромной  вывеской  на  оживленной  набережной Роны.  А  вот  внутри  --
действительно все  стильно.  Стены  бревенчатые,  с  воткнутыми  кое-где
стрелами и каменными томагавками.  Девушки и парни,  разносящие еду, все
как на подбор загорелые и полуголые,  в замшевой одежде и побрякушках, а
показывающаяся временами с кухни женщина-повар и впрямь --  краснокожая.
Вряд ли она тут что-то готовила,  скорее придавала заведению колорит, но
посмотреть на  нее  было  любопытно.  Музыка  гремела  варварская,  одни
барабаны и бубны, но вроде даже забавно выглядело, как под нее танцуют.
   Вот  только выпить было  толком нечего.  Виски  --  грубое,  мерзкое,
бренди уступал и самому плохому галльскому коньяку,  пиво --  хуже чем в
Амстердаме,  вина и вовсе нет.  Бедолаги,  неужели они в Колониях только
это и пьют?
   Настоящая вест-индская еда тоже оставляла желать лучшего.  Блинчики с
кленовым сиропом -- слишком рыхлые и приторно сладкие, рубленые котлеты,
завернутые в лепешку и политые густым и тоже сладковатым томатным соусом
-- отвратительные на вкус.  На пеммикан, тортилью и крутую маисовую кашу
с  перцем  я  лишь  глянул  --  и  отвернулся.  Все  остальное --  плохо
приготовленные,  как бы  специально испорченные блюда державной кухни --
германской,   каледонской,   иберийской...   Правда   мне   настоятельно
советовали попробовать яблочный пирог,  но у меня уже не осталось веры в
заокеанскую кулинарию.
   И что посетители тут нашли?  Народу,  на удивление, много. В основном
молодежь и придурки вроде меня, только не фальшивая богема, а настоящая.
Видимо,  просто мода.  В  последнее время  стали популярны разговоры про
вест-индские колонии, про неизведанные земли, про край, где много железа
и меди.  "Сакраменто --  край богатый,  железа -- хоть греби лопатой..."
Конечно,  уезжала  в  основном голытьба,  а  такая  вот  молодежь больше
прикидывалась.  Глотала мерзкое пойло,  орала  какие-то  безумные песни,
танцевала на  столах...  Я  тоскливо пил  безвкусное пиво  и  думал,  не
обманет ли  меня девица из  магазина.  Может,  снять какую-нибудь другую
девушку?   Вроде   и   профессионалок  немало,   и   просто  любительниц
приключений.  Начать можно  с  того,  что  мне  нужна  модель для  новой
скульптуры...
   На соседний стул кто-то опустился.  Я  повернул голову,  и  торопливо
улыбнулся. Пришла все-таки.
   -- Привет...
   Вне магазина девушка держалась куда увереннее.  И одета была, кстати,
не в мануфактуру.
   Я щелкнул пальцами, подзывая свою официантку. Спросил:
   -- Что будешь пить?  Только,  на  мой взгляд,  все здешние напитки --
гадость. А ничего нормального не подают. Может переберемся куда-нибудь?
   Я был сейчас готов устроить небольшой кутеж.
   Девушка хихикнула.
   -- Ну...  не знаю. Тут дешево, и ребята знакомые... А мы ведь даже не
познакомились! Меня зовут Сара.
   О, как она подгоняет события!
   -- А меня зовут... -- начал я, торопливо сочиняя имя к новому имиджу.
Но  так ничего придумать и  не успел.  На мое плечо опустилась маленькая
крепкая ладонь.
   -- Милый,  тебя невозможно оставить в одиночестве,  ты сразу заводишь
знакомства...
   Я поднял глаза.
   За  моим  стулом  стояла  Хелен,  Ночная  Ведьма.  Через  плечо  была
перекинута  маленькая  изящная  сумочка,  на  шее  поблескивала скромная
золотая цепочка. Летунья была в платье, а не в форме, и это, признаться,
ей шло. Даже то, что левая рука до локтя была закована в лубок, казалось
причудой, а не увечьем.
   Бедная девушка из магазина мануфактуры вспыхнула. Поднялась.
   -- Надеюсь, ты уже расплатился, милый? -- спросила Хелен.
   Лицо Сары пошло пятнами.  Она посмотрела на  Хелен так,  что я  бы не
удивился,  вспыхни на летуньи платье. Потом на меня. И как я со стула не
упал?  Презрительно дернула плечиками и пошла в центр зала,  к танцующим
вразнобой парням и девчонкам.
   Хелен спокойно села на ее место.
   -- Зачем ты так?  -- глупо спросил я. -- Она же ни в чем не виновата.
И вовсе она не шлюха...
   -- А что?  Я спросила,  расплатился ли ты с официантом. Думаю, делать
тут нечего... Ильмар.
   Я облизнул пересохшие губы. Хелен смотрела на меня с легкой улыбкой.
   -- Что тебе надо? -- спросил я. -- Учти, я вооружен. Поднимешь шум...
   -- Убьешь? -- летунья подалась вперед, всмотрелась мне в лицо. -- Хм.
Точно,  убьешь...  Какой ты злой.  Не дергайся. Все в порядке. Хотела бы
тебя взять -- вышла бы и крикнула Стражу.
   -- Ты днем в Лион прилетела,  --  сказал я.  --  Верно?  Километрах в
тридцати от города включала толкач.
   -- Верно... -- Хелен на миг растерялась.
   -- Я видел твой план„р. Снизу, с дороги.
   Мы молчали.  Подошел официант,  непонимающе посмотрел на меня.  Хелен
окинула  парня  любопытным  взглядом,  особо  задержавшись  на  расшитой
бисером  набедренной повязке.  Паренек  вдруг  покраснел,  на  миг  став
похожим на настоящего индейца.  Взгляд у  летуньи был не меньшей убойной
силы, чем у оскорбленной Сары.
   -- Счет,  --  велела она,  то  ли  удовлетворившись осмотром,  то  ли
наоборот, оставшись недовольной. -- Мы уходим.
   -- Уверена? -- мрачно спросил я.
   -- Конечно.  Что,  собираешься пить  эту  мочу  и  есть сырое тесто с
крученым мясом? Счет, парень!
   Властность настоящей  аристократки прорезалась в  ее  голосе,  парень
вздрогнул. Окончательно его добила реплика Хелен:
   -- А ты, граф, мог бы найти местечко получше для своих развлечений.
   -- Мне  тут  нравится!  --  из  духа  противоречия,  а  вовсе  не  из
изменившихся кулинарных вкусов, рявкнул я.
   -- Я покажу место посимпатичнее.
   Спорить дальше сил не  было.  Хелен ведь действительно могла крикнуть
стражников.  Я  молча  расплатился,  и  мы  вышли из  "Индейской тропы",
провожаемые  неприязненным  взглядом  официанта,   уже  шушукающегося  с
дружками, и полными ненависти глазами Сары.
   Никакой личной жизни.
   Слуга подал Хелен плащ --  богатый, отороченный мехом, слишком теплый
для нынешней погоды,  но летуны,  видно,  любили закутаться поплотнее. Я
натянул свою куртку -- Хелен фыркнула, но промолчала.
   На  мостовой  стояло  несколько  карет,   с  оживившимися  при  нашем
появлении возницами.  Хелен  молча потянуло меня  в  ближайшую,  бросила
кучеру:
   -- В "Старый Погребок".
   Возница щелкнул кнутом и  мы  покатились прочь  от  места  увеселения
лионской молодежи.
   -- Кстати, там, где ты устроился, кровать широкая? -- спросила Хелен.
-- В нашу гостиницу я тебя не поведу, извини. Тебе же боком выйдет.
   Вечерок закручивался на славу.
   -- Чтобы спать вдвоем -- узковата.
   -- А если не спать?
   -- Тогда пойдет.
   Хелен обняла меня и склонила голову на плечо. Со стороны мы выглядели
как  хорошая  пара,   пережившая  короткую  размолвку  и   ступившую  на
сладостный путь примирения.
   -- Ну что тебе от меня надо,  летунья?  -- с мукой сказал я, понимая,
что организм принимает ее поведение с благодарностью.
   -- Многое,  Ильмар. Только и тебе от меня не меньше требуется. Мы оба
по уши в дерьме, вор. И выбираться будем вместе.


   Глава третья, в которой я наконец-то делаю выбор, но сомневаюсь в его
правильности.

   "Старый Погребок" оказался настолько лучше "Индейской тропы",  что  я
испытал невольный приступ благодарности к летунье. И молодых идиотов тут
не  оказалось,  и  выбор  вин  оказался достойным,  и  кухня  более  чем
приличная.  Первые полчаса Хелен даже не  говорила о  делах.  Мы  поели,
выпили незаметно бутылку отличного сухого вина, и я расслабился. Нет, не
собиралась  летунья  меня  выдавать.   По  крайней  мере  сейчас  --  не
собиралась.
   -- Теперь готов  к  серьезному разговору?  --  спросила Хелен,  когда
официант подал десерт и коньяк.
   -- Теперь готов,  --  в тон ей ответил я. Наш столик стоял достаточно
уединенно,  чтобы можно было позволить себе серьезную беседу.  К тому же
маленький  ресторанный оркестр  играл  хоть  и  не  слишком  громко,  но
разговоры заглушал с гарантией.
   -- Давай начистоту?
   -- Давай, -- опять согласился я.
   Хелен крутила в руках бокал.  То ли предложенный ей самой откровенный
разговор давался нелегко, то ли она старалась создать такое впечатление.
   -- Во-первых, ты мне симпатичен, Ильмар.
   Сильный ход...
   -- Графство,  что  пожаловал Маркус,  и  впрямь тобой заслужено.  Так
что... я буду считать тебя аристократом. Равным мне. Достойным серьезных
разговоров и серьезных дел.
   -- Спасибо.
   -- Не иронизируй, Ильмар. Вначале я была уверена, что ты -- трусливая
глупая скотина.  Но  ты  вел себя достойно.  Более чем достойно.  Если я
скажу,  что из всех,  впервые и без подготовки побывавших в небе, ты вел
себя наиболее прилично -- удивишься?
   -- Конечно.
   -- Маркиз  Отто,  которому требовалось срочно  прибыть  в  Версаль из
Вены,  обделался в первую же минуту полета. Не очень аппетитный факт, но
увы, весьма распространенный. А ты боялся, но сумел подавить свой страх.
Это так,  к слову. Да и со мной ты вел себя более чем достойно. Спасибо,
Ильмар.
   Мы молча сдвинули бокалы.
   -- Когда все закончится,  Ильмар,  я  хотела бы видеть тебя в  добром
здравии и с подтвержденным титулом.
   -- Думаешь -- возможно?
   -- Возможно. Граф, я хотела бы ввести вас в курс событий. Боюсь... --
Хелен улыбнулась,  --  отсутствие вас  при дворе сказалось на  понимании
дела. Вначале -- кто такой младший принц Дома Маркус...
   -- Сын  Владетеля  и  польской  княжны  Элизабет.   Принц  без  права
наследования. Никто, если начистоту.
   -- Верно. Молодец, Ильмар. Так вот... я давно не была при дворе. Но у
меня там есть друзья... хорошие друзья, -- летунья улыбнулась, и я вдруг
ощутил внезапный и  глупый укол ревности.  --  Так  что ситуацией владею
достаточно полно. Принц Маркус -- очень умненький мальчик.
   -- Я заметил.
   -- Ко  всему еще,  мальчик показал себя большим спорщиком,  любителем
диспутов...  в  общем  духовенство двора  относилось  к  нему  серьезно.
Достаточно серьезно,  чтобы Маркус получил возможность рыться в  древних
архивах.  В самых закрытых архивах...  титул позволял, а опасности в том
никто не видел.  Ну какая,  скажи,  беда,  если мальчик почитает древние
манускрипты, времен Искупителя и его учеников?
   -- Даже так?
   -- Именно  так.  Вот  тут  самая  темная часть  истории --  даже  мои
источники ничего не  могут выяснить досконально.  Мальчик отрыл какую-то
книгу...  датируемую  чуть  ли  не  пятидесятым годом  от  обожествления
Искупителя. Или даже старее. Вернее всего, старее. Ему позволили взять в
руки эту  святыню,  посидеть в  библиотеке храма.  Как  я  понимаю,  эти
напыщенные  придворные святоши  сами  толком  не  понимали,  что  у  них
хранится. Но на всякий случай оповестили Преемника и высшую канцелярию о
найденной инкунабуле.  Ответ пришел уже через сутки -- Пасынок Божий дал
сан святого паладина своему доверенному секретарю и  отправил в  Лувр на
планере.
   -- Урожайная осень... на святых паладинов... -- б